Текст книги "Знак четырех. Записки о Шерлоке Холмсе (сборник)"

– Все это лишь предположения.

– Но, по крайней мере, все факты получили объяснение. Если всплывут какие-нибудь новые детали, которые не укладываются в эту версию, у нас будет время пересмотреть ее. Сейчас же нам остается только дожидаться вестей из Норбери от нашего друга.

Ждать пришлось недолго. Телеграмму доставили, как только мы допили чай. «Коттедж снова обитаем, – сообщалось в ней. – Опять видел в окне лицо. Буду встречать семичасовой поезд. До вашего приезда ничего не предпринимаю».

Наш клиент ждал нас на платформе. Как только мы вышли из вагона, он бросился к нам, и в свете станционных ламп мы увидели, что он очень бледен и крайне взволнован.

– Они все еще там, мистер Холмс. – Грант Мунро схватил моего друга за рукав. – По дороге сюда я видел свет в окнах. Нужно разобраться во всем раз и навсегда.

– Вы уже решили, что делать? – спросил Холмс, когда мы вышли на темную, обсаженную высокими деревьями проселочную дорогу.

– Я ворвусь в дом и выясню, кто там прячется. И я бы хотел, чтобы вы при этом присутствовали как свидетели.

– И вы готовы сделать это, несмотря на уверения жены, что для вас же будет лучше не раскрывать ее тайну?

– Да, готов.

– Ну что ж, по-моему, вы имеете на это право. Правда, какой бы она ни была, всегда лучше, чем неопределенность и сомнения. Сразу же идите наверх. Конечно, наши действия идут вразрез с законом, но, думаю, игра стоит свеч.

Вечер выдался темным. Моросил дождь. С главной дороги мы свернули на узкую, изрезанную глубокими колеями проселочную дорожку, обсаженную с обеих сторон густыми кустами. Мистер Грант Мунро уверенно шагал вперед, и нам не оставалось ничего другого, кроме как молча следовать за ним, стараясь не отставать.

– Это мой дом, – прошептал он, показав на огонек, поблескивающий между ветвями деревьев. – А вот это коттедж, в который я собираюсь войти.

Проселочная дорога, сделав крюк, вывела нас к зданию. Желтый луч, скользящий по черной земле, указывал на то, что дверь коттеджа приоткрыта. Одно из окон на верхнем этаже было ярко освещено. Вдруг по занавеске, закрывавшей окно, промелькнуло темное пятно.

– Вот это существо! – воскликнул Грант Мунро. – Видите, там кто-то есть! Идите за мной, сейчас все узнаем.

Мы подошли к двери, но в эту секунду откуда-то сбоку из тени вышла женщина и ступила на светящуюся золотую дорожку. В темноте я не мог разобрать ее лица, но увидел, как она молитвенно сложила руки.

– Ради всего святого, не делай этого, Джек! – вскричала она. – Я чувствовала, что ты придешь сюда этой ночью. Подумай еще раз, дорогой! Доверься мне, и тебе никогда не придется жалеть об этом.

– Я слишком долго тебе верил, Эффи! – взвился Грант Мунро. – Отойди от меня! Я должен пройти! Я с моими друзьями собираюсь покончить с этим раз и навсегда!

Сильным движением руки он отодвинул жену в сторону и устремился к дому, мы последовали за ним. Когда Грант Мунро рывком открыл дверь, навстречу ему выбежала другая женщина и попыталась загородить собою проход, но он оттолкнул ее, и в следующую секунду мы уже бежали вверх по лестнице. Грант Мунро ворвался в освещенную комнату на втором этаже, а следом за ним и мы.

Это было небольшое, но уютное, со вкусом обставленное помещение. Его освещали две зажженные свечи на столе и две на камине. В углу, склонившись над письменным столом, сидела маленькая девочка. Лица ее рассмотреть мы не могли, потому что, когда мы влетели в комнату, оно было направлено в другую сторону, зато мы увидели, что на ней красное платье и длинные, по самые рукава белые перчатки. Когда девочка быстро обернулась на шум, от удивления и страха я вскрикнул. Лицо ее было жуткого мертвенно-бледного цвета и казалось застывшим, словно вылепленным из глины. Но в следующую секунду загадка разрешилась. Мы услышали смех Холмса. Он шагнул к девочке, провел рукой у нее за ухом, маска соскочила, и нашим взглядам открылось черное как уголь лицо маленькой негритянки. Она, приоткрыв рот, в котором сверкали белоснежные зубки, удивленно взирала на наши перекошенные от изумления физиономии. Видя невинное выражение ее лица, я тоже рассмеялся, но Грант Мунро стоял неподвижно, вцепившись рукой в горло.

– Боже мой! – вскричал он. – Что это значит?

– Я объясню, что это значит. – В комнату решительно вошла его жена. Губы ее были плотно сжаты, голова гордо поднята. – Как ни пыталась я отговорить тебя, ты все же поступил по-своему, и теперь нам двоим предстоит решить, что делать дальше. Мой муж умер в Атланте. Но ребенок выжил.

– Твой ребенок?

Она взяла в руку большой серебряный медальон, висевший у нее на шее.

– Я никогда не открывала его при тебе.

– Я не знал, что он открывается.

Миссис Мунро нажала на пружинку, и крышка медальона отскочила в сторону. Внутри оказалась фотография удивительно красивого, интеллигентного вида мужчины, черты лица которого безошибочно выдавали в нем потомка выходцев с черного континента.

– Это Джон Хэброн из Атланты, – сказала леди. – И более достойного мужчины эта земля еще не видела. Я отказалась от своей расы, чтобы выйти за него замуж, и, пока он был жив, ни разу не пожалела о своем поступке. Нам не повезло, что в нашем ребенке взяли верх признаки его расы, а не моей, но такое часто случается. Маленькая Люси намного темнее, чем был ее отец. Но, какой бы она ни была, хоть темной, хоть светлой, это моя доченька, моя кровинка.

При этих словах девчушка подбежала к женщине и уткнулась личиком в ее платье.

– Я оставила ее в Америке лишь потому, – продолжила миссис Мунро, – что у нее было слабое здоровье и перемена климата могла повредить ей. Я доверила Люси преданной служанке-шотландке. Никогда, ни на секунду у меня и в мыслях не было отказаться от ребенка. Но когда мы с тобой встретились, Джек, и я поняла, что люблю тебя, я побоялась рассказать тебе о Люси. Да простит меня Бог, я боялась потерять тебя, и у меня не хватило смелости во всем признаться. Мне пришлось выбирать между тобой и ею, и по своей слабости я отвернулась от моей девочки. Три года я скрывала от тебя ее существование, но поддерживала связь с няней и знала, что с Люси все в порядке. В конце концов мне так захотелось увидеть дочь снова, что я не выдержала. Понимая, что это опасно, я все же решилась привезти ее сюда, хоть на пару недель. Я выслала няне сто фунтов и дала ей указание снять коттедж, чтобы, когда они приедут, все выглядело так, будто я не имею к новым соседям никакого отношения. Из осторожности я даже велела ей днем не выпускать ребенка на улицу и закрывать личико и ручки Люси, чтобы по округе не пошли слухи о том, что здесь поселился чернокожий ребенок. Может быть, было бы лучше, если бы я не так осторожничала, но от страха, что ты узнаешь правду, я потеряла голову.

Ты первый сказал мне, что в коттедже кто-то поселился. Мне стоило дождаться утра, но от волнения я не могла заснуть, поэтому ночью, зная, как крепко ты спишь, поднялась и тихонько вышла из дому. Но ты заметил, что я выходила, и это стало началом моих бед. На следующий день моя тайна оказалась в твоих руках, но ты проявил благородство и не стал допытываться. Через три дня няня с ребенком едва успели выскочить через заднюю дверь, когда ты вломился в дом. Теперь ты знаешь все, и я спрашиваю тебя, что будет с нами, с ребенком и со мной?

Сцепив руки, миссис Мунро замерла в ожидании ответа.

Прошло долгих десять минут, прежде чем Грант Мунро нарушил молчание, и мне до сих пор доставляет удовольствие вспоминать его ответ. Он поднял девочку, поцеловал и, держа ее одной рукой, вторую протянул жене.

– Давай поговорим об этом дома, там ведь намного уютнее, – сказал он и повернулся к двери. – Я не идеальный человек, Эффи, но и не подлец.

Пока мы всей компанией шли по дороге, Холмс взял меня за рукав.

– По-моему, – шепнул он, – мы нужнее в Лондоне, чем в Норбери.

Больше об этом деле он не обмолвился ни словом до самого позднего вечера.

– Ватсон, – повернулся Холмс ко мне, когда с зажженной свечой в руке открывал дверь своей спальни, – если вы когда-нибудь заметите, что я начинаю задирать нос или уделяю какому-либо случаю меньше внимания, чем он того заслуживает, просто шепните мне: «Норбери». Я буду вам бесконечно благодарен.

Дело третье
Биржевой маклер

Вскоре после женитьбы я приобрел практику в Паддингтоне. Старому доктору Фаркару, у которого я ее купил, она когда-то приносила весьма неплохой доход, но возраст и приступы пляски святого Витта[67]67
  …приступы пляски святого Витта… – Пляска святого Витта – устаревшее название хореи (от греч. choréia – пляска) – нервной болезни, проявляющейся в быстрых, непроизвольных, несдерживаемых подергиваниях рук и ног. // (Коммент. канд. филол. наук доцента А. П. Краснящих)


[Закрыть], которыми он страдал, значительно уменьшили количество его клиентов. Люди обычно считают (и их можно понять), что тот, кто врачует других, сам не имеет права болеть, и скептически относятся к доктору, лекарства которого не могут исцелить его самого. Так что мой предшественник слабел, а с ним слабела и его практика. К тому моменту, когда я ее купил, доход постепенно снизился с двенадцати до трех с небольшим сотен в год. Но я тогда был молод, уверен в себе и полон сил, поэтому считал, что в течение пары лет сумею вновь сделать паддингтонскую практику такой же прибыльной, какой она была в лучшие годы.

Взяв дело в свои руки, я на три месяца с головой ушел в работу и почти не встречался со своим другом Шерлоком Холмсом. У меня просто не было времени навещать его на Бейкер-стрит, а сам он редко выходил из дому, если это не было связано с его работой. Поэтому я был несколько удивлен, когда одним июньским утром, сев после завтрака почитать «Британский медицинский журнал»[68]68
  …«Британский медицинский журнал»… – Один из наиболее влиятельных научных журналов в области медицины. Выходит с 1840 года. // (Коммент. канд. филол. наук доцента А. П. Краснящих)


[Закрыть], я услышал, как звякнул дверной колокольчик и раздался высокий, немного скрипучий голос моего старого друга.

– Ватсон, дружище, – сказал Холмс, шагнув в комнату. – Как я рад вас видеть! Надеюсь, миссис Ватсон уже пришла в себя после нашего небольшого приключения в деле о «Знаке четырех»?

– Спасибо, мы с ней прекрасно себя чувствуем, – сказал я, горячо пожимая его руку.

– И надеюсь, – продолжил он, усаживаясь в кресло-качалку, – с вашей новой практикой вы не утратили интереса к загадкам.

– Наоборот! – воскликнул я. – Вот только вчера вечером я пересматривал свои старые записи и систематизировал некоторые из наших прошлых дел.

– То есть вы не против пополнить свою коллекцию.

– Конечно же нет. Я бы с радостью поучаствовал в каком-нибудь интересном деле.

– А что, если я предложу вам сделать это прямо сегодня?

– Да хоть бы и сегодня.

– Даже если для этого потребуется ехать в Бирмингем?

– Разумеется, если вам это нужно.

– А как же ваша практика?

– Я иногда подменяю соседа, когда ему нужно куда-нибудь уехать. Он будет рад отработать долг.

– Ха! Просто замечательно! – довольно воскликнул Холмс, откинулся на спинку кресла и через полуопущенные веки стал внимательно меня оглядывать. – Вижу, вам недавно нездоровилось. Простуда, да еще летом, всегда изматывает.

– Да, я на прошлой неделе три дня провалялся дома с температурой. Однако я думал, что никаких следов болезни не осталось.

– Так и есть, вы выглядите совершенно здоровым и полным сил.

– Как же вы догадались?

– Дружище, вам же прекрасно известны мои методы.

– Логическая цепочка?

– Именно.

– И с чего же вы начали?

– С ваших тапок.

Я недоуменно посмотрел на новые тапки из лакированной кожи, которые были у меня на ногах.

– Но как вам удалось… – хотел спросить я, но Холмс ответил на вопрос, не дожидаясь его окончания.

– Тапки новые, – сказал он. – Скорее всего вы купили их пару недель назад. Подошвы, которые вы выставили напоказ, слегка обожжены. Сначала я решил, что тапки побывали в воде и подгорели в сушилке, но потом заметил на одной подошве круглый бумажный ярлычок с каракулями продавца. От влаги ярлычок, конечно же, отклеился бы. Следовательно, вы сидели у камина, вытянув ноги к самому огню, а здоровый человек летом, даже таким дождливым, как в этом году, никогда не стал бы такого делать.

Как всегда, после объяснений цепь последовательных выводов, проделанных Холмсом в считанные секунды, показалась удивительно простой. Поняв по выражению лица мою мысль, Холмс тяжко вздохнул.

– Нужно мне отделаться от привычки все объяснять, – сказал он. – Голые выводы без объяснений производят куда большее впечатление. Так что, вы готовы ехать в Бирмингем?

– Конечно. Расскажите о деле.

– Все узнаете в поезде. Мой клиент ждет меня на улице в экипаже. Можете ехать прямо сейчас?

– Одну секунду. – Я черкнул записку соседу, сбегал наверх объяснить жене, что случилось, и настиг Холмса у выхода.

– Ваш сосед тоже доктор, – кивнул он на медную дощечку на двери.

– Да, он, как и я, купил здесь практику.

– Старую?

– Такую же, как моя. Врачи здесь практикуют с тех пор, как были построены эти дома.

– Значит, вам досталась лучшая.

– Я на это надеюсь. А почему вы так решили?

– Ступеньки, друг мой. Ступеньки, ведущие к вашей двери, стерты на три дюйма глубже… Джентльмен в кебе – мой клиент, мистер Холл Пикрофт. Позвольте вас представить. Кучер, гоните на вокзал, мы как раз успеваем на поезд.

Человек, напротив которого я уселся, оказался здорового вида, хорошо сложенным юношей с открытым честным лицом и тонкими жесткими светлыми усиками. На нем красовался начищенный до блеска цилиндр и элегантный костюм строгого черного цвета. Костюм выдавал в мистере Пикрофте обитателя района Сити, представителя той группы молодых людей, которые получили несколько пренебрежительное прозвище «кокни»[69]69
  …кокни… – Пренебрежительно-насмешливое прозвище уроженца Лондона из низших слоев населения, говорящего на специфическом жаргоне. От англ. сockney, буквально – петушиное яйцо. // (Коммент. канд. филол. наук доцента А. П. Краснящих)


[Закрыть], хотя именно ими чаще всего пополняются добровольческие полки и именно они являются лучшими атлетами и спортсменами на наших родных островах. Круглое румяное лицо дышало энергией и юношеским задором, только уголки рта, как мне показалось, были как будто нарочно немного опущены. О том, что привело мистера Пикрофта к Шерлоку Холмсу, я узнал лишь тогда, когда поезд, в котором мы заняли купе первого класса, тронулся и стал набирать скорость.

– Нам ехать семьдесят минут, – заметил Холмс. – Я хочу, чтобы вы, мистер Холл Пикрофт, повторили для моего друга крайне любопытную историю, происшедшую с вами, в тех же словах, в которых рассказывали ее мне. Еще лучше, если вы вспомните дополнительные подробности. Мне будет полезно еще раз послушать, в какой последовательности развивались события. Ватсон, я пока не могу сказать, украсит ли это дело вашу коллекцию, или наоборот, окажется, что оно яйца выеденного не стоит. Но, по крайней мере, в нем есть необычные, даже шокирующие обстоятельства, которые вы, как и я, так любите. Прошу вас, мистер Пикрофт, начинайте, больше я вас прерывать не буду.

Наш юный попутчик посмотрел на меня горящими глазами.

– Самое плохое в этой истории то, – начал он, – что я выставил себя круглым дураком. Конечно, может быть, все еще образуется, все равно ведь по-другому я поступить не мог, но, если я лишусь кормушки и ничего не получу взамен, вот тогда я пойму, каким ослом был. Я плохой рассказчик, доктор Ватсон, но попытаюсь рассказать все как было.

Служил я в конторе «Коксон-энд-Вудхаус» в Дрейперс-гарденс, но весной этого года, когда лопнул венесуэльский заем (вы наверняка слышали об этом), фирма вылетела в трубу. Проработал я там пять лет. Старик Коксон выписал мне просто-таки потрясающую рекомендацию, когда дело накрылось, но, естественно, нам, маклерам, помахали ручкой и уволили. Всех двадцать семь человек. Я потыкался по разным конторам, но сейчас безработных маклеров хоть пруд пруди, поэтому мест свободных просто не было. У Коксона я зарабатывал три фунта в неделю и на черный день отложил себе семьдесят фунтов, но скоро деньги эти закончились, мне даже не за что было марки и конверты купить, чтобы писать по объявлениям. Я стоптал последние башмаки, обивая пороги разных контор, но так ничего и не нашел.

Наконец я узнал, что есть свободное место в «Моусон-энд-Виллиамс», большой фондовой бирже на Ломбард-стрит. Не думаю, что вы хорошо разбираетесь в деловой жизни Лондона, но поверьте, это одно из самых богатых заведений подобного рода во всем городе. В объявлении было сказано, что будут рассматриваться только заявления, посланные по почте. Ну я и послал им свою рекомендацию вместе с анкетой, хотя даже не надеялся получить ответ. Однако ответ пришел, в нем было сказано, что если я явлюсь в следующий понедельник, то смогу в тот же день приступить к исполнению своих новых обязанностей, при условии, что их устроит мой внешний вид. Никто ведь не знает, как решаются кадровые вопросы. Кое-кто говорит, что управляющий просто достает из кучи анкет одну наугад. В общем, на этот раз мне повезло и я был на седьмом небе от счастья. В неделю я бы получал даже на фунт больше, чем у Коксона, а обязанности были почти такие же.

Теперь начинается самое странное. Обитаю я в квартирке на Поттерс-террас, это около Хампстеда. В общем, в тот вечер, когда я получил это письмо, сижу я, курю, и тут приходит квартирная хозяйка с карточкой, на которой написано: «Артур Пиннер. Финансовый агент». Человека с таким именем я не знал, и что ему от меня было нужно, предположить не мог, но все равно попросил хозяйку провести его ко мне. Это оказался темноволосый темноглазый мужчина среднего роста с черной бородой и гладким блестящим носом. Он был весь такой суетливый, разговаривал быстро, как человек, знающий цену времени.

«Мистер Холл Пикрофт?» – спросил он. – «Да, сэр», – сказал я и придвинул ему стул. – «Предыдущее место работы – „Коксон-энд-Вудхаус“?» – «Да, сэр». – «А теперь числитесь в штате Моусона». – «Верно». – «Что ж, – сказал он. – Дело в том, что до меня дошли просто поразительные рассказы о ваших талантах. Вы помните Паркера, бывшего управляющего Коксона? Он постоянно вас вспоминает».

Само собой, такое мне приятно было слышать. В конторе меня ценили, но я и не подозревал, что по городу обо мне ходят разговоры.

«У вас хорошая память?» – спросил Пиннер. – «Вообще-то так себе», – скромно ответил я. – «После увольнения вы занимались финансовой деятельностью?» – продолжал спрашивать он. – «Я каждое утро читал сводки с фондовых бирж». – «Сразу видно настоящего маклера! – воскликнул он. – Вот так люди и добиваются процветания! Вы не против, если я устрою вам небольшую проверку? Так-с. Курс эйрширских акций?» – «Сто шесть с четвертью – сто пять и семь восьмых». – «А новозеландские объединенные?» – «Сто четыре». – «Британские Брокен-хиллс?» – «Семь – семь и шесть десятых». – «Поразительно! – закричал Артур Пиннер, всплеснув руками. – Все так, как мне и рассказывали. Мальчик мой, мальчик мой, вы слишком хороши, чтобы работать простым маклером у Моусона!»

Я только рот раскрыл.

«Знаете, – пролепетал я, – по-моему, у других мнение обо мне не такое высокое, как у вас, мистер Пиннер. Я потратил много сил, чтобы подыскать себе место, и мне не хотелось бы от него отказываться». – «Дружище, да с вашими-то способностями и заниматься такой ерундой! Это все равно что палить из пушки по воробьям. Послушайте, что я вам скажу: такому специалисту, как вы, мое предложение, конечно же, может показаться весьма скромным. Но если сравнить его с тем, что вы будете иметь у Моусона, это небо и земля. Так когда вам назначено?» – «В понедельник». – «Ха, ха! Рискну предсказать, что вы туда не пойдете». – «Не пойду в „Моусон-энд-Виллиамс“?» – «Да, сэр. К тому времени вы уже будете занимать должность коммерческого директора Франко-мидландской компании скобяных изделий, имеющей сто тридцать четыре отделения в городах и селах Франции, не считая филиалов в Брюсселе и Сан-Ремо».

От его слов у меня дыхание перехватило.

«Никогда о такой не слышал», – сказал я. – «И неудивительно. Компания не кричит о своих успехах на каждом углу, потому что уставной капитал ее был сформирован целиком из частных вкладов, и теперь она приносит слишком хороший доход, чтобы допускать к ней посторонних. Мой брат, Гарри Пиннер, – один из ее учредителей, в совете директоров он получил место исполнительного директора. Зная, что я собираюсь возвращаться в Лондон, он попросил подыскать хорошего недорогого специалиста. Для начала мы можем предложить вам всего лишь пятьсот фунтов, но, уверяю вас, это только начало».

Я не поверил своим ушам.

«Пятьсот фунтов в год!» – «Пока да, но дополнительно вы будете иметь один процент с каждой сделки, заключенной вашими агентами, а это, можете мне поверить, выливается в сумму куда больше названной». – «Но я же ничего не смыслю в скобяных изделиях».

Он уже, похоже, начинал терять терпение.

«Какая разница, ведь вы – прекрасный финансист».

У меня голова пошла кругом, я уже с трудом сохранял спокойствие, но тут засомневался.

«Буду с вами откровенен, – сказал я. – У Моусона мне обещали всего двести фунтов. Но „Моусон-энд-Вилльямс“ – заведение известное и с хорошей репутацией, а о вашей организации я знаю так мало, что…» – «Молодец! Ай да молодец! – закричал Артур Пиннер и чуть ли не полез обниматься. – Вы – именно тот человек, который нам нужен! Сразу видно деловую хватку. Вот сто фунтов, и если мы договорились, забирайте их себе в качестве аванса». – «Прекрасно, – сказал я. – Когда мне приступать к работе?» – «Завтра в час будьте в Бирмингеме, – сказал он. – Вот вам записка, отдадите ее моему брату. Найдете его по адресу Корпорейшн-стрит, 126-Б, там компания временно снимает рабочее помещение. Естественно, он еще должен будет одобрить вас, но, между нами, можете не переживать». – «Мистер Пиннер, у меня нет слов, чтобы выразить свою признательность», – сказал я. – «Не стоит, мальчик мой. Поверьте, вы этого заслуживаете. Нам с вами осталось уладить еще пару пустяков, простая формальность. Вижу, у вас на столе лежит лист бумаги, будьте добры, напишите „Согласен исполнять обязанности коммерческого директора компании с ограниченной ответственностью „Франко-мидландские скобяные изделия“ при минимальной зарплате 500 фунтов стерлингов в год“».

Я сделал то, что просил мистер Пиннер, и он спрятал бумагу себе в карман.

«И еще кое-что, – сказал он. – Как вы поступите с Моусоном?»

От радости я совершенно забыл о Моусоне.

«Пришлю им письменный отказ», – ответил я. – «Как раз этого делать не следует. Знаете, у меня из-за вас вышел спор с их менеджером. Когда я начал расспрашивать его о вас, он повел себя очень грубо, обвинил меня в том, что я хочу переманить у них специалиста и все такое. В конце концов я тоже слегка вспылил. „Хотите иметь хороших специалистов, платите им достойную зарплату!“ – сказал я ему. „Он скорее согласится на нашу маленькую зарплату, чем на вашу большую“, – заявил он мне в ответ. „Ставлю пять фунтов, – сказал тогда я, – что, когда он узнает о моем предложении, вы от него больше слова не услышите“. „Принято, – сказал он. – Мы вытащили его из канавы, поэтому просто так он от нас не откажется“. Именно так и выразился». – «Какой мерзавец, а! – закричал я. – Да я его в жизни не видел. С чего это вдруг мне с ним считаться? Не буду я им ничего писать, если вы так советуете». – «Значит, обещаете не писать? Прекрасно! – сказал Артур Пиннер, вставая со стула. – Я очень рад, что мне удалось подыскать для брата такого человека. Вот ваш аванс, и вот записка для брата. Запомните адрес: Корпорейшн-стрит, 126-Б и не забудьте, вам назначено на завтра на час дня. Всего доброго, удачи вам».

Вот и весь разговор, насколько я помню. Можете себе представить, доктор Ватсон, как я обрадовался такому везению. Я так разволновался, что полночи не спал и на следующий день первым же поездом отправился в Бирмингем. Свои вещи я оставил в гостинице на Нью-стрит и пошел по указанному адресу.

Явился я туда за четверть часа до назначенного времени, но подумал, что хуже от этого не будет. Дом 126-Би был зажат между двумя большими магазинами. Когда я туда вошел, я увидел каменную винтовую лестницу и множество квартир, сдаваемых под конторы и кабинеты. Внизу на стене висел список всех, кто снимает там помещения, но названия «Франко-мидландская компания скобяных изделий» среди них не было. У меня сердце ушло в пятки. Я несколько минут простоял на одном месте, думая, неужели меня надули, но потом ко мне подошел человек. Он был очень похож на того мужчину, с которым я разговаривал вчера, та же фигура, такой же голос, только он был чисто выбрит и волосы у него были немного светлее.

«Вы мистер Холл Пикрофт?» – обратился он ко мне. – «Да», – ответил я. – «О, вас-то я и жду, но вы приехали немного раньше назначенного времени. Сегодня утром я получил от брата письмо, он прямо-таки дифирамбы вам поет». – «А я как раз искал ваш кабинет, когда вы подошли». – «Нашего названия пока нет в списке, потому что мы только на прошлой неделе сняли здесь помещение. Пойдемте со мной, все обсудим наверху».

Мы взобрались по длиннющей лестнице под самую крышу. Там было несколько совершенно пустых маленьких комнаток, пыльных, без ковров и занавесок. Я-то представлял себе большой зал с блестящими столами и целой кучей служащих, а там из мебели были два обычных стула, маленький столик да мусорная корзина. На столе лежали счеты. Я, признаться, несколько растерялся, когда увидел все это.

«Не удивляйтесь, мистер Пикрофт, – сказал мой новый знакомый, видя, как у меня отвисла челюсть. – Рим строился не один день. Денег у нашей компании достаточно, но мы предпочитаем не тратить их на содержание роскошных кабинетов. Прошу, садитесь. Записка от брата при вас?»

Я вручил ему записку, он очень внимательно ее прочитал.

«Вы, похоже, просто поразили Артура, – произнес Гарри Пиннер. – А он, надо сказать, судья довольно строгий. Брат, правда, оценивает людей по своим лондонским меркам, а я – по бирмингемским, но на этот раз, я, пожалуй, прислушаюсь к его совету. Считайте, что вы приняты на работу». – «Что входит в мои обязанности?» – спросил я. – «Вы возглавите новое большое отделение в Париже, которое наводнит английской посудой магазины наших ста тридцати четырех агентов во Франции. Договор будет подписан в течение недели. Вы пока оставайтесь в Бирмингеме, займетесь делом». – «Каким?»

Он достал из ящика стола большую книгу в красной обложке.

«Это справочная книга по Парижу, – сказал он. – Здесь возле фамилий указан род занятий. Берите справочник домой и выпишите имена и адреса всех торговцев скобяными изделиями. Для меня это чрезвычайно полезная информация». – «Но ведь наверняка существуют специализированные справочники. Может, стоит поискать один из них?» – предложил я. – «Все они недостаточно надежны. Французская система отличается от нашей. Сделайте то, о чем я прошу. Результаты предоставьте мне в понедельник, к полудню. Всего доброго, мистер Пикрофт. Если вы и дальше будете проявлять такое же рвение и сноровку, вас ждет большое будущее в нашей компании».

Я вернулся в гостиницу с книгой под мышкой и большим сомнением в душе. С одной стороны, я был нанят на работу, в кармане у меня лежало сто фунтов, но с другой стороны, отсутствие названия в списке и другие детали, удивительные для делового человека, произвели на меня нехорошее впечатление о моих работодателях. Но я решил: будь что будет, ведь, в конце концов, деньги-то у меня, и взялся за работу. Все воскресенье я возился со справочником, но к понедельнику дошел только до буквы «Эйч». Я пошел к своему новому начальнику (он сидел все в той же голой комнате) и получил указание продолжать работу до среды, потом явиться снова. К среде я не уложился и получил отсрочку до пятницы, то есть до вчерашнего дня. В пятницу я сдал мистеру Гарри Пиннеру работу в готовом виде.

«Большое спасибо, – сказал он. – Я, кажется, немного недооценил сложность задания. Этот список будет мне очень полезен». – «Да, с ним пришлось повозиться», – сказал я. – «Теперь я хочу, чтобы вы составили список мебельных магазинов. В них торгуют посудой». – «Хорошо». – «И зайдите ко мне завтра вечером, расскажете, как продвигается дело. Только не переусердствуйте. Поработаете сегодня, а вечерком сходите в мюзик-холл».

Он усмехнулся, и, к своему ужасу, я заметил, что на втором зубе слева у него стоит большая золотая пломба.

Шерлок Холмс довольно потер руки, а я удивленно уставился на нашего клиента.

– Понимаете, доктор Ватсон, – пояснил он, – когда мы разговаривали с тем типом в Лондоне, его так обрадовало мое решение не писать Моусону, что он рассмеялся, и у него во рту я увидел точно такую же золотую пломбу на том же самом зубе. Я бы ее и не заметил, если бы золото не блеснуло. Эти двое отличались друг от друга лишь тем, что легко можно подделать с помощью бритвы или парика, а фигура и голос у них и вовсе одинаковые, поэтому-то я понял, что это один и тот же человек. Конечно, братья должны быть похожи, но не до такой же степени, чтобы на зубах у них были одинаковые пломбы. Потом Гарри Пиннер выпроводил меня из комнаты, и я вышел на улицу в полной растерянности.

Я вернулся в гостиницу, сунул голову под холодную воду и попытался понять, что происходит. Зачем он отправил меня из Лондона в Бирмингем? Зачем приехал туда раньше, чем я? Для чего ему понадобилось писать письмо самому себе? Бессмыслица какая-то! Он совершенно сбил меня с толку. Но потом меня вдруг осенило, что загадка, которая не по плечу мне, для мистера Шерлока Холмса – пара пустяков. Вечером я сел на поезд, утром приехал в Лондон и теперь вместе с вами, джентльмены, возвращаюсь в Бирмингем.

Когда маклер закончил свою удивительную историю, в купе ненадолго воцарилось молчание. Потом Шерлок Холмс откинулся на мягкую спинку сиденья и с довольным, но несколько скептическим выражением, как ценитель, сделавший первый глоток марочного вина, покосился в мою сторону.

– Довольно любопытно, правда, Ватсон? – сказал он. – Некоторые подробности меня просто радуют. Думаю, вы согласитесь, что небольшой разговор с мистером Артуром Гарри Пиннером во временной конторе компании «Франко-мидландские скобяные изделия» будет интересен нам обоим.

– Но как нам это устроить?

– Очень просто, – вмешался в разговор Холл Пикрофт. – Вы – мои друзья и ищете работу. Будет вполне естественно, если я приведу вас к исполнительному директору.

– Согласен, – кивнул Холмс. – Мне бы очень хотелось лично взглянуть на этого господина и попытаться разобраться, какую игру он затеял. Друг мой, скажите, чем вы могли привлечь к себе его внимание? Или возможно такое, что… – Но тут он замолчал и всю оставшуюся дорогу просидел, грызя ногти с отсутствующим видом и глядя в окно. Мы снова услышали его голос только на Нью-стрит.

Вечером в семь часов мы втроем подходили к зданию на Корпорейшн-стрит, в котором размещалась контора компании.

– Нам нет смысла подниматься раньше времени, – сказал наш клиент. – Он явно приходит туда, только чтобы встретиться со мной. До той поры мы никого там не застанем.

– Хм, интересно, – заметил Холмс.

– О, смотрите! – воскликнул тут маклер. – Вон он идет.