Текст книги "Англо-Бурская война (1899—1902)"

18 сентября в Лондоне был опубликован официальный ответ бурского правительства на послание Кабинета министров. Буры остались верны себе. В сущности, они отвергли все британские требования. Они отказались рекомендовать или предлагать совету пятилетний срок проживания, считавшийся минимумом, и другие шаги, которые британское правительство могло принять в качестве достаточной меры справедливости в отношении уитлендеров. Предложение проводить дебаты совета на двух языках, как это делается в Капской колонии и Канаде, было категорически отклонено. В том своем последнем послании британское правительство отметило, что в случае отрицательного или неконструктивного ответа оно оставляет за собой право «пересмотреть ситуацию de novo и сформулировать собственные предложения по окончательному урегулированию». Полученный ответ был как отрицательным, так и неконструктивным. 22 сентября Кабинет собрался, чтобы определить, каким должно быть следующее обращение. Оно стало кратким и жестким, однако было сформулировано таким образом, чтобы не закрывать дверь перед мирным соглашением. В нем говорилось, что британское правительство глубоко сожалеет по поводу отклонения предложений, содержавшихся в последнем послании, и что теперь, в соответствии со своим обещанием, оно разработает собственные средства для урегулирования. Обращение не являлось ультиматумом, но предвещало ультиматум в будущем.

Тем временем 21 сентября собрался совет Оранжевого Свободного Государства. Уже не вызывало сомнений, что эта республика, с которой у нас не было никаких трений, с которой, напротив, мы имели весьма дружественные отношения, намеревается выставить свои силы против Великобритании. Несколько раньше Оранжевое Свободное Государство и Трансвааль заключили военный союз, который, насколько можно судить (пока засекреченная история этих событий не станет достоянием общественности), был исключительно необдуманным и невыгодным соглашением для меньшей республики. Ей нечего было бояться Великобритании, поскольку именно Великобритания по своей воле сделала ее независимой республикой, и они мирно сосуществовали в течение сорока лет. Законы Оранжевого Свободного Государства были столь же либеральными, как и наши собственные. А по этому самоубийственному договору республика согласилась разделить судьбу государства, которое сознательно провоцировало войну своим постоянно враждебным отношением и чье реакционное недемократичное законодательство, как можно себе представить, должно было отвращать прогрессивного соседа. Может, существовали амбиции, подобные процитированным из разговора с доктором Рейцем, или они обольщались по поводу соотношения сил противников и возможного будущего Южной Африки. Однако, каковы бы ни были причины, договор заключили, и подошло время проверить, как он будет соблюдаться.

Тон президента Стейна на заседании совета и полученная им от большинства бюргеров поддержка однозначно говорили о том, что две республики будут действовать как единое целое. В своем вступительном слове Стейн решительно высказался против британской позиции и заявил, что его государство связано с Трансваалем всем, что близко и дорого. Среди необходимых мер предосторожности, которыми британское правительство больше не могло пренебрегать, была отправка небольшого отряда для защиты длинной и уязвимой железной дороги из Кимберли в Родезию, проходившей в непосредственной близости от границы с Трансваалем. Сэр Альфред Милнер связался с президентом Стейном по поводу переброски войск, указав, что эта мера ни в коем случае не направлена против Оранжевого Свободного Государства. Сэр Альфред Милнер добавил, что имперское правительство все еще надеется на мирное урегулирование проблемы с Трансваалем, однако, если эта надежда не оправдается, оно рассчитывает на то, что Оранжевое Свободное Государство сохранит нейтралитет и предотвратит вооруженное вмешательство со стороны своих граждан. Правительство гарантирует, что в этом случае неприкосновенность границ Оранжевого Свободного Государства будет соблюдаться самым строжайшим образом. В заключение он отметил, что не существует каких-либо причин нарушать дружественные отношения между Свободным Государством и Великобританией, поскольку наши намерения в отношении них самые мирные. Президент Оранжевого Свободного Государства несколько грубо ответил, что не одобряет наших действий по отношению к Трансваалю и сожалеет о переброске войск, которую бюргеры сочтут угрозой для себя. Последовавшая резолюция совета Свободного Государства заканчивалась словами: «Что бы ни случилось, Свободное Государство честно и полностью выполнит свои обязательства перед Трансваалем в соответствии с существующим между двумя республиками политическим союзом». Резолюция показала, что было невозможно не допустить втягивания в водоворот этой страны, созданной нашими руками и не имеющей никакого основания ссориться с нами. Отовсюду, со всего протяжения обеих границ, поступали известия о военных приготовлениях. Уже в конце сентября войска и вооруженные бюргеры начали сосредотачиваться на границе, и самые упорные скептики стали наконец понимать, что тень большой войны их действительно накрывает. В Фолкрюсте, на границе Наталя, накапливали артиллерию, военное имущество и снаряжение, показывая, где можно ожидать начала бури. В последний день сентября доложили, что из Претории и Йоханнесбурга в этот пункт вышло двадцать шесть военных обозов. Одновременно приходили сообщения о сосредоточении сил в Малмани, на границе Бечуаналенда, что угрожало железнодорожной линии и британскому городу Мафекингу – название, которому в скором времени суждено было стать известным всему миру.

3 октября произошло то, что являлось самым настоящим военным актом. Тем не менее британское правительство (терпение которого граничило со слабостью) отказывалось считать его таковым, продолжая разрабатывать окончательную дипломатическую ноту. В Вереенигинге остановили почтовый поезд из Трансвааля в Кейптаун. Бурское правительство захватило недельный груз золота для Англии на общую сумму около полумиллиона фунтов стерлингов. На дебатах в Кейптауне в тот же день министр внутренних дел, по происхождению африканер, признал, что с государственной железной дороги за границей исчезло ни много ни мало 404 грузовика, которые не были затем возвращены. Этот случай, вместе с известием о транспортировке оружия и боеприпасов в Преторию и Блумфонтейн через Капскую колонию, вызвал глубокое возмущение британских колонистов и всей британской общественности. Возмущение усилилось при сообщениях о трудностях, которые испытывают приграничные города, такие как Кимберли и Фрейбург, с получением пушек для собственной обороны. Оба раада распустили, а последними словами старого президента стало обращение к Богу как последнему Судье и заявление, что война неизбежна. Англия тоже была готова (менее бесцеремонно, но не менее искренне) передать это дело на рассмотрение того же самого грозного Судьи.

Днем ранее – 2 октября – президент Стейн проинформировал сэра Альфреда Милнера о том, что считает необходимым призвать бюргеров Свободного Государства – то есть мобилизовать свои силы. Сэр A. Милнер написал, что сожалеет о его решении и не теряет надежды на мир, поскольку уверен, что правительство Ее Величества с готовностью рассмотрит любое разумное предложение. Стейн ответил, что не видит смысла в переговорах, если не прекратится пополнение британского контингента в Южной Африке. Поскольку наши силы все еще заметно уступали противнику в количестве, прекратить пополнение было невозможно, и переписка, таким образом, ни к чему не вела. 7 октября в Великобритании призвали резервистов для 1-го армейского корпуса. Этот факт и другие признаки говорили о том, что в Южную Африку было решено направить значительные силы. Чтобы иметь возможность официально получить согласие народа на серьезные меры, которые уже явно были нужны, был созван парламент.

Несколько неторопливую работу британского Министерства по делам колоний подстегнул поступивший 9 октября неожиданный и наглый ультиматум бурского правительства. Приходится признать, что в борьбе умов, как и в военном противоборстве, последними обычно смеялись наши простые и простодушные южноафриканские соседи. Этот случай не стал исключением. Пока наше правительство аккуратно и терпеливо вело дело к ультиматуму, наш оппонент уже сыграл той самой картой, которую мы только готовились выложить на стол. Полученный документ был абсолютно четким и ясным, а его форма так возмущала, что не возникало сомнений в том, что его составляли с целью спровоцировать немедленную войну. В документе требовали незамедлительно отвести войска от границ республики, удалить из Южной Африки все пополнение, прибывшее туда в течение последнего года, а находящееся на данный момент в море вернуть обратно без высадки. Не получив удовлетворительного ответа в течение сорока восьми часов, «…правительство Трансвааля с глубоким сожалением будет вынуждено рассматривать действия правительства Ее Величества как официальное объявление войны, последствия которой будут лежать на английской стороне». По всей империи это послание встретили с насмешкой и гневом. На следующий день через сэра Альфреда Милнера передали ответ.

«10 октября. Правительство Ее Величества с глубоким сожалением встретило категорические требования правительства Южно-Африканской Республики, выраженные в Вашей телеграмме от 9 октября. В ответ извольте проинформировать правительство Южно-Африканской Республики, что его условия таковы, что правительство Ее Величества считает невозможным их обсуждать».

Итак, мы подошли к концу этой долгой дороги, оставив позади сражение перьев и пререкания языков для арбитражного суда «ли-метфорда» и «маузера». Жаль, что до этого дошло. Буры близки нам, как никакой другой народ. Они принадлежат к тому же фризскому роду,[32]32
  Англосаксы.


[Закрыть] который населил наши собственные берега. По образу мышления, вероисповеданию, уважению к закону они такие же, как мы. Они смелы, гостеприимны и имеют страсть к охоте, которая столь дорога англо-кельтам. На свете нет народа, имеющего больше качеств, вызывающих наше восхищение, и не последнее из них – любовь к свободе, которую (и это предмет нашей гордости) мы поощряем в других, как и питаем сами. Но тем не менее мы оказались в ситуации, когда во всей огромной Южной Африке не нашлось места для нас обоих. В таких делах не бывает правых. И в нашем кратком повествовании говорилось, что в прошлом мы допускали промахи. На нас лежит ответственность за рейд Джеймсона, осуществленный англичанами под руководством офицеров, состоящих на королевской службе, на нас и вина за неполноценное расследование этого не имеющего оправдания дела. Вот спички, которые помогли разжечь большой огонь, и именно мы держали их в руках. Однако вязанки хвороста, оказавшиеся столь огнеопасными, сложили не мы. Они представляли собой притеснения, чинимые половине сообщества, неизменную решимость меньшинства облагать налогами и держать в черном теле большинство, стремление народа, жившего лишь два поколения на южноафриканской земле, настаивать на том, что она принадлежит только им. За всем этим, вероятно, стояло желание голландцев доминировать во всей Южной Африке. Таким образом, Британия сражалась за серьезное дело. Когда народ, не жалуясь, воюет месяц за месяцем, он может утверждать, что доказал свою уверенность в справедливости и необходимости этой борьбы. Какая система правления – голландская или британская – должна существовать в этой огромной стране? Первая означает свободу для единственного народа, вторая – равные права всех белых людей под общим законом. Что каждая из систем означала для цветных народов, пусть скажет история. Вот главный вопрос, который предстояло решать с того момента, как часы пробили пять часов в среду 11 октября 1899 года. Этот момент ознаменовал начало войны, которой суждено было определить судьбу Южной Африки, внести большие изменения в Британскую империю, серьезно повлиять на будущее всего мира и, кстати, изменить многие наши представления относительно военного искусства. Историю этой войны, при ограниченных данных, но с огромным желанием сделать все тщательно и объективно, я теперь и постараюсь изложить.

5
Талана-Хилл

Холодным туманным утром 12 октября бурские лагеря в СандСпруите и Фолкрюсте были свернуты. Бюргеры выступили на войну. Примерно двенадцать тысяч человек, все верхом, с двумя батареями из восьми орудий «Крупп» каждая. Они пошли в наступление с севера, рассчитывая позже соединиться с силами Свободного Государства, а также контингентом немцев и трансваальцев, которые должны были перейти границу Оранжевого Свободного Государства. Пушки начали движение за час до рассвета. Стрелки следовали сразу за последним орудием, так что первые лучи солнца упали на черную волнистую линию, исчезающую между холмами. Случайный свидетель говорит о бурах: «Их лица потрясали. По большей части они выражали решимость и упорство бульдога. Ни тени страха или неуверенности. В чем бы ни обвиняли бура, никто не скажет, что он трус или человек, недостойный клинка британца». Эти слова были написаны в начале кампании, а вся империя и теперь подпишется под ними. Если бы только эти люди желали быть нашими согражданами! Все золотые копи Южной Африки не стоят их самих.

Основные силы Трансвааля включали в себя отряды из Претории (численностью 1800 человек), Хейделберга, Мидделбурга, Крюгерсдорпа, Стандертона, Ваккерстроома и Эрмело, а также республиканскую артиллерию. Великолепное, прекрасно организованное, войско было экипировано лучшими орудиями в военной истории. Кроме шестнадцати крупповских пушек, буры везли с собой два тяжелых шестидюймовых орудия, произведенных в Крезо, которым было суждено играть очень важную роль в начальной части кампании. Бурская армия, помимо своих граждан, включала ряд иностранных формирований из Европы. Значительная часть немецкого корпуса находилась с силами Свободного Государства, но несколько сотен немцев шли с севера. Присутствовали также голландское и ирландское (наверно, точнее ирландско-американское) соединения человек по двести пятьдесят. Ирландцы скакали под зеленым флагом и с арфой.

По общему мнению, бойцы делились на два разных типа. Одни – городские буры. Нарядные и, возможно, несколько ослабленные преуспеванием и цивилизацией бизнесмены и специалисты, но более живые и сообразительные, чем их сельские товарищи. Они чаще говорили на английском, чем на голландском языке. Многие, несомненно, были британского происхождения. Другие – самые опасные (как по количеству, так и по главным качествам) буры из сел. Загорелые, обросшие бородатые фермеры, люди Библии и винтовки, впитавшие традиции партизанской войны. Они, может быть, лучшие на земле прирожденные воины – меткие стрелки, охотники, привыкшие к ограничениям в еде и еще больше в удобствах. Их манеры и речь были грубы. Однако, несмотря на все клеветнические и очень редко правдивые неприятные подробности, этих людей вполне можно поставить рядом с самыми дисциплинированными солдатами мира по гуманности и стремлению соблюдать обычаи войны.

Несколько слов о человеке, который вел это замечательное воинство. Петрус Жубер – по рождению капский колонист, то есть, как и Крюгер, наш соотечественник из тех, кого несовершенные законы нового государства заставили сняться с места. В его жилах текла кровь французских гугенотов, облагораживающая любой народ, с которым соприкасается. Эта кровь дала ему рыцарство и великодушие, за что Жубера уважали и любили даже противники. Он проявил себя одаренным командиром во время многочисленных локальных конфликтов и британской кампании 1881 года. В отстаивании независимости Трансвааля Жубер был исключительно последователен – не принимал должностей от британцев, как это делал Крюгер, а всегда оставался непримиримым. Высокий и крепкий, с холодными серыми глазами и жестким ртом, наполовину скрытым густой бородой, он давал прекрасный пример солдатам, которыми командовал. Ему шел шестьдесят пятый год. Огонь юности, как утверждали некоторые бюргеры, угас в нем. Однако Жубер был опытен, хитроумен и сведущ в военном деле, не стремительный и блестящий, а неторопливый, уравновешенный, основательный и непоколебимый.

Кроме северной армии, на Наталь выступили еще два формирования бюргеров. Одно, включающее призывников из Утрехта и районов Свазиленда, сосредоточилось у Врайхейда на фланге британской позиции в Данди. Другое, значительно более крупное (по всей вероятности, не менее шести-семи тысяч человек), состояло из контингента Свободного Государства и трансваальского корпуса вместе с немцами Шиля. Второй отряд двигался через ущелья Тинтва-Пасс и Ван-Реенс-Пасс, пересекающие зловещую гряду Дракенсберг и выходящие на плодородные равнины Западного Наталя. Общая численность, скорее всего, составляла от двадцати до тридцати тысяч человек. По многочисленным отзывам, все буры были настроены исключительно воинственно. Они не сомневались, что вступили на дорогу легкой победы, на которой ничто не может преградить им путь к морю. Если британские командиры и недооценивали противника, то существуют достаточные свидетельства, что эта ошибка была взаимной.

Теперь несколько слов о диспозиции британских сил. Говоря о ней, следует иметь в виду, что сэр Джорж Уайт, хотя и являлся командующим, прибыл в страну незадолго до объявления войны. Таким образом, приготовления легли на плечи генерала Пенна Саймонса, которому оказывали помощь (или мешали) местные политические власти. Основной рубеж британцы расположили в Ледисмите, а передовой пост мощно укрепили в Гленко, который находится в пяти милях от станции Данди и в шестидесяти пяти от Ледисмита. Причина такого опасного рассредоточения сил состояла в желании обеспечить безопасность обоих концов биггарсбергского отрезка железной дороги и прикрыть важные угольные рудники этого района. Обе выбранные позиции, казалось, ясно демонстрировали, что британский командующий не имел представления о количестве и качестве бурских пушек. Каждая позиция была выгодна для обороны от ружейного огня и серьезно уязвима в случае артиллерийских обстрелов. Особенно бросалось в глаза, что орудия, размещенные на вершинах холмов в Гленко, сделают (как это и случилось) позицию непригодной для обороны. Этот удаленный форт держали 1-й Лестерский, 2-й Дублинский фузилерский и 18-й гусарский полки, 1-й стрелковый батальон с тремя ротами конной пехоты и три батареи полевой артиллерии – 18-я, 67-я и 69-я. 1-й Королевский ирландский фузилерский полк двигался им в подкрепление и прибыл до начала первой атаки. В целом гарнизон Гленко имел в своем составе примерно четыре тысячи человек.

Главные силы армии находились в Ледисмите. В них входили 1-й Девонский, 1-й Ливерпульский, 2-й Гордонский хайлендский и l-й Глостерский полки, 2-й полк Королевских стрелков и 2-я стрелковая бригада, впоследствии усиленная Манчестерским полком. Кавалерию составляли 5-й драгунский гвардейский и 5-й уланский полки, подразделение 19-го гусарского полка, натальские карабинеры, натальская конная полиция и пограничный полк конных стрелков. Позже к ним присоединился Имперский полк легкой кавалерии – прекрасное соединение, сформированное в основном из эмигрантов Ранда. Артиллерия состояла из 21-й, 42-й и 53-й батарей полевой артиллерии, 10-й батареи горной артиллерии, натальской полевой артиллерии (орудия которой не соответствовали задачам) и 23-й роты инженерных войск. Все войска (общей численностью примерно восемь-девять тысяч человек) находились под непосредственным командованием Джоржа Уайта и только что приехавшего из Судана Арчибальда Хантера с генералами Френчем и Яном Гамильтоном в качестве помощников.

Первый удар буров, таким образом, должен прийтись на войска в 4000 человек. Если удастся их подавить, перед бурами окажутся еще 8000, которых потребуется разбить или блокировать. А если и это произойдет, то кто же останется между бурами и морем? Несколько отрядов местных волонтеров, Дурбанский полк легкой пехоты в Коленсо и Натальский полк Королевских стрелков с несколькими полками военно-морских волонтеров в Эсткорте. При силах и мобильности буров просто необъяснимо, как мы вообще спасли колонию. Буры и англичане одной крови, и это подтвердили наши неудачи. Излишняя самонадеянность с нашей стороны предоставила бурам шанс, а излишняя самонадеянность буров не позволила им немедленно воспользоваться удачей. Что прошло, то никогда не повторится.

Война началась 11 октября. 12 октября бурские войска перешли границу и на севере, и на западе. 13 октября они оккупировали Чарлстаун в верхнем углу Наталя. 15 октября буры подошли к Ньюкаслу, довольно крупному городу примерно в пятнадцати милях от границы. С крыш городских домов наблюдатели увидели, что выползающие из ущелий покрытые парусиной воловьи повозки растянулись на шесть миль. Стало понятно, что это не вылазка, а вторжение. В тот же день в британскую штаб-квартиру поступили донесения о наступлении с западного направления и о передвижении с реки Буффало на восток. 13 октября Джорж Уайт предпринял разведку боем, но в столкновение с противником не вступил. 15 октября на одной из дорог для перегона скота через реку Буффало в плен взяли шесть натальских полицейских. 18-го в Актон-Хоумсе и Бестерс-Стейшне наши конные дозоры обнаружили бурских разведчиков. Они были фоортреккерами из армии Оранжевого Свободного Государства. В тот же день о бурском отряде доложили из Хаддерс-Спруита, это в семи милях к северу от лагеря Гленко. Туча надвигалась, гроза была близка.

Через два дня, ранним утром 20 октября, войска наконец сошлись. Задолго до рассвета, в половине четвертого утра, на перекрестке дорог из Лендсмена и Вантс-Дрифта отряд из Доорнберга обстрелял и заставил отступить сторожевую заставу нашей конной пехоты. Мы выслали вперед две роты дублинских фузилеров. В пять часов прекрасного, но туманного утра уже все силы Саймонса находились под ружьем, зная, что на них наступают буры. Одетые в полевую форму солдаты стояли длинными тонкими шеренгами, пристально разглядывая изгибы седловин холмов к северу и востоку от них, напрягая глаза, чтобы увидеть противника. Почему эти седловины не были заняты нашими людьми – полная тайна. В ложбине на одном фланге находились 18-й гусарский полк и конная пехота. На другом стояли восемнадцать неподвижных орудий, взятых на передок[33]33
  Передок – двухколесная повозка для обеспечения транспортировки буксируемых артиллерийских орудий.


[Закрыть] и готовых к передвижению, а также лошади, которые проявляли беспокойство и били копытом в сыром утреннем воздухе.

Возможно ли такое, чтобы, откуда ни возьмись, появились они? Офицер с оптической трубой показал рукой. Еще и еще один офицер поворачивали надежные полевые бинокли в том же направлении. Вот уже и солдаты могли что-то различать, и по шеренгам побежал легкий шепот интереса.

Перед ними поднимались склоны холма Талана-Хилл оливкового цвета. Вершина имела округлую форму. Туман рассеивался, и изгиб четко выступил на прозрачной лазури утреннего неба. Там, примерно в 2,5 милях, появилось несколько черных точек. Ровную кромку горизонта нарушили движущиеся фигурки. Они собрались вместе, потом снова разошлись, а затем…

Дыма не было, но раздался протяжный гул, перерастающий в резкий вой. Снаряд прожужжал над солдатами, как огромная пчела, и плюхнулся в мягкую землю позади шеренги. Потом другой, еще один и еще. Однако обращать внимание на снаряды времени не было, был только склон горы, и там враг. Так что снова туда по старой доброй геройской тактике британского солдата! Бывают ситуации, когда, наперекор науке и книжному знанию, лучший план – это самый дерзкий план, и надежнее немедленно вцепиться врагу в горло, рискуя оказаться разбитым до того, как тебе удастся до него добраться. Кавалерия рванулась в обход противника по левому флангу. Орудия двинули во фронт, сняли с передка и открыли огонь. Пехота выступила в направлении Санд-Спруита через небольшой городок Данди, где женщины и дети приветствовали солдат, стоя у дверей и окон. Решили, что гору легче взять с той стороны. Лестерский полк и одну батарею полевой артиллерии – 67-ю – оставили на месте оборонять лагерь и охранять ньюкаслскую дорогу на запад. В семь часов все было готово к атаке.

К этому времени уже выяснились два важных в военном отношении факта. Во-первых, бурские снаряды ударного действия бесполезны на мягкой земле, потому что практически не взрываются. Во-вторых, бурские пушки могут стрелять дальше наших привычных пятнадцатифунтовых полевых орудий, хотя они являлись, наверное, единственным видом британского вооружения, которому мы были готовы доверять. Две батареи (18-ю и 69-ю) выдвинули ближе, сначала на 3000, а затем и на 2300 ярдов. С такого расстояния батареи быстро подавили артиллерию на холме. Открыли огонь бурские орудия на другой высоте, восточнее Талана-Хилла, но с ними тоже справилась 13-я батарея. В 7 часов 30 минут пехоте отдали приказ наступать. Солдаты пошли в атаку свободным строем, разомкнувшись на десять шагов. Дублинские фузилеры составляли первую цепочку, королевские стрелки – вторую, ирландские фузилеры – третью.

Первую тысячу ярдов британцы двигались по открытой местности. Еще было далеко до вражеских позиций, и желто-коричневая форма сливалась с высохшей травой. Потери начались, когда добрались до леса, находившегося на середине длинного склона горы. Лиственницы были высажены на несколько сотен ярдов в ширину и примерно на столько же – в глубину. С левой стороны леска (то есть слева от наступающих войск) перпендикулярно горе шло длинное высохшее русло, которое являлось скорее проводником для пуль, чем прикрытием. Огонь здесь был таким плотным, что и в лесу, и в ложбине солдатам пришлось залечь. Офицер ирландских фузилеров рассказывал, что когда он пытался срезать ремень с упавшего рядового, то бритву, одолженную ему для этой цели раненым сержантом, тут же выбило из рук. Отказавшийся спешиться доблестный Саймонс, получив смертельное ранение – пулю в живот, упал с лошади. С поразительным мужеством генерал навлекал на себя огонь врага не только тем, что остался на лошади, но и тем, что всю операцию его сопровождал ординарец с красным флажком части. «Они взяли высоту? Они уже там?» – постоянно спрашивал Саймонс, когда его, истекающего кровью, несли в тыл. У кромки леса полковник Шерстон закрыл генералу глаза.

С этого момента в этом сражении солдат стало не меньше, чем в Инкерманском.[34]34
  Инкерманское сражение – сражение, произошедшее 24 октября (5 ноября) 1854 г. во время Крымской войны около Инкермана, восточнее Севастополя. Русские войска численностью 19 000 человек атаковали позиции англичан (около 8000 человек) с целью срыва генерального штурма Севастополя.


[Закрыть] Под покровом леса самые боевые воины трех формирований шли вперед, пока у первых деревьев не оказались солдаты самых разных частей. Одинаковая одежда у солдат всех полков сделала невозможным различать их и в разгаре битвы сохранять даже подобие строя. Огонь был таким плотным, что на какое-то время наступление захлебнулось. Однако 69-я батарея, стреляя шрапнелью на 1400 ярдов, подавила ружейный огонь, и примерно в половине двенадцатого пехота вновь смогла пойти в атаку.

За лесом находилось открытое пространство для выпаса скота. Участок в несколько сотен ярдов шириной был огорожен стеной из нетесаных камней. Под прямым углом к ней в направлении леса шла другая стена. Буры простреливали открытое место, но стена впереди, казалось, была безопасна. Противник осадил холм над ней. Чтобы не попасть под перекрестный огонь, солдаты по одному бежали под стеной, прикрывающей их справа. У противоположной стены была вторая долгая остановка. Солдаты подтягивались снизу, стреляли через стену и в щели между камнями. Дублинские фузилеры, находясь в более сложном положении, не могли подниматься так же быстро, как другие, поэтому скопившиеся под стеной тяжело дышащие напряженные солдаты в большинстве своем были королевские стрелки и ирландские фузилеры. В воздухе носилось столько пуль, что казалось, будто по другую сторону укрытия выжить невозможно. Двести ярдов отделяло стену от вершины холма. Но, как бы там ни было, чтобы выиграть сражение, эту высоту нужно было взять.

Из беспорядочной цепи прижимающихся к земле людей с криком выскочил один офицер. Десяток солдат перепрыгнули стену и последовали за ним. Это был капитан Ирландского фузилерского полка Коннор. Личное обаяние офицера увлекло за ним, кроме подчиненных, и несколько королевских стрелков. Коннор и половина его маленького отряда смельчаков полегла (сам он, увы, умер той же ночью). Однако ему на смену пришли другие такие же отважные командиры. «Вперед, солдаты, вперед!» – крикнул Нуджент из королевских стрелков. Уже три пули впились в его тело, но он продолжал тащить себя вверх по усеянному камнями склону горы. Кто-то бросился за ним, потом еще кто-то, и вот уже со всех сторон побежали, припадая к земле и пронзительно крича, одетые в полевую форму фигуры, а с тыла рванулось подкрепление. Один раз их накрыла шрапнель собственной артиллерии. Это удивительно, если вспомнить, что дальность стрельбы составляла около 2000 ярдов. Именно здесь, между стеной и вершиной, встретили смерть полковник королевских стрелков Ганнинг и многие другие мужественные солдаты. Одни погибли от собственных снарядов, другие – от вражеских. Однако буров перед ними становилось все меньше, и вот волнующиеся наблюдатели с равнины увидели, как на вершине машут шлемами. Наконец победа!

Тем не менее приходится признать, что эта победа была пирровой. Мы получили высоту, но что приобрели с ней? Орудия, которые подавила наша артиллерия, с холма отвели. Считают, что захвативший высоту Лукас Мейер имел под началом около 4000 человек. В это число входят и люди Эразма, проводившие незначительные ложные атаки против британского фланга. Если исключить уклонявшихся от борьбы, то на высоте было не больше тысячи реальных бойцов. Из них примерно пятьдесят погибли, сто получили ранения. Британцы непосредственно на Талана-Хилле потеряли 41 человека убитыми и 180 ранеными. При этом среди убитых было много таких, без кого армии обходиться нелегко. В этот день погибли доблестный, но неосторожный Саймонс, Ганнинг из королевских стрелков, Шерстон, Коннор, Гамбро и многие другие великолепные солдаты.

Эпизод, имевший место сразу после боя, в значительной степени лишил британцев плодов победы. К моменту эвакуации с горы наша артиллерия подтянулась и подготовилась к бою на Смитс-Неке между двумя холмами. Оттуда просматривался противник, отходящий разрозненными группами по 50–100 человек. Лучшего случая использовать шрапнель невозможно и придумать. Однако в эту минуту на обратной стороне холма из старой церкви, которую буры весь день использовали в качестве госпиталя, выбежал человек с белым флагом. Возможно, он действовал добросовестно и просто хотел попросить снисхождения для следовавшего за ним санитарного отряда. Но чересчур доверчивый артиллерийский командир решил, что объявлено перемирие, и не действовал в течение тех драгоценных минут, которые могли превратить поражение в разгром. Неиспользованный шанс никогда не повторяется снова. Двойная ошибка (стрельба по своим во время наступления и промедление в стрельбе по врагу при его отступлении) не позволяет нашим артиллеристам вспоминать об этом сражении с удовлетворением.