Текст книги "Англо-Бурская война (1899—1902)"

Тем временем в нескольких милях от Талана-Хилла другая цепь событий привела к настоящему бедствию для наших небольших кавалерийских сил, которое заметно уменьшило значение победы, столь дорого купленной пехотой. Сама по себе боевая операция, несомненно, была победоносной, однако сложно утверждать, что общий результат сражений дня был определенно в нашу пользу. Веллингтон утверждал, что кавалерия всегда доставляет ему неприятности, и в британской истории нетрудно отыскать подтверждающие его высказывания примеры. И здесь наша кавалерия стала источником проблем. Гражданскому человеку достаточно описать этот факт, а определять виновных лучше предоставить военному аналитику.

Рота конной пехоты (из состава полка Королевских стрелков) получила приказ сопровождать орудия. Остальные конные пехотинцы с частью 18-го гусарского полка полковника Моллера пошли в обход правого фланга в правый тыл врага. Если бы Лукас Мейер был единственным противником, такой бросок не вызвал бы никакой критики. Однако мы знали, что у Гленко находится несколько бойцов, и позволять кавалерии так далеко отрываться от прикрытия – значило идти на серьезный и несомненный риск. Очень скоро превосходящие силы буров завлекли кавалеристов на пересеченную местность и ринулись в атаку. Был момент, когда наши кавалеристы могли перехватить инициативу, атаковав бурских всадников за холмом, но они эту возможность упустили. Сделали попытку отойти к основным силам, создав несколько оборонительных рубежей для прикрытия отступления, однако плотный огонь врага не позволил их удержать. Были заблокированы все пути, кроме одного, и он привел кавалеристов в самое сердце другого диверсионного отряда противника. Не найдя выхода, войска заняли оборонительную позицию. Одна часть из них находилась на ферме, другая – на возвышающемся над фермой холме.

Отряд состоял из двух эскадронов гусар, одной роты конной пехоты Дублинского фузилерского полка и одной части конной пехоты полка Королевских стрелков – в целом около двух сотен человек. Несколько часов их интенсивно обстреливали, многих убили и ранили. Буры подтянули пушки и открыли огонь по ферме. В 4 часа 30 минут отряд, находясь в абсолютно безнадежном положении, сложил оружие. У них кончились боеприпасы, многие лошади в панике разбежались, кавалеристов окружали превосходящие силы врага, поэтому решение выживших сдаться ничуть не позорно. Однако действия, которые привели к столь критическому положению, могут быть подвергнуты критике. Эти люди стали авангардом значительной массы униженных и уязвленных в самое сердце солдат, которым суждено было сойтись в столице нашего смелого и хитроумного врага. Остатки 18-го гусарского полка под командованием майора Нокса отделили от основных сил и выслали через тыл буров. Они попали в сходную ситуацию, но сумели выйти из трудного положения, потеряв шесть человек убитыми и десять ранеными. Усилия кавалеристов отнюдь не пропали даром, поскольку в течение дня они отвлекали на себя значительные силы буров и смогли привести с собой нескольких пленных.

Сражение при Талана-Хилле тактически закончилось победой, а стратегически – поражением. Это была грубая фронтальная атака без какой-либо попытки даже ложного флангового удара, однако героизм бойцов (от генерала до рядового) позволил довести дело до конца. Войска находились в столь невыгодной позиции, что единственная польза, которую они могли извлечь из своей победы, состояла в том, чтобы прикрыть собственное отступление. Туда сосредотачивались бурские солдаты со всех точек, а наши уже поняли, что буры располагают более мощными орудиями. Преимущество буров в артиллерии стало еще очевиднее на следующий день – 21 октября. Войска, накануне вечером оставившие захваченную ими бесполезную высоту, двигались к новой позиции на дальней стороне железной дороги. В четыре часа дня на отдаленном холме за пределами досягаемости британской артиллерией выдвинулось тяжелое орудие и открыло огонь по нашему лагерю. Это было первое появление большого «крезо». Погибли офицер и несколько рядовых из Лестерского полка, а также люди из немногих оставшихся у нас кавалеристов. Позиция совершенно очевидно стала неприемлемой. По этой причине в два часа утра 22 октября все силы были передислоцированы в пункт к югу от городка Данди. В тот же день провели разведку в направлении станции Гленко. Обнаружилось, что все дороги прочно заняты, и небольшая армия походным порядком выступила обратно на исходную позицию. Командование перешло к полковнику Юлу, который справедливо рассудил, что его люди опасно и бессмысленно уязвимы. Он посчитал разумным отступить, если это еще возможно, соединиться с основными силами в Ледисмите, даже притом что придется оставить двести больных и раненых. Они лежали вместе с генералом Саймонсом в госпитале в Данди. Такой шаг являлся болезненной необходимостью, и никто из изучавших ситуацию не может усомниться в мудрости решения Юла. Отступление было нелегкой задачей: марш примерно в шестьдесят-семьдесят миль через суровую местность с давящим со всех сторон врагом. Успешное завершение отступления без потерь и сохранения боевого духа войск, несомненно, столь же достойное военное достижение, как и любая из наших начальных побед. Юлу удалось совершить свой рискованный маневр. Помощь активно оказывал Джорж Уайт, который вел боевые действия в Эландслаагте и Ритфонтейне, чтобы не позволить перекрыть отряду путь. Маршем искусно руководил полковник Дартнелл из натальской полиции. 23 октября они были в Бейте, 24-го – в Вашбанк-Спруите, 25-го – в Сандей-Ривере. На следующее утро промокшие под дождем, покрытые грязью, усталые как собаки, но очень радостные солдаты вошли в Ледисмит под приветственные крики товарищей. Сражение, шесть дней без нормального сна, четыре дня без нормальной еды, а затем переход в тридцать две мили без отдыха по сложной местности под проливным дождем – вот рекорд колонны из Данди. Солдаты сражались и победили, потратили все силы и в результате добрались до места, которого им не следовало покидать. Однако их стойкость не была напрасной. Геройские поступки никогда не проходят бесследно. Как легкая дивизия, преодолев дополнительные шестьдесят-семьдесят миль, чтобы присутствовать при Талавере, они оставили по себе добрую память и дали образец для подражания. Это много важнее, чем успех. Именно предания о таких испытаниях и стойкости дают силу другим людям в будущем совершать подобные подвиги.

6
Эландслаагте и Ритфонтейн

Пока войска у Гленко яростно сражались с армией Лукаса Мейера, а затем в сложнейших условиях уходили от многочисленных опасностей, их товарищи в Ледисмите всеми силами помогали, отвлекая на себя внимание врага и поддерживая открытым путь отступления.

20 октября (в тот же день, когда происходило сражение у Талана-Хилла) буры перерезали дорогу примерно на середине пути между Данди и Ледисмитом. Небольшой отряд кавалеристов шел впереди довольно крупного отряда из граждан Свободного Государства, трансваальцев и немцев под командованием генерала Коха, вторгшихся в Наталь через Ботас-Пасс. С ними было два захваченных у участников рейда Джеймсона «максимов-норденфельдов»,[35]35
  «Максим-норденфельд» – автоматическая пушка, разработанная Хайремом Максимом в конце 1880-х гг. как увеличенная версия одноименного пулемета.


[Закрыть] которым судьба судила снова вернуться в руки британцев. Орудиями командовал немецкий артиллерист полковник Шиль.

Вечером того дня генерал Френч произвел рекогносцировку с мощным разведывательным отрядом, в который входили натальские карабинеры, 5-й уланский полк и 21-я батарея. На следующее утро (21 октября) Френч вернулся. Однако либо противник получил подкрепление, либо генерал накануне неверно оценил его силы, но отряды, которые генерал повел с собой, были малы для сколько-нибудь серьезной атаки. Френч располагал одной батареей натальской артиллерии с маленькими семифунтовыми «пугачами», пятью эскадронами Имперской кавалерии, а в поезде, который медленно сопровождал наступление, находилось полбатальона Манчестерского полка. Небольшое войско ранним утром выступило из Ледисмита, окрыленное известиями с Талана-Хилла и желающее подражать братьям из Данди.

По крайней мере отдельные бойцы вдохновлялись чувствами, которые редко находят себе место в сердце идущего в наступление британского солдата. Чувство долга, вера в справедливость дела, любовь к своей воинской части и Родине – вот обычные стимулы солдата. А у бойцов Имперского полка легкой кавалерии, поскольку они набирались из британских эмигрантов Ранда, к этим эмоциям добавлялись мучительное чувство несправедливости и жгучая ненависть к людям, чье правление тяжким бременем лежало на их плечах. Среди рядовых этого замечательного соединения было много состоятельных людей и специалистов, которых вынудили оставить собственное мирное дело в Йоханнесбурге. Теперь они стремились отвоевать его обратно. Их храбрость скомпрометировала события вокруг рейда Джеймсона – это в высшей степени незаслуженное позорное пятно они (и другие такие же части) навсегда смыли своей кровью и кровью врага. Командовал ими горячий маленький улан Чисхольм и майоры Карри Дэвис и Вулс-Сампсон – два богатыря, которые предпочли преторийскую тюрьму одолжениям Крюгера. Кавалеристов взбесило прибывшее в Ледисмит накануне вечером соглашение об обмене военнопленными. В послании буры Йоханнесбурга и голландцы спрашивали, в какую форму одели полк легкой кавалерии, поскольку им не терпится повстречаться с ним на поле боя. Эти люди жили рядом и прекрасно друг друга знали. Бурам не стоило беспокоиться о форме, потому что уже на следующий день полк легкой кавалерии оказался достаточно близко, чтобы увидеть знакомые лица.

Было около восьми часов прекрасного летнего утра, когда небольшое войско встретилось с немногочисленными разрозненными аванпостами буров. Стреляя, те отходили перед наступающим Имперским полком легкой кавалерии. Вскоре на красновато-коричневом склоне холма Эландслаагте стали различимы зеленые и белые палатки захватчиков. Внизу, на железнодорожной станции красного кирпича, можно было видеть, как буры выбегали из зданий, в которых провели ночь. Маленькие натальские орудия, стрелявшие устаревшим дымным порохом, выпустили по станции несколько снарядов. Один из залпов, говорят, попал в бурский полевой госпиталь, его артиллеристы не могли видеть. Инцидент, безусловно, вызывает сожаление, но, поскольку в госпитале не могло находиться больных, серьезного несчастья не произошло.

Однако закопченным семифунтовым пушкам вскоре предстояло встретиться со своим старшим родственником. Много выше на отдаленном склоне, на долгих тысячу ярдов дальше наших возможностей, вдруг ярко вспыхнуло. Никакого дыма, только пламя, а потом затяжной свистящий звук и тяжелый удар зарывшегося в землю снаряда под орудием-предком. Такое определение расстояния до цели порадовало бы самых придирчивых инспекторов Оухемптона. Снова удар, еще и еще, прямо в сердце батареи. Шесть дул маленьких пушек были подняты под максимально возможным углом, которые все вместе рявкали в бессильной ярости. Рухнул новый снаряд, и командир в безысходности опустил полевой бинокль, увидев, что британские снаряды падают на склоне очень далеко от цели. Поражение Джеймсона явно не было следствием недостатков его артиллерии. Френч, поразмыслив, скоро пришел к заключению, что буров для него многовато, а если эти «пятнадцатифунтовики» желают попрактиковаться в прицельной стрельбе, то пусть поищут себе другую мишень, кроме натальской полевой артиллерии. Несколько кратких приказов, и все его войска движутся в тыл. Там, вне пределов досягаемости опасных пушек, они остановились, обрезали телеграфный провод, присоединили телефонный, и Френч зашептал о своих проблемах в ухо Ледисмита, полное сочувствия. Он не зря сотрясал воздух. Ему пришлось сказать, что там, где он ожидал найти несколько сотен стрелков, оказалось около двух тысяч, и там, где, по его мнению, не должно было быть никаких орудий, обнаружилось два, и очень хороших. Ответом ему было, что к нему на помощь направлено столько солдат, сколько было возможно.

Скоро стало прибывать так необходимое подкрепление: сначала девонцы – уравновешенные, деловые, надежные; затем гордонцы – стремительные, горячие, блистательные. Два эскадрона 5-го уланского полка, 42-й полк Королевской полевой артиллерии, 21-й полк Королевской полевой артиллерии, еще один эскадрон уланов, эскадрон 5-го драгунского гвардейского полка. Френч почувствовал, что теперь достаточно силен для стоящей перед ним задачи. Он имел решительное превосходство в личном составе и орудиях. Однако противник находился на своей излюбленной оборонительной позиции – на высоте. Бой будет честным и жестоким.

Атака началась только во второй половине дня. В горной гряде сложно было определить точные границы вражеских рубежей. Единственное, что не подлежало сомнению, – это то, что буры в горах, а мы намереваемся очистить горы, если это под силу человеку. «Враги там, – сказал Ян Гамильтон своей пехоте, – надеюсь, вы выбьете их оттуда до заката. По правде говоря, я уверен в этом». Солдаты одобрительно засмеялись. Длинными разомкнутыми шеренгами они пошли в наступление, а грохот двух батарей за их спиной говорил бурам, что теперь настала их очередь почувствовать, что значит превосходство противника.

Предполагалось брать позицию с фронта и с фланга, однако возникли затруднения с определением того, где фронт, а где фланг. Выяснить это можно было только опытным путем. Генерал Уайт, хотя и прибыл со своим штабом из Ледисмита, не стал забирать командование из рук Френча. Этот истинный рыцарь в течение десяти дней отказался связать со своим именем победу, когда имел на это полное право, и принял на себя ответственность за провал, при котором не присутствовал. Теперь он скакал под пулями и осматривал умелую диспозицию своего заместителя.

Атака началась должным образом около половины четвертого. Перед наступающими британцами возвышался каменистый холм, над которым господствовал следующий. Более низкий холм не обороняли, и пехота, рассыпавшись из ротных колонн в разомкнутый строй, заняла его. За холмом лежала широкая, поросшая травой долина, которая вела к основной позиции – длинному холму, фланкированному маленькой остроконечной возвышенностью. Из-за зеленого склона, ведущего к гребню смерти, надвигалась огромная зловещая туча, бросавшая на бойцов черную тень. Во всем чувствовалась та самая неподвижность, которая бывает перед природными катаклизмами. Солдаты наступали молча. Глухие звуки шагов и бряцание оружия на поясных ремнях наполняли воздух неясным постоянным шумом. Висящая над головами громадная черная туча придавала наступлению дополнительную серьезность.

Британские пушки открыли огонь с 4400 ярдов. На темном фоне стали видны быстрые бездымные ответные вспышки буров. Схватка была неравной, но буры держались мужественно. Удар и еще один, чтобы нащупать цель, затем столб дыма от разрыва снаряда прямо в том месте, где находились орудия, за ним еще и еще. Подавленные огнем, обе бурские пушки угнетенно замолчали, время от времени нарушая тишину короткими взрывами бешеной активности. Британские батареи потеряли к ним интерес и начали поливать гряду шрапнелью, подготавливая путь для наступающей пехоты.

По плану девонширцы должны были держать врага с фронта, в то время как гордонцы, манчестерцы и Имперский полк легкой кавалерии будут наступать с левого фланга. Слова «фронт» и «фланг», однако, теряют всякий смысл при столь мобильном гибком войске. Атака, которую планировали предпринимать с левого фланга, по сути, стала фронтальной, а девонширцы оказались на правом фланге буров. В последний момент наступления огромная черная туча прорвалась, и потоки дождя ударили в лица солдат. Спотыкаясь и поскальзываясь на мокрой траве, они пошли на штурм.

Теперь в шуме дождя послышался более глухой, более зловещий вой пуль «маузеров». Гряда со всех сторон застучала ружейным огнем. Солдаты начали падать, но их товарищи яростно продолжали наступать. Пройти предстояло немало, потому что верхняя точка позиции противника находилась примерно в 800 ярдах над уровнем железной дороги. Склон горы, который выглядел единым скатом, на самом деле представлял собой последовательность неровностей, поэтому наступающая пехота то ныряла в укрытие, то выходила под град пуль. Линия наступления покрылась фигурами в полевой форме. Некоторые лежали уже мертвые, другие корчились в агонии. Среди разбросанных тел сидел раненный в ногу майор гордонцев, философски покуривая трубку. Полковник Имперского полка отважный маленький Чисхольм, бросившись вперед, получил две смертельные раны. Наступление было долгим, а подъем таким тяжелым, что солдаты, запыхавшись, падали на землю, чтобы перевести дыхание перед новым броском. Как и на Талана-Хилле, боевые порядки полков рассредоточились. Бойцы Манчестерского, Гордонского и Имперского полка легкой кавалерии поднимались единой длинной неровной волной. В этом смертельном забеге шотландец, англичанин и британский африканер не отставали друг от друга. И вот наконец они уже могли видеть своего врага. Тут и там среди валунов перед ними мелькали то фетровая шляпа, то глаз на покрасневшем бородатом лице, щекой припавшем к прикладу винтовки. Наступила пауза. Затем с новой силой солдаты все вместе поднялись и бросились вперед. Из-за камней появились темные фигуры. Некоторые в знак капитуляции держали винтовки над головой. Другие убегали, втянув голову в плечи, прыгая и прячась между камнями. Запыхавшиеся скалолазы находились на краю плато. Там стояли те два орудия, которые раньше так ярко вспыхивали. Теперь пушки молчали, вокруг лежали мертвые артиллеристы, а у лафета стоял раненый офицер. Маленький отряд буров все еще оказывал сопротивление. Внешний вид противника вызвал ужас у некоторых наших солдат. «Они были одеты в черные куртки и выглядели как группа потрепанных коммерсантов, – говорил очевидец. – Сражаться с ними казалось убийством». Кто-то сдался, но другие бились там же, где и стояли, до последнего вздоха. Командир буров Кох, пожилой джентльмен с белой бородой, лежал в камнях с тремя ранениями. Его лечили со всем уважением и вниманием, но несколько дней спустя он все-таки умер в ледисмитском госпитале.

Тем временем девонширский полк подождал, пока развернется наступление, а затем пошел в гору с фланга. Артиллерия подтянулась к позиции противника на 2000 ярдов. Девонцы встретили менее ожесточенное сопротивление, чем другие подразделения, и поднялись на вершину вовремя, чтобы преградить путь части беглецов. Теперь вся наша пехота находилась на гряде.

Однако непреклонные бойцы-буры все-таки не были побеждены. Они отчаянно прилипали к дальним краям плато и стреляли из-за камней. Между офицером из Манчестерского полка и сержантом-барабанщиком из Гордонского состоялся забег до ближайшего орудия. Офицер выиграл и в триумфе запрыгнул на пушку. Солдаты всех полков, одобрительно крича, толпились вокруг, когда в их изумленных ушах прозвучало: «Прекратить огонь!», а потом: «Отходить!». Это было невероятно, но тем не менее команда раздалась снова, несомненная в своей настойчивости. Дисплинированные солдаты медленно отступали. И тут некоторые из них поняли суть происходящего – хитроумный враг выучил наши сигналы на горне. «К черту отступление!» – завопил маленький горнист и изо всех оставшихся от подъема сил протрубил «Вперед!». Солдаты, которые отошли на сотню ярдов и оставили орудия, снова хлынули на плато, и белый флаг в лежащем ниже бурском лагере показал, что игра окончена. Эскадроны 5-го уланского и 5-го драгунского гвардейского полков полковника Гора прочесали подножие горы. В угасающем свете дня они преследовали отступающих буров: нескольких убили, человек двадцать-тридцать взяли в плен. Это был один из редких случаев этой войны, когда конные британцы догнали конных буров.

«Вот вам Маджуба!» – кричал кое-кто из пехотинцев, врываясь на позиции врага. Эта схватка на самом деле в определенном смысле явилась антиподом знаменитого сражения. Да, британцев у Эландслаагте действительно было больше, чем буров у Маджубы, но и обороняющихся тоже было больше, к тому же британцы в том сражении не имели орудий. Также верно, что Маджуба куда круче Эландслаагте. Однако каждый настоящий солдат знает, что оборонять пологий склон легче, чем обрывистый, потому что в этом случае атакующие укрываются за камнями, тогда как защитникам приходится поднимать голову над укрытием, чтобы смотреть вниз. В общем, можно сказать, что эта небольшая блистательная операция восстановила истинное положение вещей и показала, что при всей несомненной отваге буров в их военном искусстве нет приемов, которые были бы недоступны британскому солдату. В сражениях при Талана-Хилле и Эландслаагте также была проявлена доблесть, не уступавшая проявленной у Маджубы.

На этот раз плоды победы были более значительными, чем у Данди. Два орудия «максим-норденфельд», чья мощь со всей очевидностью проявилась во время боя, стали хорошим дополнением к нашей артиллерии. Буры потеряли двести пятьдесят человек убитыми и ранеными. Около двух сотен буров попали в плен. Основные потери понесли йоханнесбургцы, немцы и голландцы. К нам в руки попали генерал Кох, доктор Костер, полковник Шиль, Преториус и другие известные трансваальцы. Наши потери составили 41 человек убитыми и 220 ранеными. Практически столько же, сколько при Талана-Хилле. Основная тяжесть потерь легла на гордонских шотландцев и полк легкой кавалерии.

Победители провели ночь в ложбине, где стояли бурские палатки, среди поставленных в круг повозок побежденных, под темным небом и постоянным моросящим дождем. О сне не могло быть и речи, потому что всю ночь уставшие отряды прочесывали склон и собирали раненых. Горели лагерные костры, вокруг них вместе теснились и солдаты, и пленные. Приятно вспоминать, что самое теплое место и лучший кусок простой пищи британцы всегда оставляли подавленным голландцам, а слова незамысловатой похвалы и сочувствия смягчали пленным боль поражения. Наверное, в более счастливые дни память о подобных вещах окажется более значимой для объединения двух наших народов, чем вся мудрость политиков.

Ясно, что, очистив от буров линию железной дороги, генерал Уайт не мог разместить там войска. Он знал, что с севера движутся значительные силы, а его первой задачей является защита Ледисмита. Поэтому ранним утром следующего дня (22 октября) его усталые, но ликующие отряды возвратились в город. Без сомнения, уже там ему стало известно, что генерал Юл не имеет намерения использовать для отступления ненадежную железную дорогу, а планирует идти обходным путем по шоссе. Уайту нужно было держать город и в то же время дать бой силам с севера, чтобы противник не получил возможность помешать отступлению Юла. Следуя этому замыслу, Уайт 24 октября предпринял сражение у Ритфонтейна, само по себе незначительное, однако важное тем, что оно открыло дорогу для уходящих из Данди утомленных отрядов.

Армия Свободного Государства, авангардом которой являлся разбитый у Эландслаагте отряд, медленно и неуклонно спускалась с перевалов и расходилась в южном и восточном направлениях, чтобы перерезать коммуникации между Данди и Ледисмитом. Уайт планировал не позволить им пересечь Ньюкаслскую дорогу и с этой целью во вторник 24 октября выступил из Ледисмита. Войска Уайта составляли два полка кавалерии (5-й уланский и 19-й гусарский), 42-я и 53-я полевые батареи, 10-я батарея горной артиллерии, четыре пехотных полка (Девонский, Ливерпульский, Глостерский и 2-й полк Королевских стрелков), Имперский полк легкой кавалерии и натальские волонтеры. В целом около четырех тысяч человек.

Обнаружилось, что неприятель владеет линией холмов примерно в семи милях от Ледисмита, наиболее значительный из которых Тинта Иниони. В планы генерала Уайта не входили попытки выбивать врага с этой позиции – неразумно постоянно сражаться на местности, выбранной противником. Требовалось удержать его там, где он есть, и отвлекать на себя внимание в течение последнего дня марша отступающей колонны. В этом случае, поскольку не предполагалось никакой прямой атаки, орудия приобретали более важную роль, чем пехота. Пехотинцев предстояло использовать, как можно себе представить, лишь в качестве сопровождения для артиллерии. Последовал бессистемный, без четкой цели бой, он продолжался с девяти часов утра до половины второго. Наша полевая артиллерия подавила меткий огонь бурских орудий, а наступление их стрелков сдерживала шрапнель. Здесь пушки неприятеля обнаруживать было легче, чем у Эландслаагте, поскольку они использовали дымный порох. Дальность составляла от трех до четырех тысяч ярдов. Наши потери в этой операции были бы незначительными, если бы Глостерский полк несколько опрометчиво не вышел на открытое место. Глостерцы попали под перекрестный ружейный огонь, от которого погибли полковник Уилфорд и пятьдесят офицеров и солдат. За четыре дня во главе своих полков полегли полковник гордонцев Дик-Ганнингем, полковник легкой кавалерии Чисхольм, полковник королевских стрелков Ганнинг и вот теперь полковник глостерцев Уилфорд. В середине дня генерал Уайт, выполнив задачу и обеспечив безопасность колонны из Данди во время прохождения опасных Биггарсбергских перевалов, отвел свои войска в Ледисмит. У нас нет сведений о потерях буров, но, по всей вероятности, они были невелики. Мы со своей стороны потеряли 109 человек убитыми и ранеными, из которых только 13 случаев были неизбежными. Из общего количества 64 человека являлись глостерцами и 25 человек были из Наталя. На следующий день, как уже сказано, вся британская армия снова сосредоточилась в Ледисмите. Кампании предстояло вступить в новую фазу.

В конце первой активной недели военных действий интересно подвести некоторые итоги. Стратегическое преимущество находилось на стороне буров. Они сделали нашу позицию в Данди непригодной для обороны и вытеснили британцев обратно в Ледисмит. Буры овладели северной четвертью территории и железной дороги колонии. Они убили и ранили шесть-семь сотен наших солдат, взяли в плен около двухсот кавалеристов, к тому же вынудили нас оставить в Данди значительный арсенал и раненых, включая генерала Пенна Саймонса, который умер в плену. С другой стороны, мы превзошли их в тактике. Британцы дважды выбили буров с позиций и захватили два орудия. Мы взяли в плен двести человек, убили и ранили, по всей вероятности, не меньше, чем потеряли сами. В целом можно сказать, что в течение этой недели в Натале силы противников были равны – чего мы долго не сможем утверждать в последующие изнурительные недели.