Текст книги "Долина страха"

– Я и сам так думаю, – сказал ей Макмердо. – Пойду прямо сейчас и все улажу. А ты скажи отцу, что нынче я ночую здесь, а завтра утром съеду.

В салуне у Макгинти всегда было полно народу: здесь любила собираться вся грубая публика города. Простецкие, шутливые замашки Макгинти, которые были на самом деле маской, многое скрывающей от глаз, вызывали у этих людей симпатию. Но они его еще и боялись, боялись и в городе, и во всей тридцатимильной долине Вермиссы, и по обе стороны от перевала, и одного этого страха было довольно, чтобы наполнить народом его салун; ибо никто не отваживался, выказав неуважение, потерять его благосклонность.

К тому же он был большим городским начальником, муниципальным советником и главой комитета по дорожному строительству, избранным на эти должности благодаря голосам головорезов, рассчитывавших на его благодарность. Поборы и налоги в городе были огромные; общественные работы заброшены; отчеты с помощью подкупленных аудиторов подделывались, а перепуганным гражданам оставалось лишь отдавать то, что у них открыто вымогали, и держать язык за зубами из опасения худшего.

Вот каким образом бриллиантовые булавки в галстуке Макгинти год от года становились все огромнее, золотые цепи поперек жилетки – все весомее и сами жилетки – все наряднее. Да и салун его все расширялся, пока не занял чуть ли не всю сторону Центральной площади.

Макмердо распахнул двери салуна и стал пробираться через толпу, сквозь табачный дым и спиртной дух. Салун был ярко освещен, и висящие по стенам большие зеркала в золоченых рамах многократно отражали и усиливали это сияние. За широкой, обитой медью стойкой суетились несколько барменов в белых рубахах, смешивая и подавая напитки теснящимся посетителям. А у конца стойки, привалившись животом и пожевывая торчащую изо рта сигару, стоял крупный, широкоплечий мужчина, который мог быть только самим достославным боссом Макгинти, – эдакий темноликий великан, по самые глаза заросший смоляной бородой и с густой черной гривой до плеч; смуглостью он походил на итальянца, а черные мертвенно-матовые глаза, к тому же еще косящие, придавали ему поистине зловещий вид. В остальном же его наружность – могучий рост, правильные черты и простецкие замашки – вполне соответствовала той шутливой панибратской манере, которую он для себя избрал. Вот, сказал бы всякий при взгляде на него, честный, прямодушный малый, у которого наверняка доброе сердце, как бы ни были грубы и безыскусны его речи. Но когда человек встречал взгляд этих мертвенных черных глаз, такой глубокий и неумолимый, хотелось спрятаться, забиться в угол, ибо возникало ощущение, что перед тобой – само воплощение зла.

Присмотревшись к нему, Макмердо стал спокойно, работая локтями, пробираться туда, где в окружении свиты, раболепно смеявшейся над малейшей шуткой всемогущего босса, стоял Макгинти. Серые глаза молодого гостя бесстрашно глядели навстречу черному взгляду хозяина, уже заприметившего его приближение.

– Что-то, парень, мне твое лицо вроде бы незнакомо.

– Я здесь человек новый, мистер Макгинти.

– Не настолько новый, чтобы не знать, как правильно ко мне обращаться.

– Это советник Макгинти, молодой человек, – услужливо подсказал голос из толпы.

– Простите, советник. Я незнаком со здешними обычаями. Но мне рекомендовали повидать вас.

– Что ж, вот он я, и ты меня видишь. Ну и как я тебе?

– Пока еще рано судить. Если ваша душа так же велика, как ваше тело, и так же прекрасна, как лицо, то лучшего и желать не приходится, – ответил Макмердо.

– Ах ты черт! Ишь как его ирландский язык хорошо подвешен! – воскликнул хозяин, еще не решивший, то ли посмеяться вместе с дерзким гостем, то ли изобразить оскорбленное достоинство. – Стало быть, мою внешность ты одобряешь?

– Ясное дело, – ответил Макмердо.

– И тебе рекомендовали меня повидать?

– Да.

– А кто же это тебе рекомендовал?

– Брат Сканлан из 341‑й ложи в Вермиссе. Пью за ваше здоровье, советник, и за наше будущее близкое знакомство.

Он поднес к губам стакан и осушил его.

Макгинти, внимательно за ним наблюдавший, вздернул лохматые черные брови.

– О, вот оно, что, – проговорил он. – Тут надо будет кое в чем удостовериться, мистер…

– Макмердо.

– Н-да, удостовериться, мистер Макмердо; потому что в нашем краю мы не принимаем людей просто так и не всему, что нам говорят, верим. Зайдем сюда на минуту.

Макгинти провел его в комнату за стойкой, где вдоль стен рядами стояли бочки. Он плотно закрыл дверь и уселся на одну из бочек, задумчиво пожевывая сигару и разглядывая гостя своими неприятно-загадочными глазами. Минуты две оба молчали. Макмердо спокойно выдержал его взгляд. Внезапно Макгинти пригнулся, и в руке у него оказался далеко не игрушечный револьвер.

– Слушай меня, шутник, – проговорил он. – Если увижу, что ты с нами игры играешь, тебе не поздоровится.

– Странное приветствие мастера ложи Свободных Работников новоприбывшему брату, – с достоинством произнес Макмердо.

– Последнее тебе надо еще доказать, – отозвался Макгинти. – И моли Бога о спасении, если тебе это не удастся! Где тебя принимали?

– В двадцать девятой ложе, город Чикаго.

– Когда?

– 24 июня 1872 года.

– Кто там мастер?

– Джеймс Х. Скотт.

– Кто районный руководитель?

– Бартоломью Уилсон.

– Гм. Чешешь гладко. Что ты делаешь здесь?

– Работаю, как и вы, только зарабатываю поменьше.

– На ответы ты скор.

– Да, я всегда был скор на слова.

– А на дела?

– Кто близко меня знал, всегда считали меня быстрым на руку.

– Что ж, мы тебя испытаем, и может статься раньше, чем ты думаешь. Что ты слышал о здешней ложе?

– Слышал, что надо быть мужчиной, чтобы вступить в нее.

– Твоя правда, Макмердо. Почему ты уехал из Чикаго?

– На этот вопрос я вам не отвечу!

Макгинти вздернул брови. Он не привык, чтобы с ним так разговаривали, и оживился.

– Почему ты не хочешь отвечать?

– Потому что брат брату не должен лгать.

– Значит, правда такова, что сказать страшно?

– Это уж понимайте как хотите.

– Послушай, парень, не могу же я как мастер ложи принять к нам человека, прошлого которого не знаю.

Макмердо взглянул на него в замешательстве. А потом вынул из внутреннего кармана истертую газетную вырезку.

– А вы не донесете?

– Я оботру руку о твою рожу за такие слова! – вспыхнул Макгинти.

– Вы правы, советник, – смиренно признал Макмердо. – Приношу извинения. Ляпнул, не подумав. Знаю, с вами мне ничего не угрожает. Взгляните на эту вырезку.

Макгинти скользнул глазами по заметке, где сообщалось, что в первую неделю 1874 года в салуне «Озерный» на Маркет-стрит, в Чикаго, был застрелен некий Джонас Пинто.

– Твоя работа? – уточнил он, возвращая газетный листок.

Макмердо кивнул.

– За что же ты его?

– Я помогал дяде Сэму чеканить доллары. Может быть, в моих золото было не такой высокой пробы, как у него, но вид они имели такой же и изготавливать их было дешевле. А этот тип Пинто помогал мне их толкать…

– Толкать?

– Да, запускать в обращение. А потом заявил, что донесет на меня. Может, он и донес, не знаю, я не стал дожидаться, что будет, просто застрелил его и подался в угольные края.

– Почему в угольные?

– Читал в газетах, что там не особенно смотрят, кто да что.

Макгинти рассмеялся.

– Так ты чеканил фальшивую монету, убил человека, а потом приезжаешь сюда и думаешь, что тебе будут рады?

– Да, думаю, что будут, – подтвердил Макмердо.

– Что ж, ты далеко пойдешь. Скажи-ка, ты и теперь можешь нашлепать долларов?

Макмердо вынул из кармана горсть монет.

– Эти филадельфийский монетный двор не прошли, – похвастал он.

– Ну да? – На своей большой и волосатой ладони Макгинти поднял монеты к лампе. – Ей-Богу, не видно подделки. Похоже, ты будешь у нас ценным собратом! Нам не помешает парочка таких ребят, брат Макмердо. А то иначе нас быстро прижмут к стенке, если сами не навалимся на тех, кто на нас давит.

– Готов навалиться вместе со всеми.

– Вижу, ты не из пугливых, не сдрейфил, когда я наставил на тебя пушку.

– Опасность грозила не мне.

– А кому же?

– Вам, советник. – Макмердо достал из бокового кармана своей тужурки взведенный револьвер. – Я все время держал вас на мушке. Думаю, мой выстрел не отстал бы от вашего.

– Ну и ну! – Макгинти покраснел от злости, но потом разразился хохотом. – Ей-Богу, давно у нас не появлялись такие лихие молодчики. Наша ложа, похоже, еще будет гордиться тобой… А тебе какого черта здесь надо? Пяти минут не могу поговорить с джентльменом с глазу на глаз, тут же лезут!

В дверях топтался смущенный бармен.

– Прошу меня простить, советник, но там пришел Тед Болдуин. Говорит, ему срочно необходимо вас видеть.

Сообщение это было излишним, ибо из‑за плеча слуги уже высунулось свирепое лицо самого Болдуина. Он оттолкнул растерянного бармена и захлопнул у того перед носом дверь.

– Значит, вот оно как? – Он бросил на Макмердо яростный взгляд. – Ты, стало быть, опередил меня? Советник, мне надо сказать вам пару слов насчет этого типа.

– Вот и говори при мне! – крикнул ему Макмердо.

– Я буду говорить когда мне удобно и при ком захочу.

– Ай-ай-ай, – произнес Макгинти, вставая с бочки. – Куда же это годится? К нам явился новый брат. Разве так полагается его привечать, а, Болдуин? Протяни руку и давайте миритесь.

– Ни за что! – взревел Болдуин.

– Я предлагал ему драться, если он считает, что я нанес ему обиду, – сказал Макмердо. – Готов на кулаках, а не хочет на кулаках, согласен на любые другие условия. Предоставляю вам, советник, рассудить нас, как и положено мастеру ложи.

– А что же между вами?

– Юная леди, которая вправе выбирать.

– Нет, не вправе!

– Между двумя членами ложи, полагаю, она имеет право выбора, – вынес решение босс.

– Значит, вот каков ваш суд?

– Да, Тед Болдуин, таков мой суд, – повторил Макгинти грозно. – Не думаешь ли ты его оспорить?

– Вы готовы предать того, кто стоял за вас пять лет, ради чужака, которого видите первый раз в жизни? Джек Макгинти, мастер ложи – звание не пожизненное, и, клянусь Богом, когда придет срок нового голосования…

Как тигр набросился советник на Болдуина. Огромная ручища сомкнулась у того на горле и повалила злосчастного на бочки. Охваченный бешенством, Макгинти совсем задушил бы его, если бы не вмешался Макмердо.

– Спокойнее, советник, Бога ради, спокойнее, не надо так! – произнес он, оттаскивая разъяренного босса.

Макгинти разжал пальцы, и Болдуин, потрясенный, судорожно хватая ртом воздух и весь содрогаясь, как человек, только что заглянувший в глаза смерти, приподнялся и сел на бочке.

– Ты уже давно напрашивался на это, Тед Болдуин, вот и получил! – крикнул Макгинти. Его широкая грудь вздымалась и опадала. – Уж не возомнил ли ты, что если меня не выберут мастером, место достанется тебе? Там посмотрим, это ложе решать. А пока я здесь главный, никому не позволю поднимать голос против меня и оспаривать мой суд.

– Я не против вас, – прохрипел Болдуин, ощупывая шею.

– Ну и ладненько! – воскликнул босс весело и по-свойски, как ни в чем не бывало. – Мы опять добрые друзья, и дело с концом.

Он снял с полки бутылку шампанского.

– Предлагаю тост примирения, принятый в нашей ложе, – продолжал он, разливая вино в три высоких стакана. После этого, как вы знаете, все обиды забываются. Итак, левую руку мне на шею, Тед Болдуин, и я спрашиваю тебя: в чем обида, сэр?

– Тучи собрались, – отозвался Болдуин.

– Но они всегда расходятся.

– И в том я клянусь!

Они осушили свои стаканы, и та же церемония была повторена между Болдуином и Макмердо.

– Ну вот, – проговорил Макгинти, потирая руки. – Вражда забыта. Кто вспомянет, с тем разберется ложа, а у нас с этим делом строго, брат Болдуин знает, и ты тоже, брат Макмердо, живо в этом убедишься, если вздумаешь лезть на рожон.

– Да нет, я не из таких, – ответил Макмердо и протянул руку Болдуину. – Я скор на ссору, но скор и на примирение. Говорят, это все моя горячая ирландская кровь. Что прошло, то забыто, я больше зла на тебя не держу.

Болдуину ничего не оставалось, как пожать протянутую руку, уж слишком грозен был взгляд босса. Но по хмурому выражению его лица было видно, как мало подействовали на него мирные слова Макмердо.

Советник хлопнул того и другого по плечу.

– Эх! – воскликнул он. – Уж эти мне барышни! Надо же, из‑за одной и той же юбки повздорили двое моих парней! Вот незадача, черт подери. Но тут уж пусть сама красотка решает, в обязанности мастера ложи, слава Богу, это не входит. У нас и без женщин забот выше головы. Ты принимаешься в ложу 341, брат Макмердо. У нас свои обычаи, отличные от чикагских. В субботу вечером мы устраиваем сходку, приходи, и о тебе узнает вся долина.

Глава 3
Вермисса, ложа 341

На следующий день после всех этих событий Макмердо перебрался от старого Джейкоба Шафтера в дом вдовы Макнамары на самой окраине города. Тогда же в Вермиссу по своим делам переехал Сканлан, с которым они познакомились еще в поезде, и они поселились вместе. Больше жильцов в доме не было, а хозяйка, добродушная старуха-ирландка, не докучала им своим вниманием; так что они получили свободу слова и дела, так высоко ценимую теми, у кого есть общие секреты.

Шафтер настолько смилостивился, что позволил Макмердо когда угодно приходить есть в его салун, и отношения его с Этти вовсе не были прерваны, а наоборот становились все теснее и ближе с каждым днем.

На новом месте Макмердо чувствовал себя настолько в безопасности, что решился достать и установить свой монетный чекан и под страшной клятвой о неразглашении показал его кое-кому из собратьев по ложе. Каждый из гостей уносил в кармане образцы фальшивых монет, так умело подделанных, что сбывать их было легче легкого. Собратья не переставали дивиться, почему, владея таким искусством, Макмердо не гнушался обыкновенной работы; но всякому, кто задавал подобный вопрос, он объяснял, что отсутствие законного заработка очень скоро привлекло бы к нему внимание полиции.

Впрочем, один полицейский все-таки напал на его след, но по воле случая это принесло молодому авантюристу гораздо больше пользы, чем вреда. Макмердо почти каждый вечер бывал в салуне Макгинти, не упускал случая поближе познакомиться с «ребятами» – так шутливо называли друг дружку члены банды, державшей в страхе город. Лихие ухватки и бесстрашные речи завоевали ему общую любовь, а отточенное мастерство, с которым он однажды отделал кулаками противника во время общей свалки в баре, внушили этой грубой публике глубокое к нему уважение. Но вскоре он вознесся в их глазах еще выше.

Однажды поздно вечером, когда в салун набилось полно народу, открылась дверь, и вошел человек в темно-синем мундире и фуражке – шахтовый полицейский. Это специальное подразделение стражей порядка, которое совместно содержали железнодорожные власти и владельцы шахт в помощь муниципальной полиции, совершенно беспомощной перед организованным бандитизмом, терроризировавшим весь район. При его появлении все примолкли; на вошедшего со всех сторон устремились любопытные взгляды. Но в Соединенных Штатах кое-где отношения между преступниками и полицией весьма своеобразны, и сам Макгинти, стоящий за прилавком, не выказал ни малейшего удивления тем, что у него в салуне объявился такой клиент.

– Мне неразбавленного виски, на улице лютый холод, – сказал полицейский. – Мы, кажется, до сих пор не встречались, советник?

– Вы, стало быть, новый капитан? – откликнулся Макгинти.

– Я самый. Мы надеемся, что вы, советник, и другие видные горожане помогут нам в деле поддержания закона и порядка в этом городе. Капитан Марвин мое прозвание.

– Мы бы лучше управились без вашего вмешательства, капитан Марвин, – холодно отозвался Макгинти. – У нас в городе есть своя полиция, и в привозном товаре никто не нуждается. Вы ведь просто платное орудие капиталистов, вас наняли бить дубинками и расстреливать из ружей ваших неимущих сограждан.

– Ну, ну, не будем спорить, – добродушно ответил полицейский. – Полагаю, каждый исполняет свой долг, как его понимает.

Он осушил свой стакан и, собравшись уходить, повернулся к дверям, но тут заметил Макмердо, который, насупившись, стоял неподалеку.

– А, привет! – воскликнул капитан Марвин. – Старый знакомый!

Макмердо попятился.

– Я никогда не был в дружбе ни с тобой, ни с каким другим чертовым фараоном, – процедил он сквозь зубы.

– Знакомый – не всегда друг, – ухмыльнулся полицейский капитан. – Но ты – Джек Макмердо из Чикаго, ты ведь не будешь этого отрицать.

Макмердо пожал плечами.

– Я и не отрицаю. Уж не воображаешь ли ты, что я стыжусь своего имени?

– Возможно, на то у тебя есть причина.

– Ты на что намекаешь? – прорычал Макмердо, сжав кулаки.

– Ну, ну, Джек, меня на горло не возьмешь. Я работал в чикагской полиции до того, как попал в этот угольный погреб. И чикагского мошенника узнаю с первого взгляда.

У Макмердо вытянулось лицо.

– Неужто ты тот самый Марвин из чикагского централа?

– Я самый. Тедди Марвин к вашим услугам. Мы там не забыли, как был застрелен Джонас Пинто.

– Я в него не стрелял.

– Не стрелял? Надежные показания незаинтересованного свидетеля, а? Во всяком случае, его смерть пришлась тебе очень кстати, иначе бы тебя упекли за фальшивую монету. Ну да ладно, кто старое помянет… Между нами говоря (это я тебе сообщаю не по долгу службы), собрать против тебя доказательств не удалось, так что можешь хоть завтра возвращаться в Чикаго.

– Мне и здесь хорошо.

– Дело твое. Я тебе намекнул, а ты будешь неблагодарный пес, если не скажешь за это спасибо.

– Что ж, думаю, ты говоришь по доброте душевной, так что спасибо, – не слишком любезно отозвался Макмердо.

– От меня никто слова не услышит, пока я буду знать, что ты живешь честно, – сказал капитан. – Но, клянусь Богом, если ты опять свернешь с прямого пути, тут уж не взыщи! Ну, доброй тебе ночи. И доброй ночи вам, советник.

Полицейский покинул салун, но он успел создать образ героя. О подвигах Макмердо в далеком Чикаго ходили в Вермиссе слухи и раньше. Сам он на все вопросы с улыбкой отмалчивался, как человек, не рвущийся к славе. Но теперь то, о чем шептались, получило официальное подтверждение. Завсегдатаи бара столпились вокруг, чтобы пожать ему руку. Отныне он стал своим в их среде. Он умел пить не пьянея; но в тот вечер, не окажись друг Сканлан поблизости, чтобы довести его до дому, ночевать бы герою, с которым каждый непременно хотел выпить, под стойкой.

В субботу вечером Макмердо был представлен ложе. Он рассчитывал, что его примут сразу, без лишних церемоний, поскольку он уже прошел инициацию в Чикаго, но не тут-то было: в Вермиссе были свои правила, которыми здесь очень гордились, и каждый вновь поступающий обязан был пройти через определенный обряд. Собрание происходило в просторном помещении Дома Союза, специально предназначенном для этих целей. Здесь расположились около шестидесяти членов ложи; но это были далеко не все Свободные Работники Вермиссы, потому что в долине имелись и другие ложи по ту сторону перевала, и на серьезное дело из любой из них отбирались люди, так что преступление совершали не местные, а посторонние. В общей сложности по всему угледобывающему району их было разбросано не менее пятисот.

Собравшиеся расселись в пустом зале за длинным столом. Рядом стоял второй стол, уставленный бутылками и стаканами, и кое-кто из сидящих уже озирался на них в предвкушении выпивки. Макгинти восседал на почетном месте. На голове у него, едва прикрывая всклокоченные черные кудри, была плоская шапочка из черного бархата; с плеч свисал лиловый шарф, наподобие епитрахили, так что он был похож на жреца, свершающего некий дьявольский ритуал. По правую и по левую руку от него расположились братья, занимающие в ложе более или менее высокие должности, среди них виднелось жестокое красивое лицо Теда Болдуина. На каждом был либо шарф, либо бляха – знак той или иной должности.

В основном это были люди в годах, но имелись и юнцы от восемнадцати до двадцати пяти лет, умелые и всегда готовые выполнить приказания командиров. В чертах старших уже отчетливо проявилось их свирепое звериное нутро; но, глядя на открытые молодые лица рядовых членов ложи, трудно было представить, что видишь, в сущности, беспощадных убийц с исковерканными душами, что здесь гордятся своим кровавым искусством и с глубоким почтением взирают на того, кто славится как специалист по «чистой работе», так у них это называлось.

У этих страшных людей почиталось доблестью и заслугой вызваться на дело против кого-то, кто в жизни не причинил им ничего худого, кого они подчас до того и в глаза не видели. Совершив преступление, они пускались в спор, чей именно удар оказался смертельным, и, веселясь и веселя остальных, изображали предсмертные вопли и корчи жертвы.

Поначалу такие дела творились под покровом некоторой тайны, но к тому времени, к которому относится данный рассказ, все цинично проделывалось в открытую, так как закон перед ними оказался бессилен: во-первых, никто не отваживался свидетельствовать против них в суде; во-вторых, к их услугам имелось сколько угодно верных людей, готовых показать все, что им ни потребуется; и в-третьих, в их распоряжении был полный сундук денег, откуда можно было черпать средства для оплаты лучших адвокатов в стране. За десять долгих лет торжества беззакония не был вынесен ни один обвинительный приговор, и единственную опасность для этих убийц представляли только сами жертвы, которым нет-нет да удавалось даже в неравной схватке оставить кровавый след на теле кого-нибудь из нападавших.

Макмердо предупредили, что ему предстоит пройти испытания. Но в чем они будут состоять, никто не объяснил. И вот теперь двое дюжих парней ввели его в прихожую. За дощатой перегородкой раздавались голоса собравшихся. Раз или два он уловил свое имя – очевидно, обсуждалась его кандидатура. Наконец, из зала в прихожую вышел страж с золотой и зеленой лентами через плечо.

– Мастер ложи распорядился, чтобы ему связали руки, завязали глаза и ввели, – объявил он.

Втроем они сняли с него сюртук и, закатав рукав рубахи на правой руке, связали руки выше локтей. На голову надели колпак из черной материи, закрывший всю верхнюю половину лица так, чтобы ему ничего не было видно. В таком виде его ввели в зал собрания.

Под колпаком было темно и душно. Слышались какие-то шорохи и голоса. Потом, словно издалека, раздался голос Макгинти:

– Джон Макмердо, ты уже являешься членом древнего Ордена Свободных Работников?

Он слегка поклонился.

– Твоя ложа – номер 29, Чикаго?

Он опять поклонился.

– Темные ночи неприютны, – произнес голос.

– Да, для приезжего в чужой стороне, – отозвался он.

– Тучи собираются.

– Да, близится гроза.

– Ну как, братья, вы удовлетворены? – послышался вопрос мастера ложи.

Раздался общий гул согласия.

– Мы видим, брат, по твоим знакам и отзывам, что ты один из нас, – сказал Макгинти. – Но да будет тебе известно, что в этом графстве и в других графствах в здешнем краю имеются свои правила и свои обязанности, поэтому нам требуются надежные люди. Ты готов подвергнуться испытаниям?

– Готов.

– Храбрый ли ты человек?

– Да.

– Сделай шаг вперед, чтобы доказать это.

При этих словах он почувствовал, как два острия надавили ему на глаза, так что казалось, сделать шаг вперед, значило лишиться обоих глаз. Однако он взял себя в руки и решительно шагнул навстречу опасности. Два острия мгновенно исчезли. Послышался тихий гул одобрения.

– Да, он храбр, – сказал голос. – Ты способен переносить боль?

– Не хуже других, – ответил Макмердо.

– Испытайте его!

Он еле удержался от того, чтобы не заорать: его оголенную правую руку пронзила страшная боль. Он едва не лишился сознания, но прикусил губу, сжал кулаки и не показал виду.

– Могу вытерпеть и больше, – выговорил он.

На этот раз все шумно зааплодировали. Так великолепно у них еще никто не выдерживал вступительного испытания. Его шлепали по спине, сорвали колпак с головы. Он стоял среди поздравляющих, хлопал глазами и улыбался.

– Еще одно, последнее слово, брат Макмердо, – сказал Макгинти. – Ты уже дал клятву хранить тайну и верность, понимаешь ли ты, что расплата за ее нарушение – неотвратимая и немедленная смерть?

– Да, – ответил Макмердо.

– И ты принимаешь власть того, кто будет над тобой мастером, что бы ни случилось?

– Да.

– Тогда от имени ложи 341 в Вермиссе я приветствую тебя и приглашаю разделить ее привилегии. Вино на стол, брат Сканлан, и выпьем за нашего достойного брата!

Новому брату вернули сюртук, но прежде чем надеть его, он осмотрел свою правую руку, причинявшую ему сильную боль. На коже выше запястья горел круг и в нем треугольник – след, прожженный железным клеймом. Кое-кто из соседей по столу завернули рукава и показали ему такие же клейма.

– Оно есть у нас у всех, – сказал один. – Но не все выказали такую стойкость, как ты, когда его получали.

– Пустяки, – отмахнулся Макмердо; но на самом деле рука страшно болела.

Когда было выпито вино по случаю приема нового члена, приступили к насущным делам ложи. Макмердо, знакомый только с простыми чикагскими делами, слушал, развесив уши и испытывая глубокое изумление, которое он старался не показывать.

– Первый пункт в повестке, – начал Макгинти. – Читаем письмо от мастера Уиндла из графства Мертон, ложа 249. Вот что он пишет: «Дорогой сэр! Надо кое-что предпринять с Эндрю Рэем из компании „Рэй и Стермаш, местные шахтовладельцы“. Ваша ложа, как помнится, задолжала нам услугу за услугу, ведь к вам прошлой осенью были направлены два брата по делу участкового полицейского. Пришлите двоих крепких ребят, пусть доложатся казначею нашей ложи Хиггинсу, адрес которого вам известен. Он укажет, когда приступать и где. Ваш брат по свободе Дж. У. Уиндл, М. Л. О. Св. Р.». Уиндл ни разу не отказывал нам, если мы просили прислать одного-двух человек, так что и нам не пристало отказывать ему в просьбе. – Макгинти умолк и обвел помещение тусклыми злыми глазами. – Ну, кто вызовется на это дело?

Подняли руки несколько парней. Мастер ложи оглядел всех, одобрительно ухмыляясь.

– Ты пойдешь, Тигр Кормак. Если управишься так же ловко, как прошлый раз, будешь молодцом. И ты, Уилсон.

– У меня нет револьвера, – пожаловался доброволец, совсем еще зеленый юнец.

– Это твой первый выход, верно? Рано или поздно каждому надо принять крещение кровью. Славное будет начало. Ну а револьвер тебя дожидается. На место вам следует явиться в понедельник, времени будет достаточно. А по возвращении вас ждет самый горячий прием.

– А вознаграждение на этот раз полагается? – спросил Кормак, темнолицый, грубый парень, получивший за зверский нрав прозвище Тигр.

– Вознаграждение ни при чем, – ответил Макгинти. – Это дело чести, и, может быть, когда вернешься, на дне общего ящика найдется несколько лишних долларов.

– А в чем он виновен, этот человек? – задал вопрос юный Уилсон.

– Ну, это уж не твоего ума дело – интересоваться, в чем он виновен. Его приговорили в 249‑й ложе. А нас это не касается. От нас, раз они просят, требуется только привести приговор в исполнение. И кстати сказать, на той неделе к нам прибудут двое из мертонской ложи, чтобы обделать одно дельце в наших местах.

– Кто такие? – поинтересовался один из присутствующих.

– Лучше не знать. Кто ничего не знает, тот и показать ничего не сможет, и никакого вреда из этого не произойдет. Но люди они надежные и работу, коли берутся, делают чисто.

– Давно пора! – воскликнул Тед Болдуин. – Тут народ совсем от рук отбился. Вот только на прошлой неделе десятник Блейкер рассчитал троих наших людей. Он давно напрашивается и теперь получит по заслугам.

– Получит – что? – шепотом осведомился у соседа Макмердо.

– Как что? Заряд дроби! – расхохотался тот. – Нравятся тебе, брат, наши методы?

Криминальная душа Макмердо уже прониклась духом этого подлого сборища, членом которого он теперь стал.

– Нравятся вполне, – ответил он. – Подходящие методы для человека с характером.

Кое-кто из сидевших поблизости, услышав эти слова, громко выразил одобрение.

– В чем дело? – крикнул черногривый мастер ложи с другого конца стола.

– Да вот, наш новый брат, сэр, одобряет наши методы.

Макмердо тут же вскочил и провозгласил:

– Хочу сказать, достопочтенный мастер, если потребуется исполнитель, я почел бы за честь быть избранным для дела!

Все радостно загудели.

– Выдвигаю предложение, – произнес сидевший рядом с председателем секретарь Харрауэй, похожий на сивобородого стервятника, – чтобы брат Макмердо повременил, покуда ложа не сочтет нужным прибегнуть к его услугам.

– Ну да, я это и говорю: отдаю себя в ваши руки, – отозвался Макмердо.

– Твой срок придет, брат, – сказал ему председатель. – Мы взяли тебя на заметку как добровольца и верим, что ты еще отличишься в наших краях. У нас тут есть одно небольшое дельце, и ты можешь принять в нем участие, коль будет охота.

– Я лучше подожду чего-нибудь посерьезнее.

– Ну, все равно, можешь прийти к ночи, посмотришь своими глазами, за что мы стоим. Об этом позже. А пока, – он заглянул в повестку дня, – собрание еще должно обсудить два или три пункта. Во-первых, вопрос к казначею: что у нас на банковском счете? Надо назначить пенсию вдове Карнауэя. Он погиб, выполняя работу для ложи, и наша обязанность позаботиться о том, чтобы вдова не испытывала нужды.

– Джим получил пулю в лоб месяц назад при попытке убить Честера Уилкокса в поселке Марли-Крик, – пояснил Макмердо сосед.

– В настоящее время на счете сумма немалая, – доложил казначей, заглядывая в банковскую книжку. – Фирмы не скупились на взносы. «Макс Линдер и K°» выплатили пять сотен за то, чтобы их оставили в покое. «Братья Уокеры» прислали сотню, но я взял на себя смелость вернуть ее назад и потребовать пятьсот. Если до среды ответа не будет, у них может выйти из строя подъемный механизм. В прошлом году нам пришлось спалить их дробилку, чтобы они заговорили по-другому. Внесла ежегодный взнос Западная угольная компания. Так что у нас на руках сейчас достаточно, чтобы расплатиться по всем обязательствам.

– А как насчет Арчи Суиндона? – спросил кто-то.

– Этот продал дело и покинул наши края. Оставил записку, старая скотина, что лучше свободным мести улицы в Нью-Йорке, чем владеть шахтой под властью банды вымогателей. Пусть благодарит Бога, что успел смыться, прежде чем мы получили эту записку. Надо думать, в эту долину он больше носа не сунет.

С противоположного председательскому конца стола поднялся пожилой бритый мужчина с добрым лицом и широким лбом.

– Мистер казначей, – обратился он к докладчику, – можно спросить? Кто приобрел собственность этого человека, которого мы заставили покинуть здешние места?

– Да, брат Моррис. Она была куплена Железнодорожной компанией штата и графства Мертон.