Текст книги "Долина страха"

Глава 5
Черный час

Если было еще что-нибудь, что могло бы подогреть любовь товарищей к Джеку Макмердо, так это его арест и последующее освобождение. Чтобы новичок в первую же ночь, как его приняли в ложу, сделал что-то такое, из‑за чего угодил под суд, это в истории их Общества еще не случалось. За ним уже закрепилась слава свойского парня, веселого выпивохи и вообще молодца, который не потерпит оскорбления даже от самого босса. Но вдобавок к тому он еще произвел на всех впечатление самого ловкого и сообразительного из всех «ребят», способного в два счета измыслить какой-нибудь хитроумный план и сам же его осуществить. «Вот парень для чистой работы», – говорили о нем старшие в ложе и только ждали момента, когда можно будет запустить его в дело.

У Макгинти было много послушных исполнителей, но этот, как он сам видел, превосходил всех. Хозяин словно держал на поводке свирепого охотничьего пса. Есть собачки попроще, чтобы делать простую работу, но рано или поздно он спустит этого с поводка на большую дичь. Некоторые члены ложи, Тед Болдуин в их числе, завидовали его скорой славе и злились; но они старались держаться от Макмердо подальше, ибо он всегда готов был не только к забавам, но и к драке.

Но если среди собутыльников Макмердо добился большого успеха, то в другом, более важном для него деле терпел неудачу. Отец Этти Шафтер не желал иметь с ним ничего общего и в дом к себе больше не допускал. Этти, правда, была слишком влюблена, чтобы совсем от него отказаться, но здравый смысл предостерегал ее, что выходить замуж за человека, которого считают преступником, – беды не оберешься.

Однажды утром после бессонной ночи она решила повидаться с ним, быть может, в последний раз и сделать последнюю отчаянную попытку увести его от дурных губительных влияний. Она пришла в дом, где он жил и куда он много раз умолял ее прийти, и заглянула в гостиную. Макмердо сидел за столом, спиной к двери, писал письмо и не слышал, как дверь открылась. Вдруг поддавшись порыву девичьей шалости, ей было всего девятнадцать лет, она неслышно, на цыпочках подкралась и положила ладонь ему на плечо.

Если она хотела, чтобы он вздрогнул от неожиданности, ее желание исполнилось; но исполнилось настолько, что теперь вздрогнуть пришлось ей. Словно тигр, Макмердо обернулся в прыжке, и его правая рука оказалась на ее горле. Одновременно левая рука смяла лежавший на столе листок. Но в следующий миг изумление и радость сменили на его лице гримасу бешенства, бешенства такого свирепого, что бедная Этти, ничего подобного не видевшая за всю свою тихую жизнь, в ужасе отшатнулась.

– Это ты! – проговорил он и провел ладонью по лбу. – Подумать только, ко мне пришла ты, сокровище моей души, а я не нашел ничего лучше, как броситься душить тебя! Иди же сюда, моя милая, – позвал он, раскрыв объятия, – позволь мне искупить свою вину.

Но Этти еще не опомнилась от потрясения.

– Что с тобой, Джек? – спросила она. – Отчего ты так переполошился? О, Джек, если бы совесть твоя была чиста, ты бы не смотрел на меня так!

– Ну, конечно! Я думал совсем о другом, и вдруг ты неслышно приблизилась…

– Нет, нет, Джек, не только это, – она вдруг взглянула с подозрением. – Ну-ка покажи, что за письмо ты писал.

– Нет, Этти, не могу.

Подозрения ее перешли в уверенность.

– Значит, это письмо другой женщине! – горько воскликнула она. – Иначе зачем бы тебе скрывать его от меня? Уж не жене ли ты пишешь? Откуда мне знать, может, ты женат, человек ты здесь новый, кто за тебя поручится?

– Нет у меня жены, Этти. Ты для меня единственная на всем свете. Клянусь святым крестом!

Он говорил так страстно и так побледнел при этом, что она не могла ему не поверить.

– А если так, то почему бы тебе не показать мне это письмо?

– Я отвечу почему, моя красавица, – сказал он. – Я дал клятву, что никому его не покажу, и как для меня невозможно нарушить слово, данное тебе, точно так же я не могу обмануть доверие тех, кому дал эту клятву. Это дела ложи, они тайна даже от тебя. А что я испугался, когда почувствовал руку на своем плече, то разве ты не понимаешь? Это ведь могла быть рука сыщика.

Она чувствовала, что он говорит искренно. Он крепко обнял ее, поцелуями отгоняя страхи и подозрения.

– Сядь вот тут, подле меня. Это никудышный трон для такой королевы, но роскошнее у твоего бедного Джека пока нет. Думаю, однако, что скоро заработаю для тебя и кое-что получше. Ну, теперь душа твоя спокойна, не правда ли?

– Как может моя душа быть спокойна, когда я знаю, что ты водишься с ворами и сам вор? Когда каждый день я боюсь услышать, что тебя схватили и судят за убийство? Макмердо – «метельщик», – так сказал вчера про тебя один из наших постояльцев. И эти слова пронзили мне сердце как острый нож.

– Слова – пустой звук.

– Да, но это правдивые слова.

– Поверь, дорогая, на самом деле все не так плохо, как кажется. Мы всего-навсего бедные работники и стараемся как можем защитить свои права.

Этти обняла его за шею.

– Брось их, Джек! Ради меня, ради Господа Бога, уйди из этой ложи! Я для того и пришла к тебе, чтобы просить об этом. Джек, о Джек, я заклинаю тебя, стоя на коленях! Смотри, я стою перед тобой на коленях и умоляю: брось все это!

Он поднял ее и стал успокаивать:

– Милая моя, дорогая, ты не знаешь, о чем просишь. Как я могу бросить все это, я же нарушу клятву и предам товарищей! Если бы ты понимала мое положение, ты бы не стала об этом просить. К тому же, как бы я мог это сделать, даже если бы и захотел? Не думаешь же ты, что ложа отпустила бы на все четыре стороны своего члена, посвященного во все ее секреты?

– Я думала об этом, Джек. У меня есть план. Отец скопил кое-какую сумму. Ему осточертели эти места, где страх затмевает нашу жизнь. Он готов уехать. Мы сбежим отсюда втроем и поселимся в Филадельфии или в Нью-Йорке, где они не смогут до нас добраться.

Макмердо засмеялся.

– У ложи длинные руки. Думаешь, они не дотянутся до Филадельфии или Нью-Йорка?

– Тогда переберемся на Запад, или в Англию, или в Германию, откуда отец родом. Куда угодно, только бы вырваться из Долины страха!

Макмердо вспомнил старого Морриса.

– Второй раз слышу, что так называют Вермиссу, – сказал он. – Похоже, тень и вправду затмила иным из вас жизнь.

– Нет ни мгновенья, когда бы мы не ощущали угрозы. Думаешь, Тед Болдуин простил нас? Если бы он не боялся тебя, знаешь, какая судьба бы нас ждала? Видел бы ты, какими голодными черными глазами он на меня смотрит!

– Черт возьми, я научу его хорошим манерам, если только замечу за ним такое! Но ты пойми, девочка моя, уехать отсюда я не могу. Не могу, и баста, запомни это раз и навсегда. Но если ты предоставишь мне самому все устроить, я постараюсь найти способ, как выйти с честью из этого положения. Дай мне шесть месяцев, я подготовлю наш отъезд так, что смогу не стыдясь смотреть в глаза остальным.

Девушка радостно улыбнулась.

– Шесть месяцев! – воскликнула она. – Ты обещаешь?

– Ну, может быть, получится семь или восемь. Но не позже чем через год мы покинем эту долину.

Больше Этти ничего не смогла от него добиться. Но от сердца у нее все же отлегло.

Не следует думать, что ему, Макмердо, было теперь известно все, что делалось в тайном обществе. Он скоро убедился, что их организация гораздо шире и сложнее, чем простая ложа. Даже босс Макгинти был посвящен далеко не во все; над ним стоял так называемый Делегат от графства, который жил в поселке Хобсон-Пэтч и имел право командовать несколькими ложами исключительно по своему усмотрению. Макмердо видел его лишь однажды – маленький, ушлый крыса-человечек, волосенки седые, ходит словно крадучись и поглядывает искоса, ядовито. Звался он Эванс Потт, и даже могущественный босс Вермиссы, похоже, испытывал к нему отвращение.

Однажды на имя Сканлана, жившего в том же доме, что и Макмердо, пришло письмо от Макгинти, а в нем была вложена записка от Эванса Потта с уведомлением, что он шлет в Вермиссу двух крепких молодцов, Лоулера и Эндрюса, которым поручено разделаться кое с кем в их краю; но в интересах безопасности, о ком именно идет речь, не уточнялось. Не позаботится ли мастер Макгинти об их ночлеге и устройстве на то время, пока не придет срок действовать? От себя Макгинти добавлял, что в Доме Союза тайно расположиться невозможно, поэтому он будет признателен, если Макмердо и Сканлан примут двух незнакомцев у себя.

Они явились в тот же вечер. Каждый нес в руке саквояж. Лоулер оказался пожилым, молчаливым и необщительным; он был одет в старый черный фрак, который вместе с клочковатой, сивой бородой и проницательным взглядом делал его похожим на странствующего проповедника. Зато его спутник Эндрюс был молодой парнишка с открытым, жизнерадостным лицом и развязными манерами человека на отдыхе, намеренного получить от нескольких свободных дней как можно больше удовольствия. Оба были непьющие и вели себя как образцовые члены человеческого сообщества, за одним только исключением – они были киллеры, зарекомендовавшие себя как отличные исполнители кровавых замыслов тайного общества. За Лоулером числилось четырнадцать убийств, за Эндрюсом – три.

К удивлению Макмердо, оба охотно повествовали о своих прошлых подвигах с застенчивой гордостью людей, сослуживших добрую и самоотверженную службу обществу. Однако о том, что им предстоит совершить на этот раз, они помалкивали.

– Нас выбрали, потому что ни я, ни парень спиртного в рот не берем, – пояснил Лоулер. – На нас можно положиться, мы лишнего не сболтнем. Вам, может, и обидно покажется, но это распоряжение Делегата от графства.

– Ну, ясное дело, мы ведь все заодно, – поддакнул Сканлан. Все четверо уселись за стол ужинать.

– Что верно, то верно, и мы готовы хоть до петухов рассказывать про убийство Чарли Вильямса, или Саймона Берда, или про любое другое дело из прежних. Но что еще не сделано, о том молчок!

– У нас тут найдется с полдюжины человек, с которыми я бы и сам не прочь разобраться, – проговорил Макмердо. – Вы случайно не по душу Джека Нокса из Айронхилла явились?

– Нет пока что.

– Или Германа Стросса?

– Пока нет.

– Ладно, не хотите говорить, не надо.

Лоулер с улыбкой покачал головой. Его на подначку не возьмешь. Но несмотря на молчание гостей, Сканлан и Макмердо решили непременно присутствовать при «деле». Так что, когда через несколько дней рано утром Макмердо услышал, что по лестнице кто-то тихо спускается, он поспешил растолкать Сканлона. Они торопливо оделись и, сбежав вниз, обнаружили, что их гости, уходя, даже не закрыли за собой дверь. Еще не рассвело, при свете фонарей они успели заметить в отдалении тех двоих и, осторожно ступая по глубокому снегу, пошли за ними следом.

Дом, где они квартировали, стоял на краю города, так что скоро они очутились на перекрестке дорог уже за городской чертой. Здесь ждали еще трое, и между ними завязался негромкий, взволнованный разговор. Затем они двинулись дальше, уже впятером. Похоже, дело предстояло не простое, если требовалось столько участников. От дороги отходило несколько троп, ведущих к разным шахтам. Пятеро заговорщиков свернули к шахте «Воронья гора», на которой, благодаря стараниям энергичного и бесстрашного управляющего из Новой Англии Джозайи Х. Данна, сохранялся строгий порядок.

Рассвело, стало видно, как по черной тропе в одиночку и группами идут на шахту рабочие. Макмердо со Сканланом затесались в эту толпу и пошли дальше, не упуская из виду тех, за кем следили. Над землей колыхался густой туман, и откуда-то из тумана вдруг прозвучал громкий гудок. Он означал, что через десять минут клети пойдут вниз и начнется рабочий день.

У входа в шахту столпилось в ожидании человек сто угольщиков, от холода они притопывали ногами и дышали себе на пальцы. Пятеро чужаков стояли отдельно от всех под навесом подъемной машины. Сканлан и Макмердо взобрались на кучу шлака, откуда была видна вся площадка у входа в шахту. Из машинного отделения вышел старший механик, могучий бородатый шотландец по фамилии Мензис, и дал свисток, чтобы спускали клети.

В это же время ко входу в шахту торопливо прошел высокий и стройный молодой мужчина с умным бритым лицом. Взгляд его упал на пятерых, сгрудившихся у машинного навеса. Они стояли с поднятыми воротниками, в надвинутых на лицо шляпах. На миг сердце управляющего сжало ледяное предчувствие смерти. Но он тут же встряхнулся и, как велел ему долг, обратился к непрошеным гостям.

– Кто вы такие? – спросил он, приблизившись. – Кто вам позволил болтаться тут без дела?

Ответа не последовало; молодой Эндрюс сделал шаг вперед и выстрелил ему в живот. Сто дожидающихся шахтеров беспомощно замерли, точно парализованные. Управляющий прижал к животу ладони, согнулся и побрел в сторону. Но раздался второй выстрел, и управляющий повалился на бок, царапая пальцами черную землю; ноги у него дергались. При виде этого могучий механик Мензис, подняв над головой огромный гаечный ключ, с грозным ревом бросился на бандитов; но был встречен двумя выстрелами в лицо и упал замертво под ноги своим убийцам.

Кое-кто из толпы шахтеров двинулся было на злодеев, раздались возгласы жалости и гнева; но двое из пришельцев выстрелили в воздух над головами рабочих, и толпа сразу же разбрелась, а некоторые со всех ног бросились в Вермиссу по домам.

Когда же самые отважные опомнились и снова собрались у входа в шахту, пятеро убийц уже исчезли, растаяли в утреннем тумане, и не нашлось ни одного свидетеля, кто взялся бы опознать этих людей, совершивших на глазах у всех два убийства.

Сканлан и Макмердо пошли домой, Сканлан слегка подавленный – он впервые своими глазами увидел, как делается «чистая работа», о которой поговаривали в ложе, и на поверку она оказалась вовсе не такой забавной, как ему внушали. Жуткие вопли жены убитого управляющего звучали у них в ушах на всем пути в город. Макмердо шел молча, погруженный в свои мысли, но малодушия своего напарника он не разделял.

– Это ведь как на войне, – втолковывал он Сканлану. – Между нами и ими идет война, и мы наносим ответные удары как можем.

А вечером в Доме Союза ложа праздновала победу – убийство управляющего и механика на шахте «Воронья гора», благодаря которому теперь эта компания будет вести себя так же, как и остальные терроризированные и порабощенные компании.

Оказалось, что Делегат от графства, направляя пятерых убийц в Вермиссу, потребовал, чтобы в уплату за это оттуда выделили троих и тайно послали в Гилмертонский район для убийства Вильяма Хейлса, одного из самых известных и наиболее уважаемых там владельцев шахт, человека, не имевшего ни единого врага на свете, поскольку у него на шахте для рабочих были созданы образцовые условия. Однако за это он требовал хорошей работы и поэтому рассчитал нескольких бездельников и пьяниц, оказавшихся членами всемогущей организации. Над его дверьми вывесили изображение гроба, но он остался тверд и поэтому в свободной и цивилизованной стране был приговорен к смерти.

Казнь состоялась. Возглавлял операцию Тед Болдуин, и теперь он, развалясь, восседал на почетном месте рядом с мастером ложи. Его раскрасневшееся лицо и налитые кровью остекленевшие глаза свидетельствовали о пьяной и бессонной ночи. С двумя помощниками он провел ее, пробираясь через горы, и теперь вид у них был немытый и нечесаный; но никаких героев, вырвавшихся из вражеского окружения, еще не встречали товарищи с таким почетом.

Под восторженные крики и хохот они рассказывали и пересказывали, как все было. Они ждали его на вершине холма, где он проезжал, когда уже стемнело, по дороге домой. На подъеме лошадь перешла на шаг, они набросились на него, а он был так укутан в мех, что не успел даже вытащить револьвер. Бросив шахтовладельца на землю, они выстрелили в упор несколько раз. Он кричал, умолял о пощаде. И теперь на потеху всей ложе убийцы воспроизводили его крики.

– Ну-ка, еще разок изобразите, как он визжал! – просили слушатели.

Там не было никого, кто был бы знаком с убитым; но драма человекоубийства захватывает дух, и к тому же они показали «метельщикам» из Гилмертона, что люди Вермиссы тоже не лыком шиты.

Хотя приключилась одна небольшая неприятность: они еще расстреливали мертвое тело, когда снизу по дороге подъехали двое, муж и жена, направлявшиеся куда-то по своим делам. Сначала решено было их тоже прикончить; но люди это были безвредные, на шахте не работали, и им позволили ехать своим путем, да чтобы помалкивали, не то с ними случится еще кое-что пострашнее. А окровавленное тело бросили на дороге как предостережение всем другим хозяевам. Трое же благородных мстителей поспешили в горы, где дикие скалы обрываются над самыми горнами и дымящимися грудами шлака. И вот они здесь, живые и невредимые, безупречно выполнившие свой долг и дружно восхваляемые соратниками.

То был славный день для «метельщиков». Тень, падающая на долину, сгустилась еще больше. Но как мудрый полководец выбирает миг победы, чтобы напасть на врага с удвоенной силой, не дав ему опомниться и прийти в себя после поражения, так босс Макгинти, оглядывая поле битвы своими хмурыми, злобными глазками, задумал еще одну атаку на тех, кто стоит у него на пути. В ту же ночь, когда упившиеся братья стали расходиться, он тронул за рукав Макмердо и поманил его в комнату за стойкой, где когда-то состоялся их первый разговор.

– Послушай-ка, парень, – сказал он, – я нашел наконец дело, которое достойно тебя.

– Горжусь доверием, – ответил Макмердо.

– Можешь взять себе в помощь двоих, Мэндерса и Рейли, они предупреждены. Мы не будем знать покоя у себя в районе, покуда не разделаемся с Честером Уилкоксом, и если ты его утихомиришь, все ложи в угольном краю скажут тебе спасибо.

– Сделаю, что смогу. Кто он такой и как мне его найти?

Макгинти вынул изо рта свою неизменную сигару, которую всегда то ли курил, то ли жевал, и набросал на листке из блокнота некое подобие плана.

– Уилкокс – старший бригадир на шахте «Айрон дайк». Он крепкий орешек, ветеран, старший сержант Гражданской войны, убеленный сединой и весь в шрамах. Мы уже дважды пытались с ним сладить, но без толку, а Джим Карнауэй лишился при этом жизни. Теперь возьмись за него ты. Вот тут его дом, стоит на отшибе у дороги к руднику, видишь на карте? И кругом никого, ни жилья, ни строения. Днем соваться бесполезно, он вооружен, стреляет мгновенно и без промаха, не задавая вопросов. Другое дело – ночью. В доме он сам, жена, трое детей и прислуга. Выбирать не придется, тут все или никто. Если сможешь заложить под дверь мешок с взрывчаткой и осторожно поднести спичку…

– А что он сделал?

– Я же сказал: он застрелил Джима Карнауэя.

– Почему он его застрелил?

– Какое тебе до этого дело, черт побери? Карнауэй рыскал ночью вокруг его дома, вот он его и застрелил. Нам с тобой этого достаточно. Теперь ты должен ему отомстить.

– А две женщины и детишки? Они тоже взлетят на воздух?

– Куда же им деваться. Иначе мы до него не доберемся.

– За что же им так? Они ведь ничего не сделали.

– Что за дурацкие разговоры? Ты, может, отказываешься?

– Спокойнее, советник. Что я такого когда-нибудь сказал или сделал, чтобы можно было подумать, будто я отказываюсь выполнить приказ, полученный от мастера моей ложи? Правильно это или неправильно, не мне решать, а вам.

– Так выполнишь это?

– Конечно выполню.

– Когда?

– Дайте мне ночь или две, чтобы я мог осмотреть дом и продумать план. А уж тогда…

– Ну и прекрасно, – Макгинти пожал ему руку. – Полагаюсь на тебя. Будет большой праздник, когда ты сообщишь нам, что дело сделано. После этого они уже не подымутся с колен.

Макмердо долго и тщательно обдумывал неожиданное поручение. Дом, где жил Честер Уилкокс, находился в пяти милях от города в небольшой лощине. В ту же ночь Макмердо отправился на рекогносцировку. Обратно вернулся днем. На следующий день потолковал со своими помощниками, Мэндерсом и Рейли, легкомысленными юнцами, которые радовались предстоящей вылазке, как будто собирались охотиться на оленей.

На третью ночь все трое, вооруженные, сошлись за городской чертой. Один из юнцов нес мешок со взрывчаткой, которой пользовались подрывники в шахтах. Пока дошли, было уже два часа ночи. Дул холодный ветер, по черному небу неслись рваные облака, то затмевая, то приоткрывая ущербную луну. Налетчики были предупреждены, что у дома могут быть собаки, и держали в руках револьверы с взведенным курком. Но все было тихо, только выл ветер, и нигде ни малейшего движения, лишь ходили ходуном верхушки деревьев.

Макмердо приблизился к двери, прислушался – в доме ни звука. Он осторожно привалил к двери мешок со взрывчаткой, ножом проделал в нем небольшое отверстие, просунул туда конец фитиля. Убедившись, что фитиль разгорелся, они со всех ног бросились бежать и успели залечь на дно отдаленной канавы, прежде чем оглушительный взрыв, сопровождаемый грохотом разваливающегося здания, оповестил их о том, что дело сделано. Такой чистой работы не ведали кровавые анналы тайного общества.

Но, увы, несмотря на безупречную организацию, подготовку, все их старания пропали даром! За день до этого Честер Уилкокс, хорошо знавший, что приговорен к казни, перебрался с семьей в более безопасное место, под охрану полиции. От взрыва взлетел на воздух лишь пустой дом, а строгий ветеран Гражданской войны продолжал командовать своими шахтерами.

– Предоставьте его мне, – сказал Макмердо. – Он мой, и я до него доберусь, хоть бы пришлось выжидать целый год.

На общей сходке ему выразили благодарность и доверие, и на том дело пока остановилось. Когда несколько недель спустя стало известно, что в Уилкокса стреляли из засады, всем стало ясно, что это Макмердо старается довести до конца свою недоделанную работу.

Таковы были приемы Общества Свободных Работников, и такие дела творили «метельщики», чтобы держать в страхе этот обширный и богатый район, над которым они на долгое время установили свое владычество. К чему дальше пятнать бумагу описаниями злодейств? Разве не довольно уже сказано о том, что это были за люди и как они действовали?

Преступления их вошли в историю, кто хочет узнать дальнейшие подробности, пусть обратится к официальным документам. В них можно прочитать о том, как расстреляли безоружных полицейских, Ханта и Эванса, за то, что они осмелились арестовать двух членов Общества, – двойное убийство было задумано в Вермисской ложе и выполнено хладнокровно. Есть там и описание того, как застрелили миссис Ларби, когда она ухаживала за своим мужем, избитым до полусмерти по приказу босса Макгинти. Убили старшего Дженкинса, а вскоре и его брата; изувечили Джеймса Мердока; взорвали семью Стапхаузов; и все за одну ту страшную зиму.

Непроглядная черная тень нависла над Долиной страха. Зиму сменила весна, побежали ручьи, зацвели деревья. Ожила надежда для всей природы, которую так долго сковывала железная хватка холода. И только для людей, живших под ярмом страха, не было надежды. Никогда еще над ними не нависала такая черная, такая беспросветная туча, как в начале лета 1875 года.