Текст книги "Собака Баскервилей (сборник)"

Артур Конан Дойл
Собака Баскервилей (сборник)

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», 2016

* * *

Собака Баскервилей

Глава I
Мистер Шерлок Холмс

Мистер Шерлок Холмс, нечасто встававший рано, кроме тех случаев, когда вовсе не ложился, сидел за столом в нашей общей гостиной и завтракал. Я в это время стоял у него за спиной на коврике у камина, рассматривая трость, которую вчера вечером забыл наш посетитель. Такие добротные массивные деревянные палки с набалдашником называют «адвокатскими». Прямо под ручкой ее опоясывало серебряное кольцо шириной почти в дюйм[1]1
  Дюйм – 2,54 сантиметра. (Здесь и далее примеч. А. П. Краснящих, если не указано иное.)


[Закрыть]. «Джеймсу Мортимеру, M.R.C.S.[2]2
  Член Королевского хирургического общества. (Примеч. пер.)


[Закрыть], от друзей по С. С. Н.» было выгравировано на нем, ниже стояла дата: «1884». Эта трость была из разряда тех, с какими в прежние времена нередко ходили домашние врачи или юристы – солидная, крепкая, внушающая уважение.

– Что вы о ней скажете, Ватсон?

Холмс сидел ко мне спиной, я же, рассматривая трость, не произнес ни слова, поэтому удивился:

– Как вы догадались, что я делаю? У вас что, и на затылке глаза имеются?

– Нет, просто на столе передо мной стоит хорошо начищенный серебряный кофейник, – сказал он. – Но все-таки, что вы скажете о трости нашего посетителя? Поскольку вчера он, к сожалению, нас так и не дождался и мы не имеем представления о том, зачем он к нам приходил, давайте попробуем использовать эту вещь, чтобы кое-что выяснить о личности ее хозяина.

– Думаю, – начал я, стараясь по мере сил следовать методу моего друга, – что доктор Мортимер – весьма успешный медик, не молодой, уважаемый в обществе, раз те, кто его знают, преподносят ему такие подарки в знак уважения.

– Прекрасно! – воскликнул Холмс. – Просто замечательно!

– Ктомуже мне кажется, что он, вероятнее всего, сельский врач и часто ходит к пациентам пешком.

– Почему вы так думаете?

– Потому что его довольно приличная трость так оббита, что я просто не могу себе представить ее в руках городского врача. Тяжелый металлический наконечник стесан, это свидетельствует о том, что хозяин трости часто ею пользуется.

– Очень тонко подмечено! – похвалил меня Холмс.

– Ктомуже в надписи «От друзей по С. С. Н.» буква «Н» – это, скорее всего, местный охотничий клуб, членам которого этому человеку, возможно, приходилось оказывать медицинскую помощь и которые в ответ решили сделать ему небольшой подарок[3]3
  С буквы «h» начинается английское слово «hunt» – охотничий. (Примеч. пер.)


[Закрыть]. Ну а «С. С.» – это аббревиатура названия клуба.

– Ватсон, вы превзошли самого себя! – сказал Холмс, откидываясь на спинку стула и закуривая сигарету. – Должен сказать, что в своих рассказах о моих скромных достижениях вы постоянно преуменьшаете собственные способности. Очень может быть, что вы не источник, а проводник света. Есть такие люди, которые, не обладая каким-либо особым талантом, умеют стимулировать его в других. Должен признаться, друг мой, что я многим вам обязан.

Никогда еще он так обо мне не отзывался, и, честно говоря, мне было чертовски приятно услышать из его уст такие слова, поскольку раньше меня всегда обижало, что Холмс как будто даже не замечает, с каким восхищением я к нему отношусь и как изо всех сил стараюсь донести до общественности всю правду о его методе. К тому же я почувствовал гордость, за то, что уже настолько овладел системой моего друга, что смог умело применить ее и добиться его похвалы. Взяв у меня из рук палку, Холмс несколько минут осматривал ее. Потом с заинтересованным видом отложил сигарету, подошел с тростью в руках к окну и еще раз осмотрел ее, но уже через увеличительное стекло.

– Интересно, но слишком просто, – сказал он, усаживаясь в свой любимый угол дивана. – На палке действительно есть пара-тройка отметин. Они дают основание для некоторых выводов.

– Неужели я что-нибудь упустил? – важно спросил я. – Надеюсь, что-то не очень существенное?

– Боюсь, дорогой Ватсон, что большинство ваших выводов ошибочны. Говоря, что вы стимулируете меня, я, признаюсь, имел в виду, что на правильный путь меня чаще выводят ваши ошибки. Нельзя сказать, что вы во всем неправы относительно этой трости. Безусловно, ее хозяин – сельский врач. И он действительно очень много ходит пешком.

– Так значит, я не ошибся.

– В этом – да.

– Выходит, я все определил верно?

– Нет, нет, мой дорогой Ватсон, далеко не все. Я бы предположил, что подарок от друзей доктор, вероятнее всего, получил в больнице, а не в охотничьем клубе. А когда в начале аббревиатуры стоят буквы «С. С», сами собой напрашиваются слова Чаринг-кросс[4]4
  С. С. Н. – «Charing Cross Hospital» (Чарингкросская больница). (Примеч. пер.)


[Закрыть].

– Возможно, вы и правы.

– Скорее всего, так и есть. Если мы примем за рабочую версию именно это предположение, у нас появится новая база для воссоздания образа нашего посетителя.

– Хорошо, если предположить, что «С. С. Н.» – это действительно Чарингкросская больница, что еще нам это дает?

– А у вас не возникнет никаких предположений? Вы же знаете мои методы. Примените их!

– Ну, я могу разве что добавить, что до того как переехать в деревню, этот человек имел практику в городе.

– Думаю, можно пойти немного дальше. Вот смотрите. Почему ему сделали такой подарок? В каком случае его друзья могли объединиться, чтобы вручить ему подобный предмет в знак уважения? Разумеется, когда доктор Мортимер увольнялся из больницы, чтобы начать собственную практику. Нам известно, что ему был сделан подарок, это раз. Мы предполагаем, что из города он перебрался в сельскую местность, это два. Неужели не напрашивается вывод, что подарок был сделан именно в связи с этой переменой в его жизни?

– Звучит правдоподобно.

– Теперь, как вы сами можете догадаться, он не мог быть штатным сотрудником больницы, поскольку, чтобы занимать такое место, необходимо иметь солидную практику в Лондоне. Такой человек не стал бы переезжать в деревню. Так кто же он? Если Мортимер работал в больнице, но в то же время не состоял в штате, значит, он мог быть только скромным медиком, живущим при больнице, это должность чуть выше экстерна[5]5
  Экстерн (от лат. extemus – внешний, посторонний) – внештатный врач, бесплатно работающий в больнице или ином медицинском учреждении для прохождения практики.


[Закрыть]. К тому же из больницы он ушел пять лет назад, на это указывает дата на трости. Так что, мой дорогой Ватсон, ваш солидный, преклонных лет медик исчезает, и ему на смену приходит молодой человек, которому еще нет тридцати, общительный, нечестолюбивый, рассеянный. К тому же у него есть собака, которую он очень любит. Я бы сказал, что она побольше терьера, но меньше мастифа.

Шерлок Холмс откинулся на спинку дивана и стал пускать в потолок небольшие колеблющиеся колечки табачного дыма, я же, глядя на него, недоверчиво рассмеялся.

– Что касается последнего, тут я вас проверить, конечно, никак не могу, – сказал я. – Но вот уточнить возраст и место работы этого Мортимера совсем несложно.

На книжной полке, отведенной под медицинскую литературу, я нашел медицинский справочник и открыл его на букве «М». Там значилось несколько Мортимеров, но лишь один из них мог быть нашим вчерашним посетителем. Данные о нем я прочел вслух.

«Мортимер Джеймс, M.R.C.S., 1882, Гримпен, Дартмур, графство Девон. В 1882–1884 хирург при Чарингкросской больнице. Награжден премией Джексона[6]6
  Джон Хьюлинг Джексон (1835–1911) – английский невролог, автор трудов о локализации двигательных центров коры головного мозга и др.


[Закрыть] в области сравнительной патологии за статью «Болезнь. Возврат к прошлому или?..» Член-корреспондент Шведского патологоанатомиче-ского общества. Автор научных работ «Некоторые необычные проявления атавизма» («Ланцет», 1882), «Совершенствуемся ли мы?» («Психологический журнал», март 1883). Медицинский инспектор приходов Гримпен, Торсли и Хай-бэрроу».

– Видите, Ватсон, ни слова об охотничьем клубе, – сказал Холмс и расплылся в улыбке. – Но Мортимер действительно сельский врач, как вы довольно проницательно заметили. Мне кажется, что и мои выводы подтвердились. Что же касается эпитетов, если я правильно помню, я назвал его общительным, нечестолюбивым и рассеянным. Тут уж я основывался исключительно на своем знании людей. Только общительные люди получают подарки от бывших коллег, только нечестолюбивые могут пожертвовать карьерой в Лондоне ради работы в деревне, и только очень рассеянный человек, прождав целый час, может оставить свою трость, а не визитную карточку.

– А собака?

– О, эта собака любит носить в зубах трость своего хозяина. Поскольку трость довольно тяжела, собака хватает ее посередине. Здесь четко видны следы зубов. Я считаю, что челюсть у пса, судя по этим отметинам, слишком велика для терьера, а у мастифов челюсть несколько шире. Скорее всего, это… Господи, ну конечно же, спаниель с вьющейся шерстью.

Рассуждая, Холмс поднялся с дивана и стал ходить по комнате, пока не остановился у окна. В его последних словах чувствовалась такая уверенность, что я даже несколько опешил.

– Но друг мой, как вы про шерсть-то узнали?

– Очень просто. Я сейчас вижу эту собаку прямо на пороге нашего дома. А вот и ее хозяин звонит. Прошу вас, Ватсон, не уходите к себе. Он ваш коллега, и ваше присутствие может мне понадобиться. Сейчас наступает драматический момент, когда на лестнице раздаются шаги и ты не знаешь, с какой вестью этот человек вторгнется в твою жизнь, с доброй или, наоборот, с дурной. Что могло привести доктора Джеймса Мортимера, ученого, к Шерлоку Холмсу, специалисту по раскрытию преступлений? Войдите!

Внешность человека, появившегося в дверях, удивила меня, поскольку я ожидал увидеть типичного сельского врача. Но это оказался очень высокий и худой мужчина с предлинным носом, торчавшим подобно клюву между близко посаженных проницательных серых глаз, ярко поблескивавших из-за очков в золотой оправе. Одет доктор был прилично, но как-то неряшливо. На нем был запыленный сюртук и довольно поношенные брюки. Несмотря на молодость, он уже имел привычку горбиться и вытягивать шею при ходьбе. В общем Мортимер оставлял впечатление добряка. Войдя в нашу гостиную, он заметил трость, которую Холмс все еще держал в руках, и тут же с радостным криком бросился к ней.

– Я так рад, – сказал доктор. – А я все не мог вспомнить, где оставил ее, здесь или в пароходстве. Для меня было бы настоящей трагедией потерять ее.

– Конечно, ведь это подарок, – сказал Холмс.

– Да.

– От коллег по Чарингкросской больнице?

– Да, у меня там есть пара добрых знакомых, они преподнесли трость мне на свадьбу.

– М-да. Как нехорошо, – покачал головой Холмс.

Доктор Мортимер удивленно захлопал глазами.

– Почему нехорошо?

– Просто получается, что мы ошиблись кое в каких выводах. Так, значит, на свадьбу, говорите?

– Ну да, на свадьбу, я женился, и мне пришлось оставить больницу, а вместе с ней и надежды на должность консультанта. Нужно было обзаводиться собственным домом.

– Что ж, в конце концов, мы были не так уж далеки от истины, – несколько взбодрился Холмс. – Итак, доктор Джеймс Мортимер…

– Мистер, сэр. Просто мистер. Я всего лишь скромный член Королевского хирургического общества.

– И, очевидно, человек тонкого ума.

– Ну что вы, в науке я дилетант, мистер Холмс, так сказать, собиратель ракушек на берегу великого неизведанного океана. Я ведь не ошибся, я разговариваю с мистером Шерлоком Холмсом, а не…

– Да. Вот мой друг доктор Ватсон.

– Рад познакомиться с вами, сэр. Я много слышал о вас, ведь ваше имя упоминается рядом с именем вашего товарища. А знаете, я слежу за вашими успехами, мистер Шерлок Холмс. Мне давно хотелось с вами встретиться. Я никак не ожидал, что у вас такой вытянутый череп и столь ярко выраженные надбровные дуги. Вы позволите мне пощупать ваш теменной шов? Слепок с вашего черепа, сэр, пока недоступен оригинал, стал быукраше-нием любого антропологического музея. Поймите меня правильно, мне бы очень хотелось заполучить для исследования ваш череп.

Шерлок Холмс взмахом руки предложил нашему посетителю сесть в кресло.

– Вы, я вижу, так же преданы своему делу, как я своему. По вашему указательному пальцу я вижу, что вы сами себе делаете сигареты. Не стесняйтесь, курите.

Мортимер достал листок бумаги, табак и удивительно проворно скрутил сигарету. Длинные беспокойные пальцы доктора постоянно шевелились, как усики насекомого.

Холмс стоял молча, но весь вид его говорил о том, что наш необычный посетитель его очень заинтересовал.

– Сэр, – наконец сказал Холмс, – я не думаю, что вы удостоили меня визитом вчера и сегодня лишь ради того, чтобы взглянуть на мой череп.

– Конечно же, нет, сэр, хотя, признаюсь, я страшно рад, что мне представилась такая возможность. Я обратился к вам, мистер Холмс, потому что понимаю, что сам я человек непрактичный, а мне совершенно неожиданно пришлось столкнуться с чрезвычайно серьезной и необычной задачей. Вы же, как второй по величине специалист в Европе…

– Интересно! А могу я узнать, кто имеет честь называться первым? – слегка обиженным тоном перебил его Холмс.

– С научной точки зрения работа месье Бертильона[7]7
  Альфонс Бертильон – французский юрист и автор системы судебной идентификации. (Примеч. пер.)


[Закрыть] вызывает особенное уважение.

– В таком случае почему бы вам не обратиться к нему?

– Сэр, я говорю исключительно о научном подходе. Всем известно, что как практик вы не знаете себе равных. Надеюсь, сэр, я не…

– Так, немного, – сдержанно сказал Холмс. – Доктор Мортимер, мне кажется, будет лучше, если вы без дальнейших церемоний подробно и четко расскажете о деле, в котором вам необходима моя помощь.

Глава II
Проклятие Баскервилей

– У меня в кармане лежит один манускрипт, – сказал доктор Джеймс Мортимер.

– Я заметил его, когда вы вошли, – сказал Холмс.

– Это довольно древняя рукопись.

– Начало восемнадцатого века. Если, конечно, это не подделка, – кивнул Холмс.

– Откуда вам это известно, сэр?

– Пока вы говорили, ее краешек, всего лишь дюйм или два, все время торчал у вас из кармана. Этого достаточно, чтобы без труда датировать ваш документ с точностью до десятилетия. Вам не приходилось читать мою небольшую монографию по этому вопросу? Я бы отнес манускрипт к 1730 году.

– Точнее, 1742. – Доктор Мортимер достал старинный сверток бумаги из нагрудного кармана. – Этот фамильный документ был передан мне на хранение сэром Чарльзом Баскервилем, чья внезапная и трагическая смерть пять месяцев назад взбудоражила весь Девоншир[8]8
  Девоншир – графство на юго-западе Англии.


[Закрыть]. Смею сказать, что я был не только лечащим врачом, но и другом покойного. Это был человек умный, проницательный, практичный и, так же как и я, совершенно несуеверный. Однако он относился к этому документу очень серьезно: сэр Чарльз видел в нем предсказание своей смерти, и можно сказать, что не ошибся.

Холмс протянул руку и, получив манускрипт, разложил его у себя на колене.

– Ватсон, видите эти длинные и короткие «S»? Это один из пунктов, по которым я смог определить дату.

Я посмотрел через его плечо на желтую бумагу с выцветшими письменами. Наверху было написано: «Баскервиль-холл», а чуть ниже стояли крупные, несколько неровные цифры: «1742».

– Это смахивает на пересказ какой-то легенды.

– Так и есть. Это изложение фамильного предания рода Баскервилей.

– Если я правильно понимаю, вы хотите поговорить со мной о чем-то более насущном?

– Более чем. О самом что ни есть насущном, неотложном вопросе, требующем решения в течение двадцати четырех часов. Но записанный здесь рассказ не длинный и имеет самое прямое отношение к делу, поэтому, если позволите, я вам его прочитаю.

Холмс откинулся на спинку стула, соединил перед собой кончики пальцев и закрыл глаза с видом человека, которому приходится мириться с неизбежным. Доктор Мортимер повернул манускрипт к свету и высоким скрипучим голосом стал читать этот любопытный рассказ из старинной жизни.

«Разное рассказывают о том, откуда взялась собака Баскервилей, но я, прямой потомок Хьюго Баскервиля, услышал этот рассказ от отца своего, а тот – от своего отца, и посему записываю его с верою в то, что все это действительно происходило. И хочу, чтобы вы, сыны мои, знали, что правосудию дано не только карать, но и прощать грехи наши, и нет такой вины, которую нельзя было бы искупить молитвой и покаянием. Пусть повесть эта научит вас не страшиться плодов прошлого, но быть благоразумными в будущем, дабы ужасные беды, выпавшие на долю нашего рода, с Божией милостию никогда боле не повторились.

Доподлинно известно, что во времена Великого восстания[9]9
  Имеется в виду период Английской буржуазной революции (1640–1653).


[Закрыть] (описание коего, сочиненное ученейшим лордом Кларендо-ном, я искренне советую вам изучить) поместье Баскервиль принадлежало Хьюго Баскервилю, человеку грубому, несдержанному нравом и злому. Соседи бы молча терпели его выходки, понимая, что в столь суровых местах святыми не становятся, если бы не его распутство и склонность к жестоким шуткам, о которых по всему западному побережью ходили легенды. Случилось так, что Хьюго полюбил (если его темную страсть можно назвать таким прекрасным словом) дочь йомена[10]10
  Иомены – в Англии XIV–XVIII вв. свободные крестьяне, работающие на земле, являющейся их наследственной собственностью.


[Закрыть], который владел землями по соседству с поместьем Баскервилей. Но молодая девица, известная своей скромностью и добродетелью, благоразумно избегала этого человека, страшась одного имени его. И вот однажды, на Михайлов день[11]11
  Праздник святого Михаила отмечается в католической традиции 29 сентября. В средние века считался обязательным, но, начиная с XVIII века, утратил свое значение торжества. Святого Михаила почитают как своего небесного заступника больные и умирающие.


[Закрыть], Хьюго вместе со своими дружками, такими же негодяями, числом пять или шесть, пробрался на соседскую ферму, когда отца и братьев прекрасной девицы не было дома (о чем им было доподлинно известно), и выкрал ее. Привезя несчастную в Холл, они заперли ее в верхних покоях, а сами как обычно сели бражничать до утра. Бедная пленница чуть не сошла сума, слушая пьяные крики, пение и ужасные проклятия, доносившиеся снизу, поскольку говорят, что Хьюго Баскервиль, напившись, ругался так страшно, что его проклятия могли испепелить человека, чьи уста извергли их. Наконец, не выдержав кошмара, девица сделала то, на что не решились бы и самые отчаянные из храбрецов. По плющу, который увивал (и продолжает увивать в наши дни) южную стену, она спустилась с верхнего этажа на землю и бросилась через болото к отчему дому. Ферма ее отца находилась в трех лигах от Баскервиль-холла.

Случилось так, что спустя какое-то время Хьюго оставил собутыльников, чтобы отнести еду и питье (а может быть, влекомый и другими, низменными побуждениями) своей пленнице, но обнаружил, что птичка упорхнула из клетки. И тогда в него вселился дьявол, ибо Хьюго бросился вниз в пиршественный зал, вскочил на большой стол, расшвыривая ногами бутыли и подносы, и перед всей шальной компанией поклялся в туже ночь отдать тело и душу силам зла, если сумеет догнать сбежавшую девчонку. Гуляки, пораженные его неистовством, притихли от ужаса. Кто-то из них, самый бессердечный (или же выпивший больше остальных), вскричал, что нужно спустить на беглянку собак. В тот же миг Хьюго выбежал из дома, крикнув слугам седлать лошадь и выпускать свору. Бросив псам платок девицы, Баскервиль черной тенью в лунном свете поскакал во весь опор на болота.

Тем временем сотрапезники его некоторое время продолжали сидеть в пиршественном зале, не в силах уразуметь всего, что сталось за столь короткое время, но вскоре в головах у них прояснилось. Взбудораженные тем, что должно было случиться на болотах, они всполошились, в зале началась суматоха. Кто-то требовал пистолеты, кто-то – коней, кто-то – еще вина. Наконец в обезумевшие головы вернулось некое подобие здравого смысла, и они всей гурьбой, а было их тринадцать человек, выбежали на улицу, вскочили в седла и бросились в погоню. Луна ярко освещала тропу, по которой должна была пробежать девица, если хотела вернуться домой.

Проскакав по болотам милю или две, всадники повстречали ночного пастуха и спросили, не видел ли он собак, идущих по следу. Те, кто пересказывают эту историю, говорят, что пастух тот был так напуган, что едва мог говорить, однако в конце концов ответил, что действительно видел обезумевшую от страха девицу, преследуемую сворой собак. «Но это не все, – добавил он. – Еще мимо меня на своей черной кобыле проскакал Хьюго Баскервиль, а за ним, совершенно бесшумно, неслось адское отродье, внешне похожее на огромного пса. Боже упаси меня встретиться с ним еще раз на этих холмах!»

Пьяные сквайры[12]12
  Сквайр – в Англии титул, присоединяемый к фамилии земельного собственника.


[Закрыть] обругали пастуха и поскакали дальше. Но вскоре они похолодели от ужаса, ибо впереди послышался стук копыт и им навстречу выскочила, вся в белой пене, вороная кобыла Баскервиля. Ее поводья волочились по земле, а в седле никого не было. Гуляки сбились в кучу, поскольку большой страх овладел ими, но все же продолжили погоню, хотя каждый, окажись он здесь один, с радостью повернул бы своего коня. Медленно углубляясь в болота таким манером, они наконец наткнулись на собак. Чистокровные гончие, известные своим бесстрашным нравом, жалобно скулили у спуска в глубокую лощину, или балку, как мы ее называем. Некоторые из них, поджав хвосты и жалобно визжа, отбегали в сторону, другие, щетиня шерсть на загривках, заглядывали в узкий овраг.

Преследователи в страхе остановились. К этому времени хмельного задора у них уже поубавилось. Никто не решался ехать дальше, нашлись лишь трое смельчаков (а может быть, они просто выпили больше остальных), которые все же спустились в темную балку. За узким проходом открывалось широкое, совершенно пустое пространство, на котором с незапамятных времен стоят два огромных камня, установленные здесь давно забытыми народами. Ярок был лунный свет, и трое всадников видели ложбину как на ладони. Там, прямо посередине, лежала бездыханная девица, не вынесшая ужаса и усталости. Рядом лежало тело Хьюго Баскервиля. Но тут трое протрезвевших гуляк увидели такое, отчего волосы зашевелились у них на головах. Над Хьюго, вцепившись зубами ему в горло, стояло отвратительное существо – огромный черный зверь, очертаниями сходный с собакой, только намного больше любого пса, которого когда-либо доводилось лицезреть любому смертному. Вырвав горло из шеи Хьюго Баскервиля, чудовище повернуло к всадникам окровавленную пасть, над которой дьявольским огнем сверкали глаза. Гуляки, возопив от страха, развернули коней и поскакали во весь опор через болота, спасая свою жизнь. Один из них, как говорят, той же ночью скончался, не вынеся ужаса увиденного, двое остальных до конца дней своих так и не оправились от пережитого потрясения.

Таково, сыны мои, предание о первой встрече с собакой, которая с тех пор неотступно преследует наш род. Я же записываю эту историю лишь потому, что то, о чем знаешь, не так страшит, как недомолвки и домыслы. Да, многие из рода нашего встретили смерть внезапную, кровавую и загадочную, но на бесконечную доброту Провидения уповаем мы и надеемся, что, как сказано в Священном Писании, покарав три или четыре колена, Господь смилостивится над невинными. Сим препровождаю вас, сыны мои, в руки Провидения оного и предостерегаю: не выходите на болото в ночные часы, когда мир погружается во власть темных сил.

(Писано Хьюго Баскервилем сынам Роджеру и Джону с указанием не рассказывать о прочитанном сестре их Элизабет)».

Дочитав до конца сие сочинение, доктор Мортимер поднял очки на лоб и посмотрел на Шерлока Холмса. Тот зевнул и бросил в камин недокуренную сигарету.

– И что? – сказал он.

– По-вашему, это неинтересно?

– Все это может заинтересовать лишь собирателя старинных легенд.

Доктор Мортимер выхватил из кармана сложенную газету.

– Хорошо, мистер Холмс, тогда я прочитаю вам кое-что посвежее. Это «Девон каунти кроникл» за 14 мая этого года. Здесь есть небольшая заметка о смерти сэра Чарльза Баскервиля, случившейся несколькими днями ранее.

Мой друг немного подался вперед и стал внимательно слушать нашего посетителя, который, водрузив очки на прежнее место, стал читать:

– «Недавняя скоропостижная смерть сэра Чарльза Баскервиля, предполагаемого кандидата от либеральной партии Среднего Девоншира на предстоящих выборах, стала ударом для всего графства. Несмотря на то что сэр Чарльз прожил в Баскервиль-холле сравнительно недолго, его искренняя доброта и удивительная щедрость успели завоевать сердца всех, кому довелось с ним встречаться. В наши дни, когда традиционные семейные ценности забываются и миром правит всеобщее стремление к наживе, приятно было видеть, как потомок древнего рода, переживающего не лучшие времена, не только сумел своими собственными руками заработать состояние, но и возвратился в родные края, чтобы вернуть былое величие своей фамилии. Как известно, сэр Чарльз заработал огромные дивиденды на южноафриканских биржевых спекуляциях[13]13
  Территория Южной Африки была английской колонией с 1806 по 1961 год.


[Закрыть]. Оказавшись мудрее тех дельцов, которые продолжают вкладывать прибыль в дальнейшие операции до тех пор, пока колесо Фортуны не начинает крутиться в обратную сторону, он вернулся со своими капиталами в Англию. Всего два года назад сэр Чарльз обосновался в Баскервиль-холле. Ни для кого не секрет, какими грандиозными были его планы относительно реконструкции и усовершенствования своего родового гнезда, однако все они оказались перечеркнуты его смертью. Не имея собственных детей, сэр Чарльз часто выказывал желание еще при жизни отдать все свои сбережения на нужды округи, поэтому многие девонширцы имеют личный повод оплакивать его безвременную кончину. Наша газета неоднократно писала о его щедрых пожертвованиях обществам, занимающимся благотворительностью, как на местном уровне, так и в масштабах всего графства.

Следует отметить, что дознание пока не выявило всех обстоятельств трагического события, но по крайней мере уже можно суверенностью сказать, что слухи, которыми обросла смерть сэра Чарльза, абсолютно беспочвенны. Нет никаких оснований подозревать в происшедшем злой умысел или считать, что эта смерть носила неестественный характер. Сэр Чарльз был вдовцом и отличался несколько своеобразным характером. Он был весьма богат, но, несмотря на это, вел довольно скромный образ жизни. В Баскервиль-холле он держал лишь двух слуг, супружескую пару по фамилии Бэрримор. Муж исполнял обязанности дворецкого, а жена – экономки. В своих свидетельских показаниях, которые подтверждаются друзьями покойного, слуги утверждают, что в последнее время здоровье сэра Чарльза ухудшилось, у него начались проблемы с сердцем, что выражалось в изменении цвета лица, одышке и острых приступах депрессии. Доктор Джеймс Мортимер, личный друг и лечащий врач покойного, также заявил, что здоровье его пациента оставляло желать лучшего.

Все обстоятельства смерти сэра Чарльза Баскервиля можно уложить в несколько строк. Покойный имел привычку по вечерам перед сном прогуливаться по знаменитой Тисовой аллее Баскервиль-холла. Бэрриморы утверждают, что эти прогулки превратились для него в своеобразный ритуал. Четвертого мая сэр Чарльз объявил, что собирается на следующий день уехать в Лондон, и отдал приказание Бэрримору приготовить в дорогу все необходимые вещи. В тот вечер сэр Чарльз не стал изменять своим привычкам и вышел прогуляться, как обычно, закурив сигару. Он не вернулся через положенное время. В двенадцать часов дворецкий, заметив открытую входную дверь, начал беспокоиться. Он зажег фонарь и отправился на поиски хозяина. В тот день было довольно сыро, поэтому отпечатки ног сэра Чарльза были отчетливо видны на аллее. Недалеко от дома аллея проходит у калитки, которая ведет на болота. Судя по следам, сэр Чарльз простоял там какое-то время, после чего двинулся дальше по аллее. В конце аллеи его тело и было найдено. Бэрримор в своих показаниях обращает внимание на одну странность: если до калитки его хозяин шел обычным шагом, то после, судя по следам, передвигался на цыпочках. В то же самое время на болоте находился и некто Мерфи, цыган, продавец лошадей, но, по его же утверждению, он был «пьян в дугу». Мерфи утверждает, что слышал какие-то крики, но не берется определить, с какой стороны они доносились. На теле покойного не было обнаружено следов насилия, и хоть доктор Мортимер, также осматривавший тело, отмечает, что лицо сэра Чарльза было совершенно неестественным образом искажено (настолько, что поначалу доктор даже отказывался верить, что перед ним действительно его друг и пациент), эксперты утверждают, что такая реакция иногда наступает в результате диспноэ[14]14
  Диспноэ (от греч. dys-he-pnoe – дыхание) – затрудненное дыхание, одышка.


[Закрыть] или смерти от сердечной недостаточности. Вскрытие показало, что у покойного был застарелый порок сердца, поэтому коронерское жюри[15]15
  Коллегия присяжных при коронере, которая по результатам расследования решает вопрос о наличии состава преступления в случае смерти. (Примеч. пер.)


[Закрыть] вынесло вердикт о смерти, наступившей естественным путем. Оно и к лучшему, поскольку чрезвычайно важно, чтобы наследник сэра Чарльза как можно скорее приехал в Холл и продолжил доброе дело, прерванное трагической случайностью. Если бы сухое медицинское заключение не положило конец слухам романтического толка, которые поползли по Девонширу в связи с этим делом, возможно, было бы не так просто найти для Баскервиль-холла нового хозяина. Очевидно, ближайшим родственником, который теперь станет владельцем родового поместья, является сэр Генри Баскервиль (если он еще жив), сын младшего брата сэра Чарльза. В последний раз какие-либо сведения о молодом человеке приходили из Америки. В настоящий момент предпринимаются попытки разыскать его и уведомить о том, что он унаследовал немалое состояние».

Доктор Мортимер сложил газету и сунул ее обратно в карман.

– Это было официальное изложение фактов, связанных со смертью сэра Чарльза Баскервиля.

– Должен признаться, – сказал Шерлок Холмс, – я благодарен вам за то, что вы обратили мое внимание на это дело, которое не лишено определенного интереса. Разумеется, я в начале мая просматривал газеты, но как раз тогда был полностью поглощен небольшим делом о ватиканских камеях. Я так увлекся помощью Папе, что пропустил несколько чрезвычайно интересных дел в Англии. Так вы говорите, в статье изложены все факты?

– Да.

– В таком случае я готов выслушать подробности частного характера, – сказал Холмс и с видом строгого, но справедливого судьи откинулся на спинку кресла, сомкнув перед собой кончики пальцев.

– Я вам расскажу то, – доктор Мортимер нервно дернул головой, – о чем еще никому не рассказывал. Я скрыл эти факты от коронерского жюри, потому что человек науки, во всеуслышание потакающий расхожим суевериям, рискует нанести урон своей репутации. К тому же вокруг Баскервильхолла и так сложилась дурная слава, и если еще подлить масла в огонь, то, как написано в газете, поместье действительно может остаться без хозяина. По этим двум причинам я и решил, что не имею права рассказывать все, о чем мне известно. Да если бы я и рассказал, все равно это не принесло бы никакой практической пользы. Но от вас мне незачем что-либо утаивать.

Наши места заселены довольно негусто, и те, кто живет по соседству, хорошо знают друг друга. Я тоже очень часто бывал у сэра Чарльза Баскервиля. За исключением мистера Френ-кленда из Лафтер-холла и мистера Стэплтона, натуралиста, на многие мили вокруг нет образованных людей. Сэр Чарльз вел уединенный образ жизни, и я с ним познакомился только благодаря его болезни. Оказалось, что нас интересовали одни и те же вопросы науки, поэтому мы сдружились. Из Южной Африки сэр Чарльз привез массу интереснейших научных сведений, и немало прекрасных вечеров мы провели вместе, сравнивая анатомию бушменов и готтентотов[16]16
  Бушмены и готтентоты – народности, коренное население Южной Африки. Присутствие в чисто «английской» повести А. Конан Дойла отдельных южноафриканских мотивов объясняется непосредственно предшествовавшей ее написанию поездкой писателя на юг Африки в качестве врача на англо-бурскую войну.


[Закрыть].