Текст книги "Лилит. Кукла из вечной тьмы"

– Чего тебе? Страшно?

– Вы поглядите только, Федор Иванович, на этот рисунок. Я о резьбе.

– Ну, вижу, и что? Резьба как резьба.

– Не-а. На обычных домах такого не бывает. Я изучала народное искусство. Лекции слушала.

– Зачем?

– Интересно было – зачем. Мне все интересно. Нетрадиционное искусство в том числе.

– Это как?

– А вот так, Федор Иванович, – кивнула она вперед. – Это особая резьба. Это мифология. Тут и впрямь жили необычные люди…

Один из фотографов-криминалистов, длинный и тощий, щелчком отправив бычок в снег, кивнул им:

– Ну что, резьбой любуетесь?

– Да, Веня, – кивнула Лиза. – Это что, по-твоему? Ты ведь художник по первой профессии?

Тот усмехнулся:

– Это врата в потусторонний мир, вот это что. Ну так, на первый взгляд. Уже знаете, кто тут жил?

– Знаем, – оживленно кивнула девушка.

– Ну вот, милости просим в загробную жизнь, – сказал он и вслед за товарищем стал подниматься на крыльцо.

– Пошли, всезнайка, – сказал юной коллеге Фомкин. – Перчатки не забудь надеть.

– Поучите еще.

Вскоре старший следователь майор Фомкин ходил по дому. Фотограф Вениамин Поляков, для которого этот дом был раздольем, почти кунсткамерой, жадно делал снимки. Фомкин попросил показать ему фотографии убитых. Лиза тоже подошла. Застреленный в лицо через руки, которыми закрывался, старик-кукольник поразил даже видавшего виды Фомкина.

– Да это фильм ужасов какой-то, – сказал майор.

Лиза только морщилась – вид смерти отталкивал ее. Фомкин оглянулся на подчиненную.

– Чего морщишься? – спросил майор. – В морг-то небось, когда училась, как в кафе ходила, а?

– И всегда мерзко было.

– Все там будем, а? – кивнул он видавшему виды фотографу.

– Точно, Иваныч, с этим не поспоришь, – в ответ кивнул тот. – Видать, ненавидел он этого кукольника, а? Я про убийцу.

– А может, ритуальное было убийство? – предположила Лиза. – Если тут колдуны жили?

Фомкин пожал плечами:

– Да поверь мне: просто застрелили.

– Сюда бы спеца какого привезти, – предположила Лиза.

Мужчины переглянулись.

– Поддерживаю, – кивнул фотограф Вениамин Поляков.

– Какого еще спеца? – поинтересовался майор.

– По резьбе на фасаде.

– По этим каракулям?

– Да, по каракулям, Федор Иванович.

Поляков вновь кивнул:

– Этот фасад – целое письмо, Иваныч. Уж поверь на слово. Я не знаю, что тут к чему в деталях, но вся эта старинная резьба – она «живая», «говорящая».

– Возможно, резьба на фасаде может пролить свет и на само убийство, – добавила лейтенант.

– И каким это образом?

– А я пока не знаю. Но мы для того и здесь, разве нет?

– Так, вот что, Сорокина. Иди погуляй, поищи.

Девушка с вызовом поморщилась:

– И что именно мне поискать?

– Третий труп.

– А-а, я так и думала. А если найду?

– Сразу беги ко мне.

Фотограф подмигнул девушке: мол, терпи, молодежь. Старики развлекаются.

– В мастерскую загляните, – посоветовал фотограф.

Дом был буквально напичкан куклами. Самым интересным местом в этой обители была, конечно, мастерская. Лиза в ней провела добрых полчаса. Ходила по периметру, трогала куклы.

А еще сыскари отыскали склад готовых кукол. Старые, некондиция, заготовки. Опытный следователь Федор Иванович обнаружил в этой комнате настоящую засаду: дернешь шнурок – и проваливаешься вниз, в подпол. Он чуть и не провалился. Выматерился так, что крыша избы задрожала. Вся опергруппа собралась у порога, освещая фонариками темный подвал. Оттуда пахнуло могильной сыростью. Затем нашли лестницу и приказали спуститься вниз самому молодому из криминалистов.

– А если я не вернусь? – осторожно спускаясь, спросил тот.

– Тебя Панкратов заменит, успокойся, – бросил сверху майор Фомкин.

– Дурацкая шутка, Федор Иванович, – ответил снизу молодой криминалист.

Лиза попросилась за ним, но тут уже Фомкин встал стеной:

– Не пойдешь, это приказ. Семенов пропадет – отделаемся рапортом. Ты пропадешь – нас твой папаша всех к стенке поставит.

– Я все слышу! – из темноты, где гулял по стенам свет фонаря, откликнулся криминалист.

– Молодец, – похвалил его циничный майор Фомкин. – Трупов нет? Скелетов там, костей? Цепей на стенах?

– Кажись, пусто, – отозвался из могилы криминалист.

– А сокровища?

– Хрен вам, а не сокровища. Но следы тут есть.

– Бабы-яги?

– Нет, ботинок сорок четвертого размера. Навскидку говорю.

– Тоже неплохо.

– Я обижусь, Федор Иванович, – пригрозила Лиза.

– Такого слова в уставе нет, – успокоил ее майор и тотчас отвлекся: – А этот Беспалов был непрост и вел интересную жизнь. А, коллеги?

Худой фотограф Поляков кивнул:

– Очень непрост.

– Точно обижусь, – пригрозила лейтенант.

– Иди на улицу – отдышись.

Поджав губы, Лиза вышла на крыльцо – тут и впрямь дышалось упоительно. Март. Было пронзительно свежо. Сад готовился пробудиться с весною. Она спустилась с крыльца и обошла дом. За ним был потухший костер. Среди угольев что-то блестело. Лиза подошла ближе. В потухшем костре лежала сгоревшая кукла – остался один только металлический скелет. Причем непростой. Хитро сделанный, несомненно дорогой. Таких кукол просто так не сжигают – только со зла. С большой обиды. Ведь этот скелет мог найти новую оболочку. Лиза села на корточки, вытащила скелет из пепла. Шарниры крутились во все стороны: шея, локти, колени, талия. Она диву давалась: да этот механизм был произведением искусства! И наверняка стоил бешеных денег. Только одна рука и была надломана, но из-за такого дефекта куклу ведь не сжигают? Тем более стальную. Осталась в пепле и прядь рыжих волос куклы. Не до конца сгорели ее сафьяновые сапожки. Как это было странно…

Она вдруг ясно увидела картину: человек, лица которого она различить не могла, убивает парня на пороге дома, затем идет в мастерскую и жестоко и хладнокровно убивает старика – пятью выстрелами в лицо. Или не хладнокровно? А от всего горящего ненавистью сердца? А потом… потом… он берет дорогую куклу и направляется прочь из дома. Но вначале вешает записку на двери. А потом идет с куклой за дом и бросает ее в костер. Ему, убийце, словно нет никакого дела до великолепного механизма внутри этой куклы, целой машины. Он уничтожает ее, как живого человека. Потому что хозяин куклы, старик, такого бы никогда не сделал! Он-то был ее создателем…

– Сорокина! – услышала она из-за дома знакомый голос. – Сорокина, ты где? Домой на автобусе уехала? Или такси вызвала?

Она вновь обиженно поджала губы и двинулась назад. На крыльце стояли майор Фомкин и тощий фотограф. Поляков дымил сигаретой.

– Ну что, Сорокина, третий труп пока не нашла? – поинтересовался ее шеф.

– Нашла, товарищ майор.

И вновь Фомкин переглянулся с фотографом Поляковым. Тот лишь вопросительно поднял брови. Майор, напротив – нахмурился.

– Чего, Сорокина? – не понял Фомкин.

– Нашла третий труп – лежит в костре за домом.

– Дразнишь меня, да?

– Почему дразню? В костре за домом лежит сгоревший труп уникальной куклы – только скелет и остался. Уверена, что это сделал убийца, когда уходил из этого дома. Кукла-то – дорогущая. Только зачем он это сделал, вот вопрос?

И вновь мужчины переглянулись.

– Хитра, – кивнул Поляков. – Она тебе покоя не даст.

– Путаешь следствие? – усмехнулся Фомкин. – А это преступление, между прочим.

– Стоп, – задумалась Лиза. – У меня есть версия. Разрешите проверить, товарищ майор?

– Валяй, Сорокина, работай. – Фомкин переглянулся с фотографом и подмигнул ему. – Если что, зови на помощь.

– Обязательно, товарищ майор.

Лиза устремилась в дом, пролетела по длинному коридору и ворвалась в мастерскую. Там на большом оформительском столе лежало одеяло. Ни с того ни с сего. Что оно тут делало, поверх каких-то важных рисунков, даже кистей? И шкаф слева был открыт. Почему? А еще под ногами лежали веревки. Мозаика складывалась перед глазами стремительно. Кукла, сгоревшая в саду, была завернута в это самое одеяло и обвязана веревками. И лежала она на дне этого самого шкафа…

Убийца пришел не только поквитаться с Беспаловым и его подмастерьем, но и уничтожить куклу. Но чем она ему так насолила, что он бросил ее в огонь? За десять минут Лиза переворошила все рисунки и фото и нашла снимок этой самой куклы – рыжей красавицы в синем платье и сафьяновых сапожках. Но кукла и впрямь была уникальна – произведение искусства, сама красота. За что же с ней обошлись так?

Лиза подняла голову: в дверях стояли майор Фомкин и фотограф Поляков.

– Кажись, наша красотка и впрямь вышла на след, – скептически сказал Федор Иванович. – Не будем ей мешать. У меня коньяк с собой, глотнем, Веня?

– А то? – усмехнулся фотограф. – Чего раньше молчал-то?

– Случая подходящего ждал. Чем больше актер, тем длиннее пауза. Слышал о таком явлении?

– Представь себе.

– Да, Елизавета Михайловна…

– Аюшки, товарищ майор?

– В комнате колдуна, ну этого, кукольника, стоит черная тумба. А в ней камушек. Загляни, поинтересуйся. Наши только что обнаружили.

– А что за камушек?

– А вот ты сходи и посмотри. Там надписи какие-то. Ну что, Веня, двинули?

– Двинули. У меня печенье в бардачке. – Они уже уходили по коридору. – В машине долбанем?

– Ага, чего девчонку смущать?.. – уже еле донеслось до слуха Лизы.

Вскоре она переступила порог очень скромной комнаты убитого хозяина дома. Все как обычно, нехитрая мебель, рабочий стол. Если бы не тумба – и впрямь черного цвета. Потемнела от времени. Лиза подошла ближе. К тумбе даже прикоснуться противно – она словно покрыта грязью. Лиза присела и открыла дверцу. На единственной полке лежал престранный овальный камень, двадцать на десять сантиметров, плоский снизу и круглый сверху. Лиза посветила на него фонарем: камень был испещрен иероглифами. В тонких резиновых перчатках касаться камня было не так противно. Она вытащила его и положила на тумбу. Долго оглядывала это произведение палеолитического искусства. Многие фигурки тут были такие же, как и в резьбе на фасаде дома. Но что они значили? Лиза сфотографировала камень смартфоном со всех сторон.

– Пригодится, – вынесла вердикт она.

И вот когда девушка вернула камень на место и закрыла крышку страшной черной тумбы, тут она и услышала странный внутренний голос, какого не слышала прежде. Ее будто звали. А еще говорили что-то. Но что? Ей невероятно захотелось понять, кто говорит с ней. Но как это сделать? Лиза вышла из комнаты, огляделась. Какая-то внутренняя сила торопила ее. Следователь Елизавета Сорокина ветерком пронеслась по всему дому. Пару раз нос к носу столкнулась с двумя криминалистами, у которых работы в этом доме-лабиринте было невпроворот. А ее звали и звали по имени – и она четко понимала, что не сама проговаривает его…

И вдруг голос, звавший ее, стал громче. Оцепенев, Лиза вся обратилась в слух. Она стояла у приоткрытой двери в темном коридоре. В конце его появился молодой криминалист Семенов, тот самый, которого посылали в подпол.

– А это что за комната? – громко спросила Лиза. – Чья она?

– Да еще одна конура, – тоже громко ответит тот. – Была заперта. Мы огляделись – ничего интересного. На первый взгляд. Руки еще не дошли. Тут вроде старуха жила, но очень давно.

– Ясно, – кивнула следователь Сорокина.

И вдруг уже явно услышала: «Я тут, Лиза! Я тут!» Елизавета Сорокина медлила. Чего она боится? Дом уже обыскал спецназ. Потом, подобно кошке, запущенной в новую квартиру, его обошли криминалисты. Она осторожно открыла дверь, еще осторожнее заглянула. Разумеется, пусто. Но голос явно был. Она вошла в «старушечью комнату». Это что же: голос звучал только в ее воображении? Или она действительно слышала его?

– Ну хватит, – пробормотала она. – Не сходи с ума.

– Сама с собой разговариваешь? – спросил ее проходивший мимо открытых дверей фотограф Поляков.

Выглядел он уже не так меланхолично. Коньяк майора Фомкина помог расслабиться.

– Ага, – ответила Лиза.

Тут на пороге появился и сам майор.

– Только не увлекайся, – хмыкнул он. – Мне сказали, что в этой комнатухе жила бабка нашего колдуна. Настоящая ведьма. – Он громко потянул носом. – Тут энергетика – мрак. Чуешь?

– Ага, – чуть прохладнее откликнулась она. – Хочу лично провести обыск. Вы не против?

Фомкин устремил взгляд на Полякова.

– Мы не против?

– Мы только за, – ответил тот. – Пусть молодежь опыта набирается.

– Коньяк хороший? – с вызовом спросила Лиза у обоих мужчин.

– Дагестан, три звездочки, – вздохнул Поляков.

– Сочувствую, – откликнулась девушка.

– А тебе откуда знать?

– Слышала от старших товарищей.

– Ладно, Веня, пусть работает, – хлопнул фотографа по плечу Фомкин. – Идем, покажу тебе, какие еще объекты надо зафиксировать.

– Да тут непочатый край работы – весь день можно щелкать.

– Вот и пойдем, оставим нашу девулю.

И они двинулись дальше по коридору. А лейтенант Сорокина тотчас ясно услышала: «Я тут, спаси меня!» Девушка оторопела и даже потянулась к кобуре у пояса. А потом подняла голову и увидела огромный старинный чемодан на древнем шкафу. Она подставила стул, забралась на него и попробовала чемодан на вес – тот был совсем не тяжелым. Сорокина уже поняла: голос шел именно отсюда. Как такое могло быть – она понятия не имела. Но стащила его, спрыгнула с ним на пол и положила чемодан на кровать. «Открой, открой!» – вновь зазвучал голос. Чемодан с поперечными деревянными обводами, с металлическими уголками на краях, был заперт на замки и раз десять обвязан плотной бельевой веревкой.

«Ну не ребенок же там? – лихорадочно думала Сорокина. – Что я, в самом деле, такая трусиха?»

Младший следователь Сорокина достала из кармана перочинный нож, разрезала веревки, а потом вскрыла замки. Все это она делала собранно и торопливо, словно от нее и впрямь зависела чья-то жизнь.

– Фу! – выдохнула она и смело открыла чемодан.

В поролоновой противоударной форме лежало что-то, завернутое в покрывало. «Человечек!» – даже отступила она.

– Глупая! – процедила Сорокина. – Я же в доме кукольника!

Девушка быстро отвернула ткань и, к своему величайшему облегчению, и впрямь увидела куклу. Огромную рыжеволосую и зеленоглазую куклу в бордовом платье, расшитом золотом.

– Класс! – прошептала она. Это было произведение искусства! И вдруг ее как будто прорвало: – Это же ее сестренка! Той самой, сгоревшей куклы… Не просто сестренка – близняшка!

Она вытащила из кармана фото. Да, все было именно так! Только в костре сгорела кукла в синем платье, а эта была в бордовом. Но те же рыжие волосы, те же зеленые глаза. Копии друг друга! Но тема оттого становилась еще интереснее и увлекательнее. Выходит, кукольник припрятал свое лучшее творение в старый чемодан и оставил в спальне бабки. Одно было странно – густые рыжие волосы куклы. Что с ними? Они были чересчур длинными и спутанными, словно росли без присмотра прямо в этом футляре. Сорокина осторожно достала куклу из гнезда и взяла на руки, как берут детей. Опыт был – так она нянчила племянника, сына двоюродной сестры. Бережно расправила спутанные рыжие волосы пленницы. Изумрудные глаза куклы завораживали. От них невозможно было оторваться.

«Теперь я твоя, – услышала девушка. – Возьмешь меня?»

– Конечно, – ответила Сорокина, которую больше не пугал этот голос.

Напротив, он казался ей таким доверительным, притягательным, даже музыкальным.

«И будешь оберегать меня?»

– Разумеется, буду. Тебя бы расчесать или подстричь…

«Подстричь! Подстричь!» – радостно ответила та.

– А как?

«Люблю каре до плеч».

Девушка весело дотронулась пальцем до кончика носа куклы:

– Хорошо, будет тебе каре.

«Ты мне очень нравишься, Лиза…»

– И ты мне – очень. – Она вдруг запнулась. – А как зовут тебя?

«А ты подумай, милая Лиза…»

Зеленые глаза девушки засветились:

– Лилит! Тебя зовут Лилит…

«Верно, Лизонька, ты угадала…»

На пороге снова возникли двое: ее начальник майор Фомкин и фотограф Поляков. Только теперь они шли в противоположную сторону. Лиза даже не сомневалась, в какую, куда и зачем.

– С куклой разговариваешь, Сорокина?

– Какое чудо, правда, Федор Иванович? – повернулась и восторженно показала куклу лейтенант.

– Ага, – равнодушно бросил Фомкин.

– Товарищ Поляков, нравится?

– Шикарная кукла, – согласился фотограф. – Дай-ка я вас сфоткаю. Прижми ее к себе.

Лиза с радостью выполнила просьбу. И так повернулась, и сяк. Получилась целая фотосессия.

– Да вас на обложку любого журнала можно поставить, – честно признался фотограф. – Ты не против, Сорокина?

– Посылай, Веня.

– Как вы спелись, а? – констатировал Фомкин.

– Женщины любят фоткаться, – констатировал Поляков, – а красотки – просто обожают. Теперь бочком, Сорокина. А кукла чтобы смотрела на меня.

– Все бы отдала, чтобы забрать ее себе, – когда Поляков отщелкал еще несколько кадров, сказала Лиза.

Старший следователь Фомкин, подогретый недорогим дагестанским коньяком, подумал: «Племянница шефа. Дочь прокурора области. Чего не сделать девчонке приятное?»

– В куклы еще не наигралась?

– Не-а.

Откажешь – вновь кобениться начнет. Он уже не пустил ее в подвал. Не дал свернуть шею. Пора и подмаслить девчонку. Фомкин взглянул на Полякова. Тот пожал плечами.

– Да пусть забирает! Они ж как сестренки! – кивнул Поляков на Лизу с куклой в руках. – Обе – красотки! И обе рыжие. Только почему у куклы волосы такие длинные?

– А что тут гадать, – пожал плечами майор. – Кукольник не успел их подстричь. Отложил, так сказать, работу. Может, он им парикмахера приглашал? Мы же не знаем. Да не вышло на этот раз.

– Тоже верно, – кивнул Поляков.

– Забирай куклу, Сорокина, – по-свойски решил майор. – Здесь этого добра навалом – хоть музей открывай. Пошли, Веня, на свежий воздух.

– Идем, Иваныч. Вдохнем поглубже.

Майор и фотограф ушли, а младший следователь Сорокина, тотчас забыв о них, долго-долго смотрела в зеленые глаза куклы. Живые глаза! Они – девушка и кукла – несомненно понимали друг друга. Никогда и ни с кем Лиза Сорокина не чувствовала такого единства. Родную душу повстречала она. Девушка понимала, что сейчас, мгновение за мгновением, кукла странным и чудесным образом делится с ней самыми сокровенными и бесценными тайнами…

Ее высадили около дома только к вечеру. В доме убитого Беспалова не осталось ни уголка, который бы их опергруппа не осмотрела, не сфотографировала, не зафиксировала все, что должно остаться в документах. Заполучив зеленоглазую куклу, которая вдруг замолчала в машине, где ее оставила новая хозяйка, Лиза многократно сфотографировала фасад дома. Она была уверена, что сложная резьба, явно имеющая мифологический характер, слухи о семье колдунов, пугавшие все село Зырино, тайная жизнь Саввы Андроновича с его армией кукол, подвалом-ловушкой, с подмастерьем, похожим на серийного убийцу, одним словом, со всей этой чертовщиной, – все это неразрывно завязано в один крепкий узел. Жалко, конечно, что Федор Иванович решил взять театр на себя, но он умеет выуживать необходимую информацию и обязательно поделится со своей трудолюбивой подчиненной всеми подробностями. И если майор Фомкин утром поедет в театр «Лукоморье», то она двинется в своем направлении. Она уже заполучила ниточку и теперь держала в руке хитро смотанный клубок.

Куклу она принесла домой в большом полиэтиленовом пакете, которых у них в машине было в достатке – как-никак, а они собирали вещдоки. Доехала на лифте до своего пятого этажа, вышла, перехватив куклу левой рукой, полезла за ключами.

– Сейчас, милая, сейчас, – тихонько сказала она, проворачивая ключ в замке. – Вот мы и дома.

Разулась, скинула форменную шинель, вытащила куклу из пакета и усадила ее в кресло.

– Ну вот, пока сиди здесь.

Пора было в душ.

«Назови мое имя, – вдруг услышала Лиза. – Назови еще раз…»

– Лилит, – обернулась девушка. – Тебя зовут Лилит.

«Правильно», – вымолвила кукла

– Так что это, мое воображение? – глядя в изумрудные живые глаза куклы, задала себе вопрос Лиза. – Или в тебя что-то встроено? Этот кукольник был непрост – прямо изобретатель. Какой-то механизм с ультразвуком? Что происходит? Откуда этот голос?

«Из моей пылающей души, Лиза», – услышала девушка.

– Вот даже как?

«Я – волшебница», – сверкая живыми изумрудными глазами, сообщила кукла.

– А они бывают, волшебники?

«Еще как бывают. Подумай, чего ты хочешь, и я исполню все твои желания».

– Я подумаю, – кивнула она.

«Но вначале наберись сил», – сказала кукла.

Лизе было не страшно, что теперь она слышит то, чего раньше не слышала. Это было странно – да, но не страшно. А все потому, что в кукле она неожиданно для самой себя увидела близкую подругу. Звучало, конечно, не очень, психиатрам это бы не понравилось, но все было именно так. Более того: близкую и щедрую подругу. Готовую поделиться с ней чем-то очень важным. И бесконечно огромным, буквально размером со вселенную. Ну и мысли же приходят порой, улыбнулась Лиза и отправилась в душ.

Этот день вымотал ее. Она долго стояла под струями горячей воды, наслаждаясь и снимая усталость. Обычно она ходила по дому нагишом и так же спала, но тут, подумав, надела стринги и майку и так вошла в гостиную. Вновь приблизилась к креслу. Ей казалось, что кукла спит. И тотчас услышала:

«А ты красотка, Лиза».

Девушка вздрогнула – так это вышло неожиданно.

– Спасибо.

«У тебя красивое тело – отличный сосуд для долгой и счастливой жизни».

– Сосуд?

«А ты как думала? Человек – только сосуд для своей души. Что он без нее?»

– Я не очень верю во всю эту мистику, – не слишком уверенно призналась Лиза.

«А зря…»

– Но как ты это делаешь? Как со мной разговариваешь?

«Возьми меня на руки», – очень убедительно попросила кукла.

– Хорошо.

Лиза взяла куклу и заглянула в ее невероятные сверкающие глаза. Веселые, смеющиеся, мудрые. И вдруг увидела в изумрудной радужке далекие взрывающиеся золотые огоньки – эти глаза и впрямь были живыми! Они-то в первую очередь и участвовали в этом их странном диалоге. А все потому, что в этих золотисто-зеленых глазах и трепетала душа куклы…

«Прижми меня крепче», – еще требовательнее попросила Лилит.

Это прозвучало почти как повеление. И Лиза выполнила его. И тотчас эмоции почти взорвали ее изнутри. В ней словно открылось, распахнулось настежь окно или дверь, куда хлынуло что-то новое, восхитительное, обжигающее, готовое свести с ума. Это были эмоции, чувства, знания, мысли, память о том, о чем она и не подозревала. И что она точно не переживала сама. Кукла делилась с ней неведомой прежде силой, невиданными раньше красками и такой музыкой, какую прежде Лиза Сорокина не слышала – и не мечтала услышать. Кукла делилась с ней буквально частью вселенной. Лиза задохнулась от переполнявших ее чувств и поспешно посадила куклу обратно в кресло. И отступила на шаг, потом еще на два. Едва ли веря в то, что с ней произошло, она смотрела на свое приобретение как на чудо, каким оно, в сущности, и было.

«Как тебе эта волна новых чувств, милая?.. Говори же».

– А что это было, Лилит?

«Новая прекрасная жизнь – долгая и яркая, о какой ты еще утром и мечтать не могла».

– Стоп-стоп-стоп, – выставила руку вперед Лиза. – Это уже перебор. Для меня – обычной девушки, женщины…

«Ты не обычная девушка и женщина, – ответила кукла. – Была бы ты обычной, я бы тебя не заметила».

– Это должно мне льстить?

«Конечно. Но говорю тебе: сегодня ты устала – отдохни, мы продолжим завтра…»

– Хорошо, Лилит, – согласилась девушка.

Чудеса чудесами, но перекусить хотелось. Лиза отправилась на кухню, съела готовый салат из контейнера, выпила сок; в гостиной послала воздушный поцелуй кукле, сказав:

– Спокойной ночи!

И услышала в ответ:

«Спокойной!»

Затем прошла в спальню, рывком отдернула теплое покрывало и залезла в постель. Она думала, что не уснет – и будет думать, думать. Но отключилась мгновенно.

Провалилась в сон.

Поначалу она только слышала гул ветра, а потом появилась и картинка. Она стояла на краю пропасти, из которой поднимался клубами туман. Но вот он начал потихоньку рассеиваться, и ей хорошо стал виден другой близкий край ущелья. Она всматривалась и чувствовала, как тревожно колотится ее сердце. Там что-то двигалось – приближалось. Из обрывков тумана к другому краю вышла молодая женщина – ее ровесница. В белой одежде, с золотисто-рыжими волосами, она смотрела прямо на нее, а потом подняла руку, приложила пальцы к губам и послала ей поцелуй. Кажется, девушка в белой одежде ждала чего-то. Лиза не удержалась и ответила ей тем же. Послала такой же чувственный поцелуй через пропасть. А та вдруг стала намного уже – пространство между берегами сократилось. Лизе сейчас так захотелось протянуть незнакомке руку! И хотя расстояние между ними все еще было приличным и обрывки тумана поднимались, искажая реальность, Лиза определенно увидела, как красавица-незнакомка таинственно и призывно улыбнулась ей…

2

Доктор наук профессор Духоборов внимательно рассматривал лежавшую перед ним на клеенке полусгнившую доску. Она заняла весь длинный стол, вытянувшийся вдоль окна. Причем любознательный профессор использовал огромную лупу, которую то подносил ближе к объекту, то приближал к глазу. «И чего он таращится на нее? – спросил бы посторонний. – Деревяшка и есть деревяшка – возьми и выкинь, не разноси заразу и грязь». Но так могло бы показаться на первый взгляд человеку, мало осведомленному в том, в чем профессор Духоборов был крупным специалистом, а именно в области древней славянской символики.

– Что скажете, Семен Матвеевич? – спросила молодая дама, стоявшая у него за спиной. – Так оно и есть? Евгений Бажанов прав? Это оно? Тайное письмо?

– Как пить дать, Машуля, как пить дать. Недаром он полжизни колесит по всем нашим областным весям и каждую хитрую деревеньку знает, каждый «особый» дом, всю орнаменталистику. Молодчина! А теперь и за кладбища взялся. Но какая доска, а? На вес золота! Поперечная доска с православного надгробного креста, ей добрых сто пятьдесят лет, а приглядеться к обратной стороне – вся испещрена языческими символами. Всеми теми богами, которые должны охранять душу человека в загробном мире. Вот и поди подумай: тысяча лет христианства, а культура предков как была жива, так и остается по сей день.

– Надеюсь, он не из могилы ее выкопал? – поинтересовалась ассистентка. – А то как-то нехорошо было бы.

– Надеюсь, что нет. Сказал, крест валялся в мусорной куче.

– Будем надеяться, – подозрительно кивнула миловидная ассистентка.

– Будем. А то ведь языческие духи мстительны.

Ассистентка поморщилась:

– Вот только не надо, прошу вас…

– А что такое, страшно?

– Немного.

– Кх-кх, – услышали они за спиной.

Профессор и его ассистентка одновременно оглянулись на дверь. Там, переступив порог кабинета, стояла совсем молодая прехорошенькая дама, рыжеволосая, улыбчивая, в форме лейтенанта полиции.

– Простите, я постучала, но вы так увлеченно работали. Доску, смотрю, разглядывали. А дверь приоткрыта была. Младший следователь Сорокина, – изменив тон на официальный, представилась она. – Семен Матвеевич Духоборов, профессор?

– Он самый, – распрямляясь и становясь статным и представительным, кивнул хозяин кабинета. – Чем могу быть полезен, товарищ лейтенант?

– Мне нужна ваша консультация, как специалиста, для одного расследования. Уделите пять минут?

– Прошу вас к моему столу. – Духоборов указал рукой на стул.

– Благодарю. – Лейтенант села и залезла в сумку. – У меня есть фотографии фасада одного дома, где якобы жили колдуны, хотела у вас проконсультироваться относительно этих рисунков.

И она разложила с десяток снимков на столе профессора. Духоборов только что приземлился в свое профессорское кресло. А взяв первый снимок, за ним второй и третий, неожиданно совсем по-мальчишески присвистнул.

– Машуля! – позвал он. – Подойди!

Но та уже сама первой заторопилась на профессорский свист, подобно послушной борзой на охоте, понимая, что ее шеф открыл нечто интересное.

– Узнаешь?

– Еще бы, Семен Матвеевич. Это же тот самый дом из села, как его?..

Профессор вопросительно замычал, в унисон с ним, для ритма, защелкала пальцами Машуля, образовав с научным руководителем отличный музыкальный дуэт.

– Зырино, – опередила профессора и его ассистента лейтенант.

– Точно! – Духоборов бесцеремонно ткнул указательным пальцем в сторону полицейской дамы. – Зырино.

– Так вы уже познакомились с этим домом? – оживилась Лиза. – Впрочем, чему я удивляюсь, это необычный дом и уникальный фасад. Такая резьба…

– Да-да, хорошо помню, дом колдунов, – кивнул Духоборов. – Мы тогда с таким наслаждением читали все эти славянские иероглифы. Помнишь, Машуля?

– Еще бы, – улыбнулась та.

– Как звали того симпатичного капитана?

Ассистентка задумалась.

– Помню, что Андрей… Но фамилия…

– Какая-то очень знакомая… на слуху. Ну да ладно, потом вспомним. Так что вас интересует, товарищ лейтенант?

– Что значат эти рисунки? Один наш криминалист, фотограф, в прошлом художник, изучавший историю славянского искусства, сказал, что это вроде как врата в потусторонний мир? Ну, резьба их символизирует. Это правда?

– Чистая правда, – кивнул профессор. – Это врата из одного мира в другой – из мира живых в мир мертвых. И врата эти охраняют три языческих бога. Первый – Морок, бог лжи и обмана, вторая – Мара, богиня смерти, и третий – сам верховный Чернобог. Это что-то вроде языческого дьявола.

– Жуть какая, – поморщилась лейтенант.

– Сущий мрак, ваша правда. А почему вас заинтересовала эта тема? Три года спустя?

– Видите ли, несколько дней назад хозяина этого дома убили.

– Вот как?!

Духоборов красноречиво переглянулся со своей ассистенткой, стоявшей тут же.

– Представьте себе, – кивнула Лиза Сорокина.

– И как его убили?

– Застрелили вместе с его подмастерьем.

– Точно мрак. Он ведь был не простым человеком, как я понимаю, а знаменитым художником.

– Кукольником, – подтвердила Лиза.

– Верно, кукольником. А его смерть как-то связана с прошлым его семьи? Ну, с этими их колдовскими способностями?

– Следствию это и предстоит выяснить.

– Вот ведь что интересно: когда мы с этим капитаном стали копать глубже, то выяснилось, что дед этого кукольника был жрецом бога Морока, того самого, кто насмерть запутает ложью. А еще выяснили, что в одном иллюстрированном альбоме с перечнем языческих славянских богов есть портрет этого самого кукольника. Оказывается, художник и срисовал этого Морока с фотографии деда кукольника, а тот снимок висел в кабинете театра «Лукоморье».

– Сюжет! – азартно откликнулась Лиза. – Мой начальник сегодня как раз там, опрашивает работников этого «Лукоморья». Надо будет ему подсказать взглянуть на фотку. А вы мне альбом покажете?

Через минуту Духоборов положил перед гостьей здоровенный фолиант, открыв его на статье «Морок, языческий бог лжи и обмана».

– Это он, – кивнула Лиза. – Только с бородой и длинными волосами. Да, очень круто, очень. У меня еще есть фотографии одного камня, тоже с иероглифами, я их сделала в том же доме, посмотрите?