Текст книги "ОстанкиНО"

Компромат № 6
Миллиардер и бомж

1.

И всё-то у него было хорошо. Да, что хорошо? Чудненько! Только вот мучили омерзительные, жуткие сны.

Ну, почему ему, именно ему, владельцу нескольких телевизионных каналов, газопроводов и пароходов, неутомимому трахальщику топ-моделей и просто образцовому человеку, грезится эдакое?!

Всё время одно и то же.

…Он уныло бредёт по вонючей городской свалке. На ноги без носок натянуты дырявые кеды. На плечах китайский пуховик с торчащими перьями. На всклокоченной башке кепка с оторванным козырьком.

Миллиардер Михаил Абрамов яростно голоден.

Но на помойке, на этом Клондайке просроченной жратвы, ничегошеньки нет.

Ах, если бы найти только три картошки! Он испек бы их в золе. Или нарыть заплесневелый батон докторской колбасы. Плесень можно соскрести перочинным ножом. Лопай в свое удовольствие!

Но нет ничего!

…Бежит тощая крыса. Собрат по голоду и напасти.

Он метко швыряет в нее кирпич.

Потом, взяв зловонную тушку за хвост, несет к костру.

Не ресторанное жаркое, конечно… Однако есть можно. Тем более, привык. Каждый день одно и тоже.

Проглотив пропеченную крысу, он чистит о штанину нож. К лезвию пристали крысиные шерстинки.

Миша Абрамов рассматривает свои вены, вспухшие после еды.

Полоснуть бы ним ржавым лезвием, и конец сволочной жизни.

Заревев белугой, он пробуждается в шикарной постели.

2.

У Мони же Абрамовича все было с точностью наоборот.

Жизнь тошнотворна, сны же сказочно дивны.

После найденной на свалке картошки и забитого кирпичом голубя, он ложится в картонную коробку из-под холодильника «Витязь», прикрывается грязным, драным ватным одеялом.

Вперед к райским снам!

И сновидение прилетало к нему на радужных крыльях.

Всё одно и тоже.

Моня Абрамович обитает в шотландском замке на берегу бирюзового моря. Гладь воды разрезают яхты с алыми парусами. Вдали синеет густой еловый лес.

Моня просыпается в постели под плюшевым балдахином.

Мисс Гаити, топлес, приносит ему в серебряной чашке крепчайший арабский кофе.

Моня щиплет очаровашку за тугую ягодицу и гладит острую, как у козы, грудь.

Служанка радостно смеется.

Барин заметил!

Испив кофе, Моня встает с постельного лона. И вдруг замечает, что у него могучая эрекция. Изборожденный синими венами член бесхитростно рвётся под облака, в небо.

Моня звонит в золотой колокольчик.

На зов тут же являются мисс Беларуси, Мозамбика и Уругвая.

Объяснять милым девушкам ничего не надо.

Моня просто опять блаженно откидывается на кровати. Шустрые языки, жаркие вагины и весёлые ягодицы ловко делают свое дело.

Оргазм сотрясает его три раза кряду.

Моня царским жестом прогоняет невольниц, подходит к бассейну.

Он плещется, как ребёнок.

А подле бассейна, причудливо изогнувшегося меж туями, уже накрывают на стол.

На хрустальную столешницу опускаются фаянсовые блюда. А в них любимые яства: печеный в углях бок зебры, соус из авокадо, сибирские пельмешки.

И все это вновь под ароматный арабский кофе.

В своей картонной коробке, под одеялом с вылезшими клочьями ваты Моня Абрамович абсолютно счастлив.

3.

Они должны были столкнуться.

И они столкнулись.

Миллиардер Миша Абрамов и бомж Моня Абрамович.

Моня заснул у олигарха под резными дубовыми дверями.

Устал от помойки, решил совершить променад по богатым поместьям.

Михаил Абрамов внимательно рассматривал спящего бомжа.

Грязный, вонючий, никому не нужный.

Не сам ли это он из собственных мучительных снов?

Так сказать, фигуральная материализация Морфея.

Михаил Иванович деликатно постучал Моню в бок изящной туфлей из крокодиловой кожи.

– А! Пшшла! – отмахнулся Моня Абрамович, не разлепляя глаз. Решил, что его будит бродячая собака.

– Э! Товарищ! Браток! – Михаил Абрамов слегка пошлёпал бомжа по щекам.

Моня разверз очи, пронзительно взглянул на миллиардера. И снова закрыл глаза. Решил, что надушенный, великолепный богач – лишь продолжение его райского сна.

Михаил достал мобильник:

– Тут у дверей бродяга лежит. Выгнать? О, нет! Выкупать, накормить, переодеть…

Моня блаженно потянулся.

Какой упоительный сон!

4.

Вот уже неделя, как Моня живет у Абрамова. Он слегка округлился. На нём костюм от Гуччи. От него веет элитными французскими духами.

– Ну, Моня, расскажи, как ты докатился до жизни такой? – пытает его миллиардер.

– Среда заела! – Абрамович ковыряет в зубах.

– И ты смирился?

– Зато сны золотые.

– Неужели?

И Моня поведал о своих восхитительных снах.

Чем больше подробностей Моня пересказывал, тем пронзительнее бледнел господин Абрамов.

Золотым колокольчиком он вызвал служанку:

– Психоаналитика ко мне!

Тут же явился дворовый психоаналитик, Арсений Рубинович, маленький шустрый старикашка с алчным огоньком в зрачках.

– Всё ясно, – подвел он итог. – Сны – это воплощение наших самых интенсивных ожиданий. Вы, Михаил Иванович, уж простите меня старика грешного, боитесь разориться.

– Я? Ничуть! – вскинулся господин Абрамов.

– Боитесь, – опустил голову Рубинович. – Вот вам и снится, что вы бомж. А этот субъект мечтает разбогатеть. Отсюда его и райские сны.

– Так что же мне делать?! – возопил миллиардер. – Не может же это продолжаться вечно?!

– Вечно? – усмехнулся язвительный старичок. – Вам просто на день нужно поменяться местами. Пусть этот маргинал поживет, как вы. Пусть почувствует себя владельцем телеканалов, вилл, яхт, топ-моделей. А вы, только не гневайтесь, поваландайтесь в его шкуре.

– И что? – сглотнул слюну богач.

– Вас отпустит ваш сон.

– А мой райский сон?! – перестал ковырять в зубах Моня Абрамович.

– А вы, то есть, ты, тоже перестанешь его видеть.

– Я не согласен! – нахмурился Моня.

– После опыта я с тобой расплачусь, – усмехнулся магнат.

5.

Моня наяву проснулся в пышной постели.

Позвонил в золотой колокольчик.

Потом ущипнул, не веря своему внезапному счастью, гаитянку за попу.

Испил арабский кофе из серебряной чашки.

Вдруг испытывает могучую эрекцию.

Член его, весь изборожденный синими венами, так и рвётся в поднебесье.

Еще раз, чувствуя сладостное томление внизу живота, звонит в колокольчик.

На зов тотчас являются мисс Гонконга, Бразилии и Парагвая.

Объяснять этим элитным развратницам ничего не надо.

Моня только откидывается на шелковой простыне.

Языки, вагины, анусы принимаются с веселой яростью делать свое привычное дело.

Моня стонет и мечется, рвет ногтями шелк простыни.

Сперма взлетает под лепной потолок с порхающими херувимами.

Затем он, как карапуз, плещется и резвится в бассейне. Вкушает жареных на углях полосатых королевских креветок. Пьет бургундское. Под хмельком целый день катается на яхте под алыми парусами.

Засыпает он на золотом песке пляжа, откуда бережно переносится в опочивальню заботливыми лакеями.

А сон ему снился просто омерзительный, жуткий.

Грезилось ему, что он – бомж, влачащий голодное существование.

Вот он обломком кирпича забивает крысу и несет ее за хвост к костру из картонной рванины. А вокруг холодная тьма, отчаянье, смерть.

6.

Михаил же Абрамов провел целый день, исполненный ужаса и внезапных хлопот.

Из городка богачей его прогнала милиция.

И не мудрено! Ошметки одежды Мони Абрамовича жутко смердели.

Затем он бродил по свалке в поисках еды.

Не нашёл!

Зато в перелеске забил булыжником парочку чумазых воробьев. Обмазал их глиной, испек в костре. Пригодилось чтение приключенческих романов.

На свалке раздобыл рваный, прописанный, прокаканный спальный мешок. Залез в него и, переваривая воробьиный ужин, тут же заснул.

Но снились ему не его родовой замок, не шелковые простыни и похотливые мисс.

Грезилось ему, что он космонавт. Капитан корабля! Он смело бороздит межзвёздное пространство.

Корабль подлетает к Венере.

Астрономы с телескопами там обнаружили жизнь.

Земля поручила именно Михаилу Абрамову наладить с венерианцами сердечный контакт.

Во сне миллиардер был абсолютно счастлив.

7.

Утром, с блаженной улыбкой на устах, Михаил Абрамов вернулся к своему замку.

А там его уже ждал Арсений Рубинович, штатный психоаналитик, ехидный старичок.

Огорошил с порога:

– Осечка с нашим опытом вышла!

– Что такое?

– Абрамович перерезал себе вены ржавым ножом. И где он его только нашел?!

– Быть того не может!

– А вот случилось! Оставил предсмертную записку.

– Где она? – спросил миллиардер дрогнувшим голосом.

Старик протянул боссу клочок бумаги.

На нем было коряво нацарапано: «Я наяву пережил свой сон. Мне нечего больше желать. Прощайте!»

Мир дрогнул в глазах Абрамова…

Ничего не сказав Рубиновичу, он просто двинулся от замка прочь. В нищенских, смердящих ошметках Абрамовича.

Жизнь ужасна?

Да!

Зато у него есть райские сны.

Попробуй, забери!

Накось, выкуси!

– Так и ушел миллиардер?

– Вернулся бедолага.

– Ну?!

– Прикупил еще пару-тройку телеканалов.

– Грамотный компромат, поздравляю. Теперь за телевизионных певцов возьмись. Уж больно скулят. Хоть в омут головой!

– С песочком пройтись?

– А как же иначе!

Компромат № 7
Лифт на небо

1.

Великий бард Матвей Рыло сочинял свои гениальные песни только в состоянии глубочайшего похмелья. Именно в минуты, когда либо в петлю, либо за письменный стол, к нему и приходили бессмертные темы и образы. И Матвей писал о любви, мужественно вскрывал социальные язвы, эксклюзивно хохмил.

В России Матвея Рыло знала каждая собака. Молоденькие девушки, чаявшие зачать от барда, сутками дежурили под дверью. Подбрасывали любовные записки, начертанные для приворота менструальной кровью. Олигархи, хоть и разоблаченные, опущенные в песнях Матвея ниже плинтуса, заваливали деньгами. Звезды шоу-бизнеса, чемпионы мира по баскетболу и боксу, небожители с кремлевского Олимпа, приглашали в бесплатные кругосветные путешествия на океанских лайнерах экстракласса.

Да что говорить, это была слава!

Но Матвей Рыло имел привычку время от времени гибельно напиваться. А под ураганным хмелем крушил хрустальные витрины магазинов, ввязывался в кровопролитные драки, якшался с отмороженными бомжами и проститутками.

И всё это ему, конечно, сходило с рук.

Прославленный бард! Каждый день в телевизионном ящике! Попробуй, тронь!

Милиции во всех весях Отчизны дано было строжайшее предписание не забирать его в отделение и даже за криминал не сажать в «обезьянник».

Бутики же с разбитыми стеклами почитали громкие происшествия чуть ли себе не за честь, за внезапный но действенный пиар-ход. В ознаменование приключившегося, они приколачивали медные мемориальные таблички: «Здесь крушил витрины Матвей Рыло».

Спозаранку же, в состоянии фантастического похмелья, на трясущихся ногах Матвей шел за письменный стол, сглатывал горькую слюну и писал свои гениальные тексты, один гениальней другого.

2.

Как-то перед Рождеством с Матвеем случилось необыкновенное.

Он застрял!

Направлялся на сольный концерт в «Олимпийском», который должен был транслироваться по Первому каналу, а оказался в клетке омертвевшего лифта. Рядом какая-то тощая, восемнадцатилетняя девица.

Ну, опоздал, так опоздал…

Неустойки его не пугали.

Однако всё-таки стоило предупредить организаторов шоу.

Достал из нагрудного кармана серебряный мобильник. А тот, сволочуга, разряжен.

С усмешкой абсолютного превосходства взглянул на девицу:

– Эй, крошка, дай-ка мобильник!

Та лишь сморщила конопатый носик:

– Что это такое?

– Красотка, не надо шутить! Я дико опаздываю!

– Я не красотка, а Даша. И, повторяю, что такое мобильник – совершенно не знаю.

Матюша Рыло чуть не выматерился.

Ну, ладно, дура!

Так еще и говорит с ним без всякого пиетета.

А, между тем, вся Россия, от бомжа до олигарха, землю бы стала жрать, но мобильник добыла из-под той же самой земли.

Попросил сам Матвей Рыло! Человек из телевизора! Легенда попрока!

Матюша нажал на кнопку вызова диспетчера лифта.

Молчание…

Вот уроды!

Тогда он со всей силы загрохотал по кабинке пудовым кулаком.

– Дяденька, можно потише? – Дашенька закрыла свои розовые ушки руками. – У меня голова разболится.

– Какой я тебе дяденька?! – взвился легендарный певец. – Я – Матвей Рыло! Телевизор смотришь?

– Какая смешная фамилия! – впервые улыбнулась девчушка. – Но это совершенно не повод дубасить по стене. Кто-нибудь обязательно кинется, и нас освободят. Какой-нибудь дежурный электрик.

Матвей зорко взглянул на спутницу.

Да разверзнутся горы и выйдут из берегов моря! Она его (его!!!) совершенно не знает.

– Деточка, ты хоть догадываешься, с кем говоришь?

3.

Сегодня я застряла в лифте с каким-то престарелым придурком.

Небритый. С чёрными мешками под глазами. Воняет то ли блевотиной, то ли псиной.

Попросил у меня какой-то «мобильник».

Что это такое?

Потом упрямо намекал на своё грандиозное значение в России. С завыванием спел глупенькую песенку «Солнышко моё»…

Когда же кинется электрик, и нас освободят?

А потом незнакомец мне говорит:

– Крошка! (Он упрямо называет меня «крошкой», хотя я попросила называть меня нормально, Дашей). А не сделаешь ли ты мне минет?

Наверно, он затеял со мной какую-то игру.

Сначала «мобильник», потом «минет»…

– Минет – это что такое? Что-то музыкальное?

– Ты чего?

– Нет, правда… Минет, менуэт… Похоже.

Дядя вытаращил глаза:

– Крошка, хорош придуриваться.

– Так что же это такое?

– А вот что!

Дядя расстегнул ширинку и достал своего петушка.

В детском саду Москвы и в школе Парижа я вдосталь насмотрелась на это добро.

Смешнее всего мне показывал девятилетний Жак. Почему-то им страшно гордился.

Правда у моего попутчика по лифту петушок был гораздо крупнее и странно напряжен, а вокруг покрыт густой шерстью.

– Значит, это можно называть еще и так? – усмехнулась я. – Забавно! А зачем вы мне свой минет показываете? Это же некультурно!

Отросток дяди тут же завял.

– Угораздило же меня под Рождество оказаться в компании с дурой! – попутчик зло застегнул ширинку. – Рухнула с дуба!

4.

Сегодня выехал на концерт в «Олимпийский» в состоянии жуткого похмелья.

Впрочем, ничего нового.

Всё, как всегда.

Стоит мне за кулисами накатить грамм сто пятьдесят коньяку, сразу отпускает.

Но как мне добраться до кулис?

Я застрял с какой-то молокосоской в лифте.

Решил, что она одна из миллиона моих телепоклонниц.

Всё оказалось иначе.

Она словно рухнула с дуба.

Не знала значение ключевых для современной России слов – мобильник и минет. Похоже, не смотрит телевизор.

5.

И вовсе я не рухнула с дуба!

Просто я в России не жила почти десять лет.

Училась в специализированном интернате под Парижем. Он организован при католическом женском монастыре. И там всё, как в XVII веке. Даже контрольные писали гусиным пером. Да, что контрольные?!

Держали нас, девчонок, в исключительной строгости.

Ни телевизора, ни радио, ни газет…

Никаких контактов со сверстниками противоположного пола.

Мой папа, очень богатый и влиятельный в России человек, хотел тем самым уберечь меня от современного зла.

Наверно, уберег…

И вот вчера я очутилась на родине.

А утром следующего дня оказалась со зловонным чудилой в лифте.

– Я не с дуба! Я из Парижа! – ответила я и вкратце пересказала историю своей жизни.

– Значит, для тебя нет ни Пресли, ни Монро, ни Мадонны?

– Абсолютно!.. Зато я знаю наизусть больше сотни французских колыбельных песенок.

– А как твоего папу зовут?

И я назвала фамилию своего предка.

Спутник смертельно побелел.

6.

Её отец контролирует половину телеканалов в России!

Вот так деваха…

Она даже не подозревала, какой у неё пахан!

Я сказал Даше, что хочу о ней и её папе написать свою гениальную песню.

– Вроде «солнышко моё»?

– О, покруче!

– У вас культуры не хватает, чувствую по словесному запасу. Хотите, пока лифт стоит, я прочитаю вам лекцию о культуре Возрождения?

И она стала рассказывать мне фантастические вещи. О Данте, Леонардо да Винчи, Шекспире…

Но тут подоспел дежурный электрик.

Я даже почувствовал досаду, что не дослушал лекцию до конца.

7.

Никогда де думал, что это со мной может случиться.

Когда я открыл застрявший лифт, то разом обнаружил там двух кумиров.

Гениального барда Матвея Рыло и блистательную Дашу, дочку телевизионного олигарха, который перевернул сознание России. Я регулярно читаю «желтую» прессу и девушку знаю в лицо.

У Матвея я, от волнения заикаясь, взял автограф.

А у Даши, я, заурядный электрик, поцеловал руку.

Дашенька рассмеялась и даже позволила запечатлеть себя в щеку.

Потом случилось вообще фантастическое.

– Тебя как зовут? – спросил Матвей Рыло.

– Николай Иванович Ползунков.

– Надо бы выпить, дорогой Микола! Трубы горят!

– Есть! Я мигом. Живу в этом же доме. Портвейн «Агдам» и «777».

– Вот и отлично! Обожаю портвейн.

Эпилог

Гениального барда Матвея Рыло не менее гениальный олигарх положил в элитную наркологическую клинику под Парижем.

А сам вдруг запил! По черному!

Теперь в эту же Парижскую клинику его хочет положить дочурка.

Ведь тогда будет выгодно всем. Одним выстрелом – два жирных зайца!

То есть, она будет навещать сразу двоих, как она проведывает сейчас одного Матвея Рыло.

Она едет к нему в «Мерсе» с клюквенным соком и осетровой икрой, напевая бессмертную песенку «Солнышко моё».

– Молодец! С певцом разобрались. Олигарха чуток задели.

– Служу Отчизне!

– Теперь, знаешь, кем займись? Виктором Тузиковым. Что же это такое, как ни включишь ящик, всюду он. И в ток-шоу, и в сериале, и в новостях. Интервью постоянно. Приглядись к парню.

Компромат № 8
Народный герой

1.

Жизнь Виктора Тузикова была тусклой, как лампочка в сельской уборной. После увольнения из института Космической связи он принялся сочинять афоризмы. И мрачный его юмор оказался востребованным. Чеканные фразы с удовольствием печатали популярные газеты. За лучшую фразу года Виктор выиграл телевизор.

Но разве в этом радость после блистательных разработок для околоземных «Салюта» и «Мира»? Мизер!

Витя стал пить, якшаться с бомжами и проститутками. Порой, загрузившись, спал под грибочками в детских садах или на теплых трубах подвалов.

Судьба повернулась к Вите лицом, когда правительственные танки расстреливали российский парламент.

После дикого бодуна вылез из подвала у Белого дома и сразу оказался в эпицентре событий. Стреляли автоматчики и красавцы-танки. Всюду мелькали изящные бронежилеты ОМОНа.

Виктор Тузиков оказался единственным вольным гражданином в историческом месте.

Из подворотни на Виктора выскочил дежурный журналист с телекамерой на плече:

– Телекомпания Би-би-си! Ваше мнение о происходящем?

– Да иди ты! – отмахнулся похмельный Тузиков и ринулся прочь.

– Телевидение Си-эн-эн! – выпрыгнул на него чертом еще один журналист.

– Первый канал Италии! – оскалился в улыбке третий. – Что вы думаете?..

– Ничего не думаю! – возопил Витя. – Мне бы портвейна стакан! Трубы горят! На хер!

Виктор нырнул за угол.

Вслед ему зажужжали телекамеры и защелкали блицы фотоаппаратов.

На следующее утро фотографии Вити появились на первых полосах ведущих западных СМИ. Подписи были разные, но суть чеканней всего была выражена Би-би-си: «Святой отец спешит на защиту Белого дома».

Тузиков действительно напоминал святого отца: длинные седые космы, окладистая, сквозящая борода.

Публикации привлекли к Виктору внимание соответствующих органов. Его чуть не посадили в Матросскую тишину, как ярого сторонника контрреволюционных сил. Но за него вступилась вся мировая общественность, Тузикова оставили на свободе.

Кто-то в оппозиционной прессе назвал его народным героем.

Этот ярлык, как орден, прикипел намертво.

«Народный герой!» – шептались люди, завидев его сивую бороду на улице. – «Историческая личность!»

От внезапной славы Витя маленько ошалел. Даже бросил с перепуга пить. Народный герой, всё-таки. А тут еще журналюги гуртом прут, телевизионщики, мать их, просят поделиться впечатлениями.

Успокоились только через полгода.

Подзабыли, как всё забывается в мире.

Витя же опять стал попивать портвешок и пописывать исполненные мрачной иронии фразы.

2.

Следующий виток Витиной популярности последовал, когда провалилась улица напротив Государственной Думы.

Волею судеб Виктор Тузиков, с дешевым портвейном в кармане прогуливался именно там.

Над провалом на передних лапах повис рыжий пес. От ужаса он скулил, комья земли летели с кромки ямы.

Виктор обожал псов.

Он подскочил к бедолаге и вытащил его на поверхность.

Все это из окна снимал на телекамеру случайный свидетель, мечтающий попасть в передачу «Сам себе режиссер».

Буквально через час эта пленка была продана крупнейшему телевизионному агентству.

Поступок Тузикова комментировался так: «Человек с бородой патриарха первым оказался у провала, чтобы спасти четвероногого друга».

Поначалу это сообщение проскочило незаметно. Но когда кто-то из журналистов идентифицировал собачьего спасителя как народного героя, грудью вставшего на защиту Белого дома, в обществе началось невообразимое.

Тузикова стали сравнивать с Бэтменом и Робин Гудом.

Фотографии Вити появились на первых страницах обложек.

Интервьюеры выстраивались к нему в очередь.

«Да, что вы, братцы?» – криво улыбался Виктор, мозжечком чуя – это судьба.

Окончательный же триумф Тузиков ждал, когда он волею случая оказался у взорванной позднее многоэтажки.

Именно Виктор первым увидел двух кавказцев, заносящих в подвал мешки с гексагеном. Со слов афориста был составлен фоторобот злодеев, а год спустя они были пойманы.

Тут уж пресса вообще перестала скупиться на комплименты. Мелькали крупные заголовки газет: «Человек, спасший Россию», «Второе пришествие мессии», «Личность с печатью вечности».

Витину фотографию поместили на обложке «Times» и назвали человеком года. О Тузикове сочинялись оратории и мюзиклы. Снимались многосерийные фильмы. Его изображения носили на майках фанаты: развевающаяся седая борода, взгляд, устремленный в вечность.

Сам Президент России вечером как-то позвонил ему, спросил о здоровье, о нуждах.

Через день в Президентской администрации ему выдали ключи от роскошного особняка на Рублевском шоссе и автомобиля «Фольцваген-Гольф».

Вите бы радоваться, а он затосковал. Кончилась вольная жизнь. С портвешком в кармане больше не побродишь. В подвалах и под детскими грибочками не поспишь.

Когда же Витя пригласил к себе домой старую школьную любовь Нюрочку, и только у них дошло в сексе до финала, а в седые годы это не просто, как в окна, с фотокамерами наперевес ввалились папарацци.

– Совсем охренели! – чуть не плакал Тузиков. Ему было совсем непонятно, как акулы пера преодолели шестиметровый Рублевский забор.

Наутро же все газеты пестрели эротическими снимками Виктора и Нюрочки, с подписями: «Народный герой хочет продлить свой род».

3.

Виктор Тузиков возжаждал незаметной, заурядной жизни. Но разве можно скрыться от ядовитого роя СМИ?

Эти безжалостные ребята понимали, что Витя – это их бутерброд с черной икоркой. Герой был им необходим каждый миг.

Но исторические чудеса с Тузиковым закончились. Больше не оказывался он в нужное время в нужном месте. Интерес к нему гас.

На выручку папарацци пришли книгоиздатели. Они напечатали Витины афоризмы в фолиантах с золотым обрезом.

Книги пошли хорошо. Фразы Тузикова включили в школьные и вузовские программы.

Интерес вспыхнул, но не надолго.

Здесь требовался какой-то кардинальный свежак.

Пригодились разработки гениев «черного пиара».

Виктора Тузикова накачали снотворным и вывезли в знойную Африку, в племя кровожадных людоедов.

Когда фразист очухался, вокруг него танцевали с бубнами шаманы, а толстая чернокожая женщина с отвислыми грудями пела какую-то заунывную песню. А по периметру стрекотали телекамеры и слепили блицы фотовспышек.

Виктору показалось, что он сходит с ума.

Он встал на колени и завыл по-волчьи.

На следующий день все газеты и журналы ярились заголовками: «Виктор Тузиков на коленях умоляет людоедов помочь переменить его грешную жизнь», «Людоеды ошеломлены умом народного героя», «Виктор Тузиков – луч света в африканском царстве».

Из жаркого континента, опять накачав наркотиками, Витю перебросили на Южный полюс, к моржам и пингвинам. Роль у него здесь оказалась святая, предотвращение катастрофы глобального потепления.

Фотографы заставили Витю поцеловать в усы моржа, потрепать за ухо королевского пингвина, а потом впихнули в самолет и доставили в самый зловещий, пропахший марихуаной притон Таиланда.

В телевизионной хронике кадры, где Витя безумно выпучив глаза, сидит меж танцующих и вагинально изощренных гейш, были откомментированы так: «Христианская этика приходит через Тузикова в грязный притон».

Честно говоря, Витя уже мало чего понимал. Гротесковую смену географических широт и обстоятельств жизни воспринимал как должное.

Его кормили, поили, брили… Подкладывали под него молоденьких красоток. Благоговейно брали автографы.

И Витя почти с этим смирился. Но однажды…

4.

Но однажды решил на всё плюнуть.

Он оказался уже в Москве, на Рублевке.

Сбежал от журналистов на край Москвы, снял однокомнатную квартирку в родном Перово. Вечером вышел к шалману, затарился копеечным портвешком.

Папарацци потеряли его, и он наслаждался свободой.

Вылакав под грибочком в детском саду ёмкость «777», он подцепил на остановке вдупель пьяную, расхристанную женщину с фингалом под глазом. Предложил ей в своих скромных чертогах продолжить вечер.

Шалава с радостью согласилась.

Дома Виктор открыл банку балтийских килек, разлил по граненым стаканам плодово-ягодную бурду.

– Как звать-то тебя? – спросил гостью.

– Иди ты! – громко икнула гостья. – Когда трахать меня будешь, старик? Я уж готовая.

И секс вышел ничего себе! И пусть она с фингалом и без зубов… Пусть от нее попахивает псиной… Главное, человек простой, задушевный.

Звали ее, кстати, Зиночкой.

Потом они, обнявшись, шастали по ночным улицам, пили портвешок из горла.

Никогда еще Витя не был так счастлив.

Утром он нашел себя среди бомжей в теплом подвале.

На выходе его обнаружили журналюги.

Ох, какой тогда хай поднялся!

Витина пропитая физиономия опять попала на первые полосы газет и журналов. Мелькали заголовки: «Святой уходит в народ», «Совесть нации ищет правду на дне», «Неужели мы можем потерять наше всё?»

Под капельницей ему ввели глюкозу, отпоили французским элитным вином Шато урожая 1961 года и на Крайслере с бронированными окнами повезли куда-то.

Тузиков воскрес и взбунтовался:

– Куда?

– На Рублевку, конечно.

– Нет, только в Перово!

С Витей решили пока не спорить. Привезли его в хрущевку у рощицы плакучих ив. Тузиков принял душ в ржавой ванне, доел остатки килек после ночной шалавы, да и опять двинул за портвешком.

Но теперь к шалману он следовал уже не один. За ним по срочно проложенным рельсам катилась камера телехроники. Изо всех подворотен вспыхивали блицы фотовспышек. Специальные корреспонденты пытались взять у него интервью прямо на ходу.

Тузиков же привычно посылал всех на три буквы и, затарившись пойлом, тут же лакал из горла. Кадык его сладострастно прыгал. Стрекотали камеры. Вспыхивали блицы.

5.

С тех пор прошло несколько лет.

Витя как пил, так и пьет. Черные пиарщики его больше не трогают и не забрасывают в племя людоедов и к моржам с пингвинами.

Он и так интересен.

«Плоть от плоти русского народа», «Святой мученик среди нас грешных», – так отзываются о нем журналисты.

Витина жизнь практически не изменилась. Только с изумительной регулярностью на его имя приходят крупные деньги. Переводы он достает из ржавого почтового ящика со сбитым замком.

Поначалу Витя хотел отказаться от денег. Но потом спохватился, а как же портвешок и шалава с фингалом?

Тем более, читая на досуге прессу, смотря телевизор, Витя уразумел, что он не только плоть от плоти, но даже и народный герой. А такой герой может вести себя как угодно, отважно маршируя по жизни под счастливой звездой.

– Это действительно так? Писака не выдумал?

– Истина! Наружка сработала.

– Так, так… Вот они какие народные герои… Теперь-ка, мой будущий полковник, займись-ка еще разок телепродюсерами. Они же становой хребет российского телевидения. Переломим его, хана ящику!