Текст книги "Лунная пыль"

Глава 7

В Клавии главный администратор Ульсен и начальник «Лунтуриста» Девис только что кончили совещаться с представителями правового отдела. Разговор был далеко не веселый: обсуждали главным образом документ, который снимал с «Лунтуриста» ответственность за жизнь клиентов. Все туристы подписали его, прежде чем подняться на борт «Селены». Вплоть до открытия маршрута Девис возражал против такого порядка, подчеркивал, что это лишь отпугнет клиентов, но юристы Лунной администрации настояли на своем. Теперь он был этому рад.

Он был рад и тому, что власти Порт-Рориса точно выполняли инструкцию; ведь часто к таким вещам относятся как к второстепенной формальности и правилами втихомолку пренебрегают. На столе перед ними лежал лист с подписями всех пассажиров «Селены», за одним исключением, которое привело в замешательство юристов.

Коммодор, оберегая инкогнито, назвался Р. С. Хансоном и расписался неразборчиво, можно прочесть и «Хансон», и «Ханстен». Пока не передано факсимиле с Земли, и не решишь. Впрочем, это роли не играет. Коммодор выполнял официальное поручение, и Администрация все равно отвечает за него. Да и за остальных пассажиров она несет если не юридическую, то во всяком случае моральную ответственность.

Так или иначе, Администрация обязана сделать все, чтобы найти погибших и достойным образом предать земле их останки. Эту задачу, недолго думая, возложили на широкие плечи главного инженера Лоуренса, который еще оставался в Порт-Рорисе.

Кажется, никогда он не брался за дело с меньшим воодушевлением. Будь хоть малейшая надежда, что пассажиры «Селены» живы, он бы все перевернул, чтобы добраться до них. Но ведь они уже погибли, так зачем же искать и раскапывать их, рискуя жизнью других людей! Сам он считал, что вечные холмы Луны – лучшее кладбище.

Главный инженер Лоуренс ни на секунду не сомневался, что пассажиры погибли, об этом говорили все обстоятельства. Подземный толчок произошел как раз в то время, когда «Селена» по графику покидала Кратерное Озеро, а половина каньона загромождена завалами. Любой из них мог смять пылеход, как бумажную игрушку. Воздух мгновенно вышел сквозь пробоины, и пассажиры задохнулись. Если бы корабль чудом уцелел, радиоцентр принял бы его сигналы. Маленький автоматический радиомаяк сконструирован с таким расчетом, чтобы противостоять любым ударам и толчкам; если уж он не действует, значит, «Селене» крепко досталось…

Первым делом надо определить, где находятся обломки. Это не так уж сложно, пусть даже они погребены под миллионами тонн камня. Есть геофизические приборы, всевозможные металлоискатели. Через пробоины из кабины в лунный вакуум (почти вакуум) вырвался воздух; даже теперь, хотя прошел не один час, должны быть следы углекислого газа и кислорода. Их обнаружат индикаторы, которыми выявляют течи в обшивке космических кораблей. Как только пылекаты вернутся на Базу для заправки и зарядки, он оснастит их индикаторами и отправит в район завалов, пусть все обнюхают.

Словом, найти корабль нехитро. А вот извлечь его будет потруднее. Тут ничего нельзя обещать, кроме миллионных расходов. (Что скажет, услышав это, главный администратор?) Физически невозможно доставить туда тяжелые машины, способные ворочать тысячетонные глыбы. Юркие пылекаты не годятся, нужны лундозеры – как их переправишь через Море Жажды? – и несколько ракет гелигнита для взрывных работ. Нет, это отпадает. Конечно, можно понять администратора. Но взваливать на свое и без того перегруженное Инженерное управление такой сизифов труд – черта с два!

И Лоуренс принялся возможно более тактично (от главного администратора простым «нет» не отделаешься) составлять доклад. Смысл его сводился к следующему: «А. Работа почти наверняка невыполнима. Б. Если даже ее можно выполнить, на это уйдут миллионы и не исключены новые человеческие жертвы. В. И все это ни к чему». Но попробуй скажи так напрямик. И нужны доводы. Вот почему в конечном виде доклад главного инженера насчитывал больше трех тысяч слов.

Кончив диктовать, Лоуренс помолчал, прикидывая, что можно добавить, ничего не придумал и закончил: «Секретно. Главному администратору, главному инженеру Фарсайда, старшему диспетчеру, начальнику «Лунтуриста», Центральный архив».

Он нажал кнопку копирующего устройства. Двадцать секунд – и телефакс выдал ему все двенадцать страниц его доклада, безупречно перепечатанные, знаки препинания на местах, грамматические ошибки исправлены. Лоуренс быстро пробежал текст, проверяя электросекретаршу. Она (по привычке все устройства этого типа относили к женскому роду) иногда тоже ошибалась, особенно при большой нагрузке, когда диктовали сразу десять – двенадцать человек. И вообще ни одна нормальная машина не может овладеть всеми тонкостями столь эксцентричного языка, как английский. Не говоря уж о том, что любой здравомыслящий человек просматривает напоследок свои донесения, прежде чем отправлять их начальству. Сколько тяжких огорчений испытали те, кто целиком полагался на электронику…

Лоуренсу осталось сверить шесть страниц, когда зазвонил телефон.

– «Лагранж-два» вызывает, – доложил оператор (не автомат). – Некий доктор Лоусон хочет говорить с вами.

«Лоусон? Это еще кто такой?» – спросил себя главный. И тут же вспомнил: ну да, астроном, который искал «Селену» в свой телескоп. Ему, конечно, уже сообщили, что это ни к чему.

Главный инженер еще ни разу не встречался с доктором Лоусоном. Он не знал, что космический астроном весьма раздражительный и весьма одаренный молодой человек. К тому же весьма упрямый, что в этом случае было всего важнее.

Том уже начал разбирать инфракрасный локатор, но вдруг призадумался. Устройство почти готово, почему бы из чисто научного любопытства не испытать его? Он по праву гордился своим талантом экспериментатора, довольно редким в век, когда большинство так называемых астрономов на деле были математиками и даже близко не подходили к обсерватории.

Только упрямство помогало Лоусону держаться на ногах, до того он устал к тому времени. Если бы прибор не заработал сейчас, Том отложил бы испытание и лег спать. Но иногда – очень редко – умение сразу вознаграждается успехом. Так было на этот раз: инфраразведчик действовал. Небольшая наладка – и на экране, строчка за строчкой, как в старинных телевизорах, возникло изображение Моря Жажды.

Светлые точки отвечали сравнительно теплым участкам, темные – холодным. Море Жажды было почти сплошь черным, кроме яркой полосы света там, где его гладь обожгли солнечные лучи. Всмотревшись, Том на темном фоне различил еле заметный след – как если бы в залитом лунным светом саду на Земле проползла улитка.

Никакого сомнения: это тепловой след «Селены». Он видел даже зигзаги пылекатов, еще разыскивающих корабль. Все следы сходились у Гор Недоступности, дальше они терялись за пределами его поля зрения.

Лоусон слишком устал, чтобы внимательно разглядывать экран – да и к чему? Ведь следы только подтверждали то, что и без того уже известно. Конечно, приятно, что еще один собранный им прибор слушается. Порядка ради Том сделал фотоснимок с экрана, потом пошел спать.

Три часа спустя Лоусон проснулся. Не сон, а мука, он нисколько не отдохнул, что-то тревожило его. Как шелест движущейся пыли насторожил Пата Харриса в погребенной «Селене», так и Тома Лоусона, отделенного от Луны пятьюдесятью тысячами километров, разбудила какая-то малость, чуть заметное отклонение от нормального. У человеческого сознания много сторожевых псов, они порой лают попусту, но умный человек никогда не пренебрегает сигналом.

Еще не очнувшись как следует, Том вышел из своей тесной каморки, прицепился к транспортному канату и заскользил вдоль переходов с нулевой гравитацией к обсерватории. Кисло пожелал доброго утра (хотя на спутнике наступил уже условный вечер) тем из коллег, которые не успели свернуть в сторону, и поспешил уединиться среди своих любимых приборов.

Он выдернул из фотокамеры снимок и посмотрел на него. Короткий след тянулся от Гор Недоступности в Море Жажды, обрываясь недалеко от берега.

Том видел этот след несколько часов назад, когда глядел на экран, – не мог не видеть! И не обратил на него внимания. Серьезный, почти непростительный промах для ученого. Том Лоусон не на шутку рассердился на себя. Наблюдательность не должна зависеть от скороспелых умозаключений.

Но что же все-таки это значит? Вооружившись лупой, Том придирчиво изучил весь район. Светлая полоска оканчивалась расплывчатым пятнышком; на местности это что-нибудь около двухсот метров в поперечнике. Странно, можно подумать, что «Селена», покинув горы, взлетела, подобно космическому кораблю.

В первый миг Том решил, что судно взорвалось и тепловое пятнышко – след взрыва. Но тогда на поверхности пылевого моря должны были остаться обломки. И пылекаты нашли бы их. Вот и отчетливый след пылеката, который прошел как раз в этом месте.

Значит, надо искать другой ответ. Остается только один вариант – и совсем невероятный. Невозможно представить себе, чтобы большой лунобус канул в Море Жажды лишь потому, что по соседству произошел подземный толчок. Нет-нет, нельзя, опираясь только на одну фотографию, вызвать Луну и сказать: «Вы не там ищете». Хоть Том и делал вид, что ему безразлично мнение других, он страшно боялся попасть впросак. Прежде чем говорить вслух об этой фантастической теории, надо заручиться еще какими-нибудь свидетельствами.

Сейчас залитое ярким светом Море выглядело в телескоп совершенно гладким. Визуальное наблюдение лишь подтверждало то, в чем Том Лоусон убедился еще до восхода Солнца: над пылевой равниной не возвышалось никаких бугорков. Инфракрасный локатор тоже не мог помочь. Тепловые следы успели исчезнуть, их стерли солнечные лучи.

Том настроил прибор на предельную чувствительность и еще раз осмотрел район, где обрывался след. Вдруг остался хоть какой-то намек, тепловое пятнышко, достаточно мощное, чтобы его можно было обнаружить даже теперь, когда на Луне занялось утро… Ведь Солнце только-только взошло, его лучи далеко не достигли своей полной, убийственной силы.

Что это?.. Неужели почудилось?

Работая на пределе, прибор может и ошибиться, но Том Лоусон был уверен, что видит на экране едва заметное мерцание как раз там, где обрывался след на фотографии.

Но все это так неубедительно! Какой ученый решится подставить себя под удар критики, располагая столь шаткими данными. Промолчать? И никто ничего не узнает – зато его всю жизнь будет преследовать сомнение. А рассказать о своей догадке – значит вызвать надежды, которые могут оказаться тщетными. Чего доброго, станешь посмешищем для всей Солнечной системы или обвинят в саморекламе.

А среднего пути нет, надо решать. Очень неохотно, отлично понимая, что после этого шага нельзя будет отступать, Том взял трубку телефона.

– Говорит Лоусон, – сказал он. – Соедините меня с Луной, срочно.

Глава 8

Завтрак, поданный пассажирам «Селены», был не особенно изысканный, но достаточно питательный. Правда, многие пассажиры остались недовольны: столовое печенье и мясной концентрат, ложечка меда и стакан теплой воды не отвечали их представлению о плотной трапезе. Однако коммодор был непреклонен.

– Неизвестно, сколько нам здесь сидеть, – сказал он. – И боюсь, придется нам обойтись без горячих блюд. Во-первых, их негде приготовить, во-вторых, в кабине и без того жарко. Ни чая, ни кофе, к сожалению, не будет. Да, по чести говоря, нам совсем не вредно на несколько дней сократить потребление калорий.

Только сказав эти слова, Ханстен подумал о миссис Шастер. Хоть бы не приняла это за личный выпад… Супруга адвоката одна занимала полтора кресла, без корсета она напоминала добродушного гиппопотама.

– Наверху как раз взошло Солнце, – продолжал коммодор. – Спасатели работают полным ходом, теперь только вопрос времени, когда нас найдут. Можно даже заключать пари. Свои предположения сообщайте мисс Морли – она ведет бортовой журнал. А теперь о программе дня. Профессор Джаяварден, вы не расскажете, чем нас порадует комиссия по развлечениям?

Щуплый, с птичьей головой и неожиданно большими ласковыми карими глазами, профессор очень серьезно подошел к вопросу о развлечениях. Об этом красноречиво говорили листки, которые он держал в своих тонких смуглых руках.

– Как вам известно, – начал он, – я любитель театра. Боюсь, однако, здесь ничего не получится. Интересно читать пьесу в лицах, я даже думал о том, чтобы записать по памяти несколько актов. К сожалению, у нас мало бумаги. Значит, надо искать другой выход. Литературы на борту оказалось немного, и некоторые книги носят очень специальный характер. Но есть два романа: университетское издание классического вестерна «Шейн» и новый исторический роман «Апельсин и яблоко». Предлагаю выбрать несколько чтецов и прочесть эти книги вслух. Возражения есть? Или другие предложения?

– Мы хотим играть в покер, – донесся твердый голос из хвостовой части кабины.

– Но нельзя же играть в покер все время! – возразил профессор, обнаруживая плохое знание людей не академического круга.

Коммодор пришел ему на помощь.

– Чтение не отменяет покера, – сказал он. – А вообще я советую вам иногда делать перерыв, этих карт надолго не хватит.

– Итак, с какой книги мы начнем? И кто будет читать? Я с удовольствием почитаю вслух, но хорошо бы выделить кого-нибудь на смену.

– По-моему, не стоит тратить время на «Апельсин и яблоко», – вступила мисс Морли. – Эта книжонка – просто дрянь, она… гм… почти порнографическая.

– Откуда вы это знаете? – спросил Девид Баррет, англичанин, который хвалил чай.

Ответом ему было возмущенное фырканье. Профессор Джаяварден растерялся и озабоченно поглядел на коммодора, ища поддержки. Тщетно. Ханстен пристально смотрел в другую сторону. Нельзя, чтобы пассажиры со всем шли к нему. Пусть, насколько это возможно, обходятся своими силами.

– Отлично, – сказал наконец профессор. – Чтобы не спорить, начнем с «Шейна».

Послышались протестующие возгласы: «Мы хотим «Апельсин и яблоко»!» Но профессор проявил неожиданную твердость.

– Это очень длинная книга, – ответил он, – мы вряд ли успеем ее закончить до появления спасателей.

Джаяварден прокашлялся, окинул взглядом кабину, проверяя, есть ли еще возражающие, затем начал читать очень приятным певучим голосом:

– Предисловие: «Роль вестернов в космический век». Автор – профессор английского языка Карл Адамс. В основу предисловия легли работы семинара по критике в Чикагском университете.

Картежники еще не решились; один из них лихорадочно рассматривал клочки бумаги, которые служили картами. Остальные пассажиры уселись поудобнее. Глаза одних выражали скуку, других – интерес. Мисс Уилкинз проверяла в камере перепада запасы провизии. Мягкий голос продолжал:

– «Одним из наиболее неожиданных литературных событий нашего столетия оказалось возрождение, после полувековой опалы, жанра, известного под названием «вестерн». Эти романы, действие которых четко ограничено местом и временем – Земля, Соединенные Штаты Америки, приблизительно тысяча восемьсот шестьдесят пятый – тысяча восемьсот восьмидесятый годы, – очень долго были в числе наиболее популярных книг в мире. Появились миллионы вестернов, почти все печатались в дешевых журнальчиках или выходили отдельными, скверно оформленными книжонками. Но из этих миллионов некоторые произведения обладали как литературной, так и документальной ценностью, хотя нужно все время помнить, что авторы описывали события, происходившие задолго до их рождения.

Когда в семидесятых годах девятнадцатого века человек начал освоение Солнечной системы, границы американского Запада казались столь смехотворно тесными, что читатель утратил к ним интерес. Разумеется, это столь же нелогично, как если бы отвергли «Гамлета» на том основании, что события, которые разыгрались в каком-то захолустном датском замке, не могли иметь мирового значения.

Однако за последние годы отмечается некий обратный сдвиг. Мне известно из достоверных источников, что вестерны стали наиболее популярным родом литературы в библиотеках межпланетных лайнеров, бороздящих космос. Давайте же попытаемся доискаться причины этого видимого парадокса, поищем звено, которое соединяет старый американский Запад и новый Космос.

Пожалуй, для этого лучше отвлечься от наших современных научных достижений и мысленно перенестись в чрезвычайно примитивный мир 1870-х годов. Представьте себе огромную, теряющуюся в туманной дали равнину, окаймленную мглистыми горами. По этой равнине невыносимо медленно ползет караван громоздких фургонов. Караван охраняют вооруженные всадники, ведь кругом индейская территория. Чтобы добраться до гор, фургонам понадобится больше времени, чем лучшим современным лайнерам на перелет Земля – Луна. Вот почему просторы прерий были для людей той поры столь же обширны, сколь для нас просторы Солнечной системы. Это одно из звеньев, соединяющих нас с вестернами; есть и другие, более важные. Чтобы представить себе их, необходимо сперва рассмотреть роль эпического в литературе…»

«Как будто все в порядке», – подумал коммодор. Больше часа читать не стоит. За это время профессор управится с предисловием и прочтет несколько глав романа. А там можно переключиться на что-нибудь другое, лучше всего прервав чтение на особенно волнующем эпизоде, чтобы слушателям не терпелось вернуться к книге.

Второй день в плену у лунной пыли начался гладко, настроение хорошее. Но сколько еще дней впереди?..

Ответ на этот вопрос зависел от двух людей, которые – хотя их разделяло пятьдесят тысяч километров – мгновенно прониклись взаимной неприязнью.

Отчет доктора Лоусона вызвал в душе главного инженера противоречивые чувства. У этого астронома дурная манера разговаривать, особенно если учесть, что юнец обращается к начальнику, который вдвое старше его. «Он говорит со мной так, – думал Лоуренс сперва снисходительно, но затем все более раздражаясь, – словно я глуповатый ребенок, которому нужно все разжевывать…»

Выслушав Лоусона, главный инженер несколько секунд молча изучал фотографии, переданные по телефаксу. Первая, снятая до восхода Солнца, выглядела убедительно – однако она еще ничего не доказывала. На снимке, сделанном после восхода, не видно того, о чем говорил астроном. Быть может, на оригинале что-нибудь и заметно, но поди положись на слово этого неприятного молодого человека.

– Все это очень интересно, – сказал наконец Лоуренс. – Жаль только, что вы не продолжали наблюдать после того, как сделали первый снимок. Тогда у нас, наверное, были бы более убедительные данные.

Хотя критика была обоснована (а может быть, именно поэтому), Том тотчас закусил удила.

– Если вы считаете, что другой справился бы лучше… – огрызнулся он.

– Что вы, мне это и в голову не приходило, – миролюбиво ответил Лоуренс. – Но что нам все это дает? Как ни мала точка, которую вы указали, ее координаты могут колебаться в пределах полукилометра, а то и больше. Боюсь, что на поверхности ничего не видно, даже при дневном свете. Нельзя ли добиться большей точности?

– Можно. Это очень просто: надо применить ту же технику на поверхности Луны. Обследуйте район инфракрасным локатором. Он тотчас покажет все тепловые точки, даже если их температура всего на долю градуса выше окружающей среды.

– Хорошая мысль, – сказал главный. – Я посмотрю, что можно сделать, и свяжусь с вами, если мне нужно будет узнать еще что-нибудь. Благодарю вас, доктор.

Лоуренс поспешно положил трубку, вытер лоб и тут же попросил, чтобы его снова соединили со спутником.

– «Лагранж-два»? Говорит главный инженер Эртсайда. Начальника станции, пожалуйста. Профессор Котельников? Это Лоуренс. Спасибо, здоровье в порядке. Я только что говорил с вашим доктором Лоусоном… Нет-нет, он ничего не сделал, только чуть не вывел меня из себя. Лоусон искал наш пропавший пылеход, и ему кажется, что он обнаружил его. Мне важно знать, насколько он компетентен?

В последующие пять минут главный инженер узнал довольно много о молодом докторе Лоусоне, пожалуй, больше даже, чем ему полагалось по чину, каким бы секретным ни был разговор. Воспользовавшись тем, что профессор Котельников остановился перевести дух, Лоуренс сочувственно заметил:

– Теперь понятно, почему вы с ним миритесь. Бедный юноша, я-то думал, что сиротские приюты кончились с Диккенсом и двадцатым столетием. Слава богу, что приют сгорел. Вы думаете, он его поджег? Ладно, это неважно, вы сказали, что он превосходный наблюдатель, этого мне достаточно. Большое спасибо. Навестили бы нас как-нибудь?

За полчаса Лоуренс связался с десятком различных точек на Луне. Он собрал обширную информацию – теперь надо было действовать.

Обсерватория «Платон». Патер Ферраро считает, что догадка Лоусона звучит вполне правдоподобно. Он и сам уже заподозрил, что очаг лунотрясения находился под Морем Жажды, а не под Горами Недоступности. Но доказать не может, так как Море Жажды глушит все колебания. Нет, полной карты глубин еще не составили, прощупать все дно эхолотом – слишком долгая и трудоемкая работа. Сам он кое-где опускал телескопический щуп; везде глубина была меньше сорока метров. Средняя глубина, по его расчетам, около десяти метров, вдоль берегов совсем мелко. Инфракрасного детектора у него нет, но, может быть, астрономы Фарсайда могут помочь?

«Достоевский». К сожалению, инфракрасного детектора нет. Мы работаем в полосе ультрафиолета. Попробуйте спросить «Верн».

«Верн». О да, мы работали в инфракрасной полосе, несколько лет назад делали спектрограммы красных гигантов. Но представьте себе – как ни разрежена лунная атмосфера, она давала помехи! Пришлось перенести исследования в космос. А вы запросите «Лагранж»…

После этого Лоуренс попросил диспетчерскую сообщить ему расписание кораблей, выходящих с Земли. Ответ его устраивал, но следующий шаг требовал немалых расходов, которые мог разрешить только главный администратор.

Великолепное качество Ульсена: он никогда не спорил без нужды с подчиненными о том, что входило в их круг полномочий. Внимательно выслушав Лоуренса, главный администратор сразу подвел итог:

– Если астроном угадал, есть надежда, что они еще живы.

– Не только надежда – я почти уверен в этом. Ведь Море мелкое, значит, они не могли погрузиться очень глубоко. Давление на корпус не так уж велико, вполне мог выдержать.

– И вы хотите, чтобы этот Лоусон помог в розысках.

Главный инженер развел руками:

– Хочу? Нет, я бы не хотел с ним сотрудничать. Но боюсь, нам без него просто не справиться.