Текст книги "Каникула (Дело о тайном обществе)"

Глава 13
Чудовище с зелеными глазами

Наскоро обустроившись в толедской квартире Рамона, они стали думать над планом действий.

– Ну, что теперь? – спросила Вероника. Оглядев кавардак вокруг, она внесла первое предложение. – Наверное, стоит начать с генеральной уборки.

– Уборка сейчас дело десятое, давай лучше повнимательнее пороемся в вещах Рамона.

– А что ты, собственно, рассчитываешь найти?

– Понятия не имею, – честно признался Глеб. – Что-то, за что сможем зацепиться.

– Тогда начнем со стола и стеллажей. Если мы ищем какой-то документ, он должен быть там.

Словно старатели в поисках золотых крупинок, они выпотрошили ящики стола и принялись перебирать листок за листком, предмет за предметом. Потратив несколько часов, но так и не обнаружив ничего стоящего, Вероника и Глеб отправились в магазин за провизией.

Для российского гурмана поход в приличный испанский супермаркет – просто праздник какой-то. Когда Глеб увидел, что цена бутылки выдержанного Marques de Cdceres почти в четыре раза ниже, чем в Москве, он чуть было не прослезился. Живут же люди! А колбасный отдел – это вообще отдельная песня. При всей любви Глеба к итальянскому прошутто и французскому жамбону, он признавал, что номером один среди сыровяленых окороков мира был и остается испанский jamön serrano, заслуженно позиционируемый что в римских, что в парижских продуктовых бутиках как истинный creme de la creme.

Основательно затоварившись, они отправились домой. По дороге Вероника вспомнила о каких-то неотложных делах и оставила Глеба одного с покупками. Громыхая связкой ключей, он открыл три входных замка и нос к носу столкнулся с госпожой Савон, казалось, дежурившей за дверью.

– А где же сеньора Гонсалес? – поинтересовалась она.

– Осталась у газетного киоска в двух кварталах отсюда.

– В двух кварталах? Это совсем недалеко – потеряться будет сложно. Тем более что сеньора здесь уже бывала, и не один раз.

Глебу показалось, что госпожа Савон нарочно выделила голосом «не один». Расценив это как приглашение к развитию темы, он вежливо уточнил:

– Вероника, верно, навещала Рамона Гонсалеса?

Изрезанный морщинами рот старухи сложился в подобие улыбки.

– Рамона? С чего вы взяли?

* * *

По пути домой Вероника столкнулась на улице с Рафаэлем Мартином, живущим неподалеку. Прозвище, данное ему Рамоном – El Caballero de la Triste Figura[14]14
  Рыцарь печального образа (исп.).


[Закрыть], – как нельзя подходило этому вечно озабоченному человеку, неуклюжему и утонченному одновременно, лицом похожему на Николая Черкасова в незабвенной роли Дон Кихота. При этом Мартин отнюдь не был лишен мужского обаяния, знал об этом и, как поговаривают, пользовался своим природным даром направо и налево.

Председатель совета фонда покупал в газетном киоске свежие журналы. Завидев Веронику, Мартин приветливо помахал ей рукой.

– Здравствуйте, госпожа Гонсалес! Как поживаете?

– Спасибо, хорошо. Очень здорово, что мы встретились. Я как раз собиралась вам позвонить.

Они сели за столик близлежащего кафе.

– Очень вам сочувствую. Какой ужас! Какой ужас! – с ходу запричитал Мартин.

– И не говорите. Вот пытаюсь теперь во всем разобраться.

– Разобраться, говорите? Будете кофе?

– Да, с удовольствием.

Мартин заказал две чашки экспрессо.

– И что же вы намереваетесь делать?

– Пока не знаю, очень хочу понять, во что успел вляпаться Рамон за то короткое время, что пробыл здесь в Толедо без меня.

Председатель нахмурился:

– Так вы думаете, смерть Рамона в Москве как-то связана с его пребыванием в Толедо?

– Я в этом просто уверена.

– Не знаю, что вам и сказать.

– Для начала хотя бы скажите, верите ли вы в то, что мой муж причастен к смерти Дуарте?

– Нет, что вы. Я не сомневаюсь в его невиновности.

– Значит, считаете, кто-то мог подставить Рамона?

– Подставить? – с легкой усмешкой переспросил председатель. – От самого этого слова так и веет детективной прозой.

– Тогда как вы объясните, что все улики указывают на моего мужа.

Мартин задумчиво поднес ко рту чашку с дымящимся кофе.

– Ответа на этот вопрос у меня, к сожалению, нет. Зато у меня есть для вас один совет.

– Какой же?

– Умаляю вас не играть в сыщика. Оставьте это дело испанской полиции.

– Полагаете, она справится?

– Я немного знаком с инспектором Рохасом. Поверьте мне, этот человек знает свое дело. Не стоит ему мешать.

– Но отчего вы думаете, что я могу чем-то помешать официальному расследованию?

– Поймите, любое неосторожное движение может привести к тому, что нежелательная информация тут же станет достоянием прессы. Это весьма осложнит работу полиции. Кроме того, скандал грозит подмочить реноме фонда, а мы целиком и полностью зависим от спонсорских вливаний.

Вероника, задумавшись, уставилась в чашку, потом снова подняла глаза на Мартина:

– Так что же мне теперь делать? Сидеть сложа руки?

Председатель совета фонда пожал плечами и подал официанту знак принести счет.

* * *

В «Ассоциации переводчиков жестового языка» капитана уже ждали. Его собеседник – улыбчивый молодой человек лет двадцати пяти – представился Валерием. На первый взгляд он выглядел ничем ни примечательно, если бы не руки, а точнее пальцы. Они имели какую-то неестественную длину и гибкость. Да, в профессию этот человек пришел явно по призванию, отметил про себя Лучко и детально описал первый из двух жестов из Глебова видения. Валерий тут же повторил его, но уже в правильном исполнении, и прокомментировал:

– Означает «смотри». Но обратите внимание, что подушечки пальцев у меня развернуты к глазам, а у вас они смотрят в противоположную сторону.

– Это так принципиально?

– Нет, вас, конечно же, поймут, как слышащие поняли бы шепелявого или человека с акцентом. Но у нас так не «говорят».

– Ясно. Значит, будем считать, что я ошибся. А что вы скажете вот про это?

И Лучко показал Валерию второй знак. Развернув ладони под прямым углом друг к другу в виде буквы «т», он вдабавок легонько ударил ими друг о друга.

Валерий в ответ пожал плечами:

– Это скорее из области спорта.

Следователь разочарованно вздохнул:

– Наверное, вы правы. Мне и самому так кажется.

Сурдопереводчик развел руками:

– Извините, но спортивные жесты это не ко мне.

Разочарованный капитан уже собирался уходить, но потом все же на всякий случай спросил:

– А давайте все же представим, что я не ошибся и передал первый жест верно. Что это может означать?

– Я рад, что вы спросили. Вообще-то я уже видел нечто похожее.

– И где же?

– Как-то к нам приезжала делегация из-за рубежа. И кто-то из гостей использовал подобный знак.

– А что он означал?

– «Смотреть» или «смотри», я уже не помню контекста.

– Значит, то же самое, что и у нас?

– Ну да. Только рука двигалась по-другому, примерно так, как показали вы.

– А что это был за человек и откуда, помните?

– Увы, нет. По этому поводу вам лучше обратиться в международный отдел. Но он, к сожалению, находится по другому адресу.

* * *

Не разобрав покупки, Глеб завалился на кровать и, заложив руки за голову, глядел в потолок. Старая сплетница порядком подпортила ему настроение. Какого черта она суется не в свои дела? Про Ригаля он уже и сам сообразил.

В памяти снова всплыла встреча Вероники с Луисом и их не совсем дружеские объятия. Пылкое воображение тут же дорисовало картину: обнимающиеся фигуры еще теснее прижались друг к другу и постепенно приняли горизонтальное положение. Самое время отвернуться, но от засевших в мозгу образов так просто не убежишь.

Подлое воображение еще несколько минут терзало Глеба сюжетом в духе Тинто Брасса, затем несуществующая диафрагма стала наконец закрываться, постепенно погружая изображение в темноту. Слава богу, кино закончилось. Или это всего лишь перерыв между сериями?

Ревность. Интересно, почему Шекспир столь радикально отколеровал цвет глаз этого «чудовища» в своем «Отелло»? Хотел подчеркнуть его вечнозеленость и неувядаемость? Тут классик, как всегда, попал в точку.

Хм, а с чего это он так разволновался-то? Что тут такого? В конце концов, Вероника последние полгода, считай, свободная женщина, и какое кому дело до того, с кем она коротает дни и проводит ночи?

Несмотря на это самоувещевание, на душе по-прежнему было гадко, и Глеб решил себя срочно чем-то занять. Оглядев бесконечные стеллажи, набитые книгами и коробками, он снова приступил к методичному поиску хоть чего-то, что помогло бы понять, какое отношение Рамон имеет к убийству Дуарте.

К тому времени, когда вернулась Вероника, Глеб уже успел разобрать полторы полки, но так и не нашел ничего достойного внимания. Тогда он решил переключиться на стряпню, ведь нет ничего приятнее, чем готовить еду из хороших продуктов.

– Ты голодна?

– Не то слово.

– Как ты смотришь на итальянскую кухню?

– Ну приличную пасту я тебе запросто приготовлю, а что-то более сложное уже вряд ли.

– Ты не поняла, готовить буду я.

– Ты?

В голосе Вероники послышалось столь искреннее сомнение, что Глеб почувствовал приступ здоровой спортивной злости. Он легонько подтолкнул Веронику к двери и принялся выбирать подходящую сковороду.

– Прошу посторонних очистить помещение и дать мне сорок минут. Будет вам и первое, и второе, и третье.

– Ты серьезно?

– Еще один такой вопрос, и я дам тебе по башке чем-нибудь тяжелым.

– Это ж надо, Стольцев – и у плиты.

Сделав страшное лицо, Глеб взвесил в руке самую большую из сковородок.

– Молчу-молчу, – взвизгнула Вероника и проворно скрылась за дверью.

Глеб с удовлетворением осмотрел кухонную утварь, перебрал запас специй и облачился в фартук. Сгодится. Пришло время дать мастер-класс.

Пятьдесят минут спустя он торжественно распахнул дверь кухни. За дверью обнаружилась Вероника, втягивающая носом воздух.

– Боже, какие запахи!

– А то, – с достоинством констатировал Глеб, снимая фартук. – Кушать подано. Аплодировать можно сидя.

После того как Вероника, причмокивая, признала, что тосканская рарра al pomodorо[15]15
  Томатный суп с хлебом (um.).


[Закрыть] как минимум не уступает знаменитому андалусскому гаспачо и что она в жизни не ела ничего вкуснее запеченной в духовке телячьей скьяччаты с грибами и розмарином, Глеб вынул из холодильника миску с мороженым, заправленным клубникой, лимонной цедрой и листьями мяты.

Вероника засунула нос в миску и закатила глаза.

– Стольцев, ну ты даешь! А ведь каких-то пятнадцать-семнадцать лет назад ты и с яичницей-то с трудом справлялся. Кто ж знал, что ты научишься вот так кашеварить? Как говорится, ничто не предвещало…

– Ну ладно, скажешь тоже: «ничто не предвещало». Неправда, я всегда любил вкусно поесть.

– Рамоша тоже любил вкусно поесть, и что с того?

– Ну я же не Рамоша.

– Теперь вижу. Может, ты нам на досуге что-нибудь еще вкусного приготовишь?

– А это как ты будешь себя вести, – с улыбкой ответил Глеб и снова налил обоим вина. Вероника подняла свой бокал:

– За незнакомого мне Глеба!

«За Веронику, которую я знал!» – произнес про себя Глеб и выпил до дна.

Глава 14
Теория заговора

После обеда было решено наведаться в штаб-квартиру фонда. К серому особняку вела аккуратно выложенная камнем аллея, по обеим сторонам густо обсаженная каштанами. Зданию на вид было как минимум лет триста, но эта ухоженная древность лишь придавала ему дополнительное очарование. На дверях не оказалось табличек, поэтому Вероника наугад открыла одну из них.

В массивном кресле, разложенном почти до горизонтального положения, дремал пожилой человек, трогательно пустивший слюни на кожаную обивку.

Пробудившись от звука шагов, человек нажал кнопку на подлокотнике, и кресло с тихим жужжанием пришло в вертикальное положение. Приосанившись, хозяин кабинета гостеприимно улыбнулся и виновато произнес:

– Comida sin siesta, сатрапа sin badajo[16]16
  Обед без сиесты – что колокол без языка (исп.).


[Закрыть].

Глеб улыбнулся незнакомцу в ответ, а точнее, даже не ему, а тому, что испанская поговорка стилистически поразительно напоминала отечественный перл «Пиво без водки – деньги на ветер».

Пока человек спешно приводил себя в порядок, Глеб, продолжая размышлять о сиесте, вспомнил, что такие великие люди, как Альберт Эйнштейн и Уинстон Черчилль, весьма гордились тем, что переняли у испанцев этот полезный обычай, и всячески рекламировали его исключительный оздоровительный эффект. Надо сказать, что оба они увлеклись сиестой в достаточно зрелом возрасте, а потому упустили один основополагающий момент. Ни величайший в истории британец, ни даже гениальный автор теории относительности не усмотрели в своем любимом времяпрепровождении одной из его главнейших составляющих. А между тем немалая часть исследователей абсолютно уверена в том, что исторические корни полуденного отдыха кроются вовсе не в физиологической необходимости прилечь после сытного обеда, а скорее в неистребимом желании пылких испанских кабальеро, не дожидаясь ночи, лишний раз уединиться с предметом своих желаний. И в этом смысле то, что в институтские годы они с Вероникой регулярно проделывали в спальне по возвращении с лекций, было куда ближе по своей сути к исконной задумке безвестного изобретателя трехчасовых обеденных перерывов.

– Чем могу помочь? – услужливо поинтересовался незнакомец, наконец посчитав, что выглядит вполне благопристойно.

Стоило только Веронике назвать свое имя, как человек, мигом покинув кресло, припал к ее руке, бормоча слова утешения по поводу смерти Рамона.

– Простите, я совсем забыл представиться – Хосе де ла Фуэнте, член совета фонда «Историческое наследие». Примите мои самые искренние соболезнования.

Затем де ла Фуэнте снова устроился в кресле и предложил гостям присесть на стулья, стоящие возле стола.

– Господин Мартин рассказал мне о вашем разговоре. Я тоже не верю в виновность Рамона, но вынужден согласиться с нашим председателем – вам не стоит вмешиваться в это дело. На то и существует полиция. А кроме того, последнее, чего хотел бы ваш муж, – так это повредить репутации фонда.

– Я поняла, – сказала Вероника, опустив глаза. – Я могу взглянуть на его кабинет?

– Разумеется. Рамон делил комнату с Луисом. Налево по коридору вторая дверь. Впрочем, я вас с удовольствием провожу.

Задумчиво посидев в кресле Рамона несколько минут и забрав со стола осиротевшие семейные фотографии в потертых рамках, Вероника поблагодарила де ла Фуэнте за сочувствие, попрощалась и направилась к выходу. Глеб двинулся следом.

* * *

Командор любил историю, хотя и не считал себя ее знатоком. С годами память стала его подводить, и теперь он частенько пролистывал некогда зачитанные до дыр книги, пытаясь восстановить ускользающие подробности давно минувших событий.

Сегодня, перечитывая жития Иоанна II, Командор с удовлетворением осознал, что испытывает тот же трепет, что и в тот день, когда впервые прикоснулся к этому истлевшему от почтенного возраста переплету. Нет, пожалуй, сегодня, увидев гравюру с ликом основателя ордена Звезды, он волновался даже больше. И хотя ордену стараниями коварных англичан была уготована до обидного короткая жизнь, эта жизнь оказалась столь ярка, благородна и ослепительна, что потомки вот уже который век воздают должное рыцарям, некогда поклявшимся королю не отступать в битве более чем на четыре шага назад и сдержавшим свою клятву. Да, эти храбрецы проиграли битву и все как один полегли при Пуатье, но зато они стяжали бессмертие!

Склонившись над книгой, Командор с бесконечной нежностью рассмотрел изображение орденского герба с белой звездой на красном поле, что, по мысли Иоанна, послужила аллегорией светила, некогда приведшего волхвов к Вифлеему.

Скосив глаза в ту сторону, где на стене затянутый в строгую кованую раму красовался похожий герб, только куда менее древний, Командор с радостью отметил, что за исключением поля – оно было голубым – особых изменений позаимствованный у Иоанна герб не претерпел.

Сердце Командора преисполнилось гордости за то, что дело, которому он посвятил без малого всю жизнь, неразрывно связано – пускай и не напрямую – с самыми яркими фигурами воображаемого Зала рыцарской славы. И кто знает, может, когда-нибудь придет день и он сам, подобно Иоанну, горделиво взирая на читателя с замусоленной книжной страницы, вызовет у того священный трепет.

Отложив книгу, Командор пожелал себе только одного – не разделить участи основателя ордена Звезды, окончившего дни в плену у смертного врага. Хотя если по аналогии признать таковым раковую опухоль, то шансы воюющих сторон вовсе не в его пользу. Но тут Командор снова помнил завет рыцарей Звезды: только четыре шага назад и не более. А там будь, что будет.

* * *

За окном уже смеркалось, когда в дверь постучали. Послышался голос госпожи Савон:

– Сеньора Гонсалес, к вам гости.

Посетителем оказался невысокий приземистый человек, одетый в неприметный темный костюм – только белая стойка воротничка выдавала в нем священнослужителя.

– Здравствуйте. Меня зовут Ансельмо Бальбоа. Могу я поговорить с Вероникой Гонсалес? – произнес вошедший хриплым низким голосом.

– Да, разумеется, она сейчас выйдет, – сказал Глеб и предложил гостю присесть. Падре наклонил голову в знак благодарности, но остался стоять. Глеб с любопытством принялся разглядывать священника.

Двойной подбородок, складки на шее, обвислые щеки и манера низко наклонять голову при разговоре придавали отцу Бальбоа некоторое сходство с бульдогом.

Из своей комнаты появилась Вероника:

– Извините, что заставила ждать.

– Ничего страшного. Я тут случайно узнал о вашем приезде и решил навестить. Нам нужно поговорить. Лучше бы наедине.

– Это сеньор Стольцев, мой друг. У меня нет от него секретов.

Падре икоса посмотрел на Глеба.

– Сеньор Стольцев – детектив? – спросил священник.

Как и всякий испанец, Бальбоа был абсолютно неспособен произнести сочетание «с» и «т» в начале слова, а потому был вынужден делать это «с подъездом», прибегая к помощи гласного, от чего фамилия Глеба звучала как Эстольцев.

– Нет, что вы, сеньр Стольцев – историк, – ответила Вероника.

– Историк? Хм, это весьма кстати. С вашего разрешения я присяду. – Священник аккуратно поддернул наутюженные брюки и устроился на диване. – Позвольте мне разъяснить суть дела. По поручению его преосвященства я пытаюсь как можно полнее выяснить обстоятельства трагической гибели сеньора Дуарте. Услышав об убийстве вашего мужа, я подумал, что эти две смерти могут быть связаны между собой. Поэтому я здесь.

– Хм, я полагала, что этим должна заниматься полиция.

– Разумеется, вы правы. И я нисколько не сомневаюсь в компетентности инспектора Рохаса и наших полицейских. Избави бог! Дело в том, что у нас с полицией разные цели.

– Разве задача не в том, чтобы покарать виновных?

Падре вздохнул и утер пот кружевным платком.

– Боюсь, без предыстории мне не обойтись. Очень надеюсь, что то, что я скажу, останется строго между нами. Это конфиденциальная информация.

– Хорошо, обещаю.

Падре снова вздохнул.

– Дело в том, что сеньора Дуарте застрелили из того же оружия, которое неизвестные преступники уже трижды применяли против священнослужителей.

– Нов газетах об этом ни слова.

– Как сказано в Писании: «Что говорили на ухо внутри дома, то будет провозглашено на кровлях». Если вы будете молчать, как обещали, в прессу и впредь ничего не просочится.

– Не волнуйтесь, падре, я же дала вам слово, что весь разговор останется между нами.

– Рад это слышать. Как я понял, у вас возникли сомнения в официальной версии событий, и вы приехали, чтобы их развеять. Это так? Прекрасно. Значит, у нас с вами одна и та же цель – понять, что произошло и кто за всем этим стоит.

– Да, так и есть, – подтвердила Вероника. – Но пока мы все еще не нашли ответа на самый главный вопрос.

– На какой же?

– Мой муж виновен?

– Не думаю.

– Вы говорите это, чтобы меня успокоить или…

– Вовсе нет. Я имел честь быть немного знаком с сеньором Гонсалесом.

– В самом деле?

– Мы познакомились почти полгода назад на местном стадионе. Я, знаете ли, очень большой поклонник футбола.

– А, тогда понятно.

– Хавьер показался мне добрым и порядочным человеком. Такие не способны на преступление, тем более столь гнусные.

– Вот тут вы правы.

– Падре, но каким образом смерть Дуарте и Рамона может быть связана с убийством священников? – спросил Глеб.

– Вот это я и силюсь понять. И очень рассчитываю на вашу помощь.

– Но чем же мы можем быть полезны?

– Время покажет. К примеру, вы можете поделиться со мной тем, что вам известно. А пока я с удовольствием расскажу о том, что знаю сам. Начну с того, что все преступления, предшествующие убийству Дуарте, происходили в один и тот же день – тринадцатого октября.

В этом месте падре сделал многозначительную паузу. Вероника подняла на священника непонимающий взгляд.

– Тринадцатого октября, и что с того?

Отец Бальбоа на мгновение запнулся.

– Э-э… я бы очень не хотел показаться вам выжившим из ума стариком, но, видит бог, эта мысль неизбежно промелькнет в ваших головах после того, что я сейчас скажу. – Падре пальцем ослабил тугой ворот. – Итак, у меня есть основания полагать, что эту дату злоумышленники выбрали не случайно. Сеньор Стольцев, вы согласны со мной, что тринадцатое октября – весьма памятный день.

– Вообще-то да, – не особо уверенно подтвердил Глеб. – Если мне не изменяет память, тринадцатого октября 54 года коварная Агриппина отравила своего мужа римского императора Клавдия, в этот же день новым императором был объявлен Нерон. Тринадцатого октября 1307 года по тайному королевскому приказу были арестованы все французские тамплиеры, тринадцатого октября 1492 года Колумб высадился в Новом Свете, а тринадцатого октября 1534 года…

Падре расхохотался так, что был вынужден придержать трясущийся живот руками.

– Вижу, вы весьма подкованы в своем деле, но давайте сосредоточим все наше внимание на совершенно справедливо упомянутых вами тамплиерах.

Вероника непонимающе покачала головой:

– Но ведь они сгинули семь веков назад.

– И да, и нет.

Вероника в недоумении наморщила лоб:

– Что это значит?

– Таинственен и непостижим Промысел Божий… – туманно ответил Бальбоа.

– А вы не могли бы поконкретнее? – попросил Глеб.

– У всякого забытого учения, как и у всякого давно минувшего века, всегда найдутся свои поклонники, готовые разбиться в лепешку, только бы реанимировать любезную их сердцу мудрость и претворить ее в жизнь.

– Ладно, положим, вы правы и кто-то из наших с вами современников помешан на рыцарской символике и всём таком прочем, – сказал Глеб. – Но зачем этим людям убивать престарелого ученого? И уж коли вы уверены, что смерти Дуарте и Гонсалеса связаны между собой, то как, по-вашему, эти злодеи-тамплиеры смогли добраться до спрятавшегося в Москве Рамона?

Пропустив иронию, прозвучавшую в словах Глеба, между ушей, падре спокойно ответил вопросом на вопрос:

– А разве орден Храмовников в свое время не был международной организацией?

Вероника и Глеб переглянулись.

Священник усмехнулся:

– Знаю, знаю. Звучит дико, но поверьте, я не сумасшедший. Впрочем, вам совсем не обязательно мне верить. Мы просто можем попытаться помочь друг другу. Например, обмениваясь информацией. Что вы на это скажете? Польза будет и мне, и вам. Ну что, по рукам?

Вероника вопросительно посмотрела на Глеба. Тот кивнул, и она по-мужски пожала руку падре.

Поглядев в окно вслед удаляющемуся священнику, Глеб повернулся к Веронике:

– А святой отец часом не того?

– Не уверена, – возразила Вероника. – Я вот тут как раз подумала: тамплиеров уничтожили семьсот лет назад. Так?

– Так.

– А сколько лет пергаменту, что мы нашли у Рамона?

– Тоже семьсот. Ты это к чему?

– Думаешь, случайное совпадение? А этот странный намек на таинственную организацию да еще международного размаха?

– Не знаю, что и сказать. Если допустить, что падре находится в здравом рассудке и твердой памяти, получится, что все гораздо сложнее, чем можно было себе представить, глядя на события из Москвы. Мало того, сдается мне, что падре выложил далеко не все.

– Ты думаешь?

– Почти уверен. Впрочем, мы тоже хороши – ничего вообще не рассказали.

– Считаешь, стоило сказать Бальбоа о пергаменте?

– Я бы не торопился. Но связь с этим человеком терять ни в коем случае не стоит.

* * *

Отец Бальбоа, не спеша, шел в сторону дома, размышляя над только что состоявшимся разговором. Хм, какая любопытная парочка эта госпожа Гонсалес и ее ученый друг. Интересно, с какой целью он сопровождает ее в поездке? По словам Рохаса, вдова намерена во что бы то ни стало обелить имя покойного мужа. Ну что ж, вполне достойная цель, но зачем ей для этого сеньор Стольцев? Впрочем, этот русский, что изъясняется по-испански с забавным итальянским акцентом, может оказаться весьма полезен. Что-то подсказывало Бальбоа, что ответы, которые он ищет, глубоко запрятаны в прошлом, и помощь человека, так много знающего об истории человечества, точно не будет лишней.

Бальбоа снова вспомнил, как заговорщицки переглядывались во время их разговора вдова и ее друг. Они ни словом не обмолвились с ним ни о том, что произошло в Москве, ни о том, как умер Рамон Гонсалес. Интересно, что еще утаила от него эта парочка?