Текст книги "Последний Ангел"

Пьяница. 16 мая 2011 г.

Горячие капли обжигают тыльную сторону ладони, холодные пальцы ласкают саму ладонь. Удивительный контраст. Все мое существо сейчас сконцентрировано в правой руке. Влажная кожа ощущает легкую дрожь чужих тонких пальцев и мерные удары теплых капель. Крупные и горячие, они падают редко, растекаясь по моей коже. Кап, дрожь рук, всхлип, кап, всхлип, дрожь, вздох, кап….

– Вик, дорогой, – ласкает уши мягкий, нежный голосок.

Аня. Интересно, что она здесь делает? И где это – здесь. Надо бы открыть глаза. Но это кажется нереально трудным. Веки теперь словно из толстого свинца, а сил совсем нет. Пробую пошевелить пальцами. С большим трудом указательный сдвигается на пару миллиметров. Простое движение вызывает фонтан боли в мышцах и новую порцию всхлипов.

Немного поразмыслив, решаю прекратить попытки прийти в себя. Сил совсем нет. Едва пробудившееся сознание вновь угасает.

– Вик, Вик. К тебе пришли.

Резко распахиваю глаза и тут же закрываю. Яркий солнечный свет бьет в сетчатку с силой тарана. За те полсекунды, что глаза были открыты, я успел понять, что лежу на своей кровати. На краешке постели сидит Аня – именно она держала мою руку, обильно поливая слезами. В дверном проеме застыла Оленька, одетая почему-то в медицинский халат.

– Кто пришел? – едва хватает сил выдавливать слова.

– Доктор. Говорит ее из милиции прислали.

– Аня, позвольте, я осмотрю его, а вы пока приготовьте горячего кофе, ему нужно взбодриться.

Слышу, как выходит Аня, и Оленька подходит к кровати. Интересно, она сейчас улыбается или нет?

– Что за фокусы, Вик? Мы не так договаривались.

Я чувствую, как игла проходит через кожу на сгибе локтя. Легкое давление – и игла выходит. Лекарство начинает действовать мгновенно. Кажется, она вколола мне обогащенный уран. По жилам плещется пламя, мозги вот-вот закипят, а в желудке один за другим извергаются вулканы.

Огненная буря в организме утихает довольно быстро, и ей на смену приходит осенняя прохлада – бодрящая, но неприятная.

– Что случилось? Я сам не понимаю.

– Случилось то, что ты отнесся к своим обязанностям слишком чувствительно. Ты начал винить себя в смерти тех девочек, – вкрадчиво говорит Оленька, – но это не так. Не в твоей власти это изменить. Они должны были умереть, и они умерли.

– Это невозможно, Оля, он убил двоих несовершеннолетних девочек у меня на глазах.

– Да, убил. И этот человек проживет долгую и беззаботную жизнь.

– Так нельзя! Я убью его. Найду и сам накажу! Оля, как ты можешь знать это и жить спокойно, улыбаться, кататься на своей машине? Играть в ваши непонятные игры?

Чувствую, как руки бессильно сжимают простыню, а через закрытые веки просачиваются горячие слезы.

– Пройдет время, и ты поймешь.

Ее голос необычайно серьезен. Только теперь я решаюсь открыть глаза – и сразу попадаю в ловушку. Голубые сапфиры беспечной блондинки стали яркими изумрудами колдуньи.

– Из-за твоей излишней эмоциональности на тебя завели дело в милиции. Я с трудом вытащила тебя. Отдай мне камни, и я уеду.

– Вы обещали ответы.

– Сейчас вернется твоя подруга. Ты же не хочешь говорить при ней.

– Тогда и скрижали я при ней не отдам.

Глаза Оленьки не просто зеленые – они светятся зеленым. Всегда добрая и улыбающаяся, она, кажется, готова меня растерзать на куски и скормить свиньям.

– Вик, не глупи.

– Нет.

– Ты и так задержал у себя их на двое суток.

– Ничего, переживу. До вечера побудут со мной. Не страшно.

– Уверен?

– Нет, не уверен, но камни не отдам.

Оленька молча смотрит на меня, словно ожидая, что я передумаю. Ее глаза светлеют, обретая небесную голубизну.

– Все в порядке?

В комнату зашла Аня с кружкой горячего кофе. Она в моей футболке, волосы растрепаны, глаза и кончик носика красные от слез. Кружка в ее руках немного подрагивает.

– Да, в порядке. Только безнадежно упрям. Поправляйся.

Оленька покидает квартиру под испепеляющим взглядом моей подруги. Знала бы Аня, что со мной происходит на самом деле! Интересно, поверила бы мне?

Она садится на край кровати и поит меня кофе, будто я при смерти. Но это приятно, и я не сопротивляюсь. Бодрящий напиток из ее рук гораздо вкуснее.

Живое тепло разливается по желудку, всасывается и смешивается с кровью, а трудолюбивые вены разносят жидкую жизнь по нервной системе и мышцам.

– Который час?

– Ты бы лучше дату спросил, – грустно отвечает Аня.

– И какое сегодня число?

– 16 мая.

– А выключился я 14-го. Нормально поспал.

– Эта девушка… ты ее знаешь?

Я различаю в тихом и кротком голосе Ани нотки ревности. Она всегда задает очень острые вопросы, не знаю, специально или нет. Уйти бы от ответа. Врать не хочу, а сказать правду просто не могу.

– Да, виделись пару раз.

– Она красивая.

Знаю, что красивая, но лучше промолчу.

– Ань, может, покушаем?

– А тебе можно?

– Нужно!

Легко вскакиваю с кровати, будто не пролежал без памяти почти двое суток, а просто крепко поспал.

Такого вкусного завтрака у меня не было уже, наверное, лет пять, еще со школы. Крепкий кофе, бутерброды, каша и пара мандаринов. Все просто, но сделано с душой. Как говорится, рядом не лежало с едой из пиццерий или моей собственной стряпней. Не то что бы я плохо готовлю – просто делаю это на отвяжись, поел – и ладно. Аня же готовила для меня как в последний раз.

Со скоростью лесного пожара я сметал все приготовленное под любящим взглядом своей девушки. Мелькнула мысль – вот она, идиллия. Красивая девушка и завтрак по утрам. Неплохая работа и куча свободного времени. Не об этом ли я мечтал? Но сейчас жить спокойно не получится. Четыре гранитных скрижали тянут мою жизнь в неизвестность.

Как бы мне хотелось вот так, в неспешной беседе, провести весь остаток дня, просто сидеть и болтать с Аней, пить кофе, смотреть в окно под грустные мелодии «Агаты Кристи»… Но я не могу. Мне нужны ответы на мои вопросы.

Просидев еще минут десять в блаженном покое, я достал мобильный телефон. Опять разряжен. Он провалялся на столе возле компьютера все то время, что я спал. Интересно, звонил ли мне кто-нибудь

После стандартной заставки-приветствия в память телефона ложится текст сообщения. «Срочно нужны камни. Как сможешь – выйди на связь. Оля». Не задумываясь удаляю сообщение с телефона. Мало ли. Ни Ане, ни кому бы то ни было не стоит его видеть, а свой телефон я никогда не любил прятать.

Я выхожу на балкон, чтобы Аня ничего не слышала, и набираю номер. Через полтора гудка в динамике раздается легкий звон колокольчиков – голос Оленьки.

– Привет, Вик. Как здоровье?

– Пойдет. Нужны камни?

С места в карьер.

– Где и когда? – Оленька тоже не тянет резину. Похоже, камни в самом деле нужны срочно.

– У «свечки» через час.

– Значит, в пять вечера?

– Да.

Кладу трубку и возвращаюсь в комнату. Аня свернулась калачиком и мерно посапывает, почти как ребенок. Удивительно. Иногда я хочу ее убить, а иногда любить. Говорят, это один из симптомов психических заболеваний. Но я даже думать не хочу о шизофрении. События прошедшей недели слишком похожи на бред сумасшедшего. И конца этому не видно.

До встречи еще час. Как раз успею помыться, побриться, одеться и выйти из дома.

До указанного места – «свечки», местного памятника, минут пятнадцать пешком, если поторопиться. Сегодня понедельник, и я без препятствий преодолеваю городские улочки, улицы и проспекты. Город пустой и горячий. Легкая футболка и хлопковые штаны совсем не защищают от палящего солнца. Примерно так, наверное, выглядит вход в ад. Плавящийся асфальт, озлобленные клерки и воняющие бомжи. Иногда мне хочется стереть этот город с лица земли. Даже липовые новости о конце света глотаю как мальчишка.

Одна из главных площадей города встречает вялой молодежью, тяжело дышащими маклерами в затянутых галстуках и резвящейся не глядя на жару ребятней. В последние дни я начал посматривать на этих простых работников банков и офисов с завистью. Их жизнь проста как монета. Орел – решка – орел.

Оленька приходит к «свечке» точно в указанное время. Несмотря на маленький рост, я сразу замечаю ее в толпе. На ней короткое обтягивающее платье и туфли на шпильках. Все ярко блестит в свете весеннего солнца. За правым ухом виднеется белоснежный цветок. Тонкое запястье левой руки охватывает платиновый браслет сложного плетения. Выглядит она прекрасно. Проходящие мимо особи мужского пола, от школьников до стариков, провожают ее фигуру жадным взглядом.

Она подходит ко мне вплотную, и я буквально шкурой ощущаю зависть проходящих мимо. По лицу невольно расползается улыбка, выпрямляется спина, а взгляд становится гордым и надменным.

От нее едва заметно пахнет весенними цветами. Аромат настолько исчезающе прекрасен, что сводит с ума.

– Привет.

– Привет. Пойдем присядем?

Она утвердительно кивает и первой направляется к ближайшей лавке. Мы присаживаемся на прогретые деревянные доски. Стараюсь не коситься на ее ладно сложенную фигуру, красиво приоткрытую грудь, но получается с трудом.

– С чего начнем?

Сейчас она впервые старается не смотреть мне в глаза – с деланным интересом разглядывает прохожих, кафе напротив, рисунок на плитке под каблуками.

– Кто ты? Ты, Бродяга, Инесса, Кавен, люди, работающие в твоем офисе?

– А как ты сам думаешь?

– Ну, ты, наверное, ангел.

Комплимент вызывает улыбку на ее круглом лице, отчего-то грустную.

– Да, мы ангелы. Я, Кавен, Бродяга, Инесса. Ты.

Теперь моя очередь улыбаться. Я – ангел. Знала бы она мое прошлое!

– Я знаю твое прошлое. Я все знаю, что с тобой было до того, как ты стал ангелом.

Стал ангелом. Стал АНГЕЛОМ. Она шутит.

– Оль, я серьезно.

– Вик, я еще серьезней. Ты хотел ответы? Теперь поздно убегать. Да, ты стал ангелом случайно. Я не знаю, как к тебе попали эти камни, но не будь их в тот день с тобой – ты бы умер. Умер просто, как все.

– Не похож Кавен на ангела. Совсем не похож.

– Таких, как Кавен, мы называем демонами. А ты на нашем сленге – ловец душ, жнец, смерть, собиратель душ.

– Эти скрижали – они содержат в себе души умерших?

Оленька не отвечает. По ее щеке катится слеза, ярко переливаясь в свете весеннего солнца. Крохотный бриллиант, еще более ценный, чем те, что добывают из земли.

Что мне еще спросить? Остается просто сидеть и ждать продолжения. Не знаю, сколько проходит времени – час или минута, но Оленька начинает говорить. Тихо, едва слышно.

– Большинство людей умирают. Просто умирают, и их души попадают в скрижали. Запечатать душу в чистую скрижаль может только ловец. После запечатывания скрижаль переходит или к ангелам или к демонам. Скрижали отличаются цветами…

– Возьми, – перебиваю ее звонкий голосок сухим хрипом, – я не хочу ничего знать.

Быстро, как ужаленный, вскакиваю со скамейки и оставляю на ней три гранитных камня с серебряными и голубыми прожилками.

Я почти выбегаю с площади. Перед глазами мелькают дома, остановки, магазины, люди. Останавливаюсь, лишь пройдя половину пути до дома, и сразу заворачиваю в ближайший киоск. Я плохо соображаю, что делаю и что вообще происходит вокруг. Кажется, мозг просто лопнет от того, что рассказала мне Оленька. От того, что рассказал мне ангел. Это все неправда. Тогда почему я так близко принимаю это к сердцу?

– Ваш коктейль.

Грубоватый голос старой продавщицы слегка приводит в чувство, но лишь на несколько секунд, что требуются на открытие банки с алкогольным напитком.

Ядовитая химическая смесь лихо гуляет по организму, тормозит и путает клетки головного мозга, путает мысли, мешает координации.

Вообще не употребляю алкоголь уже года два. Ощущение после выпитого очень странное, капризное и легкое. Но в глубине сознания норовит вырваться наружу лютая тьма вопросов, эмоций и страхов. Зачем я вообще напросился на этот разговор?

Уже под ехидным светом убывающей луны добираюсь до своей двери. Подлые ключи никак не хотят попасть сначала в пальцы, а потом и в дверной замок. Пока копаюсь с дверью, дважды проливаю на себя какой-то напиток, с психом швыряю банку о стену и сажусь на пол прямо у двери.

Хорошо, что в пакете есть еще запас.

…меня куда-то тащат, что-то говорят…

…вокруг ледяная вода, я что, тону? Может, умру… Умру, как все…

Похмелье.
17 мая 2011 г.

– Вик, да что с тобой?

Хочу ответить, но шевелить языком слишком трудно. Лучше просто полежать. Может, голова перестанет болеть.

Голова, зачем я вообще вспомнил, что она у меня есть? Дурная голова. Что же она так болит? Правильно, это интоксикация. Организм отчаянно избавляется от осевших в нем ядов. Не нужно было вчера, если, конечно, это было вчера, так сильно напиваться. Не нужно было вообще напиваться. Думать еще сложнее, чем шевелиться, но не думать я не могу.

– Вик, что происходит? – в голосе Ани проскальзывают истерические нотки, – ты попадаешь в милицию, напиваешься, спишь прямо у двери в подъезде! Это на тебя не похоже!

Да, не похоже. Но и умирать на меня не похоже, общаться с ангелами на меня не похоже, собирать души тоже на меня не похоже. Но как ей это объяснить?

Почему же так сильно болит голова? Не пил уже почти два года, а тут сорвался. Не думал, что будет настолько плохо.

– Все нормально, – хриплым голосом едва выдавливаю слова.

– Чем тебе помочь, милый?

– Ничем. Я полежу и буду в норме.

– Не хочешь ничего рассказать? – в ее голосе слышится вселенская грусть, от которой все сжимается внутри.

– Хочу, но не могу, прости. Придет время, и я все расскажу.

Какую ересь я несу? То же самое мне говорили эти мнимые небожители. Бродяга, Инесса, Оленька. Интересно, а что сказал бы Кавен?

– Как хочешь. Приготовлю чай. С лимоном.

Я слышу ее мягкие шаги, даже представляю, как ее розовые пятки касаются старого паркета, а спина слегка вздрагивает от всхлипов. Она снова плачет из-за меня. В который уже раз.

Так, в размышлениях о наших нелегких отношениях, я погружаюсь в зыбкую смесь сна и яви. Желтые шторы с ползающими по ним цветными пятнами, беленый потолок с мигающими звездами. Где-то тут и будет рай, между беленым потолком и небом…

Запах лимона и мандаринов выводит мое ослабленное сознание из транса. С грацией раненого медведя усаживаюсь перед табуреткой, предусмотрительно пристроенной Аней у кровати. Восхитительным натюрмортом на деревянной поверхности разместились стакан с чаем, блюдце с лимоном, несколько мандаринов и чашка с каким-то бульоном. Желудок отчаянно требует чего-то более серьезного, но стоит мне представить поджаренную куриную ножку или огромный кусок дымящего мясного пирога, как становится дурно.

Спешно глотаю горячий чай и едва не выплевываю: он невероятно горяч, словно все еще кипит. Аня смеется над моим глупым выражением лица, но молчит.

– Попей бульона, пока чай остынет.

– А что это за чудо напиток такой?

Сомнительно выглядящая жижа не имеет запаха, что вообще-то странно.

– Куриный бульон.

– А что, он не пахнет?

– Не знаю, мама готовила.

Мама готовила. Она была тут? А, не важно, выпью что угодно, лишь бы голова перестала болеть.

В течение следующего получаса в мой организм перекочевывает странный отвар из курицы и трав, чай с лимоном и мандарины. Шокированный попойкой организм с астрономической неспешностью приходит в себя, правда, голова по-прежнему раскалывается.

– В подъезде меня нашла?

Аня сидит рядом со мной на кровати, вцепившись, будто я могу улететь.

– Да, ты совсем невменяемый был, ворчал что-то про ангелов, матерился, звал на помощь.

– Жуть. Прости.

Я слегка касаюсь губами ее щеки, все еще влажной от слез. Она улыбается, едва заметно.

– Не за что извиняться, у вас, мальчиков, это же в норме – пить.

– Нет, это не в норме. Для меня не в норме.

Она тяжело вздыхает и еще крепче обхватывает меня руками.

– Что же тогда случилось.

– Сам хотел бы знать.

– Все будет хорошо? – едва слышно шепчет Аня.

– Не знаю.

Кавен. 24 мая 2011 г.

Неделя спокойной жизни. Готов поспорить на что угодно – это затишье перед бурей. Вот уже семь суток мой телефон молчит. Я гулял с подругой по городу, съездил домой, выполнил несколько заказов и ни разу не встретил белоснежную спортивную машину. Не знаю, радовало меня это или нет.

Уже автоматически проверяю не шее гранитную скрижаль с заключенной в ней душой ребенка, когда звонит телефон. Номер не определяется. В той, старой жизни просто не стал бы поднимать трубку. Зачем отвечать на незнакомые номера? Но сейчас вынужден ответить.

– Алло.

– Вик, это Бродяга. Ты где сейчас? – детский голос звучит тревожно.

– Дома.

– Нужно встретиться. Будь минут через пятнадцать в парке за твоим домом. Это не надолго.

Как же мне хочется просто послать это мальчишку с взрослыми глазами.

– Хорошо.

В чем был, выхожу под солнце, клонящееся к закату. Багровые лучи угрожающе пляшут в окнах домов и машин, прогретый за бесконечный день воздух медленно остывает. Через пару часов в легких шортах, майке и сандалиях станет довольно прохладно. Но надеюсь, долго не задержусь. Хорошо, что Аня уехала к отцу на пару дней: не застанет моих внеочередных приключений.

Пробиваюсь в глубину парка мимо резвящихся детишек, целующихся пар и выпивающих компаний. Парк не очень большой, но найти в нем четырнадцатилетнего пацана довольно сложно.

– Вик.

От ледяного голоса по позвоночнику пробегает мороз. Я с деланной неспешностью оборачиваюсь в сторону говорящего. Кавен. Белые волосы странно контрастируют с угольно-черными глазами, легкая рубашка черного цвета педантично застегнута по верхней пуговице и заправлена в черные же брюки. Оленька назвала его демоном. Похож.

– Что тебе?

– Ничего, просто хотел поздороваться со старым знакомым.

Он небрежно разваливается на лавочке, прокручивая между пальцами монету. Кусок металла двигается точно живой, скачет с пальца на палец, подпрыгивает и крутится. Завораживающий и пугающий танец.

– Ты по делу?

– Делу? Нет, я просто отдыхаю.

Кавен слегка улыбается уголком рта.

– Странно. Почему я тебе не верю?

– А я почем знаю? Чужая душа потемки. Как дела-то, Вик?

Этот человек, точнее демон, если Оленька не врала, явно задает эти вопросы не просто так. И «отдыхает» он именно в этом парке тоже не случайно.

– Хорошо, что вы вместе, – раздается голос Бродяги, – не придется каждому объяснять по отдельности.

– Здравствуй, Бродяга.

– С вами поздравствуешь.

– Не драматизируй, – вставляет Кавен.

– К делу. Дело, оно важнее. Завтра в 6.12 у тебя работа, Вик. Далеко ходить не нужно, все произойдет у тебя в подъезде…

– Кто?

– Не важно. Близких забирать тебя никто не позовет. Твои родители, подруга, товарищи достанутся другому ловцу, так что не перебивай. Завтра в 6.12 заберешь душу, и без фокусов. Не нужно падать в обморок, стараться кому-то помочь или вызвать милицию. Как все сделаешь, сразу придешь в этот же парк и задашь Кавену все свои вопросы. Тебя ведь это больше всего интересует? Ответы?

– А кто сказал, что я буду отвечать? – ехидно улыбается Кавен.

– Не играй со мной, – необычно тихим и грубоватым голосом ответил Бродяга.

– Хорошо, – поник Кавен.

– Глупые вопросы будут?

Мальчишка в шортах и майке несколько секунд смотрит в наши мрачные лица, после чего удаляется восвояси.

Я хотел уже развернуться и пойти домой, но Кавен остановил меня легким прикосновением. Мне казалось, его кожа должна быть холодной, как у трупа, но на деле она была кожей обычного человека, разве что чересчур нежной для мужчины.

– Можешь задать свои вопросы.

– Я думал, ты будешь отвечать только после того, как получишь камни.

– Какая разница? Мои камни ты мне все равно отдашь, таковы правила игры. А с той скрижалью, что ты подобрал в квартире дизайнерши, будет куда сложнее, и ответами тут не отделаться.

– В чем разница между вами и ангелами? – начал я с места в карьер.

– Глупый вопрос. Они были безгрешны при жизни, а мы – нет. Но это не значит, что ангелы сплошь великомученики, а демоны – маньяки и насильники. Просто в моей жизни было чуть больше плохих поступков, чем хороших.

– Чем же тогда выделяются ловцы? – сказать «мы, ловцы» язык просто не поворачивается.

– Это уже более интересный вопрос. Конкретно в твоей жизни не было явного перевеса. Ты грешил, но людям помогал. На момент смерти твоя душа была в хлипком равновесии.

– Как я стал ловцом?

– Случайно. Твоя смерть не была запланированной. Я не знал, что ты окажешься там. Со мной в сговоре был другой жнец, и при нем было только две скрижали. Но вмешался Бродяга. Он каким-то образом нейтрализовал камни моего ловца, и души той девки и ребенка попали к тебе. А твоя душа – в скрижаль Бродяги. После чего он тебя воскресил.

– Я не верю в это.

– Знаю, я тоже долго не верил. В свое время, при жизни, я был служителем церкви, но поддался искушению, в результате чего и погиб. Представь себе мое состояние – я, пастырь, стал демоном. В те-то времена. Последний вопрос, Вик.

Последний. Что спросить у этого загадочного человека? Он, кажется, говорит искренне. Вопрос нужно подобрать четкий, а в голову лезут сплошные глупости.

– Бродяга… кто он?

– Толком не знаю: у жнецов, как и у ангелов, отличная от нас иерархия. Но среди ваших он птица высокого полета. И силен, ох, как силен.

– Почему вы ему подчиняетесь?

Кавен смастерил подобие улыбки. Просто улыбаться у него, видимо, совсем не получалось. Все его улыбки были какими-то неполными, кривыми.

– Слишком много вопросов. До завтра.

Демон легко встал со скамейки и буквально растворился в толпе, будто бы его никогда и не существовало. После секундного раздумья на тему, как высокий, облаченный в черное парень растворяется в толпе, состоящей преимущественно из детей, разворачиваюсь к дому и не спеша бреду по плохо заасфальтированным дорожкам.

Чувствую себя старой жевательной резинкой, которую не только долго использовали по назначению, но еще и лепили где попало, отдирали и снова лепили, и так прошла вечность. Кстати, о вечности. Надо бы спросить, как долго живут ловцы. Любопытно. Бродяге явно перевалило за сотню, ну или он просто вундеркинд – супер-ребенок.

Значит, следующая смерть, в которой мне придется принять участие, произойдет менее чем через двенадцать часов. Странно, я даже ничего не чувствую по этому поводу. Может, из-за того, что скрижаль, полученная завтра, достанется Кавену. Если верить безумным правилам их мира, то умрет грешник.

Я начинаю ждать этого события с нетерпением. Стоит только подумать, что предстоит заглянуть за тяжелый занавес смерти, как по спине пробегает приятный и очень острый холодок. Страшно. Не от происходящего вокруг, а от происходящего во мне.

Остаток дня и практически всю ночь я провожу, как обычно, за компьютером. Стил и остальные товарищи по игре очень недовольны моим частым отсутствием в виртуальном мире. Для этих парней пиксели давно важнее и реальнее окружающей жизни. Я бы, пожалуй, и сам давно утонул в электронных боях, кровавых сражениях на клавиатурах и бесконечных убийств оцифрованных манекенов, но что-то всегда удерживало меня в реальности.