Текст книги "Перерождение. Книга 2"

– В том и загвоздка. Слышать слышали, видеть видели, а рассказать не могут. У свидетелей глубокий шок. Некоторые до сих пор находятся в оцепенении, некоторые не приходят в сознание. Врачи делают неутешительные прогнозы на их дальнейшее выздоровление, а для меня это означает полное отсутствие свидетелей. На удивление, но самой стойкой из всех оказалась маленькая девочка девяти лет. Она все время что-то шепчет, какие-то непонятные слова. Ты бы ее видел – глаза, полные ужаса, и слезы по щекам. Ее что-то сильно напугало. Сейчас с ней работают специалисты – пытаются понять, что она шепчет.

– Ты сказал, что первую жертву нашли в пять утра. О времени убийства говорить рано, но ясно, что все произошло глубокой ночью, но как тогда маленькая девочка стала свидетельницей? Или мы перестали следить за тем, уснули наши дети или нет?

– Ты не поверишь, – Бобров хмуро посмотрел на Саврасова, – но ее нашел сосед сидящей на лавочке в двадцати метрах от места преступления.

– Черт знает что, – выругался Саврасов. – Интересно, почему убийцы не тронули девочку? Она ведь прямой свидетель.

– Может, пожалели из-за возраста,… а может, из-за «белой язвы», которой она больна.

– Так это она? – спокойно ответил майор.

Бобров удивился спокойствию друга. Он рассчитывал на другую реакцию.

– А я думал удивить великого Саврасова. Но ты так спокоен?

– Девочку нашли и она уже в резервации, – сухо добавил майор.

– Саврас, ее нашли в Петрополисе. Я думал, все больные давным-давно заперты в поселениях.

– Не говори глупостей, Бобер, – майор отмахнулся от друга, – никто не знает, как она вообще появляется и по какому признаку. Как можно запереть то, о чем не знаешь?! Большинство из тех, кто заражен, живут себе мирно в резервациях и не несут никакой опасности.

– А может, она из резервации? Сбежала, например?

– Невозможно.

– Так ли?

– Резервации хорошо охраняются. Их месторасположение никому не известно.

– Даже тебе? – съязвил Бобров.

Майор недовольно посмотрел на друга. Уж очень не хотелось ему, чтобы Бобров стал еще одной занозой в его заднице.

– От чего умер тот водитель? – Бобров кивнул в сторону зараженного места.

– Это выясняют, – уклончиво ответил Саврасов.

– Выясняют? Здесь десятки журналистов, камеры и много еще чего. Уже сейчас в прессу просочились слухи о том, что «белая язва» в Химграде.

– Что ты от меня хочешь? – грозно произнес Саврасов.

– Признай, что в руки террористов попала «белая язва» и они проводят испытания на наших улицах.

Повисла пауза. В словах старого друга был страх, который раздувался прессой в обществе. Все боялись «белой заразы». И любой карантин означал, что она могла вновь появиться. И лишь потому, что перед ним стоял его друг, Саврасов посмотрел на него, немного улыбнувшись.

– Не думал, что даже ты поддашься панике, дружище.

– Я еще решаю: поддаться ей или нет. Поэтому я спрашиваю тебя, – немного отвел взгляд Бобров.

– Все слишком зыбко. То, что произошло здесь, не «белая язва». Это я тебе говорю точно. Но, скажу честно, то, от чего умер этот бедняга, очень похоже на «язву». И обнародование этой информации губительно. Журналисты поднимут шумиху, да и люди ударятся в панику. Но я говорю тебе – это не «белая язва». Иначе половина жителей города уже разлагалась бы, – Саврасов не отводил взгляда от друга, пытаясь достучаться до него. – Что произошло здесь вчера с этим водителем, мне не известно, никому не известно. К работе привлечены лучшие вирусологи, так что будь спокоен.

– Я слышал, что в Петрополисе, на Васильевском острове такой же случай?

– Да, точь-в-точь. Эта не «белая язва».

– Я понял уже. Что ж, пойду навещу директора этого биогадюшника, – Бобров оглядел фасад исследовательского центра.

– А тебе туда зачем? – удивился Саврасов.

– Тот убитый, которого сожгли рядом с концертным залом, работал здесь. В пепле мы нашли оплавившийся значок охраны, – Бобров достал из внутреннего кармана пакет, в котором лежал кусок металла, на поверхности которого можно было различить часть герба БиоНИЦ и большие цифры – 777.

– Ну что же, удачи, – Саврасов похлопал Боброва по плечу.

– И все же, – капитан остановился на лестнице и, немного обернувшись, добавил напоследок, – тебя бы не послали сюда, будь это обычный вирус.

Капитан Бобров столкнулся со знакомым ему чиновником на подходе в приемную директора БиоНИЦ. Винбург даже не обратил на него внимания. Капитан облегченно выдохнул: сталкиваться с удавом ему не хотелось.

– Директор, как я и предполагал, восстановил тебя, – Александр Винбург был весьма доволен разговором Кирилла с Антоном Исаевичем. – Это уже от меня: ты будешь ассистировать Данилевскому, но с одним условием. Если ты сможешь вывести то, о чем упомянул вчера, я сумею в обход Антона Исаевича поставить тебя главным в этих исследованиях.

Кирилл остановился.

– Вы это серьезно? – он не верил своим ушам.

– В четверг состоится заседание, на которое я тебя возьму с собой. Там ты продемонстрируешь ученым свои умозаключения и, если сможешь, какие-нибудь доказательства. Потрудись сегодня.

– Но… – Кирилл попытался что-то возразить.

В голове его встрепенулась мысль о поездке домой, запланированной на четверг. Очередная порция лекарств для мамы не должна была опоздать.

– Никаких но! – отрезал Винбург. – Я заставил твоего директора подать заявку на твое участие в совете, это дорогого стоит.

– А вдруг ничего не получится? – скулил Кирилл.

– Должно получиться. Не так давно ты с блеском отвечал на выпады ученых, а теперь в кусты?!

Кирилл виновато опустил голову.

– Если ты сумеешь убедить ученых в своей правоте, как меня сегодня, – тебе обеспечена собственная лаборатория, – Винбург бросил самую желанную наживку.

Кирилл посмотрел на чиновника. Широкая улыбка ехидно висела на лице Винбурга.

– Уж не знаю, какие мысли в твоей голове, Кирилл, но я пошел бы на все, чтобы мне дали такой шанс.

Кирилл молчал. Чиновник был доволен. Взгляд молодого ученого был красноречивее любых его еле слышных слов.

– Четверг ваш день, господин Семиовский. Министерство науки должно услышать ученое мнение и увидеть вашу работу. Ваше будущее в ваших руках.

Винбург протянул руку. Кирилл посмотрел на нее и пожал. Чиновник одобрительно слегка кивнул.

Кирилл сделал свой выбор. Все начинало складываться как нельзя лучше. А о том, чтобы его продвигал чиновник из министерства науки, даже не мечталось. И сейчас неважно, какие цели преследует Винбург. Главное – он дал Кириллу шанс.

Они шли по коридору и у лифтов разошлись. Винбург крепко пожал руку Кирилла и отправился в министерство. Оставшись один, ученый посмотрел на ладони. Трясутся. Винбург наверняка воспринял это как волнение. Кирилл спрятал их в карман. Он чувствовал, как дрожь усиливается и уже норовит распространиться по всему телу. В конечностях какое-то странное покалывание, но голова не болит, как обычно это бывает при «белой язве». Страх медленно овладевал им. Гуляющий внутри него вирус неторопливо давал о себе знать, делая его кожу бледнее. Но пока это было незаметно для окружающих.

Нужно прекращать думать о заразе внутри него, иначе появятся вопросы. Необходимо представить что-то другое. Отвлекающее… Елана. Ее нежный образ возник так неожиданно, что Кирилл невольно вздрогнул. Первый человек, который протянул ему когда-то руку. Человек, который любил его всем сердцем. Кирилл стал прокручивать в голове последние несколько дней. Он пытался найти в них Елану, ту, что отдала ему свое сердце. Но в глубинах памяти он увидел ее лишь раз: когда она, чуть не рыдая, встретила его поздно ночью у лестницы в лабораторию. В голове проносились мгновения объятий, подаренные Елане лишь для того, чтобы она успокоилась и Кирилл, воспользовавшись ее секундным умиротворением, мог ускользнуть от жара ее чувств. Кирилл закрыл ладонями лицо. «А что теперь?» – сверлом прокручивалась в его голове мысль. Вирус губит его изнутри. Водитель погиб из-за него. Сейчас Еланой рисковать нельзя. Решение может быть только одно – не встречаться с ней.

Через десять минут Кирилл был в лаборатории. Кроме профессора Данилевского, во второй лаборатории на своих местах было еще трое лаборантов. Он вызвал их специально, чтобы успеть завершить работу над «патологией 6» к завтрашнему дню. Но они скоро ушли. Сегодня начальник охраны проводил допросы сотрудников. Кирилл переоделся и вошел во вторую лабораторию. Выйдя из кабины, он не знал, как начать свою работу и что ему делать. Профессор не обращал на него внимания. Занимался ли он тем, что поручил совет ученых, или совершенно другим?! Кирилл вздохнул.

– Чего стоишь? – неожиданно раздался сухой голос профессора.

Кирилл не знал, что и ответить.

– А ты действительно гений, – профессор повернулся к помощнику. – Никто бы и не догадался, что гриппон и «белая язва» имеют одного и того же родителя.

– Это произошло случайно, – оправдывался Кирилл.

– Только ум гения готов к случайностям, способен увидеть невидимое многими, – профессор был напряжен, но голос был ровным и даже доброжелательным. – Вот и мы, старые дурни, не сумели разглядеть.

– Вирус-хамелеон…

– Да! – перебил Данилевский. – Самое страшное, что может произойти с миром, так это рождение на свет вируса-хамелеона. Мы можем выслеживать его, изобретать лекарства, противоядия, придумывать сложное лечение, а он, почувствовав угрозу, просто меняет свою структуру. И вот тебе «белая язва», поражающая людей и убивающая их примерно меньше чем за час, и вот гриппон, убивающий за несколько недель.

Данилевский повернулся к столу – поменял несколько пробирок местами, потом продолжил, не оборачиваясь.

– Но ведь и ты, – обернулся он, – тоже хамелеон.

– Простите? – Кирилл не понимал, к чему клонит профессор.

– А разве нет? С виду забитый своими же собственными мыслями молодой парень без какого-либо намека на великое будущее, и вдруг – отъявленный лжец, готовый переступить через любого.

– Вы ошибаетесь, профессор, – попытался оправдаться Кирилл, но Данилевский резко и грубо оборвал его.

– Да брось ты! Тщедушный и беспринципный человечишка, успокаивающий себя мыслями о великом будущем! – профессор взорвался. – Ответь мне, сколько человек ты собирался погубить, прежде чем взойдешь на вершину своих мечтаний? Решил изобрести вакцину, способную вылечить «белую язву»?! – глумился Данилевский. – Этим ты занимался здесь в мое отсутствие?

Кирилл, округлив глаза, смотрел на профессора.

– Это моя лаборатория. И я отвечаю за то, что находится в ее пределах.

Кирилл бросил взгляд на стеклянный бокс в первой лаборатории.

– Ты верно думаешь. Может, ты и гений в вирусологии и химии. В уме просчитываешь формулы, видишь гораздо дальше профессоров. Но вот ума, как скрыть свои проделки, тебе не хватило. Ты оставил шприц, которым ты ввел себе под кожу капсулу, возле бокса.

Его раскрыли. И кто? Человек, выгнавший его из лаборатории! Опешившими глазами Кирилл смотрел на шкаф с лабораторным предметами и прокручивал в голове события прошлой ночи.

– Удивлен? – профессор возвышался над пораженным Кириллом. – Когда я увидел шприц, мысли пришли сами собой. Тебя спасло то, что меня пригласил министр. Но потом, в мое отсутствие, ты продолжил.

– Поэтому вы меня выгнали?

– Я выгнал тебя из-за того, что ты хочешь сделать.

– Найти лекарство от «белой язвы»? Что здесь плохого? У меня есть идеи, а здесь есть инструменты для их воплощения. Я могу помочь тысячам, – начинал защищаться Кирилл.

– Я! Все время я, и только! А кто просил тебя им помогать? Ты спрашивал кого-нибудь, нужно ли им лекарство от «белой язвы»? Благодаря тебе лаборатория не смогла завершить работу к понедельнику. Министерство науки сдавливает на моей шее руки. И тут ты влезаешь с Винбургом! Как ты посмел рассказать ему о лекарстве?

– Это только мой опыт…

– Да кому они нужны твои опыты! – закричал Данилевский.

Повисла пауза. Кирилл смотрел молящими глазами на профессора. Все, что он пытался донести до начальника, наталкивалось на глухую стену.

– Винбург добился, чтобы ты мне снова ассистировал, хорошо, – профессор сменил перчатки на новые. – Я смогу тебя осмотреть. Куда ты сделал инъекцию?

Профессор сделал шаг к Кириллу, но тот отшатнулся.

– Зачем это? – голос Кирилла начинал дрожать.

– Ты что дурак? Нужно осмотреть место, куда ты ее вколол. Единственное, что ты удалил в компьютере, так это результат последнего теста. Я не знаю, что ты туда вколол, но осторожность не помешает.

Профессор медленно подходил к Кириллу.

– Куда ты ее вколол?

– В левую руку, но это неважно, – Кирилл снова отпрянул.

– Прекрати ломаться, как пацан, боящийся уколов. Я просто осмотрю, – злобно приказал Данилевский.

– Она глубоко сидит, ее не видно, – беспомощно протараторил Кирилл.

Профессор остановился. Он расставлял мысли в ряд. Развернувшись к столу с пробирками, он схватил ампулу и шприц.

– На этот случай я уже приготовил это, – профессор продемонстрировал два кубика жидкости в ампуле. Данилевский вставил ее в маленький автошприц. – Это вещество заставит твои мышцы вытолкнуть капсулу, и мы осторожно извлечем ее. Потом просканируем, чтобы узнать, какое там вещество. Ты же все равно не скажешь?

Кирилл только сглотнул. Сердце сильно билось. И без того трясущиеся руки еще и жутко потели. Он с бешеной скоростью искал в голове выход. Нужные слова были где-то среди зараженных клеток мозга. Профессор подошел к Кириллу. Поднял рукав его халата до плеча. Тряхнув шприцем, вколол. Кирилл зажмурил глаза. В голове градом шумели мысли. Он дернулся – профессор начал вводить вещество. Кирилл открыл глаза. Скорчившееся, мокрое от пота лицо, сжатые в кулаки ладони – Кирилл не знал, что делать. Все кончено – капсула не покажется, возникнут вопросы – профессор все поймет! Об этом узнают все! Его обвинят в преступной халатности!

Кирилл резко опустил левую руку вниз, а правой ударил по шприцу, при этом отпихивая профессора в сторону. Данилевский руками попытался ухватиться за что-нибудь, но подкосившиеся ноги лишили его равновесия. Профессор рухнул на пол. Кирилл от страха сделал шаг назад. В груди профессора торчал автошприц, выбитый Кириллом. Профессор вынул его и, матерясь, как сапожник, поднялся на ноги. Кирилл стоял на месте, пораженный своими действиями. Гневные слова профессора не доходили до него. Взгляд молодого ученого был прикован к шприцу, который сжимал профессор. На самом острие иглы висела маленькая багровая капля, дрожащая от потоков воздуха. Профессор, не останавливаясь, проклинал Кирилла и его трусость. Тот смотрел на иголку. Капля содрогнулась в последний раз и медленно стекла по игле вниз.

– Что ты творишь?! – наконец выдал что-то вразумительное Данилевский. – Спятил, что ли?!

Кирилл стоял полуживой.

– Что? Хочешь стать выдающимся ученым? Присвоить себе все лавры, создав никчемное лекарство?

– Я докажу, – несмело проговорил Кирилл.

– Чего? – профессор не расслышал.

– В четверг заседание совета, и я все докажу. Докажу, что прав.

– Ах, вот оно что? – Данилевский положил шприц на стол. Поправил одежду. Вытер взмокшее лицо. – Решил, что выступишь на совете. А кто тебе даст слово? – вопрос смазался сухим хрипением. Данилевский прокашлялся.

– Александр Винбург, – как можно спокойнее произнес Кирилл.

Гнев вновь взял верх над профессором. Жар и злоба обрушились из его глаз на Кирилла.

– Лизоблюд, – профессор стал часто дышать. – Решил подмазаться к этой сволочи и решить все свои проблемы?

Профессор снова вытер лоб. Громко прокашлялся. Частое дыхание стало быстро перерастать в отдышку. Кирилл выпрямился, спустил с плеча рукав.

– Ты думаешь, все тебе сойдет с рук? Ты дурак, Семиовский, ведь я тоже буду завтра на совете, – профессор качнулся, отдышка усиливалась. Левой рукой Данилевский держался за стол, правой за грудь. – Выступить он там решил. Мы посмотрим, что скажут господа ученые, узнав, что ты проводишь за их спинами свои опыты.

Кирилл смирно стоял перед профессором. Он старался быть спокойным, изображая надменность.

– Вакцину он вывел, ее нельзя выводить… – профессор водил рукой по груди, горлу. Отдышка мешала ему говорить. – Ты думаешь, – его взгляд бегал по сторонам, словно что-то разыскивая, – что вылечишь их своей вакциной, – ноги подкосились и, не удержавшись, Данилевский упал на колени.

Он посмотрел на свою руку. И не понимал, что с ним происходит. Руки бледные. Горло пересохло, все тело жутко ломит, а из груди словно что-то хочет вырваться. Легкие жадно глотают воздух. Сердце на огромной скорости перекачивает кровь, мышцы сжимаются и разжимаются, все тело покрылось испариной. Профессор упал на спину. Бросил взгляд на Кирилла, стоявшего словно на вершине горы. А тот молча напуганно взирал, как его шеф корчится от боли.

– Одумайся, – хрипел профессор, – нет ее, болезни – это не болезнь… – Данилевский из последних сил ловил ртом воздух, – создавать лекарство нельзя…

Профессор протянул к Кириллу руку. Но тот медленно развернулся и подошел к пропускной кабине.

– Постой… – взмолился Данилевский.

Кирилл прошел обработку и вышел в главное помещение. Профессор из последних сил полз к стеклянной стене, повторяя рвущимся голосом лишь слабо различимые звуки. Кирилл подошел к двери и ввел код. Обернулся. Профессор лежал возле прозрачной стены, уставившись прямо в глаза своего помощника. Кирилл медлил. Посмотрев еще раз на профессора, он вышел в коридор. Он шел по коридору, обдумывая, куда бы ему направиться. Свет с потолка отгонял малейшую тень на его вспотевшем лице.

В лабораторию он вернулся примерно через час, расправившись с плотным поздним обедом. В руках он держал два пакета с едой. В коридоре толпились охранники. Санитары в синих халатах бегали по коридору, входя и выходя из лаборатории. Подходя к ней, Кирилл увидел стоящего в дверях Анатолия Серова – начальника охраны БиоНИЦ. Он был среднего роста и крепко сложен для своих сорока с небольшим лет. Круглое лицо всегда вызывало насмешки за глаза, а короткая стрижка с проступавшей сединой дало начало прозвищу «Седой колобок». Кирилл ускорил шаг.

– Наконец-то, Кирилл, – Серов даже не повернулся.

Его напряженный взгляд оглядывал помещение лаборатории.

– Где вы были, молодой человек?

– А что случилось? – как ни в чем не бывало спросил Кирилл. – Я отлучился в буфет, мы проголодались и я решил что-нибудь купить.

– Что ж, – Серов взглянул недоверчивым взглядом на Кирилла и его пакет с едой, – придется тебе есть одному.

Кирилл тяжело сглотнул. Серов взглядом предложил заглянуть в лабораторию. Сжимая пакет с едой, ученый посмотрел вовнутрь. За прозрачной стеной суетились поднятые по тревоге вирусологи. Все они были в защитных костюмах. Они брали пробы с пола, столов и стульев – везде, куда падал их взгляд.

– Вы ожидали увидеть что-то другое? – начальник охраны прищурил левый глаз.

– Нет, я ничего не понимаю. Что здесь произошло? – вопрошающим взглядом смотрел на него Кирилл.

Серов молчал, продолжая пристально смотреть на ученого.

– Скажите, Кирилл, а где был профессор перед тем, как вы ушли в буфет?

– В лаборатории, – не задумываясь, ответил Кирилл.

– А поточнее. Что он делал, где стоял?

– А что случилось? Где профессор?

– Вы думаете, что с ним что-то случилось? – подозрительно спросил Серов.

– Я… я не знаю. Я вас спрашиваю. Когда я уходил, профессор занимался своими делами, а я…

– Какими делами? – не унимался начальник охраны.

– Он проводил опыт, – у Кирилла начали трястись руки.

Серов сразу заметил, как бумажный пакет с едой резко дернулся. Кирилл тут же убрал руки за спину.

– Я не знаю, какой опыт проводил профессор, он мне не докладывает о своих действиях, – ответил Кирилл, чуть повысив голос. – Вы можете сказать, где профессор?

– Боюсь огорчить вас, но Данилевский мертв.

Кирилл выдохнул и опустил глаза вниз. Серов внимательно следил за поведением юноши. Он не отрывал от него глаз и ловил каждое мелкое движение рук, ног, мышц лица.

– Кирилл? – Серов прервал паузу.

– Он решил взять все на себя, – не поднимая головы, произнес Кирилл.

Начальник охраны прислушался.

– Он сказал, что нашел выход и хочет поработать, но обещал подождать меня, – Кирилл посмотрел на Серова.

– Его нашел ваш младший сотрудник, Сергей Агамов, – он кивнул в сторону лаборатории, – он и вызвал группу быстрого реагирования. Вошедшая группа констатировала смерть от неизвестной болезни. Пока ничего не известно – проводят обследование тела.

– Как?! – поразился Кирилл.

– Это вы мне скажите как? Вы начали говорить что-то о профессоре…

– Я ничего толком не знаю. Мы работали над опытами, потом он выгнал меня, а сегодня профессор сказал, что хочет испытать мое вещество, то есть мой вариант. Испробовать его.

– Что за вариант такой, что после него гибнут люди? – злобно спросил Серов.

– Мы работали над гриппоном и «белой язвой» по заданию сверху, и я не имею права распространяться. Я могу сообщить эту информацию только директору.

– Что же, это не так сложно устроить. Антон Исаевич уже в курсе произошедшего. Думаю, вскоре он захочет вас увидеть. Вам пока следует побыть в зоне отдыха. Лаборатория сегодня работать не будет.

– Но как же так? – с досадой выплеснул Кирилл.

Серову не понравился тон, с которым тот выразил свое недовольство.

– Мы же должны работать. И так потеряно много времени, – причитал Кирилл.

– Хватит! – оборвал его начальник охраны. – Лабораторию обследуют вирусологи на предмет заражения. А после… Впрочем, это не ваше дело, господин Семиовский. Оставайтесь в зоне отдыха: вскоре с вами захотят побеседовать.

Серов вошел в лабораторию. Кирилл же повиновался приказу. Мимо него проносились охранники, лаборанты в защитных костюмах, незнакомые лица. Находясь в полузабытье, он прокручивал в голове разговор с Серовым, пытаясь придумать продолжение своему оправданию и алиби. С самых первых дней пребывания в институте Кирилл усвоил одну важную истину – начальника охраны БиоНИЦ водить за нос не стоило.

Еще до того, как приступить к работе в исследовательском центре, Кирилл встретился с Серовым. Начальник охраны всегда встречался с новыми сотрудниками, проводил душевные разговоры тет-а-тет. При первой же беседе Кирилл по своей наивности, проявлявшейся тогда особенно часто, поведал ему свою мечту – стать великим ученым. Он просветил его, какими путями мечты должны были воплотиться в реальность. В разговоре с начальником охраны Кирилл старался быть как можно более искренним, стараясь задобрить и расположить его к себе. Но у него все получилось с точностью до наоборот.

Серов был тем человеком, которого среди мажоров называют серым кардиналом – неявный, ничем не выделяющийся среди прочих, он обладал самой безграничной властью в биологическом центре. От его слов зависела судьба многих. И никто не знал, что начальник охраны, помимо прочего, является агентом Института соционики, которые работали тайно в большом количестве во всех стратегических и не очень учреждениях. Они могли быть поварами в столовой или же официантами, могли сидеть в секретарях или занимать более престижную должность. Все они – идеальные исполнители и ищейки, выдрессированные для обличения любых умственных отклонений. На плечи агентов Институт соционики возлагал работу по розыску одаренных граждан Федерации и вовлечению их в общую программу по работе с гениями. Машина соционики работала как идеальный механизм, внедряя своих кротов во все сферы деятельности и контролируя настроение общества.

О том, что Серов вместе с охранными функциями выполняет иные, в БиоНИЦ знал только один человек – Антон Исаевич. Что в его вотчине имеется засланец соционики, конечно же, он подозревал. Однако даже Ожину Серов открылся лишь спустя год после своего внедрения. Подобное происходило в редких случаях и зачастую требовало вмешательства высокого руководства из министерства. Как бы то ни было, но Серов был рад раскрыться директору центра о своей тайной деятельности. Во-первых, это позволяло ускорить процесс принятия решений по тем или иным кандидатам; во-вторых, Серову было приятно входить в кабинет Ожина и ощущать его трепет. И чем старше становился директор, тем боязливее был его взгляд.

Серов завершал работу в лаборатории микровирусов. Последние приказы, и можно приступать к выполнению второй части. Он направился в кабинет директора.

Новость о кончине профессора Данилевского разнеслась по БиоНИЦ с молниеносной скоростью. Несмотря на распоряжение Серова пресекать все разговоры на этот счет до особого распоряжения, до его слуха доносился шепот сотрудников в коридорах. Они замолкали, стоило им завидеть грозную фигуру начальника охраны, и спешили скрыться с его глаз.

Войдя в приемную Ожина, он обнаружил там нескольких коллег Данилевского. Они негромко беседовали. Вошедшего Серова ученые не испугались. Наоборот, попытались окружить его с допросами. Но начальник охраны грубо уклонился от расспросов и, кивнув секретарше, вошел в кабинет директора.

Ожин стоял возле окна, выглядывающего на площадь перед центром. Увидев круглое лицо Серова в дверях, он дернулся от неожиданности. Начальник охраны ждал приглашения войти. Антон Исаевич кивнул и вернулся обратно к созерцанию жизни через окно.

– Чертовщина какая-то, – подойдя к Ожину, обреченно выдал начальник охраны. – Череда непонятных событий, и как венец – смерть.

– Две смерти, – хрипло поправил Антон Исаевич.

– Ах, да: охранник, Петр Савелов. К сожалению, техникам пока не удается подчинить себе систему слежения. Она по-прежнему веерно отключается по всему комплексу.

– Ну хоть что-нибудь у них есть? – с глухой злостью спросил Ожин.

– Мало. Первый разговор с помощником Данилевского соответствует обрывкам записи. Хотя их настолько мало, что по ним невозможно ничего сказать, – досадовал Серов.

– Как так получилось, что идеальная система защиты БиоНИЦ вдруг дала такой грандиозный сбой? Вы – начальник охраны. Так какого черта здесь происходит? У нас под носом умирают двое наших сотрудников. Один за пределами, другой на своем рабочем месте. И никаких записей? Я должен это проглотить?

– Камерами у концертного зала не мы ведаем. А в остальном: выходит, не такая уж и идеальная система защиты.

– Это какой-то бред, – мотая головой, Ожин отошел к своему столу. – Одна напасть за другой. Сначала родство вирусом, потом Винбург, потом труп, теперь Данилевский.

– Того, кого вы небрежно назвали просто трупом, зовут Петр. И у него очень влиятельный отец, – Серов осушал разливающуюся отчаянность директора.

– Я помню это, – злобно произнес Ожин.

Начальник охраны уже со вчерашней ночи напоминает ему об этом.

– Что будем делать с Семиовским? – многозначительно спросил Серов.

– А что с ним такое? Допрашивайте! Мне учить вас, как работать? – негодовал директор. – Не хватало мне думать о ваших ошибках. Вы упустили его и позволили Винбургу подобраться к нему. Теперь расхлебывайте.

– Грубо.

– Я никогда не вмешивался в вашу деятельность. И вы не вмешивайте меня.

– Однако вы позволили Винбургу устроить небольшую революцию Данилевскому и сходить конем.

– А вы хотели, чтобы я возразил ему?

– Как минимум. Вы знали, что Семиовский не рекомендован мною к раскрытию своего потенциала. И мои действия по нему были санкционированы соционикой.

Серов прошел к мягкому креслу у журнального столика.

– Если я буду помнить о всех ваших рекомендациях по всем нашим сотрудникам… Не я здесь агент. Это ваша работа следить за гениями, – здесь Ожин слабины не давал.

Он прошел за свой стол и небрежно плюхнулся в кресло.

– Как же это произошло?

Серов смотрел в стену. Сейчас он хорошо помнил тот день, когда впервые встретил Кирилла. И как подобает начальнику охраны – провел с ним свое собеседование. Все считали, что проходят некий тест на отсутствие криминальных связей. Но на самом деле Серов проводил первичное тестирование кандидатов по программе соционики.

– Этот мальчишка все время считал, что у него на дороге стоит Данилевский. Ходил перед ним павлином, показывал свои таланты, но именно вы запрещали всякие восходящие движения в его отношении, – недовольно высказался Антон Исаевич.

– Вы на что-то намекаете? Если считаете, что подобные терки Семиовского и профессора могли привести к возникновению непреодолимого желания убить, то так и скажите.

Директор сверлил глазами Серова. Начальник охраны не желал сходить с тропы противостояния и продолжил:

– Психологический портрет, составляемый соционикой, объемен и полон. Мы все проходим несколько этапов негласных тестов. По их результатам, Семиовский не способен на убийство. Однако он мелочен, самолюбив и жесток, что очевидно скажется на всей его дальнейшей работе. Жажда признания и патологическое желание быть лучше каждого разовьет в нем деспота-ученого, которого будет невозможно контролировать. В процессе работы он легко теряет связь с реальностью и в критические моменты способен переступить границу дозволенного.

– То есть убить?

– В его профиле стоит четкий ответ на этот вопрос. Он опасен как ученый, из-за деятельности которого могут произойти события, влекущие за собой гибель людей. Он надежен только до определенной черты.

– А если ему выгодна чья-то смерть?

– Вы так злитесь из-за смерти друга, что готовы обвинить еще не созревшего ученого с манией величия в его гибели? Поостерегитесь с такими выводами.

– Я уже не знаю, что думать. Но теперь Семиовского будет тяжело задвинуть, если им заинтересовался Винбург. А им он заинтересовался весьма основательно.

– М-да, это как раз-таки проблема, – Серов тяжело вздохнул.

– Неужели нельзя просто приказать? – предложил Ожин.

– Если б Данилевский был жив – можно было бы. Но сейчас Семиовский единственный, кто имеет хоть какое-то представление о работе, которую они выполняли. В соционике укажут на невозможность запрещения деятельности Семиовского. Даже нет смысла отправлять запрос.

– Как удобно для вас, – усмехнулся Ожин.

– Не понял…

– Семиовский просочился через ваш фильтр. Гений, который не должен был быть раскрыт, вот-вот зацветет. И вы просто не будете сообщать об этом в Институт. Удобно.

Серов встал с кресла и, сложив руки за спиной, решительно посмотрел на директора.

– За свои ошибки я отвечу. Но Винбург сумел обойти меня только лишь потому, что вы позволили ему убедительно сыграть, воспользовавшись их с Данилевским враждой. Никто не без греха, господин Ожин.

Взаимная неприязнь Винбурга и Данилевского длилась уже несколько лет. И началась она задолго до того, как Данилевский получил приглашение от министерства науки работать в институте. Он получил свою первую государственную премию в тридцать пять лет, за найденное лекарство от «рака Мотеро», названного так по месту первого заражения. «Рак Мотеро» был мутировавшим вариантом рака конца двадцатого – начала двадцать первого века. «Мотеро» был более агрессивным. Данилевский нашел способ лечения благодаря кропотливой семилетней работе в государственной лаборатории в Краснодаре. За что и удостоился награды.