Текст книги "Жених благородных кровей"

2

По дороге в гостиницу Роберта с грустью вспоминала об оставшихся дома кепке и брюках в стиле милитари и то и дело убирала за ухо сбивавшуюся на лицо прядь распущенных прямых волос. Скорей бы вечер, думала она, хоть рабочий день еще и не начинался. Вернусь домой и первым делом стяну с себя эти страшно неудобные дорогущие шмотки.

Она была лицом гостиницы. Встречалась с журналистами, участвовала в конференциях, ездила на презентации и открытия, лично приглашала в отель видных деятелей искусства, политики и науки. Но главной ее обязанностью было водить по банкетным залам тех, кто задумал устроить вечеринку или отпраздновать свадьбу, и убеждать их в том, что лучшего места, где можно отметить важное в жизни событие, не найти во всем Лондоне. Работа была не совсем ей по сердцу, но благодаря яркой наружности, общительности и способности тотчас располагать собеседника к себе она приносила гостинице немалый доход, за что управляющий Максуэлл Брэнаг не забывал награждать ее приличными суммами. Жажду чувствовать себя свободной, не стесненной ни строгими одеждами, ни правилами приходилось утолять лишь в выходные да во время отпуска, а духовную пищу черпать перед сном из книг.

– Что-то ты поздно сегодня, – заметил портье Чарли, когда Роберта вошла в вестибюль. К каким только уловкам не прибегал он, дабы она увидела в нем не просто человека за конторкой, но красавца, по ком сходила с ума добрая половина молоденьких горничных!

– В отличие от тебя я вовсе не обязана являться к семи, – не глядя на него, ответила Роберта. – Имею право приходить, когда мне удобно. Максуэлл не возражает.

– Жаль! – Чарли шумно вздохнул.

Роберта чуть сдвинула черные брови и недоуменно взглянула на него, приостановившись у входа в коридор, в конце которого располагался ее отделанный деревянными панелями светлый кабинет с окнами в сад.

– Жаль, что ты не являешься к семи, как я! – театрально разводя руками, воскликнул Чарли. – Если бы мы приходили вместе, может, пока в гостинице тишь да благодать, на пару выпивали бы по чашечке утреннего чая, а там, кто знает... – Его смазливая физиономия расплылась в широкой улыбке.

– По утрам я пью кофе, – отрезала Роберта. Пошлые заигрывания и плоские остроты она терпеть не могла, не любила и мужчин, что при всяком удобном случае выставляют напоказ свою почти женскую миловидность.

– Ну, ты бы пила кофе, а я чай, – поспешил исправить ошибку Чарли, но Роберта уже шла к кабинету и не слышала его слов. День предстоял напряженный, а настроиться на нужный лад все никак не получалось. В голову лезли мысли то о несложившейся личной жизни, то об отце из Италии, то о странных отношениях между бесчувственной матерью и отзывчивым добряком Мартином. Мысли о Джеффри, верная данному себе слову, она старательно гнала прочь, а едва приступив к делам, как будто совсем о нем забыла.

Во время ланча не размышлять, о чем не следует, ей помогла хохотушка Патриция, занимавшаяся кадрами, с которой, если Роберта была в гостинице – не на встрече и не на конференции – они вместе ходили перекусить в соседнее кафе. Дома у Патриции вечно случались разного рода казусы, о которых она рассказывала с таким юмором, что Роберта покатывалась со смеху. Не обошлось без приключения и накануне вечером: кошка Патриции по кличке Милка стянула с тарелки зазевавшегося перед телевизором хозяина куриную грудку, тот в бешенстве отнес ее в ванную и облил холодной водой из душа. Милка так перепугалась, что вцепилась мужу Патриции в бедро, чуть не задев причинное место. Тот дико взвыл, отчего кошка едва не лишилась чувств и лишь глубже впустила когти. Неизвестно, чем бы история закончилась, если бы на помощь любимому супругу и обожаемой Милке не поспешила как раз вернувшаяся с работы Патриция.

Ровно в три в гостиницу пожаловал профессор Рокуэлл, решивший лично выбрать место, где удобнее всего провести международный конгресс офтальмологов. На сотне врачей со всех концов света, что намеревались пробыть в Лондоне по меньшей мере неделю, отель мог прилично заработать. Потому, дабы произвести на Рокуэлла должное впечатление, Роберта отбросила все посторонние мысли, которые снова попытались ее атаковать, и повела его по номерам и конференц-залам, думая лишь о том, как бы ему внушить, что эта гостиница куда уютнее и комфортабельнее прочих лондонских отелей.

Рокуэлл, за сорок минут не проронивший ни слова, отчего Роберта уже решила, что распиналась перед ним зря, заговорил лишь в вестибюле, когда собрался уходить:

– Я уже побывал в «Савойе», «Интерконтинентале», «Четырех сезонах» и кое-где еще, – деловито сообщил он. – Но выбор остановлю, пожалуй, на вашей гостинице.

Роберта улыбнулась, а Чарли, стоявший у того за спиной, весело подмигнул ей. В эту минуту она даже решила, что не такой уж он и отвратный.

– Мы очень рады. Уверена...

Рокуэлл жестом остановил ее.

– Давайте без пустых речей. Вы показали мне, что конкретно можете предложить, я решил: эта гостиница подходит нам больше других, о чем тут еще говорить?

Прямолинейность окулиста пришлась Роберте по душе. Заверяя клиентов, которые предпочитали этот отель всем прочим, в том, что ее безмерно радует их решение, она каждый раз чувствовала себя не в своей тарелке – дураку понятно: речь шла не о личных симпатиях, а лишь о выгодной сделке, точнее о деньгах, однако притворяться счастливой требовали правила.

Роберта протянула Рокуэллу руку.

– Совершенно верно: разглагольствования тут ни к чему. – Она улыбнулась ему – на сей раз не как клиенту, а как человеку, достаточно мудрому и смелому, чтобы не зависеть от условностей. Удивительно, но суровый профессор вдруг дружески улыбнулся в ответ. – Телефон менеджера по бронированию вам даст Чарли, – сказала Роберта, кивая на портье. С ее губ чуть не слетело привычное «Ждем вас с нетерпением», но в последнее мгновение она передумала и произнесла, что подсказало сердце: – Вы необычный человек, доктор Рокуэлл. От души желаю вам удачи!

Направляясь в свой кабинет, она с улыбкой гадала, как живет и с кем водит дружбу чудной старик Рокуэлл, и представляла, как обрадуется Максуэлл, когда узнает, что через полмесяца к ним пожалует сотня окулистов. Без минуты четыре на ее столе зазвонил телефон.

– Лоуренс.

– Роберта, принимай следующих гостей, – протянул Чарли. – Мисс Хетэуэй с будущим супругом.

– Иду.

Роберта положила трубку, встала, одернула узкую юбку, что была дюйма на два выше коленей, и плотно облегавший фигуру жакет, быстро заглянула в ежедневник, где записывала имена всех, кто изъявлял желание осмотреть залы, и, произнеся вслух, дабы не забыть «Франсина Хетэуэй», поспешно пошла встречать очередных клиентов.

В этот час отель отдыхал от суеты и шума. Любители выпить во время ланча в гостиничном баре и подкрепиться в ресторане к трем пополудни расходились, уезжавшие постояльцы, даже те, что задерживались, освобождали номера. Остальные решали важные вопросы на деловых встречах, бродили по магазинам или любовались красотами Лондона.

Когда Роберта снова вышла в вестибюль, Чарли беседовал по телефону. У конторки никого не было, швейцар Эндрю стоял у входа на улице, греясь на солнышке, благо день выдался ясный и теплый; на кремовом кожаном диване между мраморными колоннами сидели мужчина и женщина. Мисс Хетэуэй с будущим супругом, подумала Роберта, уже делая шаг в сторону гостей.

Первой с дивана поднялась Франсина Хетэуэй – миниатюрная блондинка в бледно-сером строгом платье из изысканного трикотажа. У Роберты тотчас возникло чувство, что холеная дамочка не раз репетирует, прежде чем явиться куда бы то ни было: малейшее ее движение говорило о столь поразительной аристократичности и изяществе манер, что становилось неловко. Приблизившись, Роберта улыбнулась, протянула руку и только было собралась произнести слова приветствия, как ее взгляд упал на жениха Франсины, который убирал в небольшой кожаный портфель листы бумаги и еще не поднялся. Слова застряли у Роберты в горле. Ее бросило в жар, а потом в холод. В страшном смятении она оглянулась на Чарли, готовая кинуться за помощью даже к нему, но тот продолжал болтать по телефону. Следовало собрать в кулак все мужество и сделать вид, будто не происходит ничего сверхъестественного. Натянуть на лицо дежурную улыбку и с достоинством выдержать это чудовищное испытание. Иного выхода не было.

Когда Джеффри О’Брайен уложил наконец бумаги в портфель и поднял на Роберту глаза, она уже рассказывала Франсине, сколь популярен их отель среди задумавших сыграть свадьбу лондонцев. Она увидела изумление, отразившееся на лице Джеффри, но притворилась, что ничего не замечает. Он медленно, точно в полусне, встал и без слов протянул руку.

– Джеффри О’Брайен, – со светской холодностью произнесла вместо него Франсина. – Мисс Лоуренс.

Роберта всякий раз предлагала клиентам обращаться к ней просто по имени – лишние церемонии только мешали свободно разговаривать, а в ее деле было важно подобрать к людям ключик, показать им, что ты как никто понимаешь их желания и нужды. Однако теперь, когда ей выпал случай пожать руку мужчине, исцелиться от любви к которому не помогли ни годы, ни новые знакомства, она, как ни старалась, не сумела вымолвить ни слова. Лишь улыбнулась уголком губ, что вышло весьма неестественно, и окинула лицо Джеффри беглым невидящим взглядом.

Когда ее пальцы коснулись его теплой руки, ей на миг стало нечем дышать. Не помня себя от волнения, она на мгновение сжала его руку, но, повинуясь желанию оградить себя от лишних страданий, поспешила ее отпустить и повернулась к Франсине.

– Итак, – сказала та, почувствовав заминку, но не понимая, в чем дело, – мы готовы.

– Да, конечно! – нашла в себе силы воскликнуть Роберта. – Прошу! – Она жестом указала на стеклянные двери, ярко освещенный коридор за которыми вел к банкетному и танцевальному залам.

Франсина снова первой пошла к дверям. Джеффри еще мгновение стоял на месте, будто силясь вспомнить, где он и для чего здесь очутился, потом медленно последовал за невестой. Роберта, мысленно ругая себя за слабость, повернулась к Чарли, который только что положил трубку.

– Чарли, будь добр, позвони Стефани, пусть пришлет для наших гостей бутылочку «Дом Периньона».

– Всенепременно! – Чарли с наигранной галантностью отвесил ей полупоклон, и Роберта слегка поежилась.

Гости уже вошли в стеклянные двери. Роберта, чуть помешкав, набрала полную грудь воздуха и, вознеся мольбы к небесам, чтобы те помогли ей исполнить эту самую трудную в жизни роль, пошла догонять без пяти минут семью О’Брайенов.

– В две тысячи первом году, насколько я помню, стены в этом коридоре были обиты зеленой материей, а статуй не было, – сказала Франсина, когда Роберта догнала их.

– Совершенно верно, – сколько могла бодро ответила Роберта. – Я пришла как раз после ремонта, работаю тут без малого пять лет.

Франсина царственно кивнула.

– Мой отец отмечал здесь пятидесятипятилетие. Судя по всему, остался доволен.

Сердце Роберты, как она ни старалась смотреть на происходящее будто со стороны, сжалось от боли. Отец Франсины может позволить себе отпраздновать в первоклассном лондонском отеле собственный юбилей и свадьбу дочери, значит, несомненно при деньгах и, очевидно, благородных кровей. Франсина подходит Джеффри куда больше, чем она, Роберта, падчерица университетского преподавателя, от которого старалась не зависеть с тех пор, как закончила колледж.

Неужели Джеффри женится на ней отчасти из-за денег? – подумала она, каждой клеточкой ощущая присутствие того, кем все это время бредила, и против воли пытаясь уловить звук его дыхания да неслышных шагов по мягкой ковровой дорожке. Тогда он совсем не тот, за кого я его принимала, стало быть, любила я не его, а вымышленного человека... Впору было обрадоваться и вздохнуть с облегчением, однако на душе не сделалось светлее, а сердце продолжало биться так же неистово.

Нет, что-то здесь не так... Или я чего-то недопонимаю. Может, от Джеффри в этой истории мало что зависит. Либо он правда... Хватит! Подумаю об этом после! Не то совсем раскисну и выставлю себя перед ними круглой дурой!

Она повернулась к Франсине, так, чтобы Джеффри исчез из ее поля зрения, мило улыбнулась, высказала предположение, что мистер Хетэуэй, наверное, важная фигура в светском обществе Лондона, и пустилась рассказывать о знаменитостях – любителях останавливаться в их отеле.

Они вошли в банкетный зал, украшенный хрустальными с золотом люстрами – истинными произведениями искусства, – светильниками им под стать на обтянутых атласом и бархатом стенах, столиками и стульями с гнутыми ножками. Роберта в который раз взглянула на ослепительную роскошь и вдруг увидела, что позолота и бархат до нелепого вульгарны, и нестерпимо захотела ощутить под босыми ногами шелковистость ирландских трав. Ей сделалось страшно.

– Что ж, весьма и весьма. – Франсина с видом хозяйки прошлась по залу ленивым прогулочным шагом. – И уровень наш, и просторно, и со вкусом.

Джеффри, храня мрачное молчание, остался у самых дверей. Поставил портфель на пол и засунул руки в карманы. Дабы не смотреть на него, Роберта прошла немного дальше и, как только остановилась у ближайшего столика, почувствовала на себе взгляд потемневших от волнения серых глаз. Он напряжен, мелькнула в голове упрямая мысль. Видимо, узнал меня. Разговаривать не желает, задавать вопросы – тоже, а ведь речь об одном из главных дней в их с Франсиной жизни... Камень на сердце вмиг потяжелел, но Роберта плотнее сжала губы и даже заставила себя улыбнуться Франсине, которая, рассмотрев стенной светильник, одобрительно пробормотала:

– Чудесная вещица.

Ну и хорошо, что он молчит, мысленно сказала себе Роберта. Так проще – хоть нет нужды уверять его, будто я не помню, где была той весной и что имя мое не Роберта... Черт! Надо успокоиться. Может, он не узнал меня? Не высказывается по поводу зала, потому что плевать хотел на пиршества и внешний блеск, а пришел сюда, дабы угодить невесте...

Франсина, и не думая спрашивать, по вкусу ли обстановка жениху, изучила вид из окна и удовлетворенно кивнула.

– А танцевать где?

– В соседнем помещении, – ответила Роберта, которая, вопреки правилам и выработанным привычкам, все время, пока они были в зале, молчала вместе с Джеффри. – Пройти туда можно либо через холл, – она указала рукой на дверь в дальней стене, – либо через длинный балкон.

Будь на месте Франсины и Джеффри любая другая пара и если бы работа вдруг не предстала перед Робертой в столь неприглядном свете, она красочно расписала бы, какие талантливые мастера создавали ажурное ограждение балкона, лепные узоры на потолке в холле и нарядные обрамления оконных и дверных проемов в обоих залах. Восторженные речи, что приходилось произносить сотни раз, вдруг более чем когда-либо показались ей никчемными и лживыми.

В какую-то минуту она почувствовала, что больше не выдержит общества Джеффри и что если еще хоть раз с притворной ласковостью улыбнется Франсине, то отшлепает себя по губам. По счастью, в этот миг в зал бесшумно вплыл официант, держа в одной руке ведерко со льдом и бутылкой шампанского, в другой – поднос с тремя бокалами. Переключив на него внимание, Роберта будто вынырнула из полузабытья. Парнишка ловко и бесшумно откупорил бутылку, разлил по бокалам вино и, любезно поклонившись Франсине, удалился.

– Прошу вас, – услышала Роберта собственный голос.

– Благодарю. – Франсина грациозно приблизилась к столику, на котором стояли бокалы, взяла ближайший, сделала глоток и наконец взглянула на жениха, что стоял на том же месте у двери и не подавал признаков жизни. – Дорогой?

Джеффри кашлянул и хрипловато ответил:

– Спасибо, не хочу.

Бархатистый баритон, с хрипотцой – именно так звучал этот голос той их весной в минуты сильного волнения – она узнала бы его среди тысячи похожих. По ее спине побежали мурашки, перед глазами заплавали расплывчато-прозрачные пятна, в душе всколыхнулись столь сокровенные воспоминания и чувства, что перехватило дыхание.

Плохо соображая, что делает, Роберта схватила со столика бокал и не просто смочила шампанским губы, как поступала всегда на встречах и разного рода сборищах, касавшихся работы, а прилично отпила – гораздо больше, чем утонченная Франсина. Та посмотрела на нее с прекрасно замаскированным недоумением, которого Роберта и не заметила бы, если бы не умела столь искусно читать по лицам.

– Желаете взглянуть на зал для танцев? – спросила она, ставя бокал на столик.

Глаза у Франсины были ярко-голубые, весьма редкого оттенка, но почти ничего не выражали, оттого казались неживыми.

– Разумеется.

Роберта без улыбок и пригласительных жестов шагнула к двери, ведущей в холл. Если бы Максуэлл видел, что работает она сегодня из рук вон плохо, то выгнать, конечно, не выгнал бы, но отчитал бы вне всякого сомнения. Странно, но ее эти мысли нимало не тревожили. Более того, она отчаянно надеялась, что Франсина и Джеффри решат сыграть свадьбу в другом месте.

Выйдя в холл и услышав за спиной только легкие шажки Франсины, она не стала оглядываться. Осторожно повернула голову, лишь остановившись в танцевальном зале у большого белого рояля. Франсина вплывала из холла одна. Уместно было бы поинтересоваться: «Жених не большой охотник до танцев?». Так Роберта и сделала бы, если бы вместо Джеффри О’Брайена Франсину сопровождал кто-нибудь другой.

Обведя оценивающим взглядом возвышение для музыкантов, столики для закусок вдоль стены и замысловатый узор паркетного пола, Франсина остановилась посередине и с тем же невозмутимо величественным видом на минуту задумалась. Теперь, когда спину не жег пристальный взгляд Джеффри, Роберта хоть еще и не пришла в себя, но дышала намного свободнее. В голове уже кружил рой вопросов и домыслов, но позволять им принять четкие очертания было рано.

– А шеф-повар у вас прежний? – неожиданно спросила Франсина.

– Да, француз Жак Диплер. – Говорить сейчас было куда проще, чем в присутствии Джеффри. И смотреть на Франсину. Весь ее облик напоминал об античных скульптурных украшениях из Британского музея: прямой нос, мраморная бледность лица, покатые плечи, уложенные ровными рядами кудри и неприступная холодность. Только если в скульптурах она притягивала, то во Франсине скорее отталкивала.

– Верно, Диплер. – Франсина сдержанно кивнула. – Никак не могла вспомнить фамилию. – Насколько я знаю, он один из лучших в Лондоне поваров – истинный художник, виртуоз.

Роберта, которая поддерживала приятельские отношения с шумливым и требовательным на кухне и необыкновенно симпатичным за ее пределами Жаком Диплером, впервые с той минуты, как увидела сегодня Джеффри, улыбнулась неподдельно и просто.

– Я бы сказала, не один из лучших, а самый лучший. По мнению настоящих гурманов – наших постоянных гостей, Диплеру нет равных во всей Британии.

Франсина посмотрела на нее несколько странно – с проблеском интереса в безучастном взгляде. И снова еле заметно кивнула.

– А кондитер? – спросила она.

– Кондитер, Билл Хэнкс, еще довольно молод и пока малоизвестен, но на работе, что называется, горит, – без преувеличений сказала Роберта. – Его торты и пирожные лучшие украшения для любой свадьбы.

– Значит, если мы остановим выбор на вашей гостинице, торт можно без опасений заказать здесь же? – Когда Франсина говорила, голову держала высоко поднятой, а губами двигала медленно, словно нехотя.

– Конечно. – Роберта вдруг почувствовала себя так, будто до нее снисходят, и, вспомнив, чья перед ней невеста, возгорелась желанием как можно скорее выпроводить ее вместе с суженым. И больше в жизни их не видеть.

– Что ж, надо все взвесить, – задумчиво произнесла Франсина, уже плавно поворачиваясь к выходу.

В банкетный зал они возвращались молча. Джеффри стоял на том же месте, скрестив руки на груди и тупо глядя перед собой. Щеки Роберты, едва она вошла в дверь и снова увидела его боковым зрением, предательски вспыхнули, и, испугавшись, что, если срочно чего-нибудь не сказать Франсине, ей не хватит мужества довести дело до конца, она повернулась и произнесла то, что разными словами говорила уже не одному десятку невест:

– Представляю вас на фоне этих нарядных стен в подвенечном платье рука об руку с женихом...

Джеффри громко кашлянул, взял с пола портфель, резко повернулся и без слов пошел из зала прочь. Эту выходку заметила даже невозмутимая Франсина. Проводив его изумленным взглядом, она в растерянности посмотрела на Роберту, чьи щеки были готовы вот-вот загореться.

– Не обращайте на его странности особого внимания. Он писатель и не перестает удивлять даже меня, а мы знакомы много лет. – Она вдруг коснулась руки Роберты, немного наклонила голову и прибавила столь доверительным полушепотом, словно внезапно узнала в собеседнице давнюю подругу. – Временами, когда я задумываюсь всерьез, на что себя обрекаю, ужас берет. Верите?

– Верю. – Роберта сама была в ужасе.

Они догнали Джеффри, когда он уже выходил в вестибюль. Роберта лихорадочно силилась придумать, какими словами проводить гостей, но на ум не приходило ни единой дельной мысли. Выйти из положения более или менее достойно помог случай.

У конторки портье, давая некие указания Чарли, в эту минуту стоял Максуэлл. Увидев Джеффри, управляющий замолчал на полуслове, мгновение-другое вглядывался в него и, внезапно оголив в улыбке пожелтевшие от многолетнего курения зубы, ринулся навстречу Роберте и будущим молодоженам.

– Мистер О’Брайен? Глазам не верю! Решили погостить у нас? Безмерно рад!

– Нет-нет... Я... – Джеффри приподнял руку.

Максуэлл перевел взгляд на Роберту, с полуприщуром посмотрел на Франсину и, смекнув, что привело писателя в отель, заулыбался счастливее прежнего.

– А-а, все понятно! – Он многозначительно хихикнул, снова взглянул на Франсину – теперь одобрительно и с восхищением, пожал руку сначала ей, потом более крепко и с чувством Джеффри. – Решили жениться! Что ж, это дело нужное и чрезвычайно приятное!

Роберта потупила голову и прикусила губу. Невинная встреча с клиентами превращалась в нестерпимую пытку. Голова уже отказывалась работать, мысли клочками разлетались в разные стороны, руки повлажнели и начали дрожать.

– Если удостоите нас великой чести и отметите свадьбу здесь, будем век вспоминать об этом светлом дне! – Максуэлл снова схватил и почти в исступлении потряс руку Джеффри. – Я ваш давний поклонник! – сообщил он таким тоном, будто открыл неведомую до сих пор ни единому человеку правду о сотворении мира. – Последняя ваша вещь «Из сегодня в завтра» – сильнее книги, честное слово, я в жизни не читал!

Роберта, несмотря на ее состояние, все-таки отметила, что говорит Максуэлл не напыщенно, как с прочими, даже куда более известными клиентами, а сердечно и попросту. Джеффри молчал. Но Максуэлла это нимало не смущало. Прижав руку к груди, он пустился с нетипичной для него суетностью восхвалять глубину, правдивость и необыкновенную силу романа Джеффри.

В какую-то минуту Роберта вдруг словно очнулась от гипнотического сна. Какого черта я здесь стою?! Самое время уйти. Тогда не придется выдавливать из себя тупые банальности, даже смотреть на Джеффри. Она коснулась Максуэлловой руки, и тот, будто забыв, что перед ним не только любимый писатель, уставился на нее, как на снег среди жаркого лета.

– Прошу прощения, – пробормотала она, безуспешно стараясь улыбнуться. – У меня неотложные дела. Не возражаете, если я вас покину? – Она скорее почувствовала, чем увидела, что Джеффри устремляет на нее горячий не то молящий, не то укоризненный взгляд. Вся сжалась внутри, повернулась к Франсине, пробормотала «всего доброго» и, не дожидаясь, что ответит управляющий, пошла как только могла быстро в спасительную тишь кабинета.