Текст книги "Когда я закрываю глаза"

– Давайте шустрее, не то я замерзну насмерть, – поторопила мама.

Лу захихикала.

– Мама, так быстро не получится, – наставительно сообщила она. – Дело ведь не только в температуре. Важно учесть влажность воздуха и то, как долго ты находишься на улице.

Лу часами с большим интересом смотрела по телевизору разные научные передачи. Она впитывала знания, как губка, ни капельки не просачивалось обратно. Пока другие дети смотрели странные мультики, вроде «Спанч Боба», Лу выясняла, что все акулы плавают, чтобы выжить, ведь только так они могут дышать. Или что самки ос жалят даже через несколько часов после смерти. А еще Лу знала: клубника – это не ягода, а орех.

Закатив глаза, мама любовно потрепала Лу по голове, разлохматив ее коротенькую челку. Мы зашли в теплый дом, и я вздохнула с облегчением, когда дверь за спиной захлопнулась. В воздухе струился аромат горячего шоколада и корицы.

– Пахнет потрясающе, – тихо заметила я.

Мама зарделась:

– Ой… спасибо. В смысле, это шоколадные кексы, которые… – тут глаза у нее округлились. – Шоколадные кексы!

И она со всех ног бросилась на кухню, а папа расхохотался.

Вдруг что-то коснулось моей ноги, и я удивленно посмотрела вниз.

– Мэнни тоже по тебе скучала, – воодушевленно выпалила Лу.

Огромный серо-полосатый мейн-кун потерся об мои ноги.

Вообще-то бедную животинку звали Мануэлой. Но в какой-то миг сестра помешалась на «Ледниковом периоде», поэтому кошке пришлось жить с таким странным именем. Я сосредоточенно покопалась в памяти. Есть всего несколько воспоминаний о кошке, здоровой, как бульдог, но не такой тяжелой. Почти во всех я выгоняю ее из комнаты. Она мне нравилась или нет? Кто бы знал…

– Я отнесу наверх твою сумку. Хочешь остаться здесь, внизу? – спросил папа.

– Думаю, мне лучше прилечь. Ненадолго.

– Конечно. Только будь осторожна, не торопись.

Вслед за папой я поднялась по лестнице, повернула налево и замерла на пороге своей спальни. Ароматическая свеча, стоявшая на подоконнике, источала запах хвои. Кровать застлана свежим бельем – видимо, мама постаралась. Все так, как я помнила. Слева от кровати стоял гардероб, а рядом с окном – большое зеркало. Одна стена выкрашена в симпатичный зеленый цвет, старый деревянный пол прятался под бежевым ковром. Справа письменный стол и маленький книжный шкаф, заваленный в основном журналами. Рядом – моя скромная коллекция компакт-дисков и разноцветный пуфик. Я с облегчением огляделась по сторонам. Скромно и уютно. Места немного, но его хватит. Так что спальня мне понравилась. Даже очень. Любила ли я ее раньше? Думаю, да, иначе она выглядела бы по-другому. Хоть что-то в моей жизни не изменилось – некоторые вещи нравились мне раньше и нравятся сейчас.

Это радовало.

Кто-то коснулся моей ладони прохладными нежными пальцами, и я вздрогнула. Лу поспешно отдернула руку и пристыженно потупилась.

– Прости. Знаю, ты этого не любишь, – прошептала она и выбежала из комнаты.

Я смотрела ей вслед, озадаченно нахмурившись. Я не люблю? Что именно? Когда она трогает меня? Берет за руку? Но… но в этом нет ничего противного. Я просто задумалась и от неожиданности немного испугалась. Реакция сестры меня озадачила, но я не пошла за ней. Решила дать немного времени ей. Нам обеим. В тот миг я просто ничего не понимала.

Папа оставил сумку у шкафа. Я, наконец, переступила порог спальни, села на кровать. В правой руке я все еще держала выключенный новый телефон.

– Отдыхай. Захочешь пить – вот рядом с кроватью бутылка воды. Мы заглянем к тебе после обеда, а если ты будешь спать, то придем еще раз вечером. И успокоим Лу, объясним, что тебе нужен покой.

– Она злится на меня?

Папа улыбнулся:

– Нет. Лу очень рада, что ты вернулась, просто переживает.

С этими словами он закрыл дверь, и я снова осталась одна.

Быть дома. Как это?

Я опустила взгляд на телефон, и в сознании мелькнули лица Тима, Эллы и Йонаса. Я видела усмешку Йонаса, слышала смех Эллы… и крик Тима. Рев музыки в ушах, удар, еще один. Темнота. Меня швырнуло в сторону, и…

Я распахнула глаза – сама не заметила, когда успела их закрыть. Задыхаясь, я жадно хватала ртом воздух, сжимала в вспотевших ладонях смартфон. Не ожидала, что так будет. Последние несколько дней я много спала. Многое я не поняла или забыла, когда проснулась. Многие воспоминания. Но та ночь мне не снилась.

С аварии прошло много времени. Конечно, меня заверили, что с этой троицей все хорошо, но от них самих не было ни слуху ни духу.

Друзья хоть раз позвонили или навестили меня в больнице? Может, мне просто забыли об этом рассказать? Хотелось бы верить…

Я долго давила на кнопку смартфона, пока не загорелся экран. Первым делом выбила в контакты номер Эллы – я помнила его наизусть, – затем открыла Ватсап и написала ей.

Элла, привет. Это Нора. Мне сегодня купили новый телефон. Как видишь, номер остался прежний. Я снова дома. Как дела? Что там у Тима с Йонасом?

На секунду я задумалась: может, поинтересоваться, оправилась ли Элла после случившегося? Инцидент ей снился? Она вспоминает его так же часто, как я? Когда мы сможем встретиться? Ходит ли она в школу? Но я решила повременить. Эти вопросы будут лишними.

При мысли о школе я вздохнула. Скоро придется вернуться к учебе. Но я радовалась, ведь это означало, что все снова как прежде.

Я еще раз скользнула взглядом по комнате: не хотела, словно какая-то отчаявшаяся неудачница, гипнотизировать телефон, надеясь, что Элла ответит. Она моя лучшая подруга. Точно есть причина, по которой она до сих пор со мной не связалась.

Мое внимание привлекла пробковая доска над письменным столом. На ней висели десятки заметок и записок, но в основном фотографии, которые я пришпилила здесь и там. Вставать и подходить ближе не нужно, я отчетливо помнила эти снимки и могла распознать их прямо с кровати. Вот мы с Йонасом, Тимом и Эллой в городе. Большие солнечные очки, мороженое, улыбающиеся лица. Мы шикуем в мегаполисе, пьем коктейли. Помню, специально ради этого мы на автобусе доехали до Ганновера, а там пересели на поезд. У Эллы был день рождения, ей исполнилось семнадцать лет. Мы вернулись утром следующего дня, но из нас четверых только меня посадили под домашний арест на целых три недели. Другая фотография: мы с Эллой, одетые в бикини, отдыхаем в джакузи родителей Тима. Рядом полароидный снимок нас же, оставленных после урока, и так далее. Я выглядела счастливой.

Была ли я счастлива? Без сомнений. В смысле, на фото я смеялась, окруженная друзьями. Эти снимки очень мне дороги, раз я их пришпилила к доске. Разве вешают на стену какую-то безделицу? Нет?

А где тогда фотографии родителей, Лу, Мэнни? Ни одной нет. С Сэмом та же история. Их на доске не хватало.

Неужели они ничего для меня не значили?

По правде, я не знала. Складывала два плюс два, размышляла, стараясь подойти к задачке прагматически и логически, будто моя жизнь – пазл, который надо заново собрать из воспоминаний.

Огромный пазл. И никаких чувств.

Вдруг телефон завибрировал.

ОМГ, ты жива! Мы безумно за тебя волновались. В больнице пробыли всего день, теперь всё опять хорошо. Школа – отстой, у Тима неприятности. Скучаю, хохо!

Я перечитала сообщение Эллы раз пять, но ничего не изменилось. У меня столько вопросов, что почти больно, у нее – ни одного. Да как такое возможно? А Йонас почему не пишет? Почему не звонит и почему у меня нет ни малейшего желания сделать это самой?

Губы задрожали. Я убрала телефон, сделала несколько глубоких вдохов, чтобы справиться с нахлынувшей тревогой. Снова подняв взгляд на доску, я внимательно рассмотрела снимки.

И представила, что эти запечатленные мгновения были по-настоящему счастливыми.

Просто представила…

Сердце забилось быстрее. Я впилась пальцами в ткань тренировочных штанов.

Вывод такой: запечатленные мгновения значили очень многое, ведь тогда я была счастлива, однако… Я не помнила то чувство. В памяти воскресали очевидные вещи – движения, последовательность, действия. Воспоминания об этом переполняли меня, но их было недостаточно… Проклятье!

Со вздохом я спрятала лицо в ладонях. Никаких чувств. Никаких эмоций не сохранилось. Никакого личного мнения или точки зрения. «Все будет хорошо», – думала я в больнице. Теперь же казалось, что та надежда была ложной. Иногда что-то ломается или заживает совсем не так, как мы того ожидаем.

На секунду я поверила, что моя жизнь стала или становится прежней. Это не так. И ошибкой было думать, что мне незачем просить кого-то о помощи.

Помощь очень нужна. Нужен человек, с которым я смогу все обсудить. Единственный, кто приходил на ум, – это Сэм. Единственный, кому я хотела бы рассказать обо всем…

7
Сэм

Lewis Capaldi – Lost On You

Ну и погодка! Мерзкая слякоть и холод. Капли дождя стекали по шее – отправляясь в путь, я неаккуратно заправил под куртку шарф. Джинсы промокли насквозь, про старые ботинки и говорить нечего. Хорошо хоть, что нет ледяного дождя и снега. Во всем надо искать плюсы.

В гараже я высушил старым папиным полотенцем шлем и положил его на сиденье, которое затем тоже хорошенько протер. Из носа текло, я постоянно шмыгал. Руки окоченели. Я забыл перчатки на кухонном столе, но возвращаться за ними не стал, потому что время поджимало. Понадеялся, что через два часа дождь перестанет. Или будет не таким сильным. Самым главным для меня было не опоздать к Киану и Лили.

Готово. Убрав полотенце, я вышел из гаража и по лестнице поднялся в дом. По дороге услышал, как дедушка громко ворчит. «В один прекрасный день мама вышвырнет его в окно» – так сказал на прошлой неделе папа. Ему их перебранки казались невероятно забавными, потому что у этих двоих очень много общего. Мама так не считала и твердила, что пошла в бабушку. Та, к сожалению, умерла от инфаркта полгода назад, поэтому заботиться о дедушке стало некому. Теперь он переехал к нам: кресло-каталка, громкий голос и упрямая голова.

По-моему, круто.

– Ради бога! Лора, я еще не сыграл в ящик! Но это случится очень скоро, если ты и дальше будешь пичкать меня высушенными мертвыми овощами.

– Брокколи не высушенные и не мертвые, – огрызнулась мама.

– Да не в брокколи дело! – завопил дедушка.

Посмеиваясь, я закрыл дверь и направился в столовую, откуда доносился тяжелый запах чего-то горелого.

Дедушку понять можно, мама та еще повариха. С тех пор как дедушка поселился у нас, она не оставляет попыток приготовить что-нибудь съедобное – и всегда безуспешно. В последний раз мама сделала лазанью, которая напоминала кашу и на вкус была как рвота опоссума. Понятия не имею, какой вкус у рвоты опоссума, но полагаю, что такой же отвратительный.

И все-таки мы с папой маму очень любим, поэтому, улыбнувшись, съели несколько кусочков. А вот дедушка не скрывал недовольства: громко ворча, поставил тарелку на пол, чтобы лазанью слопал Чуи. Но даже тот воротил от нее нос. Вообще-то пса зовут Чубакка. В нашей семье нет горячих поклонников «Звездных войн», просто шесть лет назад в отпуске мы нашли на заброшенной ферме тощего голодного щенка, больше похожего на спутавшуюся пряжу. Папе он напомнил вуки из «Звездных войн» – именно поэтому щенка назвали так. Он потолстел, вымахал в здоровую собаку, но я до сих пор путаю, где у него морда, а где задница.

– Ума не приложу, как мать все это терпела, – пробормотала мама, забирая у дедушки тарелку.

– Я задавался тем же вопросом, когда ты от нас съехала, – не остался в долгу он, скрестив руки на груди.

Развеселившись, я остановился понаблюдать за этими двумя. Чуи дрых под столом, вытянувшись во всю длину. Дедушка посмотрел на меня поверх газеты, которую сжимал в руках.

– Сэмюэль, – заговорил он своим низким голосом, – ты вымок до нитки.

– Дедушка, на улице льет дождь. Чему тут удивляться.

– Твоей матери следовало бы тебя подвезти, – проворчал он и снова уткнулся в газету.

Дедушка любит маму, а она его. Эти двое просто очень похожи. Собственные черты, которые им не нравились, они теперь ежедневно видели друг в друге, будто в зеркале. Плохо, что бабушка умерла. Она держала их вместе, будто клей. Но ее больше нет, и нам всем придется к этому привыкнуть.

– Ой, привет. Ты вернулся? Уже так поздно?

Светло-каштановые волосы мамы растрепались, несколько прядей выбились из косы. Мама – секретарь в начальной школе неподалеку. После смерти бабушки она вынуждена работать на полставки, чтобы уделять время переехавшему к нам дедушке. «Так хотя бы два дня в неделю дома будет кто-то, кто сможет позаботиться о нем», – сказала она.

Иногда к нам заглядывала сиделка, но только на час-два. На большее дедушка не притязал, да и возможности здесь ограничены.

Папа точно еще на работе. Он строитель. Просыпается в шесть часов утра и возвращается домой где-то между шестью и восьмью вечера. Зависит от того, как прошел день на стройке, какая была погода и подбросит ли папу коллега.

Сегодня мама могла бы отвезти меня к близнецам, которым я даю уроки музыки. Папа был не за рулем, и наш «Фольксваген Гольф», уже немного потрепанный, спокойно стоял в гараже. Но я никогда не позволял себя подвозить. У мамы своих дел хватало, а у меня имелся скутер. И вообще, чем старше становишься, тем больше начинаешь понимать. Что жизнь тяжела и сложна, что все не то, чем кажется. И как отчаянно родители ни стараются защитить своего ребенка, ничего у них не выходит. Порой они даже не замечают, что давно проиграли эту битву. Со мной это произошло в средней школе. Тогда я впервые осознал, что настоящие монстры – люди.

Я постепенно стал понимать, что значит быть беднее других. Да, можно об этом подозревать, догадываться, но полное осознание придет внезапно. В лице таких типов, как Йонас.

Мама с папой вынуждены трястись над каждым центом. Они много работали, прикладывали огромные усилия, но денег все равно не хватало. Странное дело.

– Сэм, все хорошо? – с улыбкой уточнила мама, так и не дождавшись ответа на свой первый вопрос.

Я кивнул и прочистил горло.

– Да. Прости, я задумался. Пойду наверх, приму душ и переоденусь. А то все такое мокрое, что липнет.

– Давай. Не хватало еще, чтобы ты простыл. Только скажи по-быстрому, как дела у близнецов?

– Все по-старому. Киан треплет Лили нервы.

«И мне тоже», – мысленно усмехнулся я.

– Но оба очень внимательные, быстро учатся. А с какой самоотдачей они подходят к занятиям… Это удивительно!

– Ты почувствовал страсть к музыке раньше этих двоих и до сих пор отдаешься ей без остатка.

– Мне повезло.

– Повезло, – прогнусавил дедушка. – Эк куда метнул! Юноша, не бывает такого.

Мама закатила глаза, а я широко улыбнулся:

– Пойду наверх.

– Заказать пиццу? – крикнула мама мне в спину.

Не успел я и рта открыть, как дедушка проворчал:

– Разумеется, заказывай. Юноше хочется пожить еще годик-другой. И убери, наконец, эти брокколи, пересоленной картошке уже ничем не помочь.

Они снова взялись спорить. «Интересно, как можно пересолить картофель, – мелькнуло у меня в голове. – Тут и вправду талант нужен».

Мама закажет «Маргариту» или «Кальцоне». Мне нравилось и то и другое. Мама наизусть знала, что я предпочитал брать в тех немногих службах доставки, которыми мы пользовались.

Устало переставляя ноги, я поднялся по лестнице. День в школе выдался неплохой: всего четыре урока, и на двух из них была замена. До чего приятно осознавать, что наступили выходные! Завтра наконец-то высплюсь. Выходные – это настоящее избавление.

Сегодня Киан и Лили были требовательнее обычного, и все равно мне нравились эти непоседы. Уроки с ними приносили не только удовольствие, но и немного денег. Помимо близнецов у меня еще двое учеников, но те занимались нерегулярно. У Лили и Киана я чувствовал себя почти как дома. Оба не только хорошо играли на пианино и гитаре, но и очень это любили. Одно дело просто учиться чему-то. И совсем другое – делать это с такой страстью. В первом случае можно получить необходимый навык, во втором – добиться мастерства.

Наверху маму с дедушкой совсем не слышно. Дом у нас небольшой, но очень уютный. Я бы сказал, компактный. Коридор и лестница узкие. Специально для дедушки мы приобрели дорогостоящий подъемник вместе с креслом-каталкой, на котором он поднимался и спускался. Установить такое кресло на нашей лестнице – задача не из простых, но в конце концов все получилось. Точную цену всего этого мне так и не назвали. «Ничего страшного», – сказала мама. Но вечером я услышал, как она плакала в спальне, а папа ее утешал.

Пройдя по серому ковру, я зашел в ванную. Там скинул мокрую одежду прямо на белую плитку, принял горячий душ. Затем пошел к себе в комнату и достал из ящика чистые сухие вещи: джинсы и приятный к телу свитер.

Переодевшись, я с облегчением вздохнул. Так-то лучше.

И все равно мне холодно. Я забыл включить отопление. Быстро выставил батарею на четверку – пусть спальня прогреется до нормальной температуры – и ударился головой о полку.

Я живу в этой комнате, сколько себя помню, но хоть раз в неделю обязательно стукаюсь об эту заколдованную полку. Проклятье.

Спальня у меня самая обыкновенная. Под потрепанным серым ковром, которому сто лет в обед, прятался местами испорченный ламинатный пол. В углу под большим окном, выходившим на юг, стоял темно-синий диван, на котором я спал. Рядом держатель с гитарой, сверху на полке около двадцати виниловых пластинок. И дедушкин старый граммофон. Другого дедушки, а не того, который брюзжал внизу. Отца папы. Он умер, когда я был совсем маленьким. Но кое-что нас объединяло – любовь к музыке. Во всяком случае, папа не уставал это повторять. Тот дедушка завещал мне свою коллекцию пластинок. Я редко их слушал из страха сломать, испортить. И сейчас включил музыку на стационарном компьютере, стоящем на письменном столе.

В прошлом году я купил на собственные сбережения новый компьютер. Не планировал этого делать, просто предыдущий помер от старости. Ну, так посчитал дедушка, мол, Windows 98 свое отжил.

В общем, теперь у меня новый компьютер. Надеюсь, что он долго протянет, выдержит выпускной и даже учебу в университете, если повезет. Покупка другого мне сейчас не по карману. Ладно, признаюсь, в этот раз я выбрал не самую дешевую модель, а компьютер, который поддерживал несколько игр без постоянных подвисаний и лагающих изображений. Играл я нечасто, но время от времени с большим удовольствием. Особенное предпочтение я отдавал приключенческим играм.

На стене справа от двери – полка с книгами и журналами, наваленными друг на друга. В основном это комиксы и биографии.

Я ненадолго закрыл глаза, вдыхая застоявшийся воздух. Стало теплее – шумная булькавшая батарея со своей задачей справлялась.

Надо было сделать домашнюю работу, чтобы насладиться выходными по полной. Вчера я за нее так и не сел, потому что мои мысли блуждали далеко. Потому что я постоянно думал о той, кого последние несколько лет отчаянно пытался выбросить из головы. Но тот звонок все испортил. Все изменил.

Вот ведь… Несколько дней назад на решение простейших задач у меня ушла целая вечность. Но так больше продолжаться не могло, до выпускных экзаменов остался год. Оценки меня не устраивали, я должен усердно работать. Я всегда замечал, когда учился спустя рукава. Не сказал бы, что имел точное представление того, как сложится моя жизнь после выпуска, чем я буду заниматься, но хотел закончить школу с хорошим аттестатом. Хотел, чтобы передо мной было множество распахнутых настежь дверей, а не сотни тех, в которые я с трудом протискиваюсь. Такого мне уже хватило с лихвой.

Что потом? Да без понятия.

Я сомневался, что уже должен это знать. Думал, что решу, когда придет время. Пока все происходившее здесь и сейчас сильно выматывало. Многих из нас.

Куда подевался телефон? Я озадаченно поискал его взглядом. В ванной остался. Я достал мобильник из кармана джинсов перед тем, как залез в душ. Вспомнив об этом, я побежал в ванную. Телефон лежал на полке над раковиной.

Идя обратно, я включил телефон, чтобы проверить заряд батареи, и чуть не споткнулся, когда увидел новое сообщение. Опустим тот факт, что писали мне нечасто. В основном родители или Филипп, с которым мы очень сдружились за этот год. А это сообщение пришло от человека, занимавшего мои мысли последние несколько дней.

Написала Нора.

Номер незнакомый, но, открыв сообщение, я увидел аватарку Норы в Ватсапе и затем прочитал ее имя в конце текста.

Первым порывом было выключить телефон и убрать с глаз долой. Но я сел на диван, откинулся назад, глубоко вздохнул – и сделал в точности до наоборот. Прочитал сообщение девушки, от которой я столько натерпелся.

Ладно. Поехали.

Сэм, привет. Даже не знаю, с чего начать. Ну, не совсем. Я снова дома. Это странно. Иду на поправку, врачи говорят, что всё хорошо, но… мне так не кажется. Я сошла с ума? Потому что чувствую себя чужой.

Это, кстати, Нора.

Отложив телефон на покрывало, я уперся локтями в колени и опустил голову. Дыхание сбилось. Меня начало трясти.

Не знаю, что теперь делать с Норой. Да, я пообещал ей помочь, хотя не совсем понял, как это сделать. Могу ли я это сделать. Но… теперь все безумно сложно.

Какой ответ написать Норе? Что для меня она чужая уже много лет? Что я давно знать не знаю такую Нору? С тех пор, как начались издевки, переглядывания и насмешки – а ее не было рядом. Нет, ее не было рядом со мной. Не сказав ни слова, она отступилась от меня. Я и представить не мог, что так будет.

Тогда я задумался: хуже тот, кто унижает, или тот, кто за этим наблюдает? Кто ничего не предпринимает. Этот вопрос мучил меня и теперь. И тот и другой причиняли боль, но по-разному.

Многие вещи я не понимал. Не по молодости или глупости, просто кое-что понимать и осознавать не нужно. Кое-что просто омерзительно. Кое-что – просто чертовски плохо.

Вот и все.

Будто в трансе я поднял голову, взъерошил волосы. С глубоким вздохом взял смартфон и написал:

Привет.

…

И что теперь? Я перестал печатать, пальцы зависли над дисплеем. Что написать? После всего произошедшего между нами как я могу ей помочь? Возможно ли это? Не уверен.

По-видимому, она не помнит. Ничего.

Я безрадостно рассмеялся, тихонько выругался. С Норой что-то случилось. Между нами – кратер, который нашими стараниями с каждым часом становился все больше. А Нора перепрыгнула этот кратер, будто его и не было. Как так? Плохо дело. Не то, чтобы этот кратер значил для меня многое, однако в нем заключалась огромная значимость. Он – история, которую нельзя просто перепрыгнуть.

Будто ничего и не было… Для Норы так и есть. Я бросил мимолетный взгляд на запястье. Шрам на месте. Значит, все происходило взаправду. Все. У меня много других шрамов, но только этот приходилось скрывать.

Жизнь на всех оставляет шрамы, хорошие и скверные, глубокие и нет. Шрамы на коже и глубоко внутри. Этот шрам напоминал мне, что отчаянная борьба не всегда приводит к победе. Что временами хочется только гармонии. Гармонии с самим собой и с окружающим миром.

Я боялся, что все повторится. Выдержу ли я это еще раз?