Текст книги "Фюрер, каким его не знал никто. Воспоминания лучшего друга Гитлера. 1904–1940"

Тем не менее в отце и сыне это качество проявлялось по-разному. Несдержанную натуру отца обуздывал один стабилизирующий фактор – его должность. Дисциплина, необходимая на его должности, задавала его изменчивой натуре цель и направление. Снова и снова тяжесть его служебных обязанностей спасала его от сложностей.

Форма таможенного чиновника служила прикрытием для всего, что могло происходить в его бурной личной жизни. В частности, находясь на службе, он безгранично принимал власть, на которой эта служба стояла. И хотя Алоису Гитлеру были свойственны либеральные взгляды, что не было необычным на австрийской государственной службе, он никогда не ставил под вопрос власть государства, олицетворенную в личности императора. Полностью подчиняясь этой власти, Алоис Гитлер мог безопасно следовать через все опасные рифы и отмели своей жизни, которые иначе могли бы пустить его на дно.

Это также проливает свет на его упрямые попытки сделать из Адольфа государственного служащего. Для него это было больше, чем обычное занятие отца ради будущего сына. Скорее, его целью было направить сына на должность, которая требовала подчинение власти. Вполне возможно, что сам отец не понимал внутренней причины такого своего отношения. Но его решимость в отстаивании своей точки зрения показывает, что он, вероятно, понимал, сколь многое поставлено на карту для его сына. Так хорошо он его знал.

Но Адольф с такой же решимостью отказывался подчиняться желаниям отца, хотя сам он имел лишь смутные представления о своем будущем. Стать художником было бы самым худшим оскорблением его отца, так как это означало бы именно то бесцельное блуждание, ярым противником которого тот был.

Отказ от поступления на государственную службу резко уводил Адольфа Гитлера от дороги его отца; его дорога пошла в другом направлении окончательно и бесповоротно. Это было действительно важное решение в его жизни. В течение последовавших за этим лет я жил рядом с ним и мог наблюдать, как искренне он пытался найти правильный путь в будущее, не просто работу, которая даст ему средства на жизнь, а настоящие задачи, достойные его талантов.

Незадолго до смерти отец привел тринадцатилетнего Адольфа на таможню в Линце в тщетной надежде показать сыну его будущее окружение и работу. В глубине души Адольфа за упрямым отказом следовать по стопам отца стояло его неприятие существующей государственной власти, которая была абсолютной в глазах его отца. Другая дорога вела в неизвестность и закончилась тем, что Адольф Гитлер стал воплощением всей государственной власти в стране, которая не была ему родной. Кажется, что двойственные качества, которые сформировали его характер, движение по своему пути без угрызений совести, с одной стороны, и стремление изменить существующий порядок – с другой, внутренне противоречат друг другу. Но на самом деле они дополняли друг друга. И хотя он привел все вокруг себя в постоянное движение, сам он оставался в центре этого вихря неизменным.

Смерть Алоиса Гитлера была внезапной. 3 января 1903 года – ему было шестьдесят пять лет, и он все еще оставался сильным и активным мужчиной – он шел, как обычно, ровно в десять часов утра, чтобы выпить свой стаканчик. Не подав никакого знака, он вдруг свалился со стула. И умер до того, как успели позвать врача или священника.

Когда четырнадцатилетний сын увидел отца мертвым, он разразился безудержными рыданиями, что явилось доказательством того, что чувства Адольфа к отцу были гораздо глубже, чем это обычно считается.

Глава 6
Школьные годы Адольфа

Когда я впервые встретился с Адольфом Гитлером, он уже бросил учебу. Формально он посещал реальное училище в Штайре, откуда приезжал домой по воскресеньям, но только ради своей матери согласился предпринять эту «последнюю попытку» как-то использовать свои школьные годы.

Из школьных источников до нас дошли многие подлинные материалы о его успехах. В начальной школе он всегда был среди лучших учеников класса. Он быстро запоминал и добивался успехов без особых усилий. Его школьное обучение, как мне однажды вкратце сообщили, протекало следующим образом.

Фишльхам у Ламбаха, возраст – 6 лет, одноклассная начальная школа, начало занятий 2 мая 1895 года.

Учитель Карл Миттермайер дал ему табель успеваемости, полный высших оценок. Миттермайер был еще жив в 1938 году, когда его попросили вспомнить своего бывшего ученика. Он сказал, что помнит бледного, слабого маленького мальчика, которого каждый день приводила в школу из Хафельда его двенадцатилетняя единокровная сестра Ангела. Маленький Адольф делал все, что ему говорили, и содержал свои вещи в порядке. Больше ему было нечего добавить. В 1939 году, когда Гитлер, будучи государственным канцлером, нанес визит в эту школу, он сел за ту же самую парту, где научился читать и писать. Конечно, он должен был все изменить и поэтому купил старое, хорошо сохранившееся школьное здание и распорядился возвести там новое. Учительница, которая заняла место старого Миттермайера, была приглашена посетить Оберзальцберг со своим классом.

1895—1896 годы. 1-й класс вышеупомянутой школы, Хафельд.

1896—1898 годы. Начальная школа, Ламбах, 2-й и 3-й классы.

В Ламбахе у учителя Франца Рехбергера Гитлер тоже получил все отличные оценки. Он также пел в хоре мальчиков при монастыре.

1898—1900 годы. Начальная школа, Леондинг, 4-й и 5-й классы.

Учителя Сикстль и Браунайс не смогли рассказать ничего особенного о своем ученике, хотя Сикстль вспомнил, что по истории и географии Адольф Гитлер знал больше многих учителей.

1900—1901 годы. Австро-венгерское государственное реальное училище, Штайнгассе, Линц, 1-й класс.

Все переменилось к худшему, как только Гитлер начал учиться в средней школе. В «Майн кампф» он написал о тех годах: «Мой неуспех в школе был гарантирован с самого начала. Я изучал то, что мне нравилось, это было главным, что, по моему мнению, будет полезно художнику. То, что мне казалось не относящимся к делу или не нравилось, я полностью саботировал. Мои школьные табели того периода были полны отметок от «хорошо» и «отлично» до «удовлетворительно» и «неудовлетворительно». Моим коньком были география и всемирная история. Это были мои любимые предметы, по которым я был лучшим учеником в классе».

На основе этого автопортрета можно получить неправильное представление о его школьных годах. И хотя он говорил о них с неохотой и раздражением, тем не менее их тень в определенной степени лежала на нашей дружбе. Так, впечатление, которое у меня осталось от того времени, отличается от всего того, что он написал в своей книге пятнадцатью годами позже.

Сначала одиннадцатилетний мальчик обнаружил, что ему очень трудно влиться в незнакомую окружающую среду. Каждый день ему приходилось совершать долгий путь из города Леондинга до реального училища, расположенного далеко в Штайнгассе. Он часто говорил мне, когда мы, бывало, шли до старой крепостной башни, расположенной на возвышении приблизительно на полпути между Линцем и школой, что переезд был самым замечательным событием в те годы. На дорогу у него уходило больше часа, и это давало ему ощущение свободы, которым он дорожил.

Его одноклассники, главным образом из хороших, зажиточных семей Линца, холодно встретили чужого мальчика, который ежедневно приходил «от крестьян», и преподаватели интересовались им лишь в той мере, в которой этого требовала школьная программа. Это сильно отличалось от начальной школы с ее доброжелательными учителями, которые достаточно близко знали каждого ребенка и проводили вечера с их отцами за выпивкой в гостинице. В начальной школе Гитлер учился в течение всего учебного года без каких-либо существенных усилий. Начав учиться в средней школе, он попытался импровизировать. Это было необходимо, потому что ему не нравилось учить те вещи, которые преподаватели считали важными, но его обычные уловки не могли послужить ему здесь. Он, соответственно, ушел в свою раковину и пустил все на самотек.

В классе его редко кто замечал. У него не было друзей – в противовес начальной школе, – да он их и не хотел. Время от времени один из снобов-одноклассников давал ему понять, что «мальчики, приходящие из города», не должны учиться в реальном училище. Это побуждало его еще больше изолироваться от других учеников. Примечательно то, что ни один одноклассник тех времен никогда, даже много лет спустя, не заявлял о том, что он был с Адольфом в каких-либо близких, дружеских отношениях.

Директор школы Ганс Комменда, который преподавал в 1-м классе математику, поставил Гитлеру «неудовлетворительно». То же самое сделал и учитель естественной истории Макс Энгстлер, которого боялись все. Таким образом, ученик реального училища Гитлер закончил первый год обучения с двумя неудовлетворительными оценками, в результате чего ему пришлось остаться на второй год. Адольф никогда не говорил мне, какова была реакция его отца, но я легко могу ее себе представить.

1901—1902 годы. Реальное училище в Линце, повтор 1-го класса.

Таким образом, ему пришлось начать все сначала. Его классным наставником теперь был преподаватель Эдуард Гуэмер, который преподавал немецкий и французский языки; последний был единственным языком, которым занимался Адольф или, скорее, был вынужден заниматься. Но здесь он, по крайней мере, как-то приспособился к окружающим, пересдал экзамены за 1-й класс и перешел в следующий.

1902—1903 годы. Реальное училище в Линце, 2-й класс.

Он с трудом отучился этот год, и снова его отец был вынужден подписать школьный табель, в котором по математике стояло «неудовлетворительно»: учитель Генрих Драш не преподавал раньше этот предмет Адольфу и поэтому не мог утверждать, что плохая оценка была бунтом против преподавателя. Гитлер ненавидел математику, потому что она была слишком неинтересной наукой и требовала систематического прилежания. Мы часто обсуждали это. В Вене Гитлер понял, что ему понадобится математика, если он хочет стать архитектором, но он не мог преодолеть внутреннюю нелюбовь к этому предмету.

1903—1904 годы. Реальное училище в Линце, 3-й класс.

Третий класс был закончен с двумя неудовлетворительными оценками по математике и немецкому языку, хотя позднее он назвал учителя Гуэмера среди трех преподавателей, к которым питал некоторое уважение. В этом году умер его отец. Преподаватель Гуэмер ясно дал понять фрау Гитлер, что ее сын может перейти в 4-й класс, лишь переведясь в другое реальное училище. Поэтому неправильно было бы говорить, что его выгнали из реального училища в Линце, его просто «передали» в другое учебное заведение.

1904—1905 годы. Реальное училище в Штайре, 4-й класс; осень 1905 года – пересдача выпускных экзаменов для получения аттестата об окончании средней школы.

Сам Гитлер был возмущен тем, как с ним обошлись. Он принял решение «запороть» последний год учебы в Штайре. Он решил, что ему уже хватит школы, и был убежден, что она больше не служит его цели. Те знания, которых ему не хватало, он восполнит путем самообразования. Искусство уже давно существовало в его жизни; с юношеской горячностью он был убежден, что призван стать художником. В противоположность искусству школьная машина страдала серостью и однообразием. Он хотел быть свободным от принуждения и продвигаться вперед самостоятельно. Он презирал своих сверстников, которые были неспособны поступать точно так же. Того, в чем отказали ему его неинтересные знакомые в классах реального училища, он теперь ожидал от своего друга.

Если раньше его держал в школе приказ отца, то теперь к учебе его понуждала любовь к матери. Его учеба в Штайре была протестом, и, прочитав «Божественную комедию» Данте, он стал называть школу «Адским местом». В Шайре Гитлер снимал комнату в доме судебного чиновника Эдлера фон Чикини на Грюнмаркт, 19, но возвращался в Линц, когда только представлялась такая возможность. Результат был плохой, и он не добился ничего, пересдавая выпускные экзамены на аттестат зрелости между 1 и 15 сентября 1905 года: он получил дополнительный неуд по геометрии в добавление к обычному неуду по математике.

Другая, более серьезная борьба шла у него параллельно с постоянными столкновениями с преподавателями: это был духовный конфликт с матерью. Насколько я мог понять, дело было в том, что Адольф старался как можно дольше оберегать ту, которая была для него целым миром, но это оказалось невозможным, раз его провал был окончательным и он не встал на карьерный путь, как того ожидал его отец. Он не мог убедить ее, что должен идти по другой дороге, без указательных знаков, к своей будущей профессии. Что значили плохие отметки в табеле для Адольфа, мы не можем утверждать, но они показали его матери, что ее сын не будет принят в высшее учебное заведение. Какой может быть «другая дорога», он не был уверен сам и оставался в неопределенности еще много лет после ее смерти. Так что свои тревоги о будущем сына она забрала с собой в могилу.

Та темная осень 1905 года была для Адольфа решающей. Ему предстояло либо пересдать экзамены за 4-й класс в реальном училище Штайра, либо бросить образование совсем. Но в действительности ему пришлось решать между тем, чтобы продолжать – ради матери – идти по пути, который он считал ложным и бессмысленным, или признать тот факт, что придется нанести ей тяжелый удар и выбрать «другой путь», о котором он мог сказать только то, что он ведет в искусство. Эти два варианта были равны, но на самом деле никакого решения принимать не пришлось, потому что он уже предпочел бросить школу и следовать по второму пути. Что же касалось мыслей о матери, то я знаю, что они разрывали его на части.

Адольф пережил тяжелый кризис в те осенние месяцы 1905 года, самые ужасные за годы нашей дружбы. Этот кризис обернулся серьезной болезнью. В «Майн кампф» он пишет о респираторном заболевании. Его сестра Паула назвала его кровоизлиянием; другие утверждают, что проблема была с желудком. Я почти каждый день ходил навещать его, лежавшего в постели на Гумбольдтштрассе, главным образом потому, что должен был рассказывать ему о Стефании. Насколько я помню, это была легочная инфекция, вероятно воспаление легких. Я знаю, что еще долгое время после нее он много кашлял, отхаркивая из груди гной, особенно когда погода была сырой и туманной.

Именно по причине этой болезни мать освободила его от посещения школьных занятий, так что в этом отношении это была очень своевременная болезнь. Сейчас невозможно сказать, преувеличивал ли он ее симптомы, была ли она в какой-то степени психосоматической, или же он был предрасположен к такому состоянию. Когда, наконец, он встал с постели, у него в голове уже давно все определилось. Школьные годы для него закончились, и без малейших сомнений или угрызений совести он устремил свои взоры на карьеру художника.

После этого последовали два года без определенной цели. «В суете пустой жизни» он описывает этот этап своей жизни в «Майн кампф» с долей неловкости. Хорошо описывает. Он больше не посещал школу, он не делал ничего, чтобы подготовить себя к какой-то работе, жил со своей матерью и позволял ей содержать себя. Но он не был бездельником: этот период его жизни был заполнен беспокойной деятельностью. Он делал наброски, рисовал, писал стихи, читал. Не могу вспомнить такого времени, чтобы ему было нечем заняться или он скучал. Если случалось так, что ему не нравился спектакль, на который мы пошли, он уходил и с огромным рвением окунался в ту или иную деятельность. Правда, в ней трудно было увидеть какую-либо систему, так как в ней не просматривалось никакой цели или четкой задачи; он просто накапливал впечатления, опыт и материал из окружающей жизни. Цель всего этого он мне никогда не объяснял. Он просто был в поиске – везде, постоянно.

Однако таким путем Адольф нашел способ доказать своей матери, что школьное обучение не имеет полезного завершения, – «можно выучиться гораздо большему самостоятельно», как он объяснил ей. Он вступил в Народное образовательное общество при книжном магазине на Бисмаркштрассе и в Музейное общество, чтобы иметь возможность брать там книги для чтения. Часто посещал отдел абонемента в библиотеке при книжных компаниях Штойера и Л. Хасслингера. Начиная с этого времени я помню Адольфа, всегда окруженного кипами книг, особенно многочисленными томами его любимого произведения Die Deutschen Heldensage – «Саги о немецких героях», – которые всегда были с ним. Часто он просил меня, когда я приходил из шумной обойной мастерской, прочитать ту или иную книгу, чтобы он мог обсудить ее со мной. Внезапно все, чего ему не хватало в школе: трудолюбие, интерес, радость учения, возвратилось. Как Адольф хвастался, он победил школу ее же собственным оружием.

На суде над Адольфом Гитлером за государственную измену, который последовал за неудачной попыткой в 1923 году совершить государственный переворот, преподаватель Гуэмер, бывший его классным учителем в реальном училище Линца на протяжении трех лет, выступил в качестве свидетеля. Он под присягой показал следующее: «(В школьные годы) Гитлер был, без сомнения, одаренным мальчиком, хоть и односторонне одаренным. Он не утруждал себя самодисциплиной, и, так как настойчиво плыл против течения, а также был своевольным, эгоистичным и вспыльчивым, ему, очевидно, пришлось бы приложить большие усилия к тому, чтобы вписаться в школьные рамки. Он также был ленив, так как в противном случае, имея несомненные способности, достиг бы гораздо лучших результатов».

В конце такого неблагоприятного отзыва преподаватель Гуэмер заговорил искренне и добавил: «Тем не менее опыт учит нас, что школьные годы не дают нам много полезного для самой жизни, и, хотя восходящие звезды часто исчезают без следа, школьные отметки не много значат, пока у человека не появится достаточно свободного пространства. Мне кажется, что мой бывший ученик Гитлер подходит под эту категорию, и я от всей души желаю, чтобы он быстро оправился от напряжения и волнений последних событий и дождался воплощения тех идеалов, которые он лелеет в своей груди и которые сделают честь каждому немцу».

Эти слова, написанные в 1924 году, лишены какой бы то ни было «политической» похвалы, которая могла бы окрасить их после 1933 года. Они указывают на поразительное единство между учителем и его бывшим учеником. В словах преподавателя Гуэмера есть намек на то, что идеалы, из-за которых Адольф Гитлер оказался в роли обвиняемого, зародились в годы его обучения в школе. Гитлер не был хорошим учеником даже на уроках немецкого языка, которые вел преподаватель Гуэмер, что доказывают письма и открытки с грамматическими ошибками, присланные мне Адольфом.

Другим учителем, о котором положительно отозвался Гитлер благодаря скорее его политическим взглядам, нежели знаниям, был учитель естественной истории Теодор Гиссингер, который пришел на место Энгстлера. Гиссингер был большим энтузиастом долгих прогулок на открытом воздухе и скалолазания. Он был самым радикальным из учителей в националистическом лагере. Деление людей по политическим взглядам в то время наиболее остро проявлялось среди преподавателей школы, нежели в обществе. Атмосфера, заряженная политическим напряжением, имела более определяющее значение для умственного развития Гитлера, чем школьная программа. Так что получается, что атмосфера больше, чем учебные материалы, определяет ценность школы или ее ненужность. Бросая взгляд назад в прошлое, учитель Гиссингер написал о своем бывшем ученике: «В Линце Гитлер произвел на меня ни плохое, ни хорошее впечатление. Он также не был в классе лидером. Он был худой, с прямой осанкой, его лицо было почти всегда бледно и мрачно, и он выглядел так, будто истощен болезнью; а взгляд его блестящих глаз был очень открытым».

Третьим – и последним – учителем, о котором положительно отозвался Гитлер, был преподаватель истории доктор Леопольд Пётш, единственный из почти дюжины учителей, который, как он сам признался, вызывал его восхищение. Слова, которые он посвятил этому человеку в «Майн кампф», широко известны: «Возможно, для всей моей последующей жизни решающее значение имело то, что судьба дала мне в качестве учителя истории одного из весьма немногих преподавателей, который знал, как четко изложить важные вещи в классе и на экзаменах и отмести несущественное. В моем преподавателе истории докторе Леопольде Пётше в реальном училище в Линце это было воплощено идеально. Пожилой господин, доброжелательный и непреклонный, он имел особый успех благодаря своему дару блистательного красноречия, который не только завораживал, но и воодушевлял нас. Даже сейчас я с теплотой вспоминаю седеющего мужчину, который умел заставить нас забыть о настоящем благодаря своему воодушевлению при изложении материала, умел нас околдовать и провести через прошедшие столетия и во мгле веков наделить живой реальностью все, что относится к сухой исторической памяти. Часто мы сидели переполненные чувствами, а иногда даже были взволнованы до слез».

Леопольд Пётш – единственный человек, имя которого упоминается в «Майн кампф», и Гитлер посвящает ему две с половиной страницы. Такая привязанность, конечно, сильно преувеличена, и доказательством этого является то, что Гитлер окончил школу с единственной удовлетворительной отметкой – по истории, которую, наверное, можно отчасти приписать перемене школы. Даже при этом не следует недооценивать то впечатление, которое этот преподаватель произвел на чрезвычайно восприимчивый молодой ум, и если кто-то говорит, что самым ценным помощником в изучении истории является увлечение, порождаемое этим предметом, то тогда доктор Пётш, безусловно, выполнил свою миссию в данном конкретном случае.

Пётш был родом из мест на южной границе Австрии, и до того как приехал в Линц, он преподавал в Марбург-андер-Драу и других местностях, по которым проходил лингвистический раздел. Поэтому он привнес живой опыт в расовую баталию. Я полагаю, что безусловная любовь к народам, говорящим на немецком языке, которую Пётш сочетал с презрением к государству Габсбургов, была решающим аргументом, расположившим к себе молодого Гитлера. Гитлер остался вечно благодарен своему старому учителю истории, и эта благодарность имела тенденцию расти тем скорее, чем больше времени проходило с того времени, когда Гитлер забросил свое образование. Во время посещения Клагенфурта в 1938 году Гитлер снова встретился с Пётшем в его уединении в монастыре Сент-Андре в Лавантхале и провел с ним час наедине. Свидетелей их беседы не было, но когда Гитлер покинул комнату, он сказал своим сопровождающим: «Вы себе представить не можете, чем я обязан этому старику».[1]1
  В заключение греко-югославской кампании Гитлер снова навестил Пётша в Клагенфурте 27 апреля 1941 г.


[Закрыть]

В какой степени на эти мнения Гитлера о своих бывших преподавателях можно положиться – это такой же открытый вопрос, как и противоречивые отзывы о Гитлере его бывших одноклассников. Но дело в том, что – и я этому свидетель – Адольф бросил школу, ненавидя ее. И хотя я всегда заботился о том, чтобы увести любую беседу от темы его школьных лет, он время от времени разражался градом упреков в их адрес. Он не делал никаких попыток поддерживать связь с кем-либо из учителей, даже с доктором Пётшем. Напротив! Он избегал и не замечал их, когда сталкивался с ними на улице.