Текст книги "Баграмян: От Рядового До Маршала"

Баграмян: От Рядового До Маршала
Айкарам Наапетян

Фото на обложке: Лицензия Creative Commons Attribution 4.0 Источник: https://encyclopedia.mil.ru/encyclopedia/history/more.htm?id=12152804@cmsArticle

© Айкарам Наапетян, 2023

ISBN 978-5-0060-4679-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть Первая

Часть Первая

КАК Я СТАЛ ВОЕННЫМ

(1915—1940)

Мне очень хотелось поступить на службу,

отправиться на фронт

и в рядах Русской армии

сражаться против врагов

моего народа.

Маршал Советского Союза

Иван Христофорович Баграмян

Глава 1. Хачисар

Нашу деревню иначе как

«маршальской» и не называли.

Арустам Карапетян,

учитель села Чардахлу

Село Чардахлу (Хачисар)

9 Мая 1915 годa,

Село Чардахлу11
  Чардахлу, героическое село, население которого исторически славилось патриотизмом и боеспособностью. Родом из Чардахлу – Маршал Советского Союза Иван Христофорович (Ованес Хачатурович) Баграмян и главный маршал бронетанковых войск СССР Амазасп (Армо) Хачатурович Бабаджанян, генерал-полковник Григорий Карагезян, командир кавказского корпуса царской армии генерал лейтенант Арзас (Аршак) Тер-Гукасов и другие знаменитые полководцы. Историческое название деревни – Хачисар армянского княжества Гардманк северного Карабаха.


[Закрыть], Елизаветопольская губерния, Российская Империя

– Победа! Ованес, победа! – бежит мальчик Армо по тропинке в сторону холма, кричит, спотыкается. – Оване-е-ес… Победа!

Майские дожди вспахали чёрную землю древнего Чардахлу. Это не нагорная часть Карабаха, здесь земля хорошая. Местные говорят: посади картошку и забудь о ней, все равно вырастет. Без полива. Бежит маленький Армо – «малой», как его потом назовут местные за малый рост до того, как люди из другой деревни назовут «кялагёз»22
  Лихач (разговорный армянский).


[Закрыть], а люди из другой страны – Чёрной Пантерой33
  Так немецкие танкисты называли командира Амазаспа Бабаджаняна


[Закрыть], шлёпается в грязь, но впопыхах продолжает бег, зажав в руке газету и восклицая: «Победа-а-а!».

Взгляд мальчика останавливается на огромном колоколе, что на горе. Сейчас видны только его очертания, колокол утопает в дымке тумана. Звон этого деревенского царь-колокола веками оповещал местных о приближающемся неприятеле. И почему бы не бить в него сегодня? Почему не сказать, что враг разбит? Почему о тревоге и горе нужно говорить громко, а о радостях – нет? Что за печаль, как этот дымок, окутала душу армян?

– Оване-е-ес…

И хачкары, хачкары, хачкары… Кому-то пришло в голову в каком-то веке выбить крест на камне – и в мире зародился новый вид изобразительного искусства: хачкар44
  «Хачкар» – вид армянского изобразительного искусства, каменная стела с резным изображением креста и орнаментов.


[Закрыть]. В деревне много хачкаров. Один из них, большой, на горе. Вот и назвали деревню «Хачисар», или Крест-гора.

– Оване-е-ес…

Сейчас Ованес Баграмян прочтёт газету и узнает, что враг разбит. Чудо свершилось у озера Ван, что далеко, в Турецкой Армении. Турки отступают, а значит, там резни не будет. Слово «геноцид» придумают позже.

– Оване-е-ес…

Армо добегает до места, где Ованес и Цакан пасут стадо коров. Ованесу 17, он заканчивает железнодорожную школу в Тифлисе. Скоро сбудется мечта его отца Хачатура: сын станет железнодорожным техником. Чего ещё нужно? Деньги хоть какие-то заработает, а там глядишь – и карьерный рост будет. По всем показателям Российская империя скоро будет строить много железных дорог c Кавказа на юг – в Персию. Стало быть, у железнодорожника Ованеса будет работа и денег на хлеб хватит. Пройдут годы, и когда 40 тысяч вагонов будут двигаться к морским портам, чтобы потом их секретные контейнеры уплыли на кораблях далеко за горизонт, в страну Куба, маршалу Ованесу-Ивану Баграмяну пригодятся навыки железнодорожника55
  Во время Кубинского ракетного кризиса (1962) И. Х. Баграмян руководил секретной отправкой советских ракет и войск на остров.


[Закрыть]. А пока…

– …Оване-е-ес…

– Что случилось, Армо?

Ованес и Цакан сидят под деревом шелковицы. Ещё не полностью поспело знаменитое «тутовое дерево», а ветер и дождь уже раскидали незрелые ягоды. Но шелковица всегда выживает, плодов очень много, деревьев – тьма. Какая бы ни была весной непогода, Ованес не помнит лета, чтобы не смаковали шелковицу, чтобы женщины Чардахлу не варили из «тута» чудо-эликсир «дошаб». Каким-то особым свойством природы шелковица всегда выживает. Наш народ через многое прошёл за века, может, и на этот раз выживем? Но как же выжить, когда турки убивают всех, включая грудных детей, режут древо армянское под корень, думает Ованес.

Он приехал из Тифлиса, так и ходит в форме железнодорожника. У семьи проблемы с деньгами и на лишнюю одежду не хватает. Армо протягивает ему газету и свёрток.

– Покушайте, Ованес, Цакан. Вот лаваш и вот сыр. Но сначала почитайте мне, ладно? Ты ведь знаешь русские буквы, Ованес?

Цакан берет свёрток, Ованес Баграмян берет газету. Смотрит на передовицу, которая гласит: «Шестого мая Русская армия вступила в город Ван. Энвер разбит. Второе крупное поражение турецкого паши после Сарыкамышской катастрофы.»

«Шестое мая: День рождения его высочества государя Николая IIго совпал с днём вступления наших войск в историческую столицу древней Армении. Необычайное ликование охватило армян, как только в Тифлисе было получено известие о взятии Вана нашими войсками и армянскими добровольцами. Ликование более чем понятно и ясно тому, кто, как пишущий эти строки, побывал на нашем Кавказском фронте и собственными глазами видел несчастных беженцев из Турецкой Армении. Части генерала Абациева завершили разгром Дутахской группировки противника и отбросили её на запад. На левом фланге отряд Назарбекова взял Баш-калу. Турки отступили на юг и юго-запад, причём Джевдет со своими „батальонами мясников“ по пути вырезал до единого человека в городе Сорб…».66
  Цитата приводится по публикации журнала «Заря», N: 21, Май 1915 года, а так же по историческому труду «За Веру, Царя и Отечество» историка Валерия Шамбарова.


[Закрыть]

Ованес вздыхает. Кладет газету на землю, а Цакан сразу ставит на неё свёрнутый в лаваш сыр с зеленью – бртуч по-армянски.

– Ты поешь, Ованес, – говорит Цакан. – В Тифлисе такого сыра небось нету?

– Да, нету…

– Знаю, – продолжает Цакан, – Правда, я там не был. Но как-то съездил в Баку. Все там по-другому. Дамочки с зонтиками, мало трудятся, но все покупают. Даже хлеб – и то покупают. Как можно хлеб покупать?

– Ну при чем тут зонтики? – перебивает Армо, – Это же победа, Ованес? Значит, резни в Ване не будет? Ованес, мы держались там почти месяц, пока русские пришли. Они все там герои. А теперь… а теперь что?

Глядя на пасмурное небо, откуда продолжало моросить, Баграмян отвечает:

– Ладно, в Ване резни не будет. А как же Сорб, Эрзерум, Муш? Как быть остальным армянам? Ван – это только один город.

– А мы туда тоже пойдём. Мы дойдём до Эрзерума, правильно, Ованес? Всех спасём. Этот паша не сможет больше убивать.

– Знаешь, Армо, говорят, у Средиземноморья целые города исчезли, а в Константинополе арестовали всю интеллигенцию.

– А где это? – Армо помолчал, потом начал вспоминать разговоры, которые слышал в церкви, – Ты знаешь, люди сказали, что среди арестованных был один священник, который собирал народную музыку. Зачем убивать священника, который собирает народную музыку?

Баграмян вздохнул.

– Если отрезать руку, человек выживет, если голову – нет. У них все по плану. Сначала убрали интеллигенцию, понимаешь?

Цакан кинул камушек в сторону коровы. Одно из животных промычало. Медленно, как-то лениво заговорил Цакан:

– Ну вы же знаете, как волки атакуют. Хватают голову, душат. Турки – это как волки, серые волки. Я об этом читал. Эй, Армо, я ведь тоже читать умею.

Воцарилась тишина. Подошла корова, уставилась на них, будто желая понять, что тут происходит. Хвостом туда-сюда, то ли мух отгоняет, то ли просто виляет.

– Немцы, – вдруг сказал Ованес, – они заодно с турками. Говорят, это кайзер туркам подсказал, как организовать все это преступление. Русская железная дорога из Кавказа в Персию им не по душе, хотят сами туда пробиться, вот и строят ветку Берлин – Багдад и везут караваны армян по пустыням на стройку. На нашей беде многие богатеют. Они еще ответят. Этот Талаат, кровавые бандиты, каймакамы77
  Каймакам – местный руководитель провинции.


[Закрыть]… и немцы заодно с ними. Это будет завтра, но что же нам делать теперь?

Цакан откусил бртуч, медленно почесал себе щеку.

– Что же мы немцам-то плохого сделали? Мы же христиане. Ну, чего уставилась? Пошла прочь.

Корова похлопала глазами. Подошла ещё ближе.

Ованес взял свой лаваш с газеты, тоже откусил, потом взял газету.

– Я об этом где-то читал, Армо. Там какой-то немец командует Османской армией. Точно, сейчас вспомнил. У турок артиллеристы из Германии. Оттоманы с пушками не умеют работать.

Цакан вздохнул.

– Это точно. Не их ума это дело. Но чего это животное тут встало?

– Лиман фон Сандерс, вот… Немецкий генерал, руководит турецкой армией88
  Генерал фон Сандерс с 1913го года руководил военной миссией Германии в Османской Турции.


[Закрыть]. Вы посмотрите, что Вильгельм сказал в Дамаске…

– Где?

– … «Пусть султан турецкий и 300 миллионов магометан, рассеянных по всему миру, которые поклоняются ему, будут уверены, что германский император их друг навсегда»99
  Дословный перевод выступления кайзера Вильгельма в Дамаске в 1898 году.


[Закрыть]. А вот тут ещё: «Мы хотели реорганизовать нашу армию и с этой целью обратились к Германии», это уже говорил сам Джемаль паша. А это что? 100.000 немецких винтовок Маузер и 350 миллионов патронов для Турции накануне войны… в кого это все будет стрелять? Артиллерия от Круппа…

– А вы знаете как немцы называют Турцию? – спросил Цакан. – «Энверланд». Не смешно?

Ованес опять положил газету на землю. Из густых облаков заморосило. Снова загрохотал гром.

– Энвер, Талаат, Джемаль, Назым1010
  Младотурецкие руководители Геноцида армян.


[Закрыть], каймакамы – за все ответят. И эти кайзеры из Кёнигсберга. Просто… просто нам сегодня очень нужно выстоять. Чтобы завтра суметь ответить.

Цакан встал.

– Эх, эх… Дождит опять. Пошли, сядем под деревом.

А 9-летний Армо посмотрел на газету, на которую закапал дождь. И когда снова раздался гром, на нее с дождевыми каплями упала маленькая слеза. И он тихо сказал:

– Я поеду в эту Турцию. Обязательно!

Ованес Баграмян шагал по платформе Елизаветпольской станции, повторяя в уме слова либретто. Он играет в театральном кружке железнодорожников. Режиссёр, смотритель железнодорожного училища Иван Михаилов, взял Ованеса в кружок, когда ему было 15 лет. Он сыграл гимназиста Жоржика в пьесе «Лева подумал» Елизаветы Шварцбах, а сейчас в оперетте «Аршин мал алан»1111
  В национальном архиве Армении сохранилась афиша спектакля «Лева подумал», в котором играл Иван Баграмянц.


[Закрыть].

Афиша спектакля «Лева Подумал», поставленного попечительством Елизаветпольского училища в 1912 г. Из фонда И. Х. Багранмяна Национального Архива Армении. Обратите внимание на дату.

Баграмян играет Сулеймана – изобретательного юношу, который придумал способ как увидеть закрытые паранджой девичьи лица.

«Вот так задача, проще простого: кинь на плечи тюк с товаром, в руки аршин, ходи по дворам, выбирай любую невесту. Аршина пускают везде. Иди и пой…».

– Какое тут к черту пение, какая ещё комедия? – задумчиво изрек Иван Баграмян.

Он одет на мусульманский лад: это для спектакля. Пришёл на станцию клеить афиши, где-то тут отец работает, и отсюда оба пойдут в город, в театр. Вечереет. Гудит поезд Баку-Батум, грохочет и заходит на станцию: христиане, мусульмане, евреи сходят с перронов. И Баграмян иронично замечает, что когда он смешивается с толпой (или толпа с ним), то сам больше отождествляется с мусульманами, чем с единоверцами.

Клеит афишу с надписью: «Аршин мал алан, начало въ 7 1/2 ч. по мьстнь вр».

Душный летний вечер. Люди уже собираются за его спиной, смотрят на афишу. Он пробивается через толпу, которая уже закрыла кольцом афишу, раздаёт несколько последних штук прохожим и задумчиво шагает в сторону, повторяя в мыслях роль о том, как нужно скрытно проникать в дома мусульманских женщин под личиной торговца тканью. Ованес не замечает, что двое бедно одетых мусульман внимательно смотрят ему вслед, потом идут за ним по пятам.

«…кинь на плечи тюк с товаром, в руки аршин»…

– Папирус хочешь?

Баграмян вздрогнул, посмотрел на этих двоих, уже стоявших рядом. Оглядел: у обоих в руках мешки, оттуда какие-то тонкие бумаги торчат, одежда грязная. «Сошли с поезда, видимо едут в Тифлис или в Батум», подумал Ованес. Оба смуглые, небритые. У одного, что повыше, маленький шрам под глазом, он худой, другой пониже ростом, полненький – прямо как персонажи из сказки.

– Что-что?

– Купить папирус не хочешь?

Баграмян удивлённо посмотрел на них: они явно приняли его за мусульманина.

– Вы что-то путаете… Я…

– Ты что за бумаги раздавал? Из Тифлиса приехал?

– Ну да.

– Афиши брал в типографии Кемаля? Дай нам одну.

– Я не знаю про типографию …Уже все.

– Что все?

– Ну, нету больше. Это «Аршин мал алан». Пошли бы вы своей дорогой. У меня дела.

Тот, что повыше, оглянулся по сторонам, подошел поближе.

– О чем этот аршин? Говори толком, нам скоро ехать.

– А вы вообще кто такие? Куда едете?

Теперь заговорил коротышка:

– A мы едем обратно в Батум. Оттуда через Карс домой. Так что это у тебя за литература? Мы люди знающие, – он оглянулся, потом посмотрел на Баграмяна и подмигнул, – близко знаем Гасан бея1212
  Согласно документу из Канцелярии царского наместника на Кавказе, «турецкий генерал консул в Карсе Гасан-бей усиленно занимается направлением панисламской пропаганды и собиранием сведений о русских войсках». Госархив Грузии, ф. 157, опись 1, д. 211, лл 37—38


[Закрыть]. Так что говори, как есть.

– Это который Гасан?

– Слушай, о чем твои бумажки?

– А вы не знаете про «Аршин мал алан», стало быть? Понимаете, я буду Сулейманом, a Аскеру надо прикинуться бедняком, чтобы таким образом проникать в дома, и я ему советую как скрытно…

Маленький усмехнулся։

– Аскеру, говоришь? – и подмигнул высокому, – ну я же сказал наш человек… Сулейман тоже агитирует.

Высокий кивнул и тоже подмигнул Баграмяну.

– Вот мы тоже прикинулись бедняками. Что же ты в дурачка играешь? Мы тебя в раз раскололи. Ну ты давай, купи папирус в помощь для Османского флота. Последние несколько штук остались, а так мы все продали.

Высокий чуть склонился к его уху:

– Скоро здесь будет халифат. Весь Кавказ, весь бакинский район. Не прикидывайся дураком, давай деньги. Даже арабы готовы нам помочь. Все мусульмане Востока скупают папирусы в фонд помощи Османской армии, a ты что деньги зажал? Будьте готовы: на Кавказе скоро будет сплошная Турция. Никакой России, никакой Армении!

У Баграмяна широко открылись глаза.

– Никакой… что ты сказал?

– Ованес!

Сзади подошёл отец Хачатур. Он уже в годах, всю жизнь на тяжёлой работе. Молодость прошла на Гетабекских рудниках, где малярия подточила ему здоровье.

– Ованес, ты закончил? – отец, тяжело дыша, положил руку на плечо сына, настороженно посмотрел на двух незнакомцев. – Нам пора в театр, кто эти люди?

Те смотрят ошарашенно на Хачатура. Tот, который мал ростом, достаёт ему аккурат до подбородка, смотрит на крестик, что висит на шее у отца. Тут раздался гудок поезда. Двое без слов, как по уговору, повернулись и быстрым шагом пошли в сторону своего вагона, резво смешавшись с толпой.

Но гудел другой поезд. В сумерках через станцию ехал состав из Турецкой Армении: пушки, какие-то ящики, танки-самоходы. И два последних вагона с людьми… Они пережили резню: оборванные, побитые, худые, в основном женщины, старики и дети. Когда грохотали последние вагоны, на станции, наряду с жутким шумом, воцарилось и молчание. Это люди на платформе замолчали.

– Господи, – сказал Хачатур и перекрестился, – да что же это такое в Армении происходит.

Каким-то парадоксом судьбы слова «Армении скоро не будет» прозвучали как предзнаменование на фоне этой ужасной картинки из ада. Отец снова положил руку на плечо сына. Ованес смотрел вслед составу, потом на толпу на платформе. Куда же эти двое исчезли? Он вдруг заметил незнакомцев – они протискивались в поезд. Ованес отдёрнул руку отца и побежал в их сторону. Тот, что повыше, заметил его, и оба юркнули в вагон. В полутьме, расталкивая людей на Елизаветпольской станции, Баграмян пробивался к дверям вагона.

– Дайте дорогу, дорогу… Я вас найду! Убийцы, преступники… Папирусы… папирусы, да? Дорогу!

– Не надо, Иван.

Кто-то схватил его за локоть. Баграмян повернулся. Жандарм Пётр Пастрюлин взял за руку и отвёл в сторонку. Отец Хачатур бежал к ним.

Иван Баграмян, тяжело дыша, смотрел на жандарма. Уже открыл рот, набрал в лёгкие воздуха, чтобы выложить Пастрюлину о турецких лазутчиках, о папирусах, но вдруг осекся. По улыбке в разрезе глаз жандарма он как-то уразумел, что тому это известно.

– Они в Батум едут, далее в Карс, – только и сказал Ованес.

Пастрюлин похлопал его по плечу.

– Пускай едут. А мы за ними. Надо понять откуда эти папирусы берутся. Их стало очень много сейчас на Кавказе. Под нашим носом собирают деньги для оттоманского флота.

– Папирусы из Тифлиса. Что это там за типография Кемаля?

Жандарм поднял брови. Тут и Хачатур дошёл до них.

– Жандарм, что тут происходит?

Пастрюлин посмотрел на него, потом на поезд и вдруг улыбнулся.

– А пойдёмте-ка в театр, Баграмяны. Только я попозже зайду, – он снова похлопал по плечу, – А ты молодчина, Иван. Далеко пойдешь!

Об Османской агентурной активности на Кавказе

22 апреля 1911 года начальник губернского жандармского управления полковник Пастрюлин писал Кавказскому царскому наместнику Воронцову-Дашкову, что в ряде мусульманских училищ Кавказа усиливается пантюркская агитация. «Все это делается для того, чтобы подготовить Кавказских мусульман к возможности присоединения их к Турции и введения их в её подданство», написал полковник. Второго и шестого февраля 1912 года сообщалось, что владелец Тифлисской типографии на татаро-турецком на Воронцовой улице Кемаль эфенди Гусейн является ярым панисламистом. Третьего марта директор канцелярии наместника гофмейстер Петерсон в циркуляре на имя руководителей приграничных округов сообщил, что офицеры генерального штаба Оттоманской армии капитан Али Фуад бей и поручик Исмаил Хакы эфенди, переодетые в лазские костюмы, перейдут границу у Олты и направятся в Тифлис с целью подрывной работы. 15го мая 1913 года начальник Тифлисского жандармского управления сообщил, что из Константиполя в Батум приехало около 15и человек турецкой службы.

С марта 1914 года оттоманские агенты начали собирать пожертвования среди мусульман Кавказа для нужд военно-морского флота Османской Империи.

Тема изучена армянском историком Ашотом Арутюняном в монографии «Кавказский фронт».

16 сентября 1915 года.

Как-то армянский прозаик Раффи сказал, что если бы армяне строили не церкви, а укрепления, наша история сложилась бы иначе. Раффи великий автор, но форты во множестве строились тоже. А церковь – она не только для молитвы, она ещё и место для сбора. Потом, когда в Чардахлу придёт коммунизм, местом собраний сделают сельсовет. А в сентябрьский вечер у входа в церковь Св. Богородицы, что в центре Хачисара, поставили столик. Церковь имеет форму прямоугольника, лет 40 назад её восстановили. А вообще в Чардахлу кроме Св. Богородицы, святынь хватает: Высокий Хач, Дубовый Хач, Мандур… Видел бы Раффи.

Сидит церковный служащий, записывает добровольцев, рядом казачий офицер русской армии, подъесаул с погонами и российским триколором на рукаве. И рядом армянский партийный деятель в шляпе. Чардахлинцы образовали маленькую очередь, записываются в добровольцы.

Армо и Ованес сидят неподалёку на камнях, смотрят в сторону церкви. Церковник смотрит на бумаги, а партийный активист смотрит на стоящего у стола мужчину и протягивает «стальное перо», тыкая на чернильницу.

– Ну давай же, Вараздат, подписывай.

– А я не подписывался никогда. Как это делать?

Землемер Акоп, одетый в яркие цвета на армянский национальный лад, стоит позади Вараздатa. Ему побольше лет, чем Вараздату, и без очков Акоп уже плохо видит. Тем более, что темнеет уже вечер над осенним Чардахлу. Акоп недовольно фыркнул.

– А я вообще очки дома оставил, святой отец, – сказал он с ноткой протеста. – Кто же знал, что с бумагами придется разбираться?

– Ну-у, Вараздат, – протянул партиец, – ты там просто имя черкни.

– Или хотя бы крест поставь, – тихо добавил церковник.

– Эээ, святой отец, у вас на уме одни кресты. Чего же Бог о нас забыл– то? – сказал Вараздат, взял перо и подписался красивым почерком. Казачий офицер следил за ним, надув губы, потом чуть склонил голову, разглядывая в сумерках армянскую подпись.

– Ну никак не привыкну к вашим буквам, братья. Но красиво очень.

– Есаул, это же пятый век, – вставил гордо Акоп.

– …Священник Маштоц нам создал алфавит, – все так же тихо продолжил святой отец.

– Да, да, он ещё тут школу открыл, Амарас. Звучит-то как – Амарас! – пытался усилить впечатление землемер. Казак чуть кивнул головой и пока Акоп искал другие приемы для агитации, Вараздат своим замечанием все карты ему спутал.

– Маштоц 36 букв написал.

Акоп поперхнулся: Какие 36? Все 391313
  В первоначальном варианте армянского алфавита было 36 букв. Еще три были добавлены позже.


[Закрыть].

– Ну, это потом стало 39. Ты чего путаешь?

– Это я путаю? Да я в Венеции учился. В Европе.

– Явно не армянской грамоте там тебя учили.

– Да если бы я не забыл очки, я бы тебе показал грамоту.

Чардахлинцы начали сумбурно между собой спорить, уже забывая про бумаги. Кто-то кого-то толкнул. Подъесаул чуть растерянно улыбнулся.

– Ладно, ладно, братья. Я же только сказал, что красиво.

– А чего он говорит?

– А ты чего говоришь?

«Ну не можем без этого», подумал Ованес, глядя в их сторону. «Сошлись вместе, чтобы умереть за далёкий Эрзерум, и при этом дерутся с соседом». Тут Ованес заметил, что Армо что-то говорит.

– Ну как новая работа, Ованес? Как железная дорога?

Баграмян вздохнул, потом глянул куда-то высоко, в сторону колокола. Ветер закружил желтеющие листья, где-то цикады начали стрекотать.

– Очень много перевозок, Армо. Случаются сбои, у генерал-квартирмейстера все больше проблем. Я назначен техником-практикантом на 9-й участок и через нас идут составы в Турецкую Армению, – он посмотрел на юного друга. – Я вот уже начал разбираться в пушках, Армо, а в тот день видел аэропланы Сибирской эскадрильи. Думаю, у воздухоплавания большое будущее. И у вездеходов-танков тоже. Техника, понимаешь? Все меняется. Скакуны скоро забудутся и на смену придут вездеходы.

– Аэропланы, танки… что такое танки, Ованес?

Баграмян вслушивался в звук вечерних цикад. До 15 года их «концерт» казался каким-то радостным, а сейчас уже нет. После майской победы в осаждённом Ване осенью, наконец, пришли новые, радостные вести: на склонах горы у Средиземного моря горстка армян выстояла против целой турецкой армии…

– Что такое танки, Ованес?

«Вот он, ответ на вопрос – что делать. Нужно сопротивляться… Другого не остаётся», – думал Ованес, глядя в сторону колокола на склоне.

– Ованес…

– Как тебе объяснить, Армо? … Ну вот представь коня, но большого, ну как слона… Коня и слона…

Ованес вдруг резко замолчал, повернул голову в сторону добровольцев. Акоп и Вараздат подписались и отошли в сторону. Акоп сел на корточки и сухой веткой водил по земле, рисуя буквы. А Вараздат – руки в бока стоит у него над головой:

– «Нэ» это 17, правильно? Потом «шэ» 18-я буква, «во» это, стало быть, 19-я..

– Ну и почерк у тебя, Акоп, – покачав головой изрек Вараздат, – Ничего себе Италия, как будто ворон прошёлся по земле. В 5 веке «во» не было.

– Ты сам где в 5 веке был? Откуда знаешь? Не перебивай.

У церкви партийный работник снял шляпу, вытирая пот со лба.

– Мартирос, ты-то куда? У тебя жена беременна.

Мартирос пожал плечами и подписал бумагу.

Святыни Хачисара (фото из книги Чардахлу)

Церковник, как всегда тихо (будто 11-я заповедь запрещает громко говорить), добавил: «Да у него родила уже. В субботу ребёнка крестить».

– Тем более. Как же ты семью-то оставишь?

Мартирос снова пожал плечами.

– А чего там оставлять? У меня земля есть, сыновья работают. Голодать не будут.

Армо толкнул Ованеса за плечо: «Эй, Ованес. Это как коня и слона?»

– Да-да, этот танк ну большой-большой, Армо… Пройдёт через грязь, снег. Вездеход, одним словом. У него ещё иногда бывает хобот, ну прямо как у слона. Просто металлический…

Ованес снова резко замолчал. Он уже не смотрел на Армо, взгляд был прикован к добровольцам. Посмотрел в сторону колокола на горе и опять на добровольцев.

– Ну хорошо, Мартирос, голодать не будут. Но не в еде одной дело. Как детей оставляешь? – хриплым голосом спросил подъесаул.

Священник, так же тихо, добавил.

– И старуху мать…

– А разве у тех, кто в окопах, родных нет, есаул?

Тут Акоп оставил алфавит и повернулся в сторону Мартироса.

– Что за Акоп? Что ты сейчас про меня сказал?

– Я? О тебе? Да ты чего…? А, так это я не о тебе, Акоп. О солдатах, что в окопах. Ну ты меня совсем попутал…

– Так ты думай сначала, прежде чем говорить.

– Окоп, это понимаешь, ну как траншея.

– А теперь ты путаешь мою фамилию.

– Господи, Акоп, да ты не очки, ты явно мозги дома забыл.

Армо толкнул Ованеса:

– Вот увидеть бы раз эти вездеходы. Ну ты слушаешь меня или нет?

Ованес взял в руки камушек, поиграл, снова посмотрел в сторону добровольцев.

– Да, да, Армо, так вот, все это из стали. Увидишь, Армо, увидишь… Танки, аэропланы… Войн на всех хватит. Люди не могут успокоиться.

Армо опустил голову и, как-то погрустнев, сказал:

– Тогда лучше нет. Хочу, чтобы был мир.

Баграмян снова посмотрел на добровольцев, потом на колокол. Тот молчит, ибо одной этой деревне сейчас ничто не угрожает. В селе мирный вечер, цикады поют, стада пасутся на склонах, но все это обманчиво – завтрашний день для чардахлинцев настанет, а для народа в целом, может уже и нет.

– А знаешь, что вагоны назад везут, Армо? Из Турецкой Армении через мою станцию…

– Нет, а что?

– Людей.

– Людей?

– Людей. Много людей. Очень много, Армо. Ты бы их видел… Побитые, оборванные… женщины, дети, старики. Мужчин сперва убил паша. Или на Берлин-Багдаде до смерти вкалывают. Но ведь на горе Муса мы все атаки отбили, и в Ване тоже… Ты понимаешь, что это значит Армо? Мы выстояли, – Баграмян вздохнул. – Не хочу я больше на этот участок. Сил нет больше видеть беженцев…

Представитель власти закрыл папку, вздохнул глубоко:

– Ладно, друзья, кажется, все записались.

Церковник, сказал снова тихо:

– На святое дело идёте – братьев и сестёр наших спасти и Родину защитить.

Он перекрестил воздух, и как будто набравшись сил от виртуального креста, наконец сказал громко: «Вместе с крестом и с Россией мы победим врага!»

Стали сворачивать бумаги. Через минуту начнут расходиться. Вараздат и Акоп оставили недописанным алфавит на земле. Уже совсем темно и букв не различишь. Землемер зашёл в церковь и вышел с зажжённой свечкой. Он повёл ею по воздуху по форме армянской буквы и что-то крикнул. Вараздат только ухмыльнулся и снова покачал головой.

Сейчас все уйдут. Церковь закроют. И завтра казачий офицер заберёт новобранцев в Ахалцихе. Вот дашнакский1414
  Партия Дашнакцутюн основана в 1890. Принимала активное участие в деле формирования армянских добровольческих соединении в составе Царской армии во время Первой мировой войны.


[Закрыть] активист снова надел шляпу, повернулся и пошёл в сторону с казаком. Через минуту будет уже поздно. И за эту минуту Ованесу нужно решить самый важный вопрос. 59, 58… Он вдруг вскочил с места и побежал вверх по холму, слыша позади удивлённый голос Армо:

– Ованес, Ованес куда ты? Ованес…

Добежав до церкви, Баграмян остановился у стола, с которого священник уже убирал скатерть.

– Запишите и меня, святой отец, я хочу в дружину.

Головы повернулись в его сторону. Партийный работник и казачий офицер остановились. Механический сняв шляпу, дашнак произнёс: «Кто это?»

Рука Акопа замерла в воздухе, не дописав букву, он подошёл, пытаясь посветить зажжённой свечкой. Церковник, в сумерках разглядывая его, сказал: «Ованес, война идёт. Ты нужен на 9-м участке».

– Да ему 18 нет! – крикнул Акоп.

– Скоро будет. Запишите, святой отец.

Баграмян повернулся к подъесаулу: «Офицер, мне очень хочется попасть на фронт и в рядах русской армии сражаться против врагов моего народa».

Партиец вздохнул:

– Так это же брат фельдшера Абгара. Из Баграмянцев.

– Да, я Ованес Баграмян, – он снова повернулся к подъесаулу. – По-русски будет Иван Баграмян.