Текст книги "Ребенок Розмари"

Айра Левин
Ребенок Розмари

Закончено в августе 1966 года в Уилтоне, штат Коннектикут, и посвящается Габриэлле

Ira Levin

ROSEMARY'S BABY

© Ira Levin, 1967, renewed 1995

© Издание на русском языке AST Publishers, 2020

Часть первая

Глава первая

Розмари и Ги Вудхаус уже подписали договор об аренде пятикомнатной квартиры в белом блочном доме на Первой авеню, когда им позвонила миссис Кортез и сообщила, что освободилась четырехкомнатная квартира в Брэмфорде. В старом огромном черном доме Брэмфорд квартиры были с высокими потолками и славились своими каминами и викторианскими украшениями. Розмари и Ги стояли в списке ожидающих со дня свадьбы, и в конце концов почти потеряли надежду.

Ги сообщил новость Розмари, прижав телефонную трубку к груди.

– Не может быть! – простонала Розмари. Она чуть не расплакалась.

– Слишком поздно, – сказал Ги в телефон. – Мы вчера подписали договор.

Розмари схватила его за руку.

– А нельзя от него отказаться? – спросила она. – Придумать что-нибудь?

– Подождите, пожалуйста, минуточку, миссис Кортез. – Ги снова закрыл телефонную трубку. – Что им сказать?

Розмари запуталась в словах и беспомощно развела руками.

– Не знаю… Может быть, правду – что у нас появилась возможность поселиться в Брэмфорде.

– Дорогая, им это не важно.

– Ну придумай что-нибудь, Ги. Давай просто посмотрим, ладно? Скажи ей, что мы приедем посмотреть. Пожалуйста. Пока она не повесила трубку.

– Но ведь мы подписали договор, Ро. Теперь у нас руки связаны…

– Пожалуйста! Она повесит трубку!

С мученическим выражением на лице Розмари оторвала трубку от его груди и прижала ему к уху. Ги засмеялся и не стал противиться.

– Миссис Кортез? По-моему, у нас появилась возможность въехать в другой дом, однако то, что мы там подписали, был не договор. У них кончились бланки, и мы подписали одно только соглашение… Можно нам посмотреть квартиру?

Миссис Кортез дала инструкции. Нужно было подойти в Брэмфорд в одиннадцать или в полдвенадцатого, отыскать там мистера Микласа или Джерома и сказать, что их прислали посмотреть квартиру 7Е. После этого следовало позвонить ей, номер она оставила.

– Видишь, как у тебя хорошо получается, – сказала Розмари, надевая желтые туфли. – Ты прирожденный обманщик.

Стоя у зеркала, Ги воскликнул:

– Боже мой, прыщ!

– Не дави его.

– Но там же только четыре комнаты, ты знаешь? Без детской.

– Лучше жить в четырех комнатах в Брэмфорде. – ответила Розмари, – чем иметь целый этаж в этом… в этом белом скопище клетушек.

– А вчера ты была влюблена в этот дом.

– Да, он мне нравился, но я не любила его по-настоящему. По-моему, даже сам архитектор его не любил. Мы будем обедать в гостиной и сделаем из столовой прекрасную детскую комнату, когда это станет необходимо.

– Наверное, это произойдет очень скоро, – сказал Ги.

Он водил взад-вперед электрической бритвой над верхней губой и рассматривал свои глаза. Глаза у Ги были огромные и карие. Розмари надела желтое платье и ловко застегнула молнию на спине.

До сих пор они ютились в одной комнате, которая представляла собой холостяцкое жилище Ги. На стенах висели плакаты с видами Парижа и Вероны, а из вещей здесь были лишь большая кровать да крохотная кухня в нише стены.

Было третье августа, вторник.

Мистер Миклас оказался маленьким и энергичным человеком. На обеих руках у него недоставало пальцев, и от этого вид его трясущихся рук приводил в замешательство всех, но только не его самого.

– О, так вы актер! – воскликнул мистер Миклас, вызывая лифт средним пальцем. – У нас здесь очень много актеров. – Он назвал четверых, живущих в Брэмфорде, и все они оказались известными.

– Я вас мог где-нибудь видеть?

– Давайте подумаем, – начал Ги. – Недавно я играл Гамлета, правда, Лиз? Потом…

– Он шутит, – перебила его Розмари. – Он играл в «Лютере» и «Никто не любит альбатроса», и еще во многих телеспектаклях и рекламных роликах.

– Вот где можно хорошо заработать, да? – сказал мистер Миклас. – В телерекламе.

– Да, – ответила Розмари, а Ги добавил: – Только там чувствуешь себя настоящим актером.

Розмари умоляюще посмотрела на него, но Ги ответил ей самым невинным взглядом, а затем изобразил вампира прямо за спиной мистера Микласа.

Лифт был обит дубовыми панелями, весь в медных заклепках, со множеством ручек и поручней. Управлял им негритенок с застывшей улыбкой и в униформе.

– Седьмой, – сказал ему мистер Миклас и обратился к Розмари и Ги: – В этой квартире четыре комнаты, две ванные и пять встроенных шкафов. Раньше в доме были очень большие квартиры – в самой маленькой было девять комнат, – а теперь почти все они разбиты на четырех-, пяти– и шестикомнатные. Квартира 7Е раньше составляла заднюю часть десятикомнатной. Там осталась бывшая кухня и главная ванная комната – они громадны, вы скоро увидите. Бывшая спальня сейчас служит гостиной, еще одна спальня так и осталась спальней, а две комнаты для прислуги спарены в одну столовую или вторую спальню. У вас есть дети?

– Скоро будут, – сказала Розмари.

– Это идеальная комната для ребенка, рядом большая ванная и встроенный шкаф. Вся квартира предназначена как раз для молодой пары с ребенком.

Лифт остановился, и негритенок, улыбаясь, прогнал его немного вниз, затем вверх и снова вниз, чтобы поточней выровнять кабину с наружным полом. Потом, все так же улыбаясь, открыл внутреннюю медную дверь и внешнюю, которая распахивалась вбок. Мистер Миклас посторонился, и Розмари и Ги вышли в тускло освещенный коридор, где и стены, и ковры были темно-зеленого цвета, возле зеленой двери, украшенной скульптурами и имевшей табличку 7Б, стоял рабочий. Он быстро взглянул на них и снова занялся глазком, который пытался вставить в вырезанное отверстие.

Мистер Миклас повел их направо, потом налево по коротким переходам темного зеленого коридора. Следуя за ним, Розмари и Ги заметили вытертые места на обоях, перегоревшую лампочку под стеклянным колпаком и даже бледно-зеленую заплатку на темном ковре.

Ги удивленно посмотрел на Розмари.

– Залатанный ковер?

Она отвернулась и улыбнулась.

– Мне здесь нравится абсолютно все!

– Предыдущая хозяйка, миссис Гардиния, – сказал мистер Миклас, не оборачиваясь, – умерла всего несколько дней назад, и вещи из квартиры еще не увезли. Ее сын просил передать всем, кто будет смотреть квартиру, что ковры, кондиционеры и кое-что из мебели продается.

Мистер Миклас завернул в следующий проход, где стены только недавно были оклеены зелеными обоями с золотыми полосами.

– Она умерла в квартире? – спросила Розмари. – Конечно, это не…

– Нет-нет, в больнице. Она находилась несколько дней в состоянии комы. Это была очень старая женщина. Она умерла, так и не придя в себя. Я бы и сам хотел так умереть, когда настанет мое время. Но миссис Гардиния до конца держалась молодцом: сама готовила себе еду, ходила по магазинам… Она была одной из первых женщин-адвокатов в штате Нью-Йорк.

Коридор заканчивался лестницей. Рядом с ней, по левую сторону, располагалась дверь квартиры 7Е. Дверь была без скульптур и меньше тех, мимо которых они проходили. Мистер Миклас нажал на перламутровую кнопку звонка – над ней белыми буквами по черному пластику было выбито «Л. Гардиния» – и повернул ключ в замке. Несмотря на недостающие пальцы, он очень ловко справился с ручкой и распахнул дверь.

– Только после вас. – Стоя на цыпочках, он весь подался вперед и открыл для них дверь пошире, на всю длину вытянутой руки.

Узкий центральный коридор, начинавшийся от двери, делил квартиру пополам – по две комнаты с каждой стороны. Первая комната направо – кухня, и при виде ее Розмари хихикнула: она была такая же, если не больше, чем вся их нынешняя квартира. В кухне стояла плита с шестью газовыми конфорками и двумя духовками, огромный холодильник и раковина. Тут были десятки ящиков, окно, выходящее на Седьмую авеню, и высокий, очень высокий потолок, и даже хватало места для углового дивана – синего, со вставками из слоновой кости, – фотографию, которого она вырезала из последнего номера журнала «Красивый дом»; если мысленно убрать желтый стол со стульями, принадлежавший миссис Гардинии, а также связанные пачки подписок «Фортуны» и «Музыкальной Америки», то как раз освободится необходимая площадь.

Напротив кухни – столовая, бывшая вторая спальня, которую миссис Гардиния, очевидно, использовала одновременно как кабинет и оранжерею. Сотни различных растений, завядших и увядающих, стояли на полках, выстроенных на скорую руку, под незажженными лампами дневного света. В середине комнаты находился письменный стол – старомодное бюро с крышкой на роликах, – заваленный разными бумагами и книгами. Это был очень красивый стол, широкий и, вероятно, очень дорогой. Розмари оставила Ги разговаривать с мистером Микласом у двери, а сама подошла поближе, перешагнув через ящик с сухими коричневыми листьями. Такие столы выставлялись обычно в витринах антикварных магазинов. Потрогав его, Розмари подумала: хорошо, если этот стол есть в списке вещей, предназначенных для продажи. На столе лежал лист розовой бумаги, на котором синими чернилами очень красиво было выведено следующее: «Я думала, что это не более чем интересное времяпрепровождение. Теперь я не могу больше считать себя…» – и тут она почувствовала, что сует нос не в свое дело. В этот момент мистер Миклас поднял голову.

– А этот стол сын миссис Гардинии будет продавать? – деловито осведомилась Розмари.

– Я не в курсе, – ответил мистер Миклас. – Но специально для вас могу узнать.

– Он очень красивый, – сказал Ги.

– Тебе он тоже понравился? – Розмари, улыбнувшись, принялась рассматривать стены и окна. Эту комнату она представляла себе идеальной детской. Она была немного темновата, так как окна выходили в маленький дворик, но бело-желтые обои, конечно же, сделают ее значительно светлее. Ванная была маленькой, но рядом находился еще огромный стенной шкаф и ниша с цветами, которые ей тоже очень понравились.

Наконец она повернулась к двери, и Ги спросил:

– А что это за растения?

– В основном – травы, – объяснила Розмари. – Вот это мята, это базилик, а это… сама не знаю что.

Дальше по коридору, по левую сторону, они увидели шкаф для одежды гостей, а по правую руку – широкую арку, за которой была гостиная. Большие окна с широкими подоконниками располагались друг против друга. Камин, с мраморными резными украшениями, был у правой стены, а слева высились дубовые книжные полки.

– О, Ги, – вздохнула Розмари, отыскала его руку и сжала ее.

– М-м-м, – неопределенно промычал Ги, но на ласку ответил.

Мистер Миклас стоял рядом с ними.

– Камин, разумеется, работает, – сообщил мистер Миклас.

Спальня находилась сзади и была такая же большая – примерно двенадцать на восемнадцать футов – и окнами выходила на тот же дворик, что и столовая (или вторая спальня, или детская). Рядом с гостиной – огромная ванная комната, отделанная белой пластмассой и медными ручками.

– Какая чудесная квартира! – воскликнула Розмари, когда они вернулись в гостиную. Она раскинула руки и закружилась, будто хотела обнять все комнаты разом. – Мне здесь очень нравится!

– На самом деле она пытается заставить вас снизить плату, – шутливо пояснил Ги. Мистер Миклас улыбнулся.

– Мы бы ее еще подняли, если бы нам разрешили. Ведь такие неповторимые и очаровательные квартиры сейчас исключительная редкость. Новые… – Тут он запнулся и уставился на секретер из красного дерева, стоящий в самом конце коридора. – Странно… – удивленно начал он. – За этим секретером есть стенной шкаф. Я просто уверен. Их всего пять: два в спальне, один во второй спальне, и два в коридоре – здесь и вон там.

Он подошел к секретеру.

Ги встал на цыпочки.

– А вы правы. Я вижу дверь.

– Его передвинули, – сказала Розмари. – Он раньше стоял вон там.

Она указала на призрачный силуэт, оставшийся на обоях после секретера. На красном ковре просматривались четыре глубоких следа от ножек. Тоненькие полоски, извиваясь, пролегли от этих вмятин к ножкам секретера через всю комнату туда, где он находился сейчас.

– Помогите мне, пожалуйста, – попросил мистер Миклас, обращаясь к Ги.

Понемногу они водворили секретер на прежнее место.

– Теперь понятно, отчего у нее наступила кома, – произнес Ги, толкая секретер.

– Она не смогла бы передвинуть его сама, – сказал мистер Миклас. – Ей было восемьдесят девять лет.

Розмари подозрительно взглянула на представшую перед ними дверь.

– Посмотрим, что там внутри? – спросила она. – Или лучше пусть откроет ее сын?

Секретер легко встал на прежнее место. Мистер Миклас начал массировать свои покалеченные руки.

– Я уполномочен показать квартиру целиком, – произнес он, а потом подошел к двери и распахнул ее.

Шкаф оказался почти пустым, там стоял только пылесос и лежали три или четыре деревянные доски. Верхняя полка была забита синими и зелеными полотенцами.

– Если она запирала здесь призрака, то он вышел на свободу, – сострил Ги.

Мистер Миклас заметил:

– Наверное, ей не нужны были пять шкафов. – Но зачем ей понадобилось запирать пылесос и полотенца? – удивилась Розмари. Мистер Миклас пожал плечами.

– Мы этого уже никогда не узнаем. Может быть, она начала терять рассудок от старости. – Он улыбнулся. – Чем могу еще быть полезен?

– А как у вас тут насчет стирки? – поинтересовалась Розмари. – Стиральные машины в подвале есть?

Поблагодарив мистера Микласа, который проводил их до подъезда, они медленно побрели по Седьмой авеню.

– Эта квартира немного дешевле, – сказала Розмари, будто она только и думала, что о практической стороне дела.

– Но, милая, здесь на одну комнату меньше, – ответил Ги.

Розмари некоторое время шла молча, а потом добавила:

– Зато она расположена в хорошем районе.

– Это точно, – согласился Ги. – Отсюда можно пешком дойти до любого театра.

Расчувствовавшись, Розмари забыла про свою практичность.

– Ги, давай согласимся! Пожалуйста! Ну пожалуйста! Такая чудеснейшая квартира! Миссис Гардиния ею просто не занималась! Эту гостиную можно сделать… можно сделать такой красивой и уютной, и еще… ну, Ги, давай согласимся, ладно?

– Ну, разумеется, – ответил Ги, – если сумеем отвертеться от первой.

Розмари быстро схватила его за локоть.

– Сумеем! Ты что-нибудь придумаешь, я знаю, у тебя выйдет.

Ги позвонил из телефонной будки миссис Кортез, а Розмари стояла рядом и пыталась по губам догадаться, о чем он говорит. Миссис Кортез дала им срок до трех часов. Если до этого времени они не подтвердят свое решение, то она предложит квартиру следующим из списка очередников. Они зашли в русскую чайную и заказали «кровавую Мэри» и жареного цыпленка с зеленью и черным хлебом.

– Скажи, что я заболела и должна лечь в больницу, – предложила Розмари.

Но это звучало неубедительно и казалось не слишком серьезным поводом для отказа от квартиры. Вместо этого Ги придумал целую историю о том, что его пригласили играть в пьесе «Хвастун» и он должен отправиться вместе со всей труппой во Вьетнам и Корею. Актер, занятый в роли Алана, сломал бедро, и если Ги не сможет его заменить (а Ги случайно знает эту роль наизусть), то турне придется отложить по крайней мере на две недели. А это будет позором: в то время, как наши славные ребята сражаются с погаными коммунистами и умирают… Жена же его в это время переедет к своим родственникам в Омаху…

Он повторил легенду дважды и отправился искать телефон.

Медленно потягивая напиток, Розмари под столом скрестила пальцы левой руки наудачу. Она думала о квартире на Первой авеню, которая ей не нравилась, и мысленно перебирала все ее преимущества: новая светлая кухня, машина для мытья посуды, окна на речку, центральное кондиционирование.

Официантка принесла цыпленка и хлеб.

Мимо прошла беременная женщина в ярко-синем платье. Розмари внимательно посмотрела на нее. Женщина была уже на шестом или седьмом месяце. Она весело переговаривалась через плечо с пожилой дамой, нагруженной свертками, очевидно, со своей матерью.

Кто-то помахал Розмари из противоположного угла. Она увидела рыжую девушку, которая пришла работать на радиостанцию незадолго до того, как Розмари уволилась. Розмари ответила ей. Девушка что-то сказала, выразительно вытягивая губы, но так как Розмари не поняла, та повторила еще раз. Мужчина, стоявший рядом с девушкой, оглянулся на Розмари. У него было худое бледное лицо.

И вот появился Ги, высокий и красивый. Он пытался скрыть улыбку, но удача сквозила в каждом его движении.

– Да? – спросила Розмари, как только он сел.

– Да! – выдохнул он. – Соглашение ликвидировали, вступительный взнос нам вернут. Миссис Кортез ждет нас в два часа.

– Ты ей позвонил?

– Да.

Рыжая девушка подошла к ним. Она раскраснелась, глаза ее сияли.

– Я всегда знала, что вы будете прекрасной парой, – сказала она. – Вы выглядите просто замечательно.

Розмари, пытаясь вспомнить ее имя, засмеялась.

– Спасибо. У нас сейчас праздник. Мы только что получили квартиру в Брэмфорде!

– В Брэме? – изумилась девушка. – Я схожу по нему с ума! Если когда-нибудь вы будете оттуда съезжать, то я первая на очереди, и не забудьте об этом! Я мечтаю об этих ужасных горгульях и прочих кошмарах, сползающих прямо с окон.

Глава вторая

Как ни странно, Хатч попытался убедить их не переезжать в Брэмфорд, который, по его словам, был «опасной зоной».

Когда Розмари впервые оказалась в Нью-Йорке в июне 1962 года, она поселилась в квартире на Лексингтон-авеню с подругой из Омахи и еще двумя девушками из Атланты. Хатч был их соседом, и хотя он всячески отпирался от роли названого отца всем четверым («уже, слава Богу, вырастил своих двоих, и хватит с меня»), тем не менее только он приходил на помощь в самые ответственные моменты. Например, когда начался пожар и Дженни чуть не задохнулась в дыму. Звали его Эдвард Хатчинс, был он англичанином пятидесяти четырех лет и под тремя разными псевдонимами написал три приключенческих романа для детей.

Для Розмари он стал не только другом, но и духовным наставником. В ее семье было шестеро детей, из которых Розмари – самая младшая; остальные уже женились или вышли замуж, и поселились рядом с родителями. В Омахе Розмари оставила сердитого, вечно что-то подозревающего отца, молчаливую мать и возмущенных ее поведением братьев и сестер. (Только второй по старшинству брат, Брайан, который изрядно выпивал, сказал: «Валяй, Рози, делай все, что взбредет тебе в голову», – и незаметно передал ей пакет, в который вложил восемьдесят пять долларов.) В Нью-Йорке Розмари сразу почувствовала себя виноватой и эгоистичной, и именно Хатч «встряхнул» ее при помощи крепкого чая и разговоров о родителях, детях и чувстве долга перед самим собой. Она задавала ему даже такие вопросы, которые никогда бы не осмелилась произнести в церкви. Хатч направил ее в университет прослушать вечерний курс по философии. «Я сделаю герцогиню из этой цветочницы», – сказал он тогда, и Розмари довольно остроумно ответила ему: «Валяйте!»

Теперь раз в месяц Розмари и Ги обедали с Хатчем либо у них дома, либо, когда наступала его очередь приглашать, в ресторане. Ги считал, что Хатч – довольно скучный человек, но старался быть с ним на дружеской ноге: ведь помимо всего прочего его бывшая жена была двоюродной сестрой писателя-драматурга Раттигана, с которым Хатч и сам переписывался. А Ги знал, что такие родственные связи иногда играют решающую роль в карьере актеров.

В четверг, после осмотра квартиры, Розмари и Ги обедали с Хатчем «У Клюбе» – в небольшом немецком ресторанчике на Двадцать третьей улице. Миссис Кортез попросила их достать три рекомендации, и Хатч оказался одним из рекомендующих. Он уже получил от миссис Кортез письмо-запрос и успел ответить на него.

– Меня так и подмывало написать, что вы наркоманы или любите копаться в помойках, – сказал он, – или что-нибудь подобное, что приводит в ужас владельцев домов.

Они спросили почему.

– Не знаю, – задумчиво произнес он, намазывая маслом булочку, – но в начале века у Брэмфорда была плохая репутация. – Он посмотрел на них и, поняв, что они ничего об этом не знают, продолжил (у него было широкое светлое лицо, выразительные голубые глаза и жидкие черные волосы, зачесанные наискосок поверх проплешины): – Кроме Айседоры Дункан и Теодора Драйзера, в Брэмфорде жила еще целая плеяда менее симпатичных людей. Именно там сестры Тренч проводили свои невинные диетические опыты, а Кит Кеннеди собирал, так сказать, вечеринки. Там же жили Адриан Маркато и Перл Эймс.

– А кто такие сестры Тренч? – спросил Ги, а Розмари добавила: – И кто был этот Адриан Маркато?

– Сестры Тренч, – ответил Хатч, – это две чисто викторианские дамочки, которые временами занимались каннибализмом. Они сварили и съели несколько детей, в том числе и свою племянницу.

– Прелестно, – только и смог вымолвить Ги.

Хатч повернулся к Розмари.

– Адриан же Маркато занимался колдовством. И в девяностых годах прошлого столетия произвел сенсацию – он заявил, что ему удалось вызвать живого сатану. В качестве доказательства он выставлял напоказ клок шерсти и обрезки когтей, и люди, очевидно, поверив ему, потом напали на него и чуть не убили прямо в вестибюле Брэмфорда.

– Вы шутите, – прошептала Розмари.

– Нет, все это вполне серьезно: через несколько лет началось знаменитое дело Кита Кеннеди, и к двадцатым годам дом наполовину опустел.

– Я слышал про Кита Кеннеди и Перл Эймс, но не знал, что там жил еще и Адриан Маркато, – сказал Ги.

– И эти сестры… – Розмари передернуло.

– Только из-за Второй мировой войны и нехватки жилья, – продолжал Хатч, – в дом снова начали вселяться жильцы, и постепенно он вернул себе былой престиж, а в двадцатые годы его называли «Черный Брэмфорд», и разумные люди старались держаться от него подальше. А дыня у нас для дамы, да, Розмари?

Официант расставил закуски. Розмари вопросительно посмотрела на Ги, тот нахмурил брови и неопределенно потряс головой.

– Ерунда, пусть это тебя не пугает.

Официант ушел.

– На протяжении многих лет, – рассказывал Хатч, – в Брэмфорде происходили ужасные события. И, к сожалению, не все они относятся к далекому прошлому. В 1959 году, например, в подвале нашли мертвого младенца, завернутого в газеты.

– Но ведь ужасные вещи происходят время от времени и в других домах, – заметила Розмари.

– Время от времени, – согласился Хатч. – Но дело в том, что в Брэмфорде это случается куда чаще, чем «время от времени». Есть и еще кое-какие несоответствия. Там, например, произошло значительно больше самоубийств, чем в других жилых домах такого же размера.

– В чем же дело, Хатч? – спросил Ги, притворяясь очень серьезным и озабоченным. – Должно же быть какое-то объяснение.

Хатч несколько секунд молча смотрел на него.

– Не знаю, – проговорил он. – Может быть, дурная слава сестер Тренч привлекла туда Адриана Маркато, а его слава, в свою очередь, – Кита Кеннеди, и постепенно дом стал… вроде как местом обитания таких людей, которые склонны к разным извращениям. А может быть, существует нечто иное, чего мы пока не знаем, – магнитные поля, или какие-то электроны, или что-нибудь подобное, и место от этого становится зловещим. Но вот что я знаю наверняка: Брэмфорд в этом отношении не уникален. В Лондоне на Прэд-стрит был дом, в котором в течение шестидесяти лет произошло пять жестоких убийств. Ни одно из них не было связано с другим – ни убийцы, ни жертвы, ни мотивы преступлений. И тем не менее, все это было реальностью. Дом представлял собой небольшое строение с магазином внизу и квартирами в верхних этажах. В 1954 году его снесли без особых на то причин, и это место пустует до сих пор.

Розмари рассеянно водила ложкой по дыне.

– Но, может быть, есть и хорошие дома, – предположила она. – Дома, в которых люди постоянно влюбляются, женятся, и у них рождаются дети.

– И где они становятся знаменитыми, – вставил Ги.

– Наверное, есть, – сказал Хатч. – Но только никто об этом не знает. Обычно ведь лишь плохое становится явным. – Он улыбнулся, глядя на Розмари и Ги. – Но все равно мне бы очень хотелось, чтобы вы подыскали себе другой дом, хороший, вместо этого Брэмфорда.

Розмари собиралась съесть кусочек дыни, но ее рука с ложкой застыла на полпути ко рту.

– Вы серьезно решили нас отговорить? – спросила она.

– Милая моя девочка, – ответил Хатч. – На сегодняшний вечер у меня было назначено свидание с очаровательной женщиной, но я его отменил только ради того, чтобы встретиться с вами и высказать свое мнение. Я в самом деле пытаюсь вас переубедить.

– Бог ты мой, но, Хатч… – начал было Ги.

– Я не утверждаю, – перебил Хатч, – что как только вы переедете в Брэмфорд, вам на голову свалится рояль, или вас съедят старые девы, или кто-нибудь обратит вас в камень. Я просто сообщаю факты, с которыми, по-моему, следует считаться так же, как с размером квартплаты или наличием камина: в доме происходило множество неприятных вещей. Зачем же сознательно входить в столь опасную зону? Можно ведь переехать в Дакоту или в Осборн, если уж вы так помешались на красотах девятнадцатого века.

– Дакота – кооперативный дом, – возразила Розмари, – а Осборн собираются сносить.

– Хатч, а вы, часом, не преувеличиваете? – спросил Ги. – Разве за последние годы там произошли какие-нибудь «ужасные события», не считая, конечно, того ребенка в подвале?

– Прошлой зимой там убили лифтера, – сказал Хатч, – при обстоятельствах, которые не принято обсуждать за столом. Я сегодня специально ходил в библиотеку, просматривал подборки статей из «Таймс» и три часа просидел за микрофильмами. Вы еще хотите послушать?

Розмари взглянула на Ги. Тот отложил вилку и вытер рот.

– Все это глупости! Даже если там и произошло много неприятных вещей, это вовсе не значит, что они будут продолжаться и дальше. Я не понимаю, чем Брэмфорд опаснее любого другого дома в городе. Можно бросать монетку и получить пять «решек» подряд, но из этого совсем не следует, что и следующие пять тоже будут «решки», или что моя монетка чем-то отличается от других. Это совпадение, вот и все.

– Если там что-то по-настоящему неладно, – поддержала мужа Розмари, – то его бы снесли. Как тот дом в Лондоне.

– Домом в Лондоне, – уточнил Хатч, – владела семья последней жертвы. А Брэмфордом владеет соседствующая церковь.

– Ну вот, – оживился Ги, прикуривая сигарету, – значит, у нас будет Божественное покровительство.

– Оно не всегда срабатывает, – хмуро возразил Хатч.

Официант унес пустые тарелки.

– Я и не знала, что домом владеет церковь, – сказала Розмари. Ги тут же добавил:

– По правде говоря, она владеет всем городом.

– А вы пробовали снять квартиру в Вайоминге? – осведомился Хатч. – Он ведь находится в том же районе, что и Брэмфорд, насколько я помню.

– Хатч, – взмолилась Розмари, – мы перепробовали все. И нигде ничего нет, абсолютно ничего, кроме новых домов, где все комнаты похожи одна на другую, а в лифтах установлены телекамеры.

– Неужели это так страшно? – спросил Хатч, улыбаясь.

– Да, – кивнула Розмари, а Ги пояснил:

– Мы чуть не въехали в такой дом, но потом удалось поменять на этот.

Хатч молча посмотрел на них, потом откинулся на спинку стула и хлопнул ладонями по столу.

– Все! Достаточно. Буду заниматься своими делами. Я должен был понять это с самого начала. Разводите себе на здоровье огонь в камине; я вам подарю дверной засов и с сегодняшнего дня буду держать рот на замке. Я настоящий идиот, простите меня.

Розмари улыбнулась.

– На двери уже есть один засов. И цепочка тоже есть, и глазок.

– Тогда пользуйтесь всем этим сразу, – посоветовал Хатч. – И не стоит шататься по коридорам и знакомиться со всеми подряд. Это вам не Айова.

– Не Омаха, – с улыбкой поправила Розмари.

Официант подал горячее.

На следующий день, в понедельник, Розмари и Ги подписали договор об аренде квартиры 7Е в Брэмфорде сроком на два года. Они дали миссис Кортез чек на пятьсот восемьдесят три доллара – месячную ренту и залог за месяц вперед. Им сказали, что переехать можно будет, даже не дожидаясь первого сентября, как только вывезут вещи в конце недели, а ремонт начнут делать в среду, восемнадцатого.

В этот же день им позвонил Мартин Гардиния, сын прежней хозяйки квартиры. Они договорились встретиться в Брэмфорде в восемь вечера во вторник. Это был высокий мужчина, веселый и открытый, лет шестидесяти. Он показал вещи, которые собирался продавать, и назвал свою цену. Все было довольно недорого. Розмари и Ги посовещались и купили два кондиционера, трюмо из красного дерева с вышитым пуфиком, персидский ковер для гостиной, железные подставки для дров, каминный экран и кое-какие инструменты. К сожалению, письменный стол миссис Гардинии не продавался. Пока Ги выписывал чек и привязывал бирки к вещам, которые должны были остаться в квартире, Розмари принялась обмеривать гостиную и спальню шестифутовой складной линейкой, которую купила утром.

Еще в марте Ги дали роль в дневном телесериале «Другой мир», и теперь его герой должен был снова на три дня вернуться на экран, поэтому всю неделю Ги был занят на съемках. Розмари перебрала папку с фотографиями различных комнат, которые она собирала еще со школы, нашла две, подходящие для новой квартиры, и вместе с Джоан Джеллико, девушкой из Атланты, с которой она жила по соседству с Хатчем, впервые очутившись в Нью-Йорке, отправилась по магазинам. У Джоан было удостоверение дизайнера по интерьерам, и их пускали во все дома, предназначенные для продажи, а также на выставки мебели. Розмари делала стенографические заметки и зарисовывала для Ги обстановку комнат. Потом, нагруженная всевозможными образцами обивки и обоев, побежала домой и как раз успела к началу очередной серии «Другого мира», дождалась выхода Ги, а затем пошла за продуктами к обеду. В этот день она опять пропустила занятия в кружке скульптуры и, к своему удовольствию, не успела посетить зубного врача.

В пятницу вечером квартира уже принадлежала им, встретив новых хозяев пустотой высоких потолков и непривычной темнотой, в которую они вступили с зажженным фонариком и магазинными пакетами, прислушиваясь к эху, несущемуся из дальних комнат. Они включили кондиционеры и отдались наслаждению красотой ковра, каминов и трюмо, долго восхищались кранами в ванной, дверными ручками, петлями, карнизами, полами, плитой, холодильником, подоконниками и видом из окон. Поужинав прямо на ковре бутербродами и пивом, продумали, что куда ставить, при этом Ги производил замеры, а Розмари рисовала. Потом, снова на ковре, закрыв тряпкой лампу, разделись и занимались любовью в ночном свете незашторенных окон.

– Ш-ш-ш! – громко шипел Ги, широко раскрыв глаза от притворного ужаса. – Я слышу, как жуют сестры Тренч!

Розмари больно стукнула его по голове.