Текст книги "Объяснение в любви"

– По-твоему, я – акула? – усмехнулся он.

– Иногда.

– Может, ты, наконец, войдешь? Или снова попытаешься сбежать?

– Ох. – Анхела растерянно развела руками, точно не вполне понимая, где она и что происходит. Она все еще стояла на пороге, рядом со злосчастным чемоданом. Молодая женщина нагнулась было к нему…

Но Клайв оказался проворнее. Одним прыжком он преодолел разделяющее их расстояние. Отпихнул чемодан в сторону и решительно завладел ее рукой. И, не успела Анхела и слова вымолвить, как Риджмонт уже втянул ее в комнату – и решительно захлопнул дверь у нее за спиной.

Только теперь Анхела заметила Ренана. Вальяжно прислонившись к стене и скрестив руки на груди, художник заинтересованно наблюдал за нею.

– Привет, – неуверенно поздоровалась молодая женщина.

– И тебе того же, – краем губ усмехнулся Ренан. – А теперь не соизволишь ли объяснить, что здесь происходит?

– Ей ничего не нужно объяснять, – со сдержанным гневом оборвал его Клайв, крепче стискивая пальцы – на случай, если Анхела задумала вырваться и убежать. Но нет: она надежно вцепилась в рукав его рубашки – и выпускать добычу отнюдь не собиралась.

– И все-таки объясниться ей придется – если, конечно, вы хотите от меня избавиться, – саркастически отозвался художник. Клайв поморщился, но промолчал. В конце концов, Ренан Бенавенте обладал определенными правами!

Анхела дрожала всем телом, мысли ее путались. Несколько раз вдохнув и выдохнув, она кое-как справилась с немотой и пролепетала:

– Т-ты же знаешь, я пишу. Ты меня научил…

– Нет уж, ты сама научилась, – сухо поправил художник. – Таких назойливых девчонок еще поискать: вечно ставила свой мольберт рядом с моим и копировала каждый мой мазок!

– Хорошо, научилась сама – но у тебя же! – не сдавалась Анхела.

– Только не этой конфетно-подсахаренной мазне, – язвительно возразил художник. – Этакой ерундой на улицах торгуют!

– Это искусство! – немедленно вступился за любимую Клайв.

Как мило с его стороны… да ведь только Ренан, как ни крути, прав!

– Не на улицах, а в магазинчиках, – невозмутимо поправила Анхела. – Эти картины я продаю в магазины сувениров, что на Ла Рамбле. У туристов такие виды – нарасхват. Что обеспечивает мне небольшой, но постоянный доход…

– Так вот почему к моим деньгам ты почти не притрагивалась, – убито проговорил Клайв.

– А как насчет серьезных работ? – осведомился Ренан, не давая увести разговор в сторону.

Анхела заметно напряглась. Заметив это, тут же насторожился и Клайв.

– Какие еще серьезные работы? – призвал он к ответу любимую.

– Не далее как вчера вечером вы имели удовольствие видеть одну из них, – сообщил Ренан, не сводя взгляда с Анхелы. Та вспыхнула до корней волос.

– Господи, – благоговейно выдохнул Клайв. – Ты хочешь сказать… этот потрясающий этюд с обнаженной натуры ты написала сама?

– Знаешь, порой я тебя ненавижу! – прошипела Анхела, пепеля художника взглядом.

Ренан Бенавенте невозмутимо пожал плечами, «отклеился» от стены и с достоинством двинулся к выходу.

– Вы еще спросите ее насчет вон той картины, в углу, – посоветовал он Клайву, проходя мимо. Задержавшись рядом с Анхелой, художник, как ни в чем не бывало, чмокнул ее в щеку. – А ты смотри, подсахаренными пейзажиками-то не увлекайся! – серьезно предостерег он. – Не губи талант. – И исчез за дверью. Молодые люди остались одни.

Проводив художника взглядом, Клайв решительно направился к указанной картине. Анхела беспомощно наблюдала за происходящим, не в силах изменить хоть что-нибудь. Щеки ее полыхали румянцем, в груди стеснилось.

– Клайв, нам надо поговорить, – попыталась она отвлечь любимого. Но было уже поздно.

– И что же это у нас здесь такое? – вкрадчиво протянул он. И, подхватив картину с пола, развернул ее и поставил на мольберт.

Анхела стиснула зубы. Щеки ее полыхали огнем. Отступив на шаг, Клайв придирчивым взглядом знатока разглядывал очередной этюд с обнаженной натуры – изображение себя самого.

Когда Клайв расплылся в улыбке, ей захотелось развернуться и последовать за Ренаном. Но вот молодой человек протянул руку – и осторожно проследил пальцем контур мускулистого мужского бедра. И в лице его отразилось самое что ни на есть возмутительное самодовольство.

– Картина не удалась, – негодующе бросила Анхела. – Пропорции ни к черту не годятся. Нос у тебя как у Юлия Цезаря. А тело слишком длинное.

– А по-моему, это шедевр.

Анхела недовольно нахмурилась: ну, разумеется, самовлюбленный эгоист не может не чувствовать себя польщенным!

– Ненавижу показывать незаконченные работы!

– То есть, мне нельзя было посмотреть? – Смена настроений Клайва, как всегда, застала молодую женщину врасплох. От блаженной удовлетворенности и следа не осталось; сейчас он кипел гневом. – Почему? – негодовал он, подходя к ней совсем близко. – Почему ты мне не сказала, что так потрясающе рисуешь? Я-то думал, что хорошо тебя знаю! А выходит, я жил с женщиной, мне абсолютно чужой! На стене у меня висит портрет твоей матери, но ты и не подумала мне об этом сообщить! Твой якобы бывший любовник на самом деле – твой приемный отец! Более того: держу пари, до меня у тебя никого не было – так? – Вспыхнув, Анхела покачала головой, и этот трогательный жест еще больше распалил его ярость. – Твой родной отец – подонок из подонков! А ты сама наделена редчайшим, уникальным талантом, – талантом, которым можно гордиться! Отчего ты о нем умолчала?

– У тебя есть Сурбаран и Гойя! – отчаянно защищалась она.

– И Бенавенте у меня тоже есть! – отпарировал он. – И без счету полотен художников и вовсе никому не известных. И плюс Сурбаран! И Гойя! Ты хочешь сказать, что я, впридачу ко всем моим прочим недостаткам, еще и сноб?

– Твое мнение слишком много для меня значит! – тихо созналась она. – Поэтому… я так и не решилась его узнать.

Клайв схватил ее за плечи, притянул к себе и поцеловал. И очень вовремя, подумала она, упиваясь поцелуем, точно изголодавшаяся до смерти.

– Господи милосердный, – простонал он, на мгновение отрываясь от ее губ. – Ты вообще представляешь, каково мне было: вернуться домой и обнаружить, что тебя нет?

– Я проплакала всю дорогу до аэропорта, – пожаловалась Анхела, точно это признание должно было его утешить.

– Никогда больше не поступай так!

– Не буду, – пообещала она.

И губы их вновь слились в жарком, глубоком, нетерпеливом поцелуе, который, впрочем, прервался так же внезапно, как и начался.

– Не будешь, – подтвердил Клайв, отстраняясь. – И я об этом позабочусь.

Он извлек из кармана крохотную черную коробочку. Анхела сразу поняла, что это. И задохнулась от ужаса.

– Нет! – вскрикнула она, отпрянув и спрятав руки за спину. – Не нужно этого, пожалуйста!

– Еще как нужно, – подтвердил Клайв, делая шаг вперед.

– Нет! – повторила она – и уперась спиной в стену. Дальше отступать было некуда.

– Querida, но ведь именно этого я и хочу, – нахмурился Клайв. – Этого хотим мы оба!

Но молодая женщина вновь покачала головой.

– Я вернулась, – напомнила она. – Вернулась сама, по доброй воле. Так что в кольце необходимости нет. Кольцо лишь усложнит ситуацию для нас обоих. Я бы скорее…

– Все в порядке, родная, – ободрил ее Клайв. – С отцом я договорился. Он…

Анхела вскинула взгляд. Губы ее дрожали.

– Ты рассказал обо мне отцу? – В лице ее отразился панический ужас. – Но… но ты не имел права огорчать его, ведь он так серьезно болен!

– Да, болен, – согласился Клайв. – Физически, а не психически. Отец, слава Господу, в здравом уме и в твердой памяти. И только потому, что он болен, я счел необходимым получить его согласие. Неужто ты думаешь, что такой мужчина как я нуждается в чьем-то одобрении?

– В моем – безусловно, нуждаешься, – отрезала Анхела. – А я не встану между тобой и твоими родителями. Кроме того, нужды в том нет. Я вполне счастлива так, как есть.

– А я – нет, – угрожающе сощурился Риджмонт-младший. Зубы его хищно сверкнули: ни дать ни взять – тигр, готовый броситься на добычу! – Так что я поставил отцу условие, и ему пришлось согласиться, – вкрадчиво добавил он. – Либо все будет по-моему, либо… – Клайв поднес коробочку к самому ее носу, – либо мне придется прибегнуть к менее традиционным методам.

– Не знаю никаких методов!

В ответ Клайв яростно припал к ее губам. И Анхела растаяла… растаяла, как всегда.

– Незаконнорожденных детей в семье Риджмонтов быть не может, – проговорил Клайв, снова отстраняясь. – Отец меня понял…

– То есть ты пригрозил, что сделаешь мне ребенка? – задохнулась Анхела. – Ты в самом деле веришь, что я такое допущу?

Изумрудно-зеленые глаза дразняще вспыхнули.

– У тебя недостанет сил мне помешать.

Клайв ее недооценивает. Уж в этом вопросе у нее хватит сил и воли сказать решительное «нет»!

– Ребенок – это не пешка в азартной игре, – проговорила Анхела, отступая в сторону. – И с будущим в русскую рулетку не играют!

– Ты говоришь, исходя из собственного опыта? – негромко поинтересовался Клайв. Молодая женщина настороженно сощурилась. – Как насчет Анхеля Дорадо? – небрежно осведомился он. – И чека на астрономическую сумму? Этот тип либо платил любовнице, либо покупал твое молчание, – пояснил Клайв, пожимая плечами. – А поскольку теперь я уверен, что ты никому, кроме меня, не принадлежала, первую версию можно исключить. И ты не представляешь себе, как отрадно это сознавать!

Ему-то, может, и отрадно, но Анхела его удовольствия отнюдь не разделяла. Похоже, Клайв решил, будто старинная испанская фамилия способна заполнить брешь между невозможным и допустимым…

– Я никогда не признаю его отцом, – предупредила Анхела. – Даже если Анхель Дорадо объявит о своем отцовстве всему миру, я стану все отрицать. И даже если бы он вдруг завещал мне все свои миллионы, я бы швырнула их ему в лицо. Так что если эта великая честь, – Анхела указала на коробочку с кольцом, – если эта великая честь оказана мне, исходя из предположений о нашем родстве, ты проиграл, Клайв, ты поставил не на ту карту.

– Одна поправка: миллиарды Анхеля Дорадо отойдут его сыну и наследнику, – невозмутимо сообщил Клайв, наслаждаясь изумлением собеседницы. – Вижу, ты об этом человеке совсем ничего не знаешь, – улыбнулся он. – Ну что ж, подведем итоги. Красавец. Неисправимый ловелас. Женщин меняет как перчатки, – словом, по стопам отца пошел. Женат, – многозначительно добавил Клайв. – Двое сыновей. Жена большую часть года проводила в фамильном поместье под Севильей. В то время как муж развлекался в столице на полную катушку. Что до фамилии «Дорадо» – пусть он ею подавится, ведь ты примешь фамилию «Риджмонт». А если в качестве отца он тебе не нужен – ну, так и Бог с ним! – Клайв равнодушно пожал плечами. – У меня есть для тебя в запасе другой – куда более достойный. Невзирая на твое вполне предсказуемое мнение о моих родителях, скажу, что они – очень славные люди. Их главная проблема в том, что они слишком сильно меня любят. Но, с другой стороны, в неких новых членах нашей семьи я этот недостаток только приветствую…

– Твоя мать терпеть меня не может…

– Моя мать, – невозмутимо подхватил Клайв, – когда я беседовал с ней нынче днем, так искренне раскаивалась в содеянном, что уже хотела лететь в Барселону вместе со мной, чтобы лично перед тобой извиниться. По счастью, я ее отговорил. – Риджмонт болезненно поморщился. – Хорошенькое зрелище предстало бы ее глазам: опустевшая квартира и сын, вне себя от горя!

На глазах Анхелы выступили слезы. Губки беспомощно задрожали. Клайву отчаянно захотелось осыпать ее поцелуями, чтобы бледное личико снова разрумянилось, а тело самозабвенно затрепетало в его объятиях. Но он сдержал свой порыв – и убрал кольцо в карман. Анхела проводила коробочку взглядом, и Клайв с удовольствием отметил, что аметисты глаз потемнели, и молодая женщина вынуждена была отвернуться, скрывая разочарование. Она могла сколько угодно клясться, будто кольцо ей не нужно, но она лгала! Анхела мечтает стать его женой – мечтает столь же самозабвенно, как сам он стремится назвать ее своей!

Но теперь ей придется подождать. В любом случае, неправильно он себя повел. Не в таких условиях, не на таких декорациях должен он обручиться с любимой. Так что пора ехать…

Клайв оглянулся по сторонам и вскорости нашел, что искал: лист оберточной бумаги и рулон клейкой ленты. Анхела стояла у окна, прижавшись лбом к стеклу и любуясь открывающимся сверху видом на город. Риджмонт ловко свернул свой портрет, – что-что, а обращаться с полотнами, не оправленными в раму, он за свою жизнь наловчился.

Анхела обернулась, но возражать не стала. Лишь тихо обронила:

– Картина не закончена.

– У тебя будут все возможности закончить ее в нашей с тобой квартире, – отозвался Клайв, сосредоточенно отматывая клейкую ленту. – Одну из гостевых комнат мы переоборудуем под мастерскую. – Он перекусил ленту зубами – и осторожно заклеил последний из углов.

– Клайв…

– Тебе нужно забрать с собою что-то еще – или дело терпит? – осведомился он, поднимая взгляд.

Солнце уже клонилось к закату, и на иссиня-черные волосы ложился алый отблеск. Клайву почему-то вспомнился портрет ее матери. В аметистовых глазах читалась неизбывная грусть. Сейчас Анхела походила на «Женщину перед зеркалом» как две капли воды. Она не верила в счастливое будущее.

– Ты вернулась, любимая, – серьезно напомнил он. – Но вернулась ты к иным порядкам и к иным отношениям. К тому, что было, возврата нет.

– Есть – если ты этого захочешь, – возразила она. Но Клайв лишь покачал головой.

– Того, что было, я уже не хочу, – отозвался он твердо. Так, что в смысле его слов сомневаться не приходилось.

Фиолетовые глаза расширились, потемнели до непроглядной черноты, – и сердце его болезненно сжалось. Анхела стояла перед выбором: снова бежать от любимого или остаться и принять будущее как есть, со всеми его проблемами и сложностями.

Но ведь она вернулась! – стиснув зубы, напомнил себе Клайв. И только эта мысль удержала его от того, чтобы броситься на колени и пообещать Анхеле все, чего она потребует.

Риджмонт панически боялся потерять ее – и все-таки отчаянно блефовал. Ведь на карту была поставлена их совместная жизнь…

– Ты готова? – тихо произнес он.

Анхела опустила глаза, отвернулась, скрестила руки на груди, точно борясь с обуревающими ее эмоциями. Что это? Леденящий страх? Безоглядная любовь к нему, Клайву? Мучительная потребность поверить, что он вполне разделяет ее чувства?

Ей пора поверить в слово «любовь», – твердо сказал себе Клайв. Пора научиться доверять любимому.

– Да, я готова, – отозвалась она.

От накатившего облегчения Клайв едва устоял на ногах. Колени его почему-то сделались ватными; чтобы не потерять равновесия, он вынужден был схватиться за стену.

– Тогда пошли. – Крепко прижимая к себе картину, Риджмонт подхватил с пола ее чемодан. И молча нажал на ручку двери.

11

После стремительной поездки по шумным городским улицам квартира встретила их умиротворяющей тишиной. В прихожей у стены притулилась завернутая в бумагу картина с адресом музея современного искусства. Видимо, ее доставили с посыльным. Картину номер два Клайв поставил рядом, а чемодан понес в спальню.

Анхела поспешила следом. Как странно: прежде ей казалось, что именно здесь ее истинное место, а сейчас она словно вступала на чужую территорию. Однако в комнате ровным счетом ничего не изменилось, – если не считать отсутствия нескольких принадлежащих ей вещиц.

Клайв убрал чемодан в шкаф, и демонстративный этот жест был исполнен глубокого смысла, – тем более, что распаковывать его Риджмонт не стал. А, напротив, захлопнул дверцу, повернул в замочке ключ, а ключ спрятал в карман.

«Вот только попробуй еще раз сбежать, взяв с собою лишь то, с чем пришла!» – говорил этот жест.

Не зная, как ей следует отреагировать, Анхела неуютно размышляла о будущем. Но вот Клайв шагнул к ней, одной рукою закрыл дверь спальни, другой – снял с ее плеча дамскую сумочку на ремешке. Каждое его движение было безупречно рассчитано; и нервы Анхелы предвкушающе завибрировали. А Клайв уже завладел ее рукой. И повлек молодую женщину к окну, где легким нажатием кнопки заставил опуститься жалюзи.

Комната погрузилась в сумеречный полумрак. В самый раз для неспешного обольщения… Развернув Анхелу лицом к себе, Клайв оглядел ее сверху вниз, – так, словно видел ее впервые, – и удовлетворенно выдохнул.

– А зачем закрывать жалюзи? – удивилась она. Риджмонт никогда прежде этого не делал.

– Для создания соответствующей атмосферы, – усмехнулся он. – Я хочу, чтобы твое внимание принадлежало мне безраздельно и полностью. Кроме того, я хочу отгородиться от всего мира, – на то время, пока мы напоминаем друг другу, какое бесценное сокровище едва не утратили.

– Мне очень жаль, – начала было Анхела. – Я…

– Никогда больше не говори мне этих слов, – резко оборвал ее Клайв. – Тем более по-английски. – Он передернулся. – Они всякий раз будут напоминать мне про твое холодное, бесчувственное, жестокое «прощай».

Конечно, Клайв имел в виду записку! У Анхелы комок застрял в горле. Она заглянула в изумрудно-зеленые, омраченные болью глаза – и чуть было не повторила запретных слов. Но удержалась – и вместо того вложила обуревающие ее чувства в нежный, трепетный, покаянный поцелуй.

Один легкий поцелуй повлек за собою другой, более затяжной и жадный, и вскорости в крови разгорелось пламя желания. И вот одежда упала на пол, и влюбленные принялись неспешно ласкать друг друга, заново узнавая и оценивая то, что едва не утратили.

Да, только это ей и нужно, говорила себе Анхела. Ей необходимо, чтобы этот мужчина смотрел на нее вот так, как сейчас, прикасался к ней так, как сейчас… хотел ее, нуждался в ней, не мог с ней расстаться! А все остальное – это лишь поощрительный приз, если угодно! Ведь в глазах его она читала любовь, пусть даже Клайв не спешил облечь свои чувства в слова.

Но, как сама она только что продемонстрировала, в словах надобности не было, пока в мире существовали и другие способы открыть свое сердце. Это – особый, неповторимый, бесценный дар, – дар, врученный только им двоим. Они предались любви – точно в первый раз. И по мере того, как один день неспешно перетекал в другой, Анхеле все больше казалось, будто у них – медовый месяц. Ведь они относятся друг к другу с такой трепетной нежностью, избегая всего, что могло бы омрачить их блаженство!

В конце концов, зачем нужна помолвка? На что сдалось предложение руки и сердца? Так, как есть – куда уютнее, куда отраднее. Именно такова и должна быть истинная любовь.

В понедельник Клайв вновь отправился на работу – со спокойной душой, зная, что, когда бы он ни вернулся, он застанет любимую дома. Анхела же с энтузиазмом принялась переоборудовать комнату для гостей в художественную мастерскую. Во вторник обе картины исчезли из прихожей, и молодая женщина мысленно взяла этот факт на заметку, собираясь спросить у Клайва, куда это они делись. Однако, вернувшись тем вечером, Риджмонт с порога вручил ей письмо от Анхеля Дорадо, – и все прочее вылетело у Анхелы из головы. В письме сеньор Дорадо признавал ее своей дочерью, просил прощения за свою возмутительную выходку и предлагал официально объявить о своем отцовстве, буде она того захочет.

– Ты его что, запугал? – осведомилась она у Клайва.

– Всего лишь помог ему понять собственные ошибки, – саркастически хмыкнул Клайв. – В конце концов, ты заслуживаешь, чтобы тебя оценили по достоинству. А уж что ты по этому поводу предпримешь, это зависит от тебя самой – и только.

– Стало быть, ты не будешь принуждать меня сделать публичное заявление? – В словах Анхелы явственно прозвучал вызов, и Клайв не замедлил успокоить любимую:

– Мне этот человек не нужен, родная, – тихо, но твердо проговорил он. – Я просто подумал, вдруг в один прекрасный день ты захочешь узнать его ближе.

– Ни за что! – отрезала Анхела. – У меня при одном упоминании его имени мурашки по коже бегают.

– Тогда спрячь письмо и забудь о нем, – посоветовал Клайв. – Он никогда больше тебя не потревожит, обещаю.

И Анхела в очередной раз задумалась про себя, какой такой властью обладает Клайв над самодовольным Анхелем Дорадо, чтобы диктовать ему условия? Какое оружие пустил в ход молодой Риджмонт, чтобы защитить свою возлюбленную? Но молодая женщина ни о чем не стала спрашивать. Зачем отравлять свое счастье вопросами, ответы на которые ей, по сути дела, не нужны?

В среду, как и планировалось, они поужинали с Крисом и Эстрельей, только что возвратившимися с морского побережья. Эстрелья сияла от счастья. Черные глаза ее искрились восторгом: она видела, что Анхела и Клайв решили, наконец, свои проблемы, в чем бы те ни заключались. Вечер прошел восхитительно. Словом, так, как встарь.

На протяжении всего четверга и пятницы Анхела обустраивалась в своей новой студии. Раз или два она с грустью вспомнила о маленькой черной коробочке, исчезающей в кармане у Клайва. Но тут же брала себя в руки и с удвоенной энергией принималась за дело. Она всем довольна. Она счастлива. Клайв всякий день и час дает ей понять, что Анхела Бланес – неотъемлемая часть его жизни. Клайв ее любит: в этом нет ни малейших сомнений.

И тут Клайв сам все испортил.

Все произошло так неожиданно, что Анхела даже не успела морально подготовиться к удару. И неудивительно: ведь целую неделю она жила в своем маленьком, искусственно созданном, изолированном мирке иллюзий и грез, напрочь позабыв об окружающем мире, отвыкая от реальности. Но вот в субботу, за завтраком, Клайв небрежно обронил:

– Сегодня вечером мы приглашены в гости. На прием, знаешь ли. Так что надо нам подыскать для тебя что-нибудь сногсшибательное…

В гости. На прием. Это означает многолюдное сборище. Там наверняка будут свидетели ее недавнего унижения в музее. Нет, ни за что.

– Нет, – еле слышно выдохнула она.

Оторвавшись от утренней газеты, Клайв вгляделся в побледневшее личико Анхелы – и задумчиво сощурился.

– Цвет – безусловно, красный, – пробормотал он себе под нос. – И что-нибудь возмутительно нескромное. Длинное, до полу. Облегающее. С открытой спиной и низким вырезом, так, чтобы все оценили твою потрясающую кожу.

– Клайв, я никуда не пойду, – повторила молодая женщина тверже.

– И высокая прическа, – продолжал он, точно не слыша. – Пусть все любуются на твою восхитительную шею, зная, что целовать ее дозволено лишь одному человеку – мне!

– Я сказала, что никуда не пойду! – Анхела вскочила на ноги.

– А еще я осыплю тебя бриллиантами. – Клайв снова пропустил ее слова мимо ушей. – Серьги, ожерелье, браслеты… и даже сексапильный браслет на ногу!

– Может, заодно повесишь мне на грудь табличку: «Блудница вавилонская»? – вспыхнула молодая женщина.

Откинувшись на стуле, Клайв удовлетворенно ухмыльнулся.

– Алые губы. Черная тушь. И последний штрих – красная гвоздика в волосах. – И, восхищенный нарисованной им же картиной, Риджмонт послал молодой женщине воздушный поцелуй.

– Ты посмеешь меня принудить, помня о том, что произошло в музее?

Анхела изнывала от страха, негодования, обиды. Однако Клайв остался непоколебим. Он отлично понимал, что сейчас чувствует его возлюбленная. Более того, признавал за ней право протестовать.

– Ты стыдишься того, кто ты есть, любимая? – полюбопытствовал он.

– Нет, – вздернула подбородок Анхела.

– Значит, стесняешься меня и наших с тобой отношений?

– Выставлять меня к позорному столбу второй раз – это уж слишком! – ловко ушла от ответа Анхела.

Клайв поднялся на ноги. Молодая женщина попыталась уклониться, но он властно удержал ее на месте. Оказавшись в ловушке между столом и стулом, и в плену его рук, мысль о бегстве она поневоле оставила. Однако тело ее так ощутимо напряглось, что Риджмонт словно бы чувствовал, как под его пальцами подрагивают туго натянутые нервы.

– Неделю назад мы с тобой заключили договор, – напомнил он.

– Какой такой договор? – Анхела заморгала и виновато отвела глаза. – Не понимаю, о чем ты говоришь.

Лгунья, свирепо подумал он.

– Ты вернулась ко мне, желая получить обратно то, что было, – медленно, чуть ли не по слогам, объяснил Клайв. – А я тебе сказал, что к прошлому возврата нет.

– Но мы всю неделю были так счастливы! – воскликнула молодая женщина. – Зачем портить то, что уладилось само собою?

– На этой неделе я жил по твоим правилам. Мы укрылись от мира, притворяясь, что все у нас просто замечательно: ты этого хотела, и я тебе позволил. Но компромисс меня не устраивает. Я признаю лишь то, что идеально, – сурово уточнил он. А за идеальное счастье приходится платить, любимая. И цена высока. Готова ли ты к этому?

Анхела удрученно нахмурилась. Что еще сулит ей судьба?

– Так какова же цена?

– Доверие, – возвестил он. – Я хочу, чтобы ты мне вполне доверяла: доверяла настолько, чтобы положиться на мой выбор. И на меньшее я не согласен.

Не согласен на меньшее… Анхела поежилась, словно от холода.

– По-твоему, безоговорочное доверие непременно окрашено в красный цвет?

– Красный цвет – вызывающий цвет, – покачал головой он. – Почему бы не подразнить быка красной тряпкой? Так ты сделаешь то, о чем я тебя попрошу?

Итак, она должна довериться любимому? Неужто Клайв задумал выставить ее на поругание? Нет, быть того не может. У него, конечно же, есть свои причины заставить подругу одеться так и не иначе. Но расспрашивать о скрытых мотивах – означает предать взаимное доверие!

– Да, – вздохнула она.

Клайв тихо рассмеялся: он отлично понимал, с каким трудом далось ей это коротенькое слово.

– Отлично, – только и проговорил он. – В витрине магазинчика на улице Монткада я видел потрясающее платье. Как раз то, что нам нужно. Пойдем его купим…

О да, это платье и впрямь создано для того, чтобы шокировать почтеннейшую публику, думала Анхела, разглядывая себя в зеркале спальни. Такое платье просто наповал всех убьет. По спине ее вновь пробежал холодок. Длинное, до полу, облегающее, с тесным корсажем, подчеркивающим стройность талии, и низким вырезом сзади. Юбка, собираясь у пояса мягкими складками, ниспадала вниз, эффектно обрисовывая бедра, а сзади расходилась в обе стороны благодаря пикантному разрезу. Словом, ничего более сексапильного и представить себе невозможно!

Исполняя волю Клайва, Анхела соорудила высокую сложную прическу, а уж что до бриллиантов – в них она в прямом смысле слова утопала. На шее переливалось бриллиантовое ожерелье, на руке – бриллиантовый браслет, в ушах покачивались бриллиантовые серьги. Ансамбль дополняли красные туфельки с высокими каблуками-»шпильками», а из-под края юбки загадочно поблескивал предписанный Клайвом ножной браслет. Единственное, от чего молодой женщине удалось-таки отделаться, – это красная гвоздика в волосах.

Ярко-алая помада, подведенные черной тушью глаза… такого подчеркнуто-вызывающего макияжа Анхела никогда не носила. Глядя в зеркало, молодая женщина просто-таки не узнавала себя. Из глубин прозрачного стекла на нее смотрела роскошная, неотразимая сирена… собственность богатого аристократа.

Ну что ж, все так и есть, вздохнула про себя Анхела.

И если этот наряд не вгонит в гроб всех чопорных ханжей, то значит, она ничего не смыслит в этой жизни!

– Получу ли я оплеуху, если подойду слишком близко? – прозвучал насмешливый мужской голос.

Анхела завороженно разглядывала его в зеркале. Нет, нельзя быть таким красавцем, никак нельзя! Широкоплечий и стройный, Клайв смотрелся «на все сто» в традиционном смокинге с галстуком-»бабочкой». И смотрел он на свою даму так, точно съесть ее собирался!

– Интересно, сколько сомнительных предложений я получу за вечер? – не могла не съязвить она, от рукоприкладства, впрочем, воздерживаясь.

Подойдя ближе, Клайв обнял ее за талию и ласково провел ладонями вниз, к бедрам. Анхела затрепетала всем телом. Где-то внизу живота всколыхнулась жаркая волна.

Кажется, это называется «секс». Не более того. В глазах ее отразилась неизбывная боль. Клайв безошибочно угадал ее настроение – и поспешил ободрить молодую женщину.

– Пусть попробуют, любимая; но мы-то с тобой знаем, кому ты принадлежишь, верно?

Да уж, подумала Анхела, проклиная несносное самомнение любимого. И, всегда готовая отплатить Клайву его же монетой, развернулась к нему лицом – и вот уже длинные чуткие пальчики пробежали от впадинки у основания шеи к уху. Да, этот мужчина знает ее наизусть; но и она читает любимого точно открытую книгу. Самого легкого прикосновения до эрогенной точки за ухом хватало, чтобы Клайв задрожал всем телом.

– И ты тоже знаешь, чья ты – хм-м-м?

Клайв сжал в руке хрупкие пальцы, с полунасмешливым поклоном поднес к губам – и снова выпрямился. И только тогда Анхела заметила, что смокинг его подбит алым шелком – ослепительно-ярким, точно плащ матадора.

С замирающим сердцем молодая женщина осознала: сегодня вечером Клайв собирается объявить о чем-то крайне важном.

– Куда мы едем? – нахмурилась она.

– А, наконец-то спросила! – улыбнулся он. – Подожди – и увидишь. Это сюрприз.

Анхела уже приоткрыла напомаженные губки, дабы сказать ему, что терпеть не может сюрпризы. Но в зеленых глазах сверкнул вызов, – и она вспомнила злосчастное слово «доверие» и прикусила язычок.

И Клайв вознаградил ее поцелуем, после которого ей вновь пришлось красить губы, а ему – приводить в порядок измятый галстук.

Молодые люди вышли из квартиры, спустились вниз и уселись в роскошный лимузин. За рулем восседал шофер: стало быть, сегодня Клайв не откажет себе в удовольствии осушить бокал-другой. Было еще совсем рано, не больше трех, и это показалось Анхеле немного странным. Ведь вечеринки в Барселоне обычно начинались около девяти. А лимузин, вместо того, чтобы вырулить на центральную магистраль, вдруг свернул на дорогу, ведущую в аэропорт…

– Так куда же мы все-таки едем? – взмолилась молодая женщина, не в силах сдержать любопытства.

И только когда, рука об руку, они проследовали на посадку туда, где на табло переливались буквы «Барселона-Лондон», в голову Анхелы впервые закралось подозрение. И, словно прочитав ее мысли, Клайв небрежно обронил:

– Мы едем в гости к моим родителям…

Анхела побледнела как полотно. Она не произнесла ни слова, даже не вздохнула, – точно «на автомате», она поднялась по трапу, безвольно позволила усадить себя в кресло и пристегнула ремень безопасности. Самолет поднялся в воздух, а она все молчала, в воображении своем переживая тысячу смертей.

Клайву отчаянно хотелось сказать ей что-нибудь, успокоить и ободрить свою спутницу, – дескать, сегодня все будет хорошо. Однако слова «безоговорочное доверие» исключали любые компромиссы. Здесь была затронута его гордость. Да, он простил Анхелу за то, что она утаила от него столь значимую часть своей души… и все-таки до сих пор не примирился с этим досадным фактом!