Текст книги "Бывший будущий муж"

Глава 2

Оставшись в одиночестве, Найджел уставился в чашку с кофе и подумал, видит ли Джессика вообще что-нибудь своими затуманенными болью глазами.

А почему меня это волнует? – спросил он себя, негодующе отвергая то, что творится в его душе. Разве я еще недостаточно хорошо ее знаю, раз снова думаю возобновить отношения?

Нет уж, довольно и одного раза!

Найджел навалился на стол и поднял чашку, проклиная тот миг, когда решил приехать сюда.

Если бы в жизни было хоть немного элементарной справедливости, то Джессике полагалось бы выглядеть теперь, как портрет Дориана Грея.

А она была ошеломительно, умопомрачительно хороша, в тысячи раз лучше, чем прежде.

Ложь, все одна сплошная ложь. Эти чудесные черные глаза превратили намеренное искажение истины в настоящее искусство. Глаза и рот с полными чувственными губами. И манера вызывающе вскидывать голову.

Да, вызов и презрение – он ясно видел и то, и другое в ее глазах, пока не сообщил горестные новости. Какого черта она позволяет себе?

Почему считает вправе вести себя таким образом, будто это не она принимала другого мужчину в его доме, в его постели?

– О Господи!

В приступе гнева Найджел вскочил, расплескав остывший кофе, и зашагал по кухне, борясь с неожиданным сожалением.

Она была его женщиной. А он – ее мужчиной, единственным и обожаемым. Навеки. Это было написано в ее глазах, улыбке, в том, как она отдавалась ему… Так почему решилась все это выбросить на ветер, как ненужный клочок бумаги?

С тяжелым вздохом Найджел подошел к окну, прижался пылающим лбом к стеклу и невидящим взглядом уставился на залитую огнями улицу внизу.

И зачем я только приехал? – еще раз с раздражением подумал он.

Если бы только знать… Знать, что двигало им, заставив примчаться лично, а не просто послать за ней самолет. Неужели верил в то, что сострадание и понимание, необходимые всем участникам этой трагедии, помогут преодолеть боль и похоронить прошлое? Или надеялся облегчить свою боль, увидев ее страдание? Или хотел заметить в ней хоть крошечную искру раскаяния и сожаления?

Но сколько бы он ни разыгрывал сострадание и понимание, стоило лишь взглянуть на нее, увидеть, как она попятилась к стене, и в памяти снова всплыли обстоятельства последней их встречи. Что ж, поделом ему, он полностью заслужил презрительный взгляд!

А как же с сожалением? Было ли оно?

– Черт! – Найджел заскрипел зубами.

Напрасно он прилетел сам. Только настоящий безумец может ожидать спустя три года встретить раскаяние в женщине, которая не проявила его, будучи пойманной на месте преступления. Ему надо было оставаться дома, с семьей. А ей оставить сообщение на автоответчике: «Произошла катастрофа, моя сестра погибла, твой брат умирает».

– Дьявольщина! Проклятье!

Кэтрин, Кэт, малышка Кэти мертва.

Сердце сжалось в груди, на глазах выступили слезы. Но не пролились. Если бы только он мог позволить себе оплакать ее…

Вместо этого Найджел схватился обеими руками за шею, пытаясь подавить приступ горя, которое все разрасталось и разрасталось в груди, как воздушный шар. Ему хотелось разбить – все равно что, лишь бы утишить терзающую его боль!

Нет, не смей, думай о детях! – приказал он себе. О детях и Тэде, все еще борющемся за жизнь! Жизнь – это надежда.

После краткого сеанса самовнушения Найджел взял себя в руки, прошел в гостиную к телефону. Набрав номер, начал негромкий разговор. Он задавал вопросы, выслушивал ответы и все время ощущал близкое присутствие Джессики. Лишь бы ничто не помешало им взлететь. Ему хотелось скорее добраться до дома и расстаться с ней. Не чувствовать, что она рядом… Как он нуждался в передышке!

Закончив говорить, Найджел положил трубку и повернулся к двери. Джессика успела принять душ и сменить деловой костюм на потертые джинсы и темную футболку, а длинные черные волосы собрала в конский хвост. Но небрежный, почти домашний наряд только подчеркнул стройность фигуры и тонкие черты лица.

– Пока без перемен, – сказал Найджел в ответ на ее немой вопрос.

Без перемен, повторила она про себя. Хорошо это или плохо? С одной стороны, означает, что Тэдди еще цепляется за жизнь, но с другой – он до сих пор без сознания, что совсем не обнадеживает. Ей надо знать больше – сейчас, немедленно. Она открыла было рот, чтобы задать вопрос, но сдержалась, опасаясь услышать нечто ужасное перед дальней дорогой. Нет, подробности подождут до ее прибытия на Тихоокеанское побережье.

Сделав усилие над собой, Джессика ровным тоном сказала:

– Мне надо позвонить, предупредить кое-кого, что уезжаю на неопределенный срок.

Найджел недовольно поджал губы и отошел от телефона. Она взяла трубку, еще теплую от его ладони, и ощутила, как ее охватил жар, будто эти сильные руки прикоснулись к ней самой…

Борясь с инстинктивной реакцией предательской плоти, набрала номер коллеги и друга, с которым рассталась всего полтора часа назад.

– Берти, это я… – пробормотала Джессика.

И увидела, как Найджел резко повернулся и вышел из гостиной. Но мрачная тень осталась… Собравшись с духом и приготовившись к изъявлению сочувствия, она начала объяснять, что произошло.

Найджел вернулся в тот момент, когда Джессика заканчивала говорить с соседкой, живущей двумя этажами ниже, у которой были запасные ключи от ее квартиры. Она обычно ухаживала за цветами в отсутствие приятельницы.

– Спасибо, Бобби, – пробормотала Джессика, – не знаю даже, как благодарить тебя…

Что? Обед на Бродвее по возвращении? Отлично, договорились, я угощаю. До встречи.

Она опустила трубку и кожей ощутила тягостное молчание, заполнившее светлую комнату темным туманом неприязни. Найджел холодно посмотрел на нее.

– Еще кому-нибудь?

Джессика покачала головой, и он саркастически улыбнулся.

– Что, сейчас в твоей жизни снова двое мужчин? Надо отдать должное, ты по меньшей мере последовательна.

Больше всего ей хотелось повернуться и уйти, не удостаивая его ответом. Да, у него были причины – воображаемые или нет – испытывать горечь и вражду по отношению к ней, но попытки выместить свои обиды сейчас, когда случилось столько всего значительно более важного, наполнили Джессику презрением к нему. Нет, она не собирается объяснять, что Берт – напарник по работе, человек, спасший ее от сумасшествия, до которого едва не довел ее Найджел, а Бобби не мужчина, а девушка по имени Роберта.

Джессика скрылась в спальне и появилась оттуда со спортивной сумкой в руках. Найджел уже ждал у дверей.

– Это все? – сурово спросил он, не глядя ей в лицо.

– Да.

Он забрал сумку и повесил ее на плечо.

– У тебя машина или вызвать такси? – холодно поинтересовалась она. – Моя сейчас в ремонте.

– Машина.

Не тратя лишних слов, Найджел вышел из квартиры и направился к лифтам, предоставив Джессике запирать замки. Они спустились в молчании, как посторонние люди, и вышли в душную августовскую ночь. Он подошел к автомобилю, открыл правую дверцу, подождал, пока она сядет, закрыл и только потом занял водительское место. Джессика немедленно отвернулась к боковому окну. Найджел, не прерывая молчания, завел двигатель и ринулся в поток машин, текущих, как река, по Третьей авеню.

Он злился на себя за то, что позволил гневный комментарий по поводу ее личной жизни.

Будто это до сих пор волновало его. Нет, Джессика вправе иметь столько «Бобби», сколько ей угодно, одновременно или по очереди, его совершенно не касается, с кем она спит. Берт Меллори – совсем другое дело. Он все знал о молодом и в высшей степени талантливом фотографе, который окончил тот же нью-йоркский университет, что и Джессика, только двумя годами раньше, помог ей устроиться на работу и всячески покровительствовал на первых порах. Тэд с восхищением расписывал их успехи, показывал выпуски второстепенных газет, с которыми они сотрудничали, будучи еще студентами.

Только тогда Найджел слушал его восторженную болтовню без раздражения, вспоминая двадцатилетнюю длинноногую довольно забавную девушку в длинном платье, которую впервые увидел на свадьбе Кэтрин.

Она сразу понравилась ему, несмотря на угловатость молодого олененка, с трудом перебирающего еще неуверенными ногами. Ее острый язычок и едкие замечания в адрес некоторых гостей помогли преодолеть длинный и довольно скучный торжественный прием с многочисленными напыщенными речами в честь новобрачных. И в дальнейшем, когда Тэд рассказывал об очередных успехах младшей сестренки, перед его глазами неизменно вставал симпатичный образ девушки-подростка.

Поэтому, когда Джессика приехала погостить у четы Крейдон два года спустя, он был потрясен, почти сокрушен произошедшим превращением. Казалось, будто из невзрачного кокона вылупилась яркая тропическая бабочка.

Красавица, настоящая красавица, вспоминал Найджел, судорожно сжимая руль. Ошеломительная, сногсшибательная красавица. Угловатость исчезла, как не бывало, и вместо неловкой студентки глазам его предстала искушенная жизнью выпускница университета, жаждущая успеха как у мужчин, так и на профессиональном поприще, и обладающая совершенно потрясающим талантом легкого флирта. Уверенная, умная и немного циничная Джессика Крейдон увлеченно рассказывала о своих планах на будущее, о плодотворном сотрудничестве с Бертом и вскоре совершенно пленила известного юриста.

Впервые они обменялись поцелуем, почти родственным, закончив обедать в любимом ресторане Найджела. Джессика горела желанием отведать всех удовольствий, которыми мог похвастаться Лос-Анджелес, и Найджел готов был потакать ее капризам, пока считал, что контролирует ситуацию. Но длилось заблуждение недолго – до того самого поцелуя.

Даже сейчас, в кондиционированной прохладе автомобиля, Найджел почти ощущал жар ее рта. Он не собирался тогда придавать значительности легкому касанию губами, скорее планировал поцелуй как благодарность за мило проведенное время в обществе приятной собеседницы. Но Джессика отнеслась к нему серьезно и ответила с истинным пылом. Ее пламенный отклик потряс Найджела и возбудил такой острый сексуальный голод, которого ему еще не доводилось испытывать…

Найджел притормозил у перекрестка и воспользовался возможностью взглянуть на нее.

Джессика сидела, отвернувшись в сторону, но даже и этого было довольно, чтобы он почувствовал прилив сексуального возбуждения.

Джесси и только Джесси неизменно вызывала у него такую реакцию, только она могла моментально, одним взглядом превратить его в неуправляемую массу бушующих гормонов.

Ошеломляющая, сногсшибательная высокая мулатка с каскадом блестящих черных волос, изумительной красоты лицом и фантастическим телом завоевала Найджела Скленнерда, только лишь коснувшись губами его губ. И заставила постоянно балансировать на грани отчаяния, наполнив жгучей ревностью и страхом, что она будет искать удовлетворения с кем-то еще.

Что ж, он нашел все те неприятности, которых боялся, связавшись с ней. И надо бы быть « благодарным Всевышнему, что узнал он об этом, не успев связать себя брачными узами. Но, увы, когда первые вспышки ярости улеглись, Найджел только пожалел, что свадьба не состоялась. Ибо только это дало бы ему право схватить ее за роскошную блестящую гриву, швырнуть на колени и заставить заплатить за вероломство.

Вместо этого он прожил три года с незаживающей раной, размышляя о том, как все могло бы сложиться, не вернись он домой на день раньше положенного. Неизбывная горечь настолько истерзала его сердце, что Найджел ни разу больше не прикоснулся ни к одной женщине, преисполнившись презрением к слабому полу и почитая отныне всех его представительниц трусливыми предательницами.

С гримасой отвращения Найджел подумал, как бы ликовала Джессика, если бы узнала, что сумела превратить его в жалкого импотента.

Она заметила в боковом зеркале его перекосившееся лицо и испытала почти непреодолимое желание повернуться и влепить Найджелу пощечину. Это не первый взгляд, полный ненависти и отвращения, который Джессика подметила с момента их встречи.

Да, он по-прежнему не изменился, размышляла она, так и остался рабом своего либидо.

Секс – это все, что он знает, все, чем дорожит, все, к чему стремится. Ненасытный, изобретательный, неутомимый любовник, Найджел был настолько хорош, что даже подвиги Дон Жуана бледнели перед его многочисленными победами. Джессика вспоминала, как он неоднократно с самодовольной усмешкой заявлял, что разнообразие – одна из пикантных приправ к блюду жизни. Ей надо было понять намного раньше, что она для него не что иное, как новая и поэтому приятно возбуждающая разновидность женщины, которой он не мог не попробовать.

Любовь?! Только не для Найджела! Он и понятия не имеет, что стоит за этим словом, кроме сексуального акта. «Я люблю тебя» в его понимании значит «Я хочу тебя». А изреченные вслух слова любви служат лишь для того, чтобы заманить в постель очередную жертву… И все же слушать их было так приятно, так волнующе…

А потом она вдруг разом превратилась в шлюху и потаскуху, в женщину, до которой он не мог опуститься. Одна-единственная ошибка – даже не ее, – и вот уже он вышвырнул Джессику из своей жизни, да с такой решительностью, что даже три года спустя она еще не окончательно оправилась от потрясения.

Преодолела свое чувство? Джессика горько усмехнулась. Нет, совсем нет. Она до сих пор в ярости, в бешенстве, ее терзают боль и сожаления. И огромное желание отомстить Найджелу за то, что он с ней сотворил…

– Черт, только грозы не хватало, – угрюмо буркнул Найджел, прервав ее мысли. – Так мы и не взлетим, пожалуй…

И Джессика в очередной раз осознала, что голова ее снова была занята им, а не дорогим Тэдом, цепляющимся за жизнь в лос-анджелесской больнице. Господи, прости меня! – взмолилась она и начала рыться в сумочке, разыскивая платок, чтобы вытереть выступившие на глазах слезы.

– Ты в порядке? – поинтересовался Найджел, услышав тихое шмыганье носом.

– В полном! – бросила Джессика, ненавидя его всеми фибрами души.

– Аэропорт уже недалеко, – ровно сообщил он.

Найджел чувствовал, что она плачет. Ведь он прекрасно знал всю ее, и снаружи, и изнутри, как только мужчина может знать женщину, с которой целый год жил и спал. Жил и спал… пока не бросил, не выкинул из своей жизни…

Он скрипнул зубами и заставил себя сосредоточиться на дороге, скользкой от внезапно начавшегося ливня. Скорее бы добраться до самолета, иметь возможность хоть немного отдалиться от Джессики, не дышать одним с ней воздухом!

Парковка арендованных автомобилей находилась, к счастью, в закрытом гараже. Найджел вышел из машины, показал Джессике на зал ожидания и направился к стойке сдать ключи. А когда вернулся, нашел ее у стеклянной стены, вглядывающейся в дождь.

Пять футов десять дюймов – немалый рост для женщины, но рядом с Найджелом она всегда выглядела миниатюрной и хрупкой. А сегодня вечером – особенно. Это горе и страх сделали ее уязвимой и беспомощной, понял он и ощутил себя жалким негодяем, позволив сорвать на ней свое настроение.

Подавив желание вздохнуть, Найджел решил сделать так, чтобы, по возможности, находиться как можно дальше от Джессики, подошел к стойке бара и заказал коньяку. И остался стоять там, даже не притронувшись к спиртному, не отдавая отчета в том, что она наблюдает за его отражением в стекле.

Ему так же противно находиться здесь вместе со мной, как мне – с ним, размышляла Джессика, пытаясь понять, почему ей так тяжело далось это умозаключение. Она больше не любит его и не желает быть рядом, значит, должна радоваться, что Найджел остался в баре, а не подошел к ней. Но вот радуется ли она?..

Джессика приблизила лицо к стеклу и стала всматриваться в ночь. Она молилась, чтобы гроза поскорее закончилась, чтобы они смогли наконец-то отправиться туда, где и должны были находиться. К Тэду, ее любимому брату, к его новорожденным малышам и к несчастной погибшей Кэтрин…

Видно, судьба или Господь услышал ее мольбы и сжалился. Найджел приблизился и встал у нее за спиной.

– Пилот говорит, что гроза прекратится с минуты на минуту, – сообщил он. – Нам надо подняться на борт и приготовиться, чтобы убраться отсюда при первой же возможности.

Джессике так не терпелось «убраться отсюда», что она немедленно повернулась и подошла к скамье, где бросила свою дорожную сумку.

Спустя три минуты они вместе с Найджелом шли по полю плечом к плечу, но на расстоянии световых лет друг от друга.

Гроза, согласно предсказаниям, кончилась.

Джессика смотрела вверх, на быстро мчащиеся тучи, и мысленно уговаривала себя, что все будет хорошо, обязано быть хорошо.

– Выбирай кресло, устраивайся и пристегивайся, – проинструктировал ее Найджел, как только они оказались на борту. – Я пойду переговорю с пилотом. – И исчез за дверью в другом конце салона.

Его тут же сменила стюардесса. Очевидно, она знала, что путешествие носит не увеселительный характер, потому что помогала Джессике пристегнуть ремень с самым серьезным выражением лица. Предложив напитки и получив вежливый отказ, стюардесса покинула салон, предоставив пассажирку самой себе.

Не прошло и пяти минут, как самолет взлетел, устремившись почти вертикально вверх, стремясь скорее уйти из грозовой зоны.

Джессика прикрыла было глаза, желая отдохнуть, но напряжение не давало не то что уснуть, а даже задремать. Так что она уставилась невидящим взглядом в темный иллюминатор. И только спустя полчаса, когда Найджел так и не появился в комфортабельном салоне, решила, что он намеренно избегает ее, как и в аэропорту, и чуть-чуть расслабилась. И немедленно ощутила, как веки отяжелели, будто свинцом налились.

Оно и к лучшему, мелькнула мысль, просплю большую часть пути, зато, когда прилетим, буду в форме. Не надо думать, что с Тэдом случится что-то плохое, потому что ты спишь, шепнул здравый смысл, и Джессика окончательно сдалась.

Ей приснились смеющийся Тэд и невинные новорожденные младенцы. Сон позволил Джессике побыть с братом в прекрасной стране, где все хорошо, где их не могли подстеречь никакие несчастья…

Найджел долго стоял в дверях салона и смотрел на нее, странно встревоженный ее спокойным, почти умиротворенным лицом. Джесси раньше всегда так спала, вспомнил он, лежала рядом с ним так тихо, что временами хотелось наклониться и проверить, дышит ли она. Глупость, конечно, ведь тогда он держал ее в объятиях и чувствовал кожей ее тепло.

Немедленно прекрати это! – сказал себе Найджел. Немедленно!

Сев в кресло, он откинул голову назад и закрыл глаза. И немедленно поплыли, сменяя друг друга, такие отвратительные, ужасные, кровавые сцены, что ему пришлось снова открыть их.

Кэтрин, Кэти… Малышка моя… Он заерзал в кресле. Мужчины не плачут. Но ему хотелось плакать, хотелось рыдать, выть, стонать, орать и требовать вернуть его дорогую, любимую сестру, никому в жизни не причинившую ни малейшего вреда. Хотя бы ради того, чтобы сказать, как он любит ее, как безгранично дорожит ее привязанностью, как считается с ее мнением.

Слезы жгли глаза, разъедая слизистую, как кислота. Найджел решительно поднялся, прошел по проходу, повернулся и зашагал обратно. Сегодня худший день в его жизни, и он еще не закончился. Найджел ощущал себя гонцом, разносящим по стране дурные вести. Сначала заехал ко второй сестре Джулии, тоже живущей с мужем в Лос-Анджелесе, потом прибыл в Сан-Франциско, пересказал печальные новости матери и младшим братьям, посадил их в самолет и отправил в больницу. А оттуда – в Нью-Йорк, несмотря на их нескрываемое осуждение. И вот теперь летел домой с пассажиркой, которая предпочитает спокойно почивать, чем разговаривать с ним.

А я, я сам хочу о чем-нибудь с ней говорить? – спросил себя Найджел. И тут же ответил: нет, не хочу. А хочет ли он разбудить ее?

Нет, решительно нет!

Он снова заходил по проходу взад-вперед, потом остановился около Джессики. Она до сих пор не пошевелилась. Лицо немного побледнело, вернее, посерело от усталости и тревог, но выглядело расслабленным. Пухлые губы чуть приоткрылись, напомнив ему розовый бутон.

Очевидно, она дышала ртом, потому что грудь не вздымалась и не опадала, как у дышащих носом.

Хватит, пора перестать строить из себя идиота! – одернул себя Найджел. Я же прекрасно знаю, как она спит. И все же не сдержался и кончиками пальцев прикоснулся к ее щеке.

Джессика вынырнула из спасительных глубин сна и обнаружила склонившегося над ней Найджела. Он был так близко, что она ощущала его дыхание. Их взгляды встретились – и прошедшие три года исчезли. Она снова смотрела в синие ледяные глаза, как тогда, после той близости, что сокрушила ее навсегда, и видела в них ненависть и презрение.

В ответ ее черные глаза затуманились слезами.

– Я тебя ненавижу, – страстно прошептала Джессика и замахнулась, чтобы изо всех сил ударить его кулаком.

– Ненавидишь? – Найджел с легкостью перехватил ее запястье и сжал в стальном капкане пальцев. – Да ты и понятия не имеешь, что такое ненависть, – возразил он. – Ненависть вот такая…

Рванув, он поднял ее с кресла и притянул к себе, впившись губами и зубами в ее рот и задушив крик ярости. Он целовал ее в гневе, он целовал ее в наказание, но сила его страсти потрясла Джессику. Она забилась, стараясь освободиться, но Найджел только сильнее прижал ее к себе, отпустил запястье и обнял одной рукой за талию, второй за шею.

Он упивался ее ртом, проклиная и ее, и себя.

Он целовал, и целовал, и целовал, пока Джессика не отказалась от борьбы и не задрожала.

Три года воздержания и причины его больше не имели никакого значения, ибо оба начали там, где остановились в прошлый раз, – в состоянии войны, когда использовали секс как оружие друг против друга.

Джессика скребла ногтями по его спине, впивалась пальцами в светлые волосы, их губы двигались, побуждаемые неутолимым голодом…

Вдруг поцелуй кончился так же неожиданно, как и начался.

Найджел отшвырнул ее от себя с такой яростью, что она, как тряпичная кукла, отлетела в кресло. Ошеломленная, потрясенная, лишенная способности думать и понимать, Джессика увидела, как он круто повернулся, прошел в конец салона к мини-бару, налил в бокал янтарной жидкости и тут же выпил одним глотком.

Ей хотелось кричать, осыпать его проклятиями за то, что он осмелился так хватать и целовать ее лишь ради того, чтобы показать, чья ненависть сильнее. Но губы стали такими непослушными и так дрожали, что едва ли ей удалось бы издать разборчивый звук. И Джессика опустила лицо в ладони, укрывшись рассыпавшимися волосами, и взмолилась, чтобы Найджел в запале ненависти не заметил, что она отвечала на поцелуй.

Тягостное молчание висело в воздухе до самого приземления. Пилот посадил самолет и открыл дверь, выпустив их в знойную калифорнийскую ночь.

Найджел оставил свой «мерседес» на ближайшей к зоне прилета парковке. Джессика сама открыла дверцу и села, не заботясь о судьбе своего багажа. Найджел швырнул сумку в багажник, с силой захлопнул его и занял водительское место. Единственное, что он сказал ей после поцелуя, – это то, что связался с больницей и перемен пока никаких.

Мимо замелькали знакомые пейзажи, и по мере приближения к городу Джессика начинала все больше и больше волноваться. И когда машина остановилась перед светлым, окруженным цветущим садом шестиэтажным зданием, так похожим на все больницы мира, она еле могла дышать.

Найджел затормозил и остановился. С трудом набрав полную грудь воздуха, Джессика заставила себя отстегнуть ремень и выйти. Она брела к входу на подкашивающихся ногах. Найджел догнал ее, но не сделал попытки поддержать или как-то прикоснуться.

Мне и не хочется, чтобы он дотрагивался до меня, сказала себе Джессика. Но в ту секунду, когда вошла в тихий больничный холл, сразу пожалела об этом. Найджел показал, где лифты.

Оказавшись в кабине, Джессика испытала странное, ни на что не похожее ощущение – словно вдруг стала чужой сама себе.

Наверное, Найджел что-то почувствовал, потому что тихо спросил:

– Ты в порядке?

Она кивнула, тяжело сглотнула, пытаясь протолкнуть вставший в горле плотный ком тревоги. Все тело напряглось в ожидании. Едва ли человек, никогда не бывавший в такой ситуации, смог бы понять ее ощущения. Кровь моментально отхлынула от лица и от кончиков пальцев.

– Не пугайся, увидев установленное вокруг Тэда оборудование, – счел нужным предупредить Найджел. – Это стандартная процедура в таких случаях: постоянно проверять все, что только можно проверить.

Он пытался подготовить ее. А она в ответ сумела только дернуть головой. Лифт остановился. Сердце Джессики начало колотиться с утроенной, удесятеренной силой, мешая дышать и думать.

Двери открылись с мягким шорохом, и перед ней оказался такой же холл, как и на первом этаже. Вся врожденная храбрость Джессики окончательно испарилась, и она поняла, что не может сделать даже единственного шага – заставить себя выйти из кабины. Лифт тихо звякнул, сообщая, что готов закрыться, и Найджел вскинул руку. Но не для того, чтобы дотронуться до нее, а чтобы удержать двери.

Он смотрел на нее, чуть прищурившись, но в это мгновение в синих глазах не было ни ненависти, ни презрения, одно только искреннее беспокойство.

– Я в порядке, – выдохнула Джессика. – Сейчас, только одну секунду…

– Сколько угодно, – ответил он. – Спешить некуда.

Некуда спешить?! Джессика с горечью подумала, что есть немалая вероятность того, что она уже опоздала.

Опоздала… Молодая женщина внутренне застонала. Опоздала, потому что столько времени старалась избегать Тэда. Опоздала, потому что даже после примирения продолжала держать его на расстоянии вытянутой руки, оставаясь отстраненной, холодной, вызывая в ответ постоянно нарастающее чувство вины…

Лифт снова звякнул и попытался закрыть двери, несмотря на мешающего ему Найджела.

Джессика собралась и заставила себя сдвинуться с места. И первой, кого она увидела, была миссис Скленнерд – мать Найджела, с искаженным от горя лицом.

Из глаз Джессики снова полились слезы, и дрожащим голосом она выговорила:

– Мне так жаль, миссис Скленнерд, так жаль, что Кэт… – И протянула руки к исстрадавшейся женщине.

Ей потребовалось время, чтобы понять: ее объятия нежеланны. Миссис Скленнерд принимала их, но только из вежливости. Джессика отпрянула, потрясенная внезапным напоминанием, как к ней теперь относится семейство Найджела, окинула взглядом молодых Скленнердов и увидела на их лицах выражение неодобрения и неприязни.

В этот момент Найджел подошел сзади и положил ладони ей на плечи, словно заявлял что-то своим жестом. Все посмотрели на него, потом одновременно опустили глаза.

– Направо, – тихо подсказал он.

Джессика двинулась в указанном направлении, потрясенная до глубины души тем, что даже в такое время ее отвергают, презирают… Повернув за угол, она ощутила облегчение, что встретится с тем неотвратимым, что ее ждет, не под осуждающими взглядами родни Найджела.

Они остановились перед дверью, постояли несколько секунд, потом он повернул ручку и слегка подтолкнул Джессику вперед.

Она подчинилась и оказалась в просторной палате с белыми стенами, с сестрой в белом халате около накрытой белой простыней кровати.

И увидела человеческое существо с обмотанным белыми бинтами темным лицом…

Остатки мужества покинули ее. Если Джессика полагала, что подготовилась ко всему, что ждало ее в больничной палате, то глубоко заблуждалась. Вид брата, всегда такого энергичного и жизнедеятельного, неподвижно лежащего сейчас с закрытыми глазами, лишил ее самообладания. Казалось, жизнь по капле утекает из его жил.

И снова слезы, в который уже раз за сегодняшний день, защипали глаза. Джессика всхлипнула, но закрыла руками рот, подавляя плач, отступила назад и наткнулась на Найджела, который своим мощным телом отрезал ей путь к бегству. Она боролась изо всех сил и со слеза-. ми, и с сотрясающей ее предательской дрожью, и со стонами, рвущимися из горла.