Текст книги "Солнце-апельсин. Стихи"

Солнце-апельсин
Стихи
Айрат Мустафин

© Айрат Мустафин, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«У баобабов цветки раскрываются вечером…»

 
У баобабов цветки раскрываются вечером
И живут они всего одну ночь…
Любят, танцуют, ведут лепестковым плечиком —
Пробуют жизнь за одну, но такую целую ночь.
Им невдомёк, что другим – напролёт года,
Некогда им на остатках кофейных гадать.
Да и не нужно, ведь время сжимает пасть,
Чтоб непременно цветкам баобаба опасть.
Мы не цветы, но наша измерена ночь,
Звёзды подсветят предельность печали слегка.
Наш лепесток унесёт дуновением ветра прочь.
Будет удобна постель и уютно мягка.
Сам баобаб проживает безумство лет,
Жертвуя с легкостью нежность своих цветков.
Нам из бессмертья тревожно звучит: «Привет.
Чем ты пожертвуешь, чтобы лишиться оков?
С чем ты расстанешься, чтобы продлить года?»
Как позабудешь прозрачность своих лепестков,
Чтобы в тупой баобаб превратиться тогда.
 

«Мы рядом с Бродским не стояли…»

 
Мы рядом с Бродским не стояли.
Мы в это время прославляли
Совсем других,
На слух тугих.
Мы вместе с Евтушенко не читали
Стихи в Политехническом. Италии
Мы посвящали наши думы
И мечтания. Толстосумы
Тогда еще не народились повсеместно,
И было мыслям в книжках очень тесно.
Мы супа вместе не хлебали
Ни с Мандельштамом, ни с Бальмонтом —
Мы были в замыслах, за горизонтом.
Нас не кормил никто семью хлебами.
У нас другая степь, другая сила.
Нас по-другому время сильно било.
Героев не встречали мы из стали.
Из книжек нас пугал Иосиф Сталин.
Мы в мавзолей на цыпочках ходили.
Глядели – его пальчики застыли.
Мы заново словесность открывали,
Кольчугу и мечи из букв ковали.
Секрет поэзии нам время подарило.
Мы из «Снегурочки» узнали про Ярило.
А кто был рядом с нами? Вспоминайте.
При случае о них упоминайте.
Конечно, рядом с Бродским не стояли.
Да и совсем не тех мы прославляли.
 

«Мы по жизни бежим…»

 
Мы по жизни бежим,
            И дыханье сбивается в беге.
Догоняем поспешно
            Уходящий вагон и трамвай.
Мы трясемся теперь
            В неудобной разбитой телеге
Неизбывно мечтая попасть
            Обязательно в рай.
Не хватило дыхалки домчаться
            До отправленья.
Лишний час отдал сну,
            Окунаясь в ночную постель.
В скачке жизни, казалось, не должен
             Приветствовать лень я,
Только дико спеша
             Каравелла нарвётся на мель.
 

Пасть войны

 
Пасть войны безобразная, страшная.
Пасть в войну – бесполезность начал.
Столкновение судеб crash11
  crash (англ.) – катастрофа, авария.


[Закрыть]-ное,
Гибель, боль… Замолчал, откричал.
Алость крови стекает струями,
Плоть рассыпана по земле.
Разве можно в душе быть мумией-
Позабыть о весне и тепле?!
Кто задумывал войны разные,
Видел в зеркале эту пасть.
Изрыгала она брань лабазную,
Предвкушая наесться всласть.
Образина людей отведала,
Ненасытная хочет вновь.
Я желаю, чтоб ей ответ дала
Человеческая любовь.
 

«Поэзия – это бежать и с разгону…»

 
Поэзия – это бежать и с разгону
Грудью
          Наткнуться
                         На колючую проволоку.
 
 
Это падением строк
                             Как гильотиной
                                                 Сносить читателям головы.
 
 
Это, раскинув руки,
                         С моста лететь,
И рифмуя слова,
                         Знать точно, что никогда
Не разобьёшься
                         О тугую воду.
Образы и образа
                          Поддержат
                                         Пока
Все мы молоды
                     Жаждой слова
                                           И рифмами города.
 

«Мне в завьюженных снах…»

 
Мне в завьюженных снах
Отогрейте немножечко правды…
Разогрейте мне счастье
В алюминиевой кружке.
Размешайте как сахар,
Чтоб вкуснее пилось.
Мне не дайте замерзнуть
В снегах безразличья,
Коченеющим пальцам
Не позвольте застыть.
Дай скорее с костра
Разогретый напиток,
Обжигающий душу,
Скорей пригубить.
Не замерзнуть
И счастьем себя напоить.
Мне в завьюженных снах
Отогрейте немножечко правды…
 

«Если платье на кусочки…»

 
Если платье на кусочки,
То получатся платочки.
Если счастье на кусочки —
Не собрать гармонию мира.
 
 
Если душу рвать кусками,
То душа окрепнуть может.
Если нет любви меж нами,
То развалится планета.
 

«Когда ты пишешь по своим лекалам…»

 
Когда ты пишешь по своим лекалам,
Тогда ты о себе узнаешь много.
Когда идешь один совсем не в ногу,
Ты сам себе выстраиваешь шкалы.
 
 
Когда рисуют вас не по канонам,
То можно отвернуться от кошмара
Или вглядеться в пятна от пожара.
Заметить солнца блики по коронам.
 
 
Мы все на тронах или пьедесталах,
Нам всем высоты снятся. В полнолунье
Нашептывает заговор колдунья.
Но вам от суеты защитник Малах22
  Малах – ангел (ветхозаветный).


[Закрыть].
 

«Если бы счастьем можно было укрыться…»

 
Если бы счастьем можно было укрыться,
То было бы оно похоже на одеяло…
Если б стихами можно было забыться,
Было б довольно или все-таки мало?
Вместо разлуки довольно ль вокзала?
Или всё-таки мало? Всё-таки мало.
 
 
Не надо прятаться по подвалам,
Если в дорогу призванье позвало.
Или навечно довольствуйся малым,
Чувствуй отсталым,
Тупым, исхудалым,
Думай о грустном
И ешь, как попало.
Или всё-таки мало?
Или попало?
Где-то в лесу тихо ветка упала.
А ты всё решаешь быть большим или малым.
 

Мамины руки

 
Мамины руки.
                   Они бесконечные
                                           В нежности детства.
Пальцы колечками
                            Волосы вьют
                                            Под распевность ночи.
Где-то за печкою
                      Ждут своей силы к утру калачи.
Мамины руки.
                  Любимые пальчики,
Крепость ладоней, надежность внутри.
За руку в школу водили нас, мальчиков,
Мамины руки.
Тянутся руки к щекам на вокзальчике,
Трут под очками от влаги глаза.
Треплют с тревогой платочек за крайчики.
Катится тихо скупая слеза.
 
 
Вот прогудел паровозик разлукою,
Стуком колес набирает разрыв.
Мамины руки, простите нас, мальчиков,
Теплой ладонью детство укрыв.
 

Зимнее утро

 
Зимнее утро. Свежесть морозная.
Бодро шагаю по парку, свистя.
Эх! Илья Муромец – силушка грозная.
Вспомнил картину, по снегу хрустя.
 
 
Холод за спину кусает отчаянно,
Щёки и нос разрумянил с лихвой.
Как захотелось горячего чая, но
Ветер подул, превратившись в конвой.
 
 
Грусть и уныние – дело заразное,
Пальцы в кармане от кошки скрестил,
Сплюнул три раза, подумавши разное.
Недругов спешно небрежно простил.
 
 
Шапку напялил сильней самовязную,
Глухо потопал, подошву отбив.
Небо по-прежнему серо-алмазное.
К дому рванул, сам себя отпустив.
 

«Мы с тобой – единое целое…»

 
Мы с тобой – единое целое.
Я вот чёрный.
А ты только белая.
Всё равно мы с тобою целое.
 

«Алым заревом кричала…»

 
Алым заревом кричала
Нам природа про закат,
И девчонке у причала
Был парнишка очень рад.
И голубка в небо взмыла —
Растрезвонилось в ночи.
Баба все полы намыла,
Замесила калачи.
Целовались до упаду,
До кровавых капель с губ.
Всё шептала, что не надо,
А мечталось: «Ой, как люб».
Птицы с неба возвернулись,
На листах роса дрожит,
На прощанье улыбнулись,
Время весело бежит.
Солнце славно потянулось,
Распластав свои лучи.
Утро. Жизнь опять проснулась,
Скрыв от глаз секрет ночи.
 

Земляки

 
На Марсе все земляне земляки.
И дагестанцы русские в Египте.
И русскими летят буряты
                            в Штаты.
Каким бы бедным ни был ты
                           или богатым,
Как не раскручивал бы
За загривок мирный атом.
Куда б ни направлялись моряки,
Какие б не смотрели маяки.
Везде и всюду мы в плену родного.
И этот плен даёт нам силу Слова.
 

«Мне бы только в небо взмыть…»

 
Мне бы только в небо взмыть.
Лишь бы крылья удержали.
Только б руки не держали.
Чтобы быть на свете, быть.
 

«Он самый русский. Кучерявый гений…»

 
Он самый русский. Кучерявый гений.
В заснеженные степи из пустыни
Заброшен его пращур. Он же стынет
На площади в раздумье о Евгении.
 
 
И днём и ночью он слагает вирши,
Ни на минуту не смыкая глаз.
Там, в бронзе головы, он вечно пишет.
И эти строки твёрже, чем алмаз.
 
 
Ему нельзя присесть, он занят делом.
Позеленел от тяжкого труда.
А рядом кто-то на асфальте мелом
Коряво стрелку начертил: «Туда».
 
 
Под ним весь мир, и радости влюблённых,
И птичий гам под бабкино пшено.
Его не заморозить – закалённый.
Он – гений. Это точно решено.
 
 
Огонь страстей расплавит бронзу века.
Сойдёт поэт меж нами побродить.
Жизнь сможет вот такого человека
Из холода металла возродить.
 

«Я во сне…»

 
Я во сне.
Я не здесь.
Я навзрыд и навсхлип…
Воображение рисует
Фантастических рыб.
Я плыву в бесконечность
И ныряю в ничто.
Покажите мне вечность
Растянутых штор.
Я смешал бытие,
Сыпанул креатив,
И гремучим тогда
Получил реактив.
Мне хвостами вильнули
Рыбы в ночи.
Я хочу, чтоб вернулись,
Тьму растащив.
 

«Ярко жёлтая луна…»

 
Ярко жёлтая луна,
Словно масло в бутерброде.
Этот яркий сумасброд
Человек иль только вроде?
Говорят о нём в народе
Будто он как бутерброд.
Вот.
Льётся речь как плавность вод
Год.
Только радости от дел,
Что так сладостно пропел,
Нет.
Бред.
Бутерброд проглочен. Вкус?
Ну-с?
Прожевал неспешно
И не дует в ус.
Отравился и лежит, ниц.
Безответственность
ответственных лиц.
Яркость масла облапошила нас,
Яркость парня и обманутость масс.
А над всем над этим светит луна.
Ей едино – что мир, что война.
Для чего ж тогда миру она
дана?
Человеческих мечтаний полна.
На, луна! На, луна! На!
 

«Изгиб реки тонкой змейкой…»

 
Изгиб реки тонкой змейкой
Уходит за горизонты.
Читают стихи не мельком,
А как на линии фронта.
 
 
Стремится вода в низину,
Сбегает с высот в долину,
А я бросаю в корзину
Стихов почти половину.
 
 
А может в корзине этой,
Среди моих заморочек
Найдут другие поэты
Засол поэтических бочек.
 
 
Смешались в едином миксте
Обрывки картин и буквы,
Я вытащил этот листик.
А он оказался брюквой.
 

Рыжий ангел

 
Когда золото сыплет с неба,
Опускаясь на голову чью-то.
Златокудрая быль или небыль.
Рыжий ангел похож на чудо.
 
 
Рано утром лучами солнце
Дарит людям любым богатство,
Но не каждому эта порция
Разукрасит крыльев пернатство.
 
 
Рыжий ангел – любовь и счастье,
На кровати уснула рядом.
Крепко спит, позабыв ненастья,
Заменив все богатства кряду!
 

«В облаке сером…»

 
В облаке сером,
В облаке красном
Мы растворяем мечту.
 
 
Звуком несмелым,
Пугая опасность,
Тихо молитву прочту.
 
 
Пусть разноцветьем
Жизнь станет краше,
Радость коснется лиц.
 
 
Пусть на столетья
Счастье отметят
Стаями ангельских птиц.
 

«Я звукам отдал предпочтенье…»

 
Я звукам отдал предпочтенье
                          для прочтенья.
Шершавость строк цепляет
За неровность душ.
Оттенки слов и мысленные тени
Вбивает в вечность
Поэтический картуш.
Калейдоскопом мир закручен.
Вдохновеньем разлита на бумаге
Чёрность33
  Чёрность – извилистая река в Псковской области. Название получила за черноту вод.


[Закрыть]. Тушь
Вместо чернил.
И топчемся в неровном шаге
Бессмертия. Нил,
Пирамиды, мумии, столетья.
Песком заносятся мечты.
Жарой расплавлен. Впредь я
Не думаю о времени. А ты?
 

Шнитке

 
Мне удалось расслышать в какафонье
Разговор планет
И шепоты Галактик,
                             И дикий крик Вселенной.
                                                     Нетленной
                                                                   музыки
Рождения звёзд с разрывом тишины
Закоченевшей.
Безбрежье неожиданных миров,
Где негде расплескаться звуку
При всем масштабе мирозданья.
                                  На свиданье
                                                   комета пригласит
                                                                 метеорит.
                                                         Он промолчит.
Где чернота дыры
В сто крат Малевича сильнее, затягивает звуки в никуда,
                                                                                        куда
                                                                аукаться в пространстве
                                                                                         странном
                                                                  мы будем непрестанно.
 

«Когда рисуют…»

 
Когда рисуют
                      плакат-героев,
То чувствуешь фальшь
             и гуашность красок.
Неправда не может
                       меня устроить,
Ведь за бумагой —
                      совсем пустое.
Ты трогаешь раму —
                схожденье фасок.
А где-то герой настоящий бродит.
Он совсем-совсем не портретный,
Не льёт словами с телеэкранов,
Пьедесталы не ставит своим делам.
Он может быть, даже очень конкретным,
Всё прямодушно и без обманов,
Делит беды чужие напополам.
 
 
Решайте сами,
Что вам ближе:
Бутафорье потёмкинских деревень,
Или лихачество
Настоящего качества
Бесконечно смелого
Валерия Чкалова.
 

«Море лижет ноги людям…»

 
Море лижет ноги людям
В роли ласкового зверя.
В бесконечно синем блюде
Виден только один берег.
 
 
Кудри пенные прибоя
Расчешу ладонью сильно.
И волну лихим ковбоем,
Оседлаю импульсивно.
 
 
Поднырну под брюхо водам,
Фыркну громко на просторе.
Не хочу быть коневодом,
Мне бы что-нибудь простое.
 
 
Пригублю солёность влаги,
Проплыву полкилометра.
Унесет слова отваги
Мощный вздох бродяги-ветра.
 

«Талант и гений – разница в размерах…»

 
Талант и гений – разница в размерах,
Но только на какой аршин измерить?
Злодей и гений.
Может доброта препятствием злодейству быть?
                                                                     Забыть
                          возможно ль злодеяния? Остыть
Нельзя от грандиозных чувств,
Испытывая дружбу, не порви
     натянутые струны и любви
                               не раздави,
Чтоб не услышать хруст,
Красивого, но хрупкого творения.
К концу подходит мысль стихотворения:
 
 
Покуда жизнь свою не проживешь,
На вечные вопросы не найдёшь
Ответы
Ты.
 

«Как многозначны символы. Порой…»

 
Как многозначны символы. Порой
Теряешься, отыскивая суть.
Всё понял вроде, хочешь отдохнуть,
Но вдруг рассмотришь – смысл уже второй.
 
 
Часы – казалось просто суток ход.
Но символ вечности и жизни полной знак.
Вот подвести черту – итог? Отход
На время, и черта окажется деленьем. Так.
 
 
Дорога – это просто долгий путь.
И жизни вектор, заданный судьбою,
На узкую тропинку не свернуть,
Фатальность не отступится без боя.
 
 
Сова для нас – это учёность дум,
Хрустальность знатоковская и мудрость,
А на Кавказе – это знак беды,
Болезни, страх и подлости сутулость.
 
 
Без многозначья – плоские стихи,
Оттенки смыслов задают нам грани.
Проплыв в словах, останешься сухим,
Коль сочность мыслей знал, а не цыганил.
 

«Стотысячегласно…»

 
Стотысячегласно,
                       Стотысячезвёздно
Я выскажусь классно.
Насуплюсь сурово
                    И выскажусь грозно.
Словам всё подвластно,
                  Стихам все возможно.
 

«Беззвучный крик…»

На картину Питера Мунка «Крик»

 
Беззвучный крик
Разрывает барабанные перепонки,
Взрывает черепную коробку ужасом.
 
 
Звук,
Который не колеблет воздух.
 
 
Там, на мосту, схватившись за голову,
                                                            человек кричит!
 
 
Боль через холст истекает в пространство
Неслышимым голосом.
 
 
Ты уже не видишь картину,
Но она продолжает кричать в тебе.
 
 
Мунковский «Крик» возвещает миру
О бесконечной боли и жуткой беде.
 
 
Крик непрекращающийся,
Тягучий и звонкий одновременно.
 
 
Никто его не слышит,
Но все его различают.
 
 
Человеку страшно и больно.
Его пытает отчаяние.
И он кричит!
 

«Погрузиться в слова…»

 
Погрузиться в слова,
Раствориться в мелодии звуков,
Достучаться до смыслов тысячи строк.
Откровенной бравадой
Закрасить сердечные муки,
И безжалостно выплеснуть
Грязь из души за порог.
 

«Подкармливать ворон в душе нельзя…»

 
Подкармливать ворон в душе нельзя.
Размножатся, изгадят, разлетятся.
По птичьему помёту проскользят
Дурные помыслы. Их надо убояться.
 
 
Ворон из глубины души – за крылья вон!
Как палубу на корабле её отдраить,
Пройти химчистку и уже потом
На солнце просушить её отправить.
 
 
Не оставляйте корм для воронья.
Обида, злость – ей лакомства навеки.
Они как в зёрнах хлеба спорынья
Тихонько отравляют человека.
 
 
Просеивайте ситом доброты
Все зёрна, что питают наши души.
Гоните чернопёрых! Это ты
Заставишь улететь их жирно-ту-шесть.
 
 
Не далее как завтра, ровно в шесть.
 

«В лоскутках многоцветных родных одеял…»

 
В лоскутках многоцветных родных одеял.
Где козулями в праздник народ угощал.
Там стоснежье бескрайнее тихо зовёт,
Ломоносов с обозом учиться идёт.
 
 
Здесь ветра обретают помор-имена,
Здесь в музеях хранятся Петра знамена,
Здесь на острове Грумант история спит.
Да, с ладонью под голову, сладко сопит.
 
 
Здесь и Там размешались с заваркой в ночи.
Одеяло лоскутное мама строчит.
И машинка на избу мне песню поёт,
Как зачем-то из лесу волчонок придёт.
 

«Нам сокол дорог, финнам – ворон…»

 
Нам сокол дорог, финнам – ворон.
Тотемный зверь у каждого народа.
Их племенами любят, любят хором.
Свою считают лучшею породу.
 
 
Отыскивают признаки the best:
Какого цвета шкуры или перья.
И этот в мире самый лучший квест,
По изучению прошлого поверий.
 
 
Архивность паутинной тишины,
Про предков тяжесть толстых фолиантов.
Солдат разбудит окрик старшины,
Развеяв миф хмельных негоциантов.
 
 
Кому-то нравится причастным быть к волкам.
Другие в родственники пишут носорога.
В далёкой Индии почёт слонам, быкам.
Зоологам – широкая дорога.
 
 
Как отнестись к истории легенд,
Улыбку спрятать или рассмеяться?
Нет, лучше превратить в тотемный бренд,
Кому хотели предки поклоняться.
 

«Кому нужны твои стихи…»

 
Кому нужны твои стихи,
Без кожуры, без шелухи.
Не нужно парню от сохи
Стозвучье пламенной строки.
 
 
Нет, ты не прав. Среди берёз
Душе любуется до слёз.
И от пейзажной красоты
В сердцах не будет пустоты.
 
 
Да, ты не прав.
Крестьянский нрав,
Себе настроил камертон.
И отзвук правды и беды
Разбудит в них сердечный стон.
 
 
Они поэзии близки,
Художник делает мазки.
И бесполезен этот спор.
Дом строят. Говорит топор.
 

«Изгиб реки змеиной мудростью…»

 
Изгиб реки змеиной мудростью
обходит камни и холмы.
А мы?
 
 
Манит нас камень изумрудностью.
Богатство дарит малахит
И хит.
 
 
Зацепит нас своей душевностью
Народной песенки мотив,
Взбодрив.
 
 
Отелло, Яго-кубок с ревностью,
На сцене жизнь похоронив.
В архив.
 
 
Картины жизни как мозаика.
И в брусе выбрали пазы
В разы.
 
 
А если мир – всего 3 D —объект?
Нас очень сильно удивишь,
Малыш?
 
 
А он всего лишь улыбается,
Ему не важен реализм.
Буддизм.
 

«Тихий шелест страниц…»

 
Тихий шелест страниц.
Треск поленьев в камине.
Волшебством растворилась реальность в ночи.
Узнаваемость лиц,
Что не знал и в помине,
Парадоксом расплавилась в воске свечи.
 
 
За дубовым столом,
В плотном бархате линий,
Зашнурован камзол. Громкий стук башмаков,
И дозор напролом.
А на улице – иней.
Замок гулко разносит грозный бой кулаков.
 
 
Был вельможа хорош
И, обласканный властью,
Не подумал, что правда порою – порок.
Взгляд упал не на нож,
На картину «Ненастье»,
Когда рухнула дверь. И закончился срок.
 

Песенка о королевской свадьбе

 
В холодных залах каблуки
Стучат, стучат.
«В дворцовой кухне нет муки», —
Кричат, кричат.
Сегодня свадьба короля.
Олю! Аля!
Стрижёт садовник тополя.
Тру-тру, ля-ля!
Невеста в белом хоть куда.
– Куда? Куда?!
Нести заветный куль муки туда?
– Сюда! Сюда!
И музыканты как с картин сошли.
– Нашли! Нашли!
Удастся пир теперь горой.
– Открой! Открой!
И в королевстве будет мир!
Покой! Покой!
И заиграл в кольце сапфир,
И гости двинулись толпой.
 
 
А в королевстве всё о’кей!
Кричит вельможа: «Мне налей!»
Всё будет лучше всех, поверь!
Слуга захлопывает дверь.
 
 
В холодных залах каблуки
Уж не стучат, они устали.
Хмельные гости всех достали,
И больше нет у нас муки.
 

Честность

 
Вздувает стих на шее артистические вены,
Когда с заламыванием рук актёр кричит слова.
Но как-то слишком, слишком всё, не откровенно:
Берёзки, Родина, река, луга, дрова…
 
 
Он славу пьет из славности поэта,
Он пользует его стихи. Но так нельзя!
Он одинаково про то, да и про это,
Улыбчивым задором вдоль скользя.
 
 
Он приглашаем, белозуб, дежурен,
Он театрально восхитителен во лжи,
Исполнит песни он весьма, весьма ажурно.
Мне ближе Сэлинджер «Над пропастью во ржи».
 

«Эй, товарищ, замри и постой…»

 
Эй, товарищ, замри и постой.
Я услышал звучно-густой
                                           голос бубна.
Казалось простой
           До предельно тягостного жутья
                                     дробно-зубного.
И по кругу шаман зашагал,
                                         завыплясывал,
А картины – заплачет Шагал,
                                        Распоясавшись.
Набирает ритм, и текут слова
                                        В голове моей.
В темноте ночи проплывет нарвал.
                                 Ну, шаман, скорей!
Я уже не здесь, но еще не там.
                                 Эх, шаман, скорей!
Смело я нырну, позабыв обман.
                                   Бей, сильнее, бей!
 
 
Вся тундра съёжилась вокруг костра.
А он всё ходит, говоря не с нами,
Сквозь звук тугой уносится в астрал —
Там мёртвых души маются меж снами.
 
 
Вот растворяется Вселенная. Она
Рождает из неяви точно явь.
За звуками идём. Направь,
Шаман, туда, куда ты с бубном ходишь,
Нас, земных, стократно превосходишь,
Признайся, где лежит твоя страна?
 

«На излёте…»

 
На излёте,
                  на изломе.
На больничной койке,
                         в коме.
На Камчатке
                  или в Коми,
Мы в родном хотим
                    быть доме.