Текст книги "Моя голубка"

Глава третья

Непрекращающийся жужжащий звук раздражал ее, усиливая ноющую боль в висках, и Шина тихо застонала, уткнувшись поглубже в подушку, чтобы спрятаться от назойливого шума.

– Не беспокойся, голубка, все будет хорошо. Ты теперь в безопасности. – Глубокий мужской голос говорил с такой заботой, что она почувствовала себя гораздо лучше и медленно разлепила тяжелые веки.

Над ней склонился Рэнд Челлон, его лоб перерезала тревожная морщинка, золотистые глаза внимательно всматривались в ее лицо. По какой-то необъяснимой причине вид его сурового лица с резкими чертами наполнил Шину удивительным спокойствием, вопреки тому чувству головокружения, которое она сейчас испытывала.

– Ну, как ты? – тихо спросил Челлон, нежно отводя локон с ее лба.

– Мне плохо, – серьезно ответила она, поворачиваясь, чтобы потереться щекой о его руку. Он был таким теплым и сильным! Даже прикосновение к его шершавой плоти, казалось, уменьшало ее дурноту и страх. «Страх? Но чего мне бояться», – сонно подумала она.

– Я знаю, – мрачно ответил Челлон. – Черт возьми, я предупреждал их не использовать хлороформ! Я чуть не убил этих идиотов, когда они принесли тебя к самолету без сознания. Тебе через несколько минут станет лучше. Они использовали не такую уж большую дозу.

Хлороформ? О чем это он говорит? И на какой самолет они ее принесли?

– Не понимаю… – пробормотала она. Но, осмотревшись вокруг, она ощутила растущее чувство страха. Она действительно находилась в самолете, и притом в роскошном. Она лежала на великолепном бархатном диване, весь салон был оформлен в кремовых и золотых тонах, что прекрасно сочеталось с панелями из орехового дерева. Помещение было освещено только одной лампой, стоящей на столике у дивана, и неяркий свет создавал ощущение уюта и интимности. В дальнем конце она увидела зеркальный бар. Все это больше напоминало богатое жилье, чем интерьер самолета.

– Где я? – испуганно спросила Шина, резко садясь в постели. Движение вызвало острую боль в голове, и она досадливо поморщилась. Как ужасно она себя чувствует!

– В данный момент мы в Канаде, в двухстах милях к северу от Монреаля, – спокойно ответил Челлон. Поднявшись, он подошел к бару. – Посиди, не вставай. Я принесу тебе кофе и что-нибудь, чтобы привести тебя в чувство.

Шина услышала только первую фразу. Глаза ее расширились от ужаса.

– Канада! – Она рассеянно потерла лоб, словно пытаясь прояснить свои мысли, затем вдруг села прямо. – Ты похитил меня! – произнесла она, еще не в силах этому поверить.

– Совершенно верно! – невозмутимо отозвался Челлон, подходя к ней и протягивая пару таблеток и чашку черного кофе. – Выпей, это тебе поможет.

– Что это за таблетки? – подозрительно спросила Шина, глядя на них.

– Ничего особо смертельного, – улыбнулся Челлон. – Хотя я не виню тебя за излишнюю осторожность. Но я уже сказал тебе, что хлороформ был ошибкой, которая никогда не повторится. Я хочу, чтобы ты была в полном сознании, голубка.

Шина проглотила таблетки, запив их кофе.

– Перестань называть меня голубкой, – сердито сказала она. Откинувшись на подлокотник дивана, она недовольно наблюдала за ним. Челлон был одет в выцветшие джинсы, которые облегали его сильные бедра, и в красную фланелевую рубашку, рукава которой были закатаны и открывали крепкие мускулы. Этот простой наряд шел ему гораздо больше, чем роскошные костюмы, которые он носил раньше, но придавал ему такое земное обаяние, которое Шина предпочла бы сейчас не замечать.

– Не будет ли излишней навязчивостью с моей стороны поинтересоваться, почему вы так далеко зашли в своем розыгрыше, мистер Челлон? – холодно спросила Шина. Ее дурнота понемногу ослабевала, уступая место гневу.

– Это отнюдь не розыгрыш. – Челлон сел на диван и лениво откинулся на спинку. – Я просто понял, что мне не удастся оторвать тебя от О'Ши и Рейли более цивилизованными методами. Они слишком крепко тебя держат. А после того концерта я решил, что не имею права больше ждать. – Его лицо омрачилось при этом воспоминании. – Так что я решил освободить тебя.

– Освободить? – яростно переспросила Шина. – Ты меня похитил! Не думай, что тебе это сойдет с рук! Дядя Донал наверняка уже обратился в полицию. Похищение относится к очень серьезным преступлениям, учти!

– Мне ужасно нравится твой акцент, который появляется, когда ты волнуешься, – тепло сказал Челлон. Затем он усмехнулся и вытянул перед собой ноги. – Мне жаль тебя разочаровывать, но мне это вполне сойдет с рук! Я мог бы спрятать тебя и держать сколько угодно долго, если бы пожелал. Для человека в моем положении это потребует не таких уж больших усилий. Признаю, что, поскольку ты достаточно известна, это будет стоить немного дороже, но это вполне выполнимо.

Но, стоило ему увидеть страх в ее глазах, Челлон тут же отбросил свою снисходительную манеру разговора, быстро подвинулся к ней и нежно обнял.

– Послушай, все будет хорошо, – успокаивающе прошептал он. – Я не хотел тебя пугать.

Я просто хочу дать тебе понять, что сопротивление бесполезно. Я приготовил записки, очень умело подделанные, твоему дяде и Джеймсу О'Дэниелсу, в которых ты объясняешь, что очень устала и уезжаешь, чтобы немного отдохнуть. В течение ближайших месяцев им будут посылаться письма с сообщениями о твоем добром здравии.

– Месяцев! – в ужасе воскликнула Шина. Оттолкнув его, она посмотрела ему прямо в лицо. – Ты не можешь держать меня так долго! Твоя шутка заходит слишком далеко.

Челлон покачал головой.

– Я вообще не собираюсь расставаться с тобой, – серьезно сказал он. – Но для начала мне нужно несколько месяцев, чтобы ты прозрела и начала смотреть на мир другими глазами.

Шина почти лишилась дара речи.

– Ты абсолютно безумен, – сказала она с глубоким убеждением в голосе. Он кивнул.

– Это вполне возможно. Я уже давно обнаружил, что ты стала для меня чем-то вроде навязчивой идеи.

– Но почему? – растерянно спросила Шина. – Ты ведь меня даже не знаешь. И ты идешь на преступление только из-за абсурдного представления, что меня надо от чего-то спасать?

Челлон легонько коснулся пальцем ее щеки.

– Я не такой Дон-Кихот, любовь моя. Мои причины похитить тебя были сугубо эгоистическими. После того приема я просто не мог заснуть, думая о тебе. И потом, когда я увидел, что этот О'Ши сделал с тобой на концерте, я решил, что не могу больше ждать, пока ты будешь принадлежать мне.

– Но почему именно я? – в отчаянии спросила Шина. – Дядя Донал сказал, что у тебя нет проблем с женщинами. Почему бы тебе не похитить какую-нибудь из них, а меня отпустить? Ты же сам понимаешь, ты все это затеял только потому, что я представляю для тебя какой-то вызов. Ведь ты же не мог проникнуться ко мне смертельной страстью? Мы вообще принадлежим к разным мирам!

– Я не спорю, что ты действительно представляешь определенный вызов, – признал он, глядя на нее с усмешкой. – Похоже, мне потребуется исключительное терпение, чтобы одержать победу над тобой. Ты можешь оказаться самым большим вызовом, с которым я когда-либо встречался. Но пока у тебя обо мне превратное мнение. Я действительно мечтаю затащить тебя в постель и овладеть твоим красивым юным телом, но я попытаюсь сдержать свои низменные инстинкты до тех пор, пока ты не узнаешь меня получше и не изменишь своего отношения ко мне.

– Ты не сможешь так поступить со мной! – прошептала Шина, глядя на него расширившимися от страха глазами.

– Смогу, – твердо заявил Челлон. – Но это только в крайнем случае. Я абсолютно уверен, что если ты станешь моей любовницей, то не захочешь меня бросить. Но мне не нужна робкая маленькая девочка в постели. Я хочу, чтобы это была зрелая женщина, которая будет требовать от меня столько же, сколько и я от нее. – Он грустно вздохнул. – Я очень надеюсь, что ты будешь быстро учиться, голубка. Я определенно не рожден для целомудрия.

– И как же ты рассчитываешь совершить это превращение? – едко спросила Шина. – Ведь вряд ли просто будет преобразить такой бесцветный экземпляр, которым ты считаешь меня? – Она резко отвела его руку от своего лица.

Челлон усмехнулся.

– Ты уже меняешься, – довольно протянул он, сверкнув золотыми глазами. – Я знал, что нужно вырвать тебя из-под влияния О'Ши, и тогда твоя личность расцветет. Так что все, что мне остается, это сидеть и ждать, пока ты окончательно созреешь и я смогу сорвать плод.

Подумать только, какая самоуверенность! Он что, действительно думает, что такое обращение покорит ее? С горящими возмущением глазами Шина постаралась отодвинуться от него так далеко, как позволял диван.

– У тебя не будет такой возможности, – сердито сказала она. – Как только мы приземлимся, я уйду. Я найду возможность уйти от тебя, если ты, конечно, не закуешь меня в цепи. А когда я буду свободна, то уж позабочусь, чтобы тебя посадили в тюрьму, как любого преступника!

Похоже, Челлон не только не был раздосадован таким отпором, но даже получил удовольствие от ее реакции.

– Правильно, любовь моя, возвращайся к жизни, – мягко одобрил он Шину, не сводя глаз с ее раскрасневшегося лица. – Конечно, гнев и ненависть – это не те эмоции, которых я от тебя жду, но для начала сойдут и они.

– Ты совершенно невозможен! – закричала Шина. – Ты что, не понимаешь? Да не останусь я с тобой!

– Через пятнадцать минут мы приземляемся, – невозмутимо отозвался он. – У меня в лесу есть домик, который находится в ста милях от ближайшего города. Не надо, думаю, напоминать тебе, что странствовать в одиночку по канадским лесам было бы равносильно самоубийству.

– А как насчет пилота? – воинственно спросила она. – Возможно, ему не так уж понравится играть роль пособника преступления?

– Все мои работники полностью преданы мне, – спокойно пояснил Челлон. – Им за это слишком хорошо платят. Кроме того, этот вопрос совершенно не по существу. Когда Джон нас высадит, он вернется в Монреаль и будет ждать, пока я не вызову его по радио и не дам команду нас забрать.

– Ты думаешь, что все предусмотрел! Так вот, я скорее замерзну до смерти, чем поселюсь с таким наглым, деспотичным эгоистом, которому кажется, что он владеет всем миром!

Внезапно Шина почувствовала, что не может больше совладать с бушующими в ней яростью и отчаянием. Она даже не осознавала, что делает, пока ее рука не опустилась с громким шлепком на щеку Челлона. Она задохнулась от ужаса, когда увидела проступивший на его лице отпечаток пальцев. Прижав руку ко рту, она отпрянула от него как можно дальше.

– Я не хотела… – пролепетала она дрожащим голосом.

Какое-то мгновение глаза Челлона метали молнии, и она по-настоящему запаниковала. Затем его гнев угас, и лицо стало строгим.

– Не стоило тебе так обращаться со мной, – тихо сказал он. – Я просидел тут два часа, наблюдая за тобой и мечтая стать подушкой, к которой бы ты прижималась щекой. Я готов был уже сотни раз обнять тебя, но все-таки удержался. И после этого ты применяешь именно тот метод, который заставляет мужчину потерять над собой всякий контроль. – Он взял ее за плечи и неумолимо притянул к себе. – Мне кажется, ты кое-что должна мне, маленькая голубка.

– Нет! – в страхе закричала Шина, отчаянно мотая головой и вырываясь. – Пожалуйста, не делай этого!

– Я должен, – ответил он слегка охрипшим голосом. – Не бойся, я не собираюсь брать больше того, что ты сама захочешь мне дать. Я не могу не прикоснуться к тебе. Я слишком долго страдал по тебе. Я должен получить хоть что-то, чтобы не сойти с ума.

– Но я… – Остаток ее протеста заглушили теплые губы Челлона. Они были мягкими и трепетными, и он ласкал ее так умело, что она не смогла не откликнуться. Его горячие объятия тоже взволновали ее почти до головокружения, пока он целовал ее с бесконечной нежностью, перемещаясь к мочке уха.

– Ты такая хрупкая, – прошептал он, теребя губами ее ухо. – Мне кажется, я мог бы переломить тебя одним движением. – Его язык проник ей в ухо, и Шина беспомощно затрепетала, чуть не теряя сознание, и покрепче приникла к его груди. Челлон откинулся на диване. Она оказалась над ним и под тяжестью своего веса плотно прижалась к его твердым напряженным мускулам.

Он перекатился на бок, и теперь они лежали на узком диване лицом друг к другу. Его рука коснулась серого крепа на ее груди.

– Ненавижу, когда ты носишь это, – прошептал он, а его губы искали точку трепещущего пульса у нее на горле. – Я хочу, чтобы тебя всегда окружали многоцветие и радость. – Его язык ласкал впадинку у ключицы с такой нежностью, что у нее перехватило дыхание. – Я бы хотел видеть тебя в алом атласе или желтом шифоне. – Его губы опять жадно приникли к ее губам в долгом горячем поцелуе, кончик языка исследовал ее рот с бережной тщательностью. – Но больше всего я хотел бы видеть тебя вообще без одежды!

Он сдвинул серую ткань с ее плеч и начал их исследование со множества неторопливых поцелуев. Его руки гладили ее стройную спину и бедра. Зарывшись лицом в ее волосы, он прошептал:

– Ты такая маленькая и изящная! Знаешь, сколько раз я представлял себе, как крепко ты будешь меня обхватывать? – А когда она вздрогнула, потрясенная, он довольно усмехнулся. – Прости, дорогая, я знаю, что слишком тороплюсь. – Он еще раз поцеловал ее, прежде чем неохотно сесть. Посмотрев на ее раскрасневшееся лицо и горящие черные глаза, Челлон глубоко вздохнул. – Тебе лучше встать и держаться подальше от меня. Ты слишком близка к тому, чтобы вступить в клуб «В миле над землей».

Шина посмотрела на него, не понимая. Она все еще плохо соображала после шквала неизведанных ощущений.

– Что это такое? – спросила она, не в силах отвести взгляд от красивого изгиба его губ.

Челлон опять усмехнулся, в золотых глазах заплясали искорки.

– Неважно. Я все время забываю о твоем монастырском воспитании. – Он легко поднялся, подошел к бару и плеснул себе виски из хрустального графина. – Я как-нибудь продемонстрирую это тебе в деталях! – Он улыбнулся. – Во всех красочных деталях! – Челлон налил немного виски в другой стакан и вернулся к ней. – Выпей-ка вот это, ты немного ослабела, что наполняет меня чертовской гордостью, могу добавить! – Пока Шина торопливо поправляла платье, он любовался ею, а потом протянул стакан. – Когда на сцене появился Рейли, я было испугался, что ему предназначена роль твоего партнера, но ты все еще замечательно неопытна, моя девочка. Вся эта страсть еще ждет, чтобы кто-то пришел и разбудил ее. Боже, как я счастлив!

Шина осторожно отпила несколько глотков виски, затем вернула стакан. Огненная жидкость заставила кровь быстрее бежать по жилам, но одновременно вывела ее из состояния чувственной эйфории, в которую погрузил ее Челлон. Краска стыда окрасила щеки девушки. Боже милосердный, что она творит? Она позволила едва знакомому мужчине распоряжаться своим телом и чувствами, как будто она одна из наложниц его гарема! Это правда, что ее карьера не позволила ей набраться опыта в любовных делах, но даже неискушенная девочка не может не понимать, что нельзя так поддаваться мужскому магнетизму Челлона. Этот человек нарушил спокойный ход ее жизни. Он оскорбил ее дядю. Он еще и похитил ее! И после всего этого она разрешает ему ласкать ее!

– Я, должно быть, сошла с ума, – прошептала Шина. Ну и пусть, уж теперь-то она пришла в себя. Она решительно вздернула подбородок и посмотрела на мужчину со всем возможным презрением. – Вас ждет лишь тюремная камера! – бросила она. – Второй раз я не поддамся вам, мистер Челлон. И если я сейчас была так инертна, то это только из-за проклятого хлороформа. Я просто ничего не соображала.

– Так, может быть, я слишком строго обошелся с теми, кто доставил тебя к самолету? – насмешливо протянул Челлон. – Я, правда, никогда не слышал, чтобы хлороформ повышал сексуальную активность. А вообще ты производила впечатление вполне пришедшей в себя.

Неожиданно над дверью вспыхнула лампочка, и Челлон быстро поднял глаза.

– Время пристегиваться, дорогая. Начинаем снижаться.

Так называемый «домик» отнюдь не был тем маленьким незатейливым сооружением из бревен, которое представляла себе Шина. Дрожа от холода, она ждала на крыльце из красного дерева, пока Челлон отпирал дверь.

Когда они поднимались к коттеджу от взлетной полосы, расположенной у подножия холма, лунный свет озарял четкие современные линии самого строения и окружавшей его просторной террасы из красного дерева, так что Шина успела его рассмотреть.

Челлон зажег свет и отопление и жестом предложил Шине войти.

– Спальни наверху, – коротко объяснил он. – Там слева столовая с кухней, а за ней – гостиная и библиотека. Привыкай, голубка, потому что это будет твоим домом на достаточно долгий срок.

Шина бросила на него убийственный взгляд, который он жизнерадостно проигнорировал. Направившись к камину, сложенному из массивных камней, он присел рядом и начал разводить огонь.

– Вижу, тебе присущ вкус к простой жизни, – ядовито заметила Шина, оглядывая просторную гостиную с ее блестящими полами из дубового паркета, устланными индийскими коврами красно-белой расцветки. Длинная бежевая кушетка с алыми подушками перед камином воплощала представление о комфорте и красоте, так же как и остальная мебель.

Когда огонь разгорелся, Челлон поднял голову и широко улыбнулся.

– Я решил, что тебе и так придется слишком ко многому привыкать, чтобы мучить еще и неустроенной жизнью. Но, конечно, если ты предпочитаешь жить проще, то тебе может понравиться мой маленький домик на Карибском побережье. Если захочешь, мы поедем туда в марте.

Кулаки Шины судорожно сжались, и она мысленно досчитала до десяти. Эти постоянные упоминания об их совместном будущем как о чем-то само собой разумеющемся просто выводили ее из себя.

– Я не хочу никуда с тобой ехать, кроме как назад в Нью-Йорк, – процедила она сквозь сжатые зубы. – Почему ты не понимаешь, что так поступать просто нельзя?

– Ты лучше подойди поближе к огню, – отозвался Челлон. Выпрямившись, он снял свою куртку на меховой подкладке и кинул на кушетку. – Температура на улице быстро понижается, а ночью ожидают снег. Я, конечно, включил отопление, но дом еще не скоро нагреется.

Как он смеет не обращать никакого внимания на ее протесты? Шина была возмущена до глубины души.

– Мне и здесь вполне удобно, – надменно ответила она, поплотнее закутываясь в плащ.

Глаза Челлона блеснули золотистым пламенем.

– Если ты не подойдешь, я сам тебя принесу, – произнес он с едва заметной угрозой в голосе. – А ведь мы уже знаем, к чему приводит любой физический контакт между нами, не правда ли?

Шина вспыхнула от смущения и прикусила губу, все еще колеблясь, не стоит ли продолжать сопротивляться.

– Шина! – Его голос резанул, как удар кнута, и она торопливо подошла.

Тепло от очага было, несомненно, приятно, но торжество в глазах Челлона испортило все удовольствие.

– Не надейся, что я позволю тебе мне приказывать, – сердито сказала Шина. – Просто я поняла, что все-таки замерзла.

– Да, конечно, – серьезно сказал Челлон, но в глазах все еще прыгали чертики, – Как удачно для меня, что ты переменила свое решение!

Шина мрачно посмотрела на него и демонстративно повернулась спиной, протянув руки к огню.

В его голосе все еще звучала легкая насмешка, когда он сказал:

– Подожди пока здесь и погрейся, а я пойду посмотрю, что делается на кухне. Продуктов должно быть достаточно. Я посылал сюда человека несколько дней назад, чтобы он все подготовил.

– Можешь не волноваться, – холодно ответила Шина. – Я не голодна.

– Ты не можешь не быть голодной, – возразил Челлон, уже с некоторым нетерпением в голосе. – Мне известно, что ты никогда не ешь перед выступлением. Это значит, что у тебя не было во рту ни крошки со вчерашнего обеда, а сейчас уже четыре часа утра.

Есть ли хоть что-то, чего этот человек не знает о ней? Ну что ж, ей доставит огромное удовольствие видеть, как этот самоуверенный мистер Челлон наконец ошибется в своих планах. Шина повернулась к нему.

– И тем не менее, я не голодна, – твердо сказала она, получая несомненное удовольствие от вида его нахмуренного лица.

– Да мне безразлично, хочешь ты есть или нет, – закричал он, оглядывая ее хрупкую, тоненькую фигурку. – Ты все равно будешь есть! Тебя же может ветром унести! А я не хочу, чтобы ты заболела.

– Уж конечно, это было бы очень досадно для тебя, – уколола его Шина. – Тогда на твоей совести будет не только похищение, но и убийство! Так вот, иди к черту, Рэнд Челлон! Ты не сможешь заставить меня есть.

Глаза Челлона засверкали безумным гневом.

– Упрямая маленькая дурочка! Ты действительно готова уморить себя голодом, только чтобы отомстить мне? Ты что, настолько завидуешь своему брату с его бессмысленной мученической смертью, что готова последовать его примеру?

Шина отступила, не сводя с него потрясенного взгляда. Она чувствовала себя так, как если бы он ударил ее, настолько жестоки были его слова. На лице Челлона отразилось раскаяние, и он быстро шагнул к ней.

–Шина!.. – начал он совсем другим тоном.

– Нет! – закричала она, как безумная. – Нет!

Ничего не соображая, Шина бросилась к входной двери. Она слышала, как Челлон взволнованно звал ее по имени, но она уже пробежала через террасу из красного дерева и сбежала вниз по ступенькам. Теперь она даже не чувствовала пронизывающего холода, хотя смутно ощущала, как ледяной ветер холодит мокрое от слез лицо. Шина неслась, как в прострации, и единственной мыслью, пульсирующей в мозгу, было то, что движет раненым животным – найти укромное место, где можно было бы спрятаться. Она даже не сознавала, что все ее тело сотрясают рыдания. Она сбежала вниз по холму, миновала взлетную полосу и ринулась в лес, росший вниз по склону.

Продираясь через кусты, Шина слышала голос Челлона, который звал ее, но она только ускорила свой бешеный бег, словно газель, преследуемая львом.

Неожиданно она оступилась и полетела в пустоту. Затем окунулась в столь ледяную воду, что чуть не задохнулась. Ее бархатный плащ немедленно промок, его вес неумолимо тянул ее вниз, в смертельную глубину.

Шина отчаянно боролась, чтобы подняться на поверхность, но мокрая одежда держала ее, словно камень. С внезапной ужасающей ясностью она поняла, что тонет. Она сейчас умрет. Наверное, она уже умирает, потому что ее окружает лишь ледяная тьма.

Если бы тьма так и продолжала окружать ее, то это еще можно было бы терпеть, но ее вдруг пронзили яркие цвета, которые менялись, как в калейдоскопе. Их оттенки сливались и перетекали один в другой, пока окончательно не превратились в ослепительный, чистый белый цвет, который она узнала с леденящим ужасом. Белый цвет больницы!

– Нет, пожалуйста! – простонала она, зная, что сейчас произойдет. Потому что все ее кошмары начинались именно так. И вот этот сон превратился в реальность.

В этот день пять лет назад шел легкий туманный ирландский дождь, который ее дядя всегда называл слезами ангела. Тогда ей было семнадцать, и она все еще была в монастыре святой Марии около Бэлликрэй. При нем была очень хорошая школа, и монахини усиленно заботились о своих юных воспитанницах, как о родных детях. Возможно, если бы это было не так, думала потом Шина, дело могло бы принять другой оборот.

Так или иначе, ей ничего не сообщали, пока ее дядя не приехал за ней, чтобы отвезти в больницу Бэлликрэй. Глядя в окно на этот весенний дождь, несущий новую жизнь зеленым полям, мимо которых они проезжали, Шина не могла прийти в себя от горя, не могла поверить… Жизнь… Но они ехали не к жизни, а к смерти. В ослепительно белой кровати больницы умирал Рори.

Теперь слезы уже ручьем бежали по ее лицу.

– Но почему, дядя Донал? – с горечью спрашивала она. – Почему он это сделал? Почему ему это позволили? Ему ведь только восемнадцать, у него вся жизнь впереди!

Дядя крепко сжал ей руку своей теплой рукой.

– Не знаю, девочка, – осипшим голосом ответил он, и глаза его были подозрительно блестящими. – Я даже не знал, что он увлекся политикой в университете, пока не услышал, что они заперлись в аудитории и объявили голодовку. Все было так глупо! – с горечью проговорил он. – Только очень юные люди могут думать, что за сорок пять дней им удастся изменить ситуацию, которая существует уже восемь веков.

– Но ты же говорил, что остальные прекратили голодовку уже через три недели! – воскликнула Шина. – Почему же Рори не прекратил?

О'Ши беспомощно пожал плечами.

– Ты же знаешь, каким он может быть упрямцем, когда что-то решит. Он не захотел сдаваться. А когда удалось прорваться в помещение, было уже поздно. У него началось воспаление легких, и он уже горел в лихорадке.

– Но он не может умереть! – прорыдала Шина. – Только не Рори! – Ее брат был самым веселым и жизнерадостным из всех, кого она знала. В его глазах неизменно плясали веселые искорки, а губы почти всегда оживляла сияющая улыбка. – Но почему никто не сообщил мне?

Дядя Донал мрачно посмотрел на нее.

– Я пытался не вовлекать тебя в это, девочка. Репортеры и так превратили эту трагедию в балаган. Поверь мне, если бы у Рори был хоть малейший шанс выжить, я и сейчас бы ничего тебе не сказал. Но теперь слишком поздно, и тебе пора попрощаться с братом.

– Ты не имел права скрывать это от меня! – в отчаянии воскликнула Шина. – Я могла бы поговорить с ним. Меня бы он послушал!

О'Ши печально покачал головой.

– Ты что думаешь, я не пытался отговорить его? Он ничего не хотел слушать. Он сильно изменился по сравнению с тем, каким ты его знала. Ты же за прошедший год видела его только на каникулах.

– Он не изменился! – возразила она. – Ты же знаешь, как мы с ним близки. Он бы послушал меня!

– Может быть, ты и права, – устало согласился дядя. – Я просто сделал так, как считал лучше.

Шина искоса бросила взгляд на его печальное лицо и почувствовала укол совести. Естественно, он сделал то, что ему казалось лучше. С тех пор, как он взял ее и Рори к себе шесть лет назад, он и не делал ничего другого.

– Я знаю, – прошептала она, сжимая его руку. – Знаю.

Когда они подъехали к больнице, Шина поняла, что ее дядя называл балаганом. Стоило им выйти из машины, как журналисты окружили их плотной толпой. Шина жмурилась от нестерпимого блеска вспышек. Дядя поскорее увел ее в безопасное помещение больницы.

Рори умер только утром следующего дня, и она сидела с ним всю эту длинную мучительную ночь, наблюдая, как он борется за каждый вздох под холодно-безличной кислородной палаткой.

Он только раз обратился к ней, и Шине пришлось наклониться, чтобы расслышать его слова.

– Шина…

Ее рука сжала его исхудавшие пальцы.

– Да, дорогой, я здесь.

Его темные ввалившиеся глаза, так похожие на ее, испытующе глядели на нее.

– Ты гордишься мной? – прохрипел он, и лицо озарилось намеком на его прежнюю мальчишескую улыбку.

Слезы застлали ее глаза. Ей хотелось выть и в бессилии бить кулаками в его грудь, хотелось кричать, что во всем мире нет ничего, абсолютно ничего, что стоило бы его жизни. Но она знала, что не может лишить его единственного, последнего утешения – признания значимости его жертвы.

– Да, я горжусь тобой, милый мой, – проговорила она нетвердым голосом, еле сдерживая слезы.

Рори удовлетворенно вздохнул.

– Я рад. Дядя Донал тоже гордится мной. – Его глаза закрылись, и на секунду ей показалось, что он потерял сознание. Но тут же он опять посмотрел на нее, и в глубине его глаз она заметила страх. – Я не хочу умирать, Шина, – с отчаянием прошептал он, сжимая ее руку с необычайной силой. – Почему, дядя?..

Она так никогда и не узнала, что он хотел сказать этим своим последним отчаянным криком, потому что Рори сразу же погрузился в небытие и умер через час, не приходя в сознание.

Через два дня Шина поняла, что она все еще жива и просто попала в ад боли и ночных кошмаров.

За это время она выработала почти истерическую зависимость от единственной устойчивой фигуры в этом непрерывно кружащемся и меняющемся мире. Человек с выгоревшими на солнце волосами и мягкими золотистыми глазами всегда был рядом, когда она сбрасывала с себя тяжелое одеяло и просила воды. Когда она просыпалась ночью в слезах, вновь и вновь переживая кошмар в больнице Бэлликрэй, именно золотой человек заключал ее в сильные, ласковые объятия и вытирал с лица текущие слезы. Выражение его лица было необычайно мрачным, несмотря на нежность движений.

А когда ее тело сотрясал озноб, и никакое количество одеял не могло, казалось, преодолеть ледяного холода, въевшегося в ее кости, именно золотой человек ложился рядом, обнимая ее, и его тело давало ей необходимое тепло, пока руки гладили ее измученную плоть, а голос что-то нежно нашептывал в ухо.

Даже когда Шина пришла в себя и поняла, что золотой человек – это не кто иной, как Рэнд Челлон, она не могла избавиться от этой зависимости, которая оказалась не только физической, но и эмоциональной.

Шина все еще пребывала в апатии, порожденной слабостью, и ее не смущало, когда Челлон ухаживал за ней, словно нянька, помогая даже в самых интимных вопросах.

Он относился к своим обязанностям, как к чему-то само собой разумеющемуся. Не обращая внимания на ее молчание, он протирал ее, расчесывал ей волосы и кормил с ложки, как если бы она была его любимым ребенком. Во время всех этих занятий он поддерживал легкий беззаботный разговор, не требующий от нее никакого ответа. По-своему это действовало на нее не менее успокаивающе, чем когда он просто сидел в мягком кресле около кровати, так что первое, что она видела, просыпаясь, была его теплая, дружелюбная улыбка.

Прошла почти неделя со времени их приезда, когда Шина пришла в себя настолько, что решила задать вопросы, казавшиеся ранее совершенно несущественными. Она проснулась после дневного сна и, как обычно, увидела Челлона в мягком кожаном кресле около кровати. Его золотые глаза были устремлены в пространство, на лбу залегла глубокая морщина. Впервые Шина заметила усталые складки у его рта и тени под глазами. Он был одет в бежевые джинсы и коричневую замшевую рубашку, и губы Шины неожиданно растянулись в улыбке. Львиные цвета для золотого человека.

Как будто что-то почувствовав, Челлон скосил на нее глаза. Его морщина тут же разгладилась, и лицо озарилось нежной улыбкой.

– Ну что, ты опять с нами? – радостно спросил он, явно не ожидая ответа. – Твои периоды дневного сна с каждым днем становятся короче. Очень скоро ты вообще сможешь обходиться без них. – Он встал и лениво потянулся, и у Шины вдруг перехватило дыхание от вида его сильного мужественного тела. – Я быстренько сбегаю вниз и узнаю, что Лора приготовила тебе на ужин.

Не успел он ступить и шагу, как она медленно спросила:

– Кто такая Лора?

На этот раз улыбка, осветившая его лицо, была полна счастья.