Текст книги "Охотники парящих островов"

К концу трапезы он уже знал, что нужно сделать. Понимание закралось в голову, угнездилось там и вмиг перевернуло все вверх тормашками. Примерно так же Дарт чувствовал себя в день своего шестнадцатилетия, месяц назад, когда ему торжественно вручили первую в жизни кружку яблочного сидра. Парень помнил, что захмелел намного раньше, чем увидел дно кружки, чем вызвал дружеские подтрунивания наставников и учеников постарше. Впрочем, даже тогда он чувствовал больше мира с собственными мыслями.

Дарт так резко поднялся, что едва не перевернул миску. Оловянная ложка грохнула об стол.

– Нужно к лекарю.

Рыжий понимающе кивнул.

Дарт был рад раствориться без лишних вопросов и сопровождения. Хоть груз намерений, будто две пудовые гири, прикованные к ногам, волочился за ним с почти слышным грохотом.

Лестница на верхние этажи оказалась пустой. Парень не замедлил шага, не остановился, не дал себе ни малейшего шанса одуматься. Напрочь освободив голову от мыслей, заполнил ее густым холодным мраком – через такой не пробиться. Он во многом сомневался, многие вещи обозначал знаком вопроса, но никогда не изменял единожды принятым решениям. У любой проблемы есть решение. Главное – найти к нему ключ, а потом не оглядываться, не сомневаться.

В этот раз времени на поиски ключа почти не было. И все же Дарт решился, а потому уже не сомневался.

На одном из лестничных пролетов он свернул направо, за колонну. Когда-то она была частью более старой постройки, но природные катаклизмы внесли свои коррективы: здание отчасти обрушилось, и на его месте воздвигли новую конструкцию. Однако часть прошлого осталась на прежнем месте, и Дарт любил проводить время, исследуя отголоски каменного эха. Это было своего рода вызовом прошлому.

Пришло время найти достойное применение тем изысканиям.

За колонной имелся узкий проем, всего пара-тройка кирпичей в ширину. Дарт не был особенно крупным, но здесь ему удавалось протиснуться с трудом. Почему проем оставили, он так и не понял. По ту сторону проема располагался коридор, который то сужался, то расширялся, как какая-нибудь кишка. Судя по отсутствию держателей для факелов или ламп, коридор изначально не предназначался для активного использования. Заканчивался он еще одной трещиной, которая вела на винтовую лестницу. Последняя пребывала в исключительно печальном состоянии: каменные ступени раскрошились и во многих местах рассыпались буквально в песок, а если когда-то тут и имелись перила, то теперь от них не осталось и воспоминаний. Здесь Дарт небезосновательно опасался за свою жизнь, но дряхлая конструкция выдержала, разве что часть распорных балок прогнила настолько, что лестницу качало из стороны в сторону. Один неверный шаг, излишний крен – и вот они, мягкие объятия пустоты.

«Не грохнулся тогда – обойдется и теперь», – рассудил Дарт.

Лестница подняла его на несколько этажей, в заброшенную комнатушку, с потолком настолько низким, что пришлось пригибать голову. В стенах зияли неровные дыры, точно от ударов стенобитных машин. Дыры заросли мхом и серыми пластинами грибов, но сквозь них видна была улица. За особенно большой пробоиной находился довольно широкий карниз, по которому Дарт спустился в кладовую, что располагалась прямо над залом Малого совета. Здесь, под давно сгнившей соломой, он с месяц назад обнаружил крупную щель в дощатом полу, через которую, постаравшись, можно было увидеть и услышать все происходящее в комнате ниже. Никогда со времени обнаружения щели Дарту и в голову не приходило подслушивать наставников. Во-первых, потому что ничего в их разговорах не представляло интереса для шестнадцатилетнего мальчишки, а во-вторых, из уважения к воспитавшим его людям. Впрочем, он никому не рассказал о своем открытии. Чувствуя себя сыном, вдруг обнаружившим отцовскую заначку со спиртным, он не нашел причины сообщить о ней кому-то. Ну нашел, ну и что с того? А вдруг пригодится…

Перспективу того самого «вдруг» он всерьез не рассматривал до сегодняшнего дня. Точнее, до сегодняшней ночи. Дарт нахмурился: как много внутренних правил Ордена предстояло ему нарушить!

Он осторожно снял тяжелые башмаки и распластался на полу, стараясь не шуметь. Завывание ветра в разрушенной комнате над головой играло ему на руку.

В зале Малого совета находилось четыре человека: Патрик стоял у стола, справа от куба; толстяк Тобиас, водрузив руки на массивное пузо, пожевывал губы, и его яйцеобразную лысую голову то и дело пропахивали морщины; Грум присел на край стола и казался совершенно чуждым компании, месту и обстоятельствам. Четвертым был наставник Локи – Дарт узнал его по голосу, но пока не видел. Скользкий тип, в чьи обязанности входило обучение учеников премудростям смешивания зелий. Уже под конец первой недели Локи во всеуслышание объявил Дарту, что не желает тратить время на неспособного к тонким материям лентяя, и выдворил его за дверь. С тех пор они лишь пару раз сталкивались на лестнице, и каждая такая встреча, даже безмолвная и быстротечная, оставляла по себе неприятный кислый осадок на языке.

– Нам его не открыть, – спокойно заявил Грум. Он бесцеремонно поковырял пальцем в зубах и, выудив мешавший кусочек пищи, сплюнул под ноги. – Не думал, что он имел доступ к секретам техномагии. Это все усложняет.

– Неприятно слышать пессимистичное высказывание от человека, чью отвагу я ставлю в пример подрастающим Охотникам, – тут же парировал Патрик. Его голос, отраженный от голых стен, преобразился в смесь карканья и лязга сорвавшейся с крыши жестяной пластины. – Никто не думал, что он может оказаться отступником. Но факты говорят за себя – и нам придется с ними работать.

Дарт поморщился.

– Если бы сей предмет, – Грум кивнул на находку, – вдруг ожил и, вооружившись, начал отплясывать на столе джигу, я бы продемонстрировал те способности, о которых ты столь лестно отзываешься, друг мой. Впрочем, ты прав – я совершенно беспомощен против закрытой коробки, если ее запечатал техномаг.

– Боюсь, это еще одна головоломка чертова умника, – подал голос до сих пор молчавший Тобиас, – и нам предстоит лоб расшибить, чтобы ее разгадать. Нужно признать, предатель знал толк в этом деле.

– Что ты предлагаешь? Ждать, пока Статгаст осуществит задуманное?

Дарт напрягся. Ветер стих, голоса и шаги внизу – тоже, и во внезапном безмолвии грохот собственного сердца звучал оглушающе.

Значит, он все-таки не ошибся. Статгаст – фамилия, которую Дарт изо всех сил старался забыть, и до недавнего времени это казалось осуществимым. Но услышанное разбило стену, которую он на протяжении множества лет любовно воздвигал на границах детских обид.

Архам Статгаст – его отец.

– Я думаю, нам пригодилась бы помощь лояльного человека, – вкрадчиво, как сквозняк, прошелестел Локи. – Эриус уже доказал свою готовность к тесному сотрудничеству, продемонстрировал, что осведомлен во многих областях, к тому же он не чистоплюй и понимает, что ради блага многих кто-то должен вываляться в грязи.

Послышалась возня: Патрик развернул куб, перевернул его, повертел в руках, а потом с досады треснул кулаком по столу.

«Эриус… Эриус…»

Имя казалось смутно знакомым. Вроде бы с тех самых времен, к которым относилась и спрятанная под замок память об отце.

«Эриус…»

– Он скользкий тип, – нехотя сказал Патрик, – скользкий, как угорь. Не люблю таких, с ними не знаешь, за что ухватить: и так выкрутится, и эдак уйдет.

– Просто кто-то не привык пачкаться, – развел руками Локи. Он подвинулся к находке, провел по полированной глади пальцами и стряхнул с них несуществующую пыль. – Позволь напомнить, чистоплюйство среди Охотников не в чести.

– Позволь тебе напомнить, – озлобился Патрик, – что именно этот проходимец хотел за свои услуги. Куда легче отправить его вниз, навстречу разъяренным землям, чем и дальше вести с ним дела.

О какой непомерной плате шла речь, Дарт так и не узнал. Локи пожал плечами, Патрик не стал развивать спор.

– В качестве ассистента Архама, пусть и бывшего, он продолжает оставаться самым осведомленным из всех, кто вообще имел доступ к его работе, – сказал Грум, и Дарту впервые за время, что он знал наставника, хотелось заставить его замолчать.

Грум был его личным идеалом, тем, на кого хотелось равняться всегда и во всем. Он был не таким, как все, хоть никогда не давал повода выделять себя среди прочих. Простой и честный, наставник всегда мог поддержать словом или вовремя отвесить поучающую оплеуху. Мастер своего дела, способный доходчиво и четко объяснить слабые места того или иного Проклятого, а также указать на ошибки в искусстве фехтования. И вот сейчас он заодно с остальными в деле, о котором мало что известно, но от которого уже неимоверно воняет.

– Я считаю, будет очень разумно воспользоваться его помощью… еще разок, – закончил Грум и сковырнул ногтем что-то на столешнице.

– А что касается платы, – подхватил толстяк, – думаю, этот вопрос стоит задать кому следует. Это не входит в наши обязанности.

– Значит, я в меньшинстве, – угрюмо подытожил Патрик. – Надеюсь, жалеть об этом не придется, но сдается мне, эта змея пожрет сама себя и нас заодно. Только избавьте меня от необходимости с ним общаться.

– Я все улажу, завтра он будет здесь, – охотно вызвался Локи. Он снова погладил грань куба и пристально вгляделся в кончики пальцев, будто на них осталась пыль мироздания. – Стоит ли оставлять находку тут? Это неблагоразумно.

– Я усилил стражу, – заверил Патрик, – и потом, чем надежней скрывают тайну, тем сильнее соблазн ее раскрыть.

Наставники покинули Малый зал.

Давно стихло эхо их шагов, перестали переговариваться между собой Охотники из приставленного к дверям охранного караула, а Дарт продолжал лежать лицом вниз, разглядывая в щелку освещенный жидким лунным светом проклятый куб. Какой простой и ясной была жизнь до его появления!

«Эриус…»

Неожиданно, как вспышка молнии в погожий день, на него свалилось воспоминание. Коротышка с угловатыми плечами и влажными, будто у коровы, губами. Его правый глаз то и дело норовил закатиться куда-то к уху, отчего создавалось впечатление, будто его обладатель одновременно смотрит в разные стороны.

«Эриус, – так представил отец нескладного запуганного парня лет двадцати, которого привел к ужину, – светлая голова и редкостный лентяй».

Гость смущенно улыбнулся и поклонился.

Дарт помнил, что отец всех своих сотрудников иначе как лентяями и не называл, и в этом был весь Архам-старший. Когда Дарт видел Эриуса в последний раз, тот трясся от каждого громкого звука, боялся собственной тени и неотрывно следовал за отцом, жадно глотая любое оброненное им слово. Набор сомнительных достоинств, который, как Дарт помнил, тогда вызвал в нем жгучую неприязнь. Или даже ненависть… А может ли ненавидеть шестилетний ребенок? Пожалуй, да. Младший Архам ревновал. Не понимал, зачем отец, у которого постоянно не хватает времени на собственного сына, возится с чужим дядькой. Да еще таким противным.

Воспоминание всколыхнуло неприязнь – так шторм поднимает ил со дна и стремительно волочит его к берегу, чтобы обнажить во всей красе.

Дарт сцепил пальцы, стараясь не поддаться слабости. Сейчас главное – не терять трезвости мысли. Если вообще можно говорить о какой-то трезвости.

По телу разлилась противная слабость.

Пока он лежит тут, обсасывает кости прошлого и в который раз предается меланхолии, что-то вокруг меняется. Когда-то наставник Тобиас сказал, что хороший Охотник видит нити провидения. Они ведут его к добыче, они же хранят от ран. Без этого умения выжить в постоянных схватках с Проклятыми почти нереально. Тогда Дарт не понял смысла его слов, приняв их за очередную нравоучительную лекцию, но сейчас они сами собой всплыли в памяти. Не сказать, чтобы парень разом проник в их глубину или увидел следы мистического провидения, но раз уж прошлое столь настойчиво стучится к нему в дверь, так неужели сидеть взаперти и не высовывать носа?

Дарт перекатился на спину, вдохнул полной грудью и медленно выдохнул, прислушиваясь к ударам собственного сердца. Чтобы успокоиться, пришлось повторить процедуру несколько раз. Слабость понемногу уходила, мысли вернулись в привычный ритм. Поднимаясь, Дарт знал, как поступит, и не испытывал угрызений совести.

На то, чтобы разобрать часть пола (к счастью, он состоял из перемазанных глиной досок, и некоторые основательно прогнили из-за постоянной влаги), ушло примерно полчаса, но за веревкой пришлось вернуться в коридор под лестницей. Он нашел ее в одном из сундуков, что хранились в темноте под ступенями. Один конец Дарт закрепил за оконные решетки в той части башни, что уцелела, другой бросил вниз. Секунда – и парень мягко приземлился около стола с кубом. Находка заманчиво отливала глянцем, гладкая, как черное зеркало. Убедившись, что его появление в зале Малого совета осталось незаметным для стоящих по ту сторону двери Охотников, Дарт не стал искушать судьбу и, быстренько подхватив артефакт, пустился в обратный путь. Правда, куб, несмотря на малый размер, оказался тяжелым, и подъем с ним за пазухой занял гораздо больше времени, чем спуск.

Оказавшись в относительной безопасности, Дарт позволил себе немного передохнуть. Подняв лицо к потолку, он стоял и наслаждался порывами влажного ветра. Сделал бы он то, что сделал, если бы знал, как гадко будет чувствовать себя потом? Его взяли в семью, немного странную, но крепкую семью, которая кормила его, одевала, воспитывала и сделала человеком, способным приносить пользу обществу. Кем бы он стал без нее? Умер бы голодной смертью в канаве или превратился бы в вора, как все беспризорники? В любом случае, рано или поздно его настигла бы незавидная участь. И что бы сказала на это мать?

«Она ничего не скажет, она умерла», – огрызнулся он, заглушая голос совести.

Тем же путем, что пришел, Дарт вернулся к лестнице, вернул веревку в сундук и, стараясь держаться естественно, отправился в свою комнату. Дверь за собой закрыл на щеколду, хоть подобные меры безопасности среди Охотников и не приветствовались: у братьев по духу не может быть секретов друг от друга.

Его комната не отличалась от комнат других учеников. Скудная мебель, кровать на низких ножках, прохудившаяся, но чистая циновка на полу, сундук для вещей. Дарт бросил взгляд на книги, которые лежали на столе: он взял их в библиотеке еще несколько недель назад, но с тех пор так ни разу к ним и не прикоснулся. Читать он, что и говорить, не любил и считал чтение бесполезной тратой времени, которое можно с пользой потратить на более приличествующие мужчине занятия. Сейчас книги выглядели невероятно заманчивыми: казалось, только подними обложку – и тебе откроется вся мудрость мира. Перед ним лежали знания, от которых он вот-вот откажется во имя неизвестности.

Дарт смутно представлял, куда отправится дальше. Собственно, в его прошлом была только одна деталь, которая могла бы помочь с ребусом отца, но ее, как и многое другое, он оставил на потом. Главное сейчас – незамеченным покинуть Логово. Пока что все шло слишком гладко. А как известно, телега катится сама, только если катится вниз.

Он уходил налегке. Одежду не брал, только огниво, моток веревки, бритвенные принадлежности, небольшой бурдюк с водой, факел, немного масла для лампы на всякий случай. И, разумеется, главную свою ценность – кинжал ученика.

Уходил не оглядываясь.

Дарт хотел остаться так же сильно, как и разгадать отцовскую головоломку, а потому не дал себе ни малейшего шанса передумать. Это было все равно что балансировать на острие тончайшего лезвия. Малейшее движение – и обратной дороги не будет.

Хватит медлить – ее уже нет!

Ночь еще хозяйничала на улице, но горизонт за окнами уже слабо озарял пробуждающийся рассвет. В запасе было не больше часа, и каждую минуту следовало использовать с умом. Его все равно хватятся, но лучше, если это произойдет как можно позже. На то, чтобы связать похищение находки и исчезновение одного из учеников, вряд ли понадобится много времени. Не больше нескольких часов, если брать в расчет и время до обнаружения пропажи. Лучше, чтобы к тому моменту он оказался как можно дальше от Логова.

Уже спустившись на первый этаж и направляясь к задней двери, Дарт понял, что за ним следят. Странное чувство, такое и раньше с ним бывало. Ничто не указывало на слежку, соглядатай ничем не выдал себя, но спину жгло так, будто к ней приложили раскаленную пластину. Кому не спится в столь поздний час? Причин для бодрствования множество у любого обитателя Логова – от хриплого Броди до какого-нибудь поваренка с кухни. Только никому из них не взбредет в голову красться за идущим по своим делам учеником.

Дарт повернул за угол, где начинался узкий прямой коридор. Свет одного факела едва рассеивал мрак, но и этого оказалось достаточно, чтобы, бросив украдкой взгляд через плечо, разглядеть преследователя. Потому что спрятаться тому было негде.

– Выходи, – спокойно сказал Дарт, когда большая часть коридора осталась за спиной. Невидимка медлил, но тяжелое дыхание выдало его с головой. – Лин, я знаю, что это ты.

Лин наконец отлепился о стены. Лицо у него было такое, будто он всерьез не понимал, как можно заметить столь «опытного шпиона» на фоне совершенно гладкой стены. Дарт поправил ручку дорожной сумки, переброшенной через плечо, положил ладони на ремень.

– Что там у тебя? – тихо, с присвистом, спросил Лин. В полумраке его глаза выглядели неестественно желтыми, как у кошки.

Можно было сказать, что это не его дело, но разве подобный ответ удовлетворит того, кто не поленился выползти ночью в незапланированный дозор? Лин все равно не отстанет, хоть расшибись перед ним в лепешку.

И все же Дарт предпочел хотя бы попытаться решить дело миром.

– Хочу прогуляться, – он не стал фальшиво улыбаться, – есть одна девчонка в городе. Она ждет меня. Сказала, что знает отличный способ залечивать…

– Что там у тебя? – перебил его Лин, и на этот раз его голос прозвучал нарочито громко. Еще немного, и он поднимет переполох, а значит, сбежать не удастся. – Что ты украл?

– Это мои вещи, Лин, и тебе же лучше не мешать мне идти туда, куда я иду. Не люблю опаздывать. Ты, подмастерье, будешь путаться под ногами у ученика? Сам знаешь, что по голове за это не погладят.

– Если только ученик не вор, – Лин начал медленно пятиться.

Дарт уже понимал, что слова оказались бессильными. Ночной шпион не поддастся ни на уговоры, ни тем более на просьбы. Он ничего не понимает, но искренне верит, что давнишний враг и еще более давнишний закадычный друг стащил что-то ценное с намерением продать. И ведь наполовину прав, будь он проклят.

Лин смотрел на соперника, как на пропуск к вожделенному званию ученика, которое он непременно получит за преданную службу и бдительность.

Медлить времени не было. Собственно, времени не было вообще ни на что, и сейчас Дарту оставалось лишь ругать себя за бесполезную болтовню. Он молниеносно скинул с себя ремень сумки и бросился на подмастерье. К счастью, Лина до сих пор не посвятили в ученики не только из-за слабого здоровья и приступов трусости, но и из-за нерасторопности. Те несколько метров, что разделяли их, Дарт преодолел быстрее, чем Лин успел сделать несколько шагов к выходу из коридора. Дарт вцепился ему в плечи и повалил на пол, прижимая весом своего тела. Лин попытался пискнуть, но ладонь бывшего друга заткнула ему рот.

– Тихо, или зубы повыбиваю, – предупредил Дарт, в действительности и не помышлявший о подобном. Но фальшивая угроза действеннее уговоров «по-хорошему».

Лин брыкнулся, как пони под седлом великана: он заведомо не мог скинуть с себя более тяжелого противника. Дарт заломил ему руку за спину, коленом придавил поясницу, ладонью накрепко зажал рот.

– Не нужно было тебе вмешиваться.

Лин снова дернулся, и Дарт еще крепче вдавил колено в его поясницу. Поверженный соперник громко засопел, на ладонь Дарта потекли слезы.

«Вот же, – досада уколола Дарта куда-то под ребра. Досада из-за вынужденной жестокости, которой не заслуживал никто, даже слабак Лин. Точнее сказать, тем более слабак Лин. – Будь ты проклят, отец! Будь проклят твой артефакт, и я вместе с ним!»

Дарт подмял Лина под себя так, чтобы тот вообще не смог пошевелиться. Не без труда стащил с него ремень и замотал ему руки. Из кармана выудил грязный платок и запихал Лину в рот. Лишь после этого перевернул мальчишку и увидел его красные, влажные и перепуганные, но все так же полные ненависти глаза. Дарт оттащил Лина в конец коридора, из сумки достал веревку. Вот и пригодилась. Гораздо раньше, чем рассчитывал.

– Извини, – сказал он, завязывая Лину ноги, – лучше бы тебе было не ходить за мной.

Ответом ему было частое сопение.

– Я не вор, – Дарт чувствовал необходимость сказать это, даже если правда ничего не изменит. Даже если он лжет сам себе, утверждая, что всего лишь забрал свое. – Я просто должен уйти, так надо. Тебя скоро найдут – Сэдрик каждое утро здесь ходит.

Он на всякий случай проверил узлы, хоть в этом не было необходимость – основам вязания узлов учеников обучали первым делом. В случае с Лином было важно, чтобы веревка не слишком сильно передавила конечности, чтобы к моменту, когда в коридоре кто-нибудь появится, пленник все еще чувствовал ноги и руки, но и не слишком слабо, чтобы тот не освободился раньше времени. Дарт все сделал безупречно.

Забросив сумку на спину и кинув на Лина прощальный взгляд, Дарт быстрым шагом двинулся к выходу. Непредвиденная задержка ставила под сомнение все его планы.

Лин скажет, кто украл куб. Постарается приправить историю небылицами: это придаст вес его жалким попыткам сопротивляться, а самого Дарта выставит в наичернейшем свете. Впрочем, что это, в сущности, меняет?

Воровство есть воровство, и оправдания ему нет.

Занимался рассвет нового дня. Дня, когда Дарт собственными руками перечеркнул жизнь, о которой мечтал последние десять лет.