Текст книги "Заложник"

Глава третья
НА ВОРОВСКОЙ КАРАВАЙ РОТ НЕ РАЗЕВАЙ

В далекой столице кремлевские куранты пробили четыре часа пополудни, а на томские воды уже легли сумерки.

Полумрак спустился на город, на пригороды, на полуразрушенный поселок у давно не работающего завода, именовавшийся в народе «шанхаем»…

Вдоль берега полноводной сибирской реки шла дорога, когда-то асфальтированная, а теперь поросшая травой и зияющая выбоинами. Она вела от поселка к стадиону, на котором некогда проходили физкультурные празднества заводчан.

В ту пору здесь гремел репродуктор и вились по ветру разноцветные флаги, а над ними реяло серпастое-молоткастое красное знамя. По гаревым дорожкам маршировали заводские девушки в маечках и трусиках, оттопыривая целлюлитные задницы. Они махали руками в сторону начальственной трибуны – высокого деревянного помоста, карикатурно смахивающего на Мавзолей, выстроенного напротив центрального входа, и белозубо улыбались. Важные шишки с трибуны, оценивающе оглядывая демонстранток, небрежно помахивали в ответ не привыкшими к труду руками.

Потом начальство усаживалось на мягкие стулья, расставленные прямо на помосте, и смотрело спортивное действо.

Заводские красавицы – кровь с молоком, – каждой из которых очень к лицу было бы гипсовое весло, вооружались метательными снарядами и били заводские рекорды. Свистели копья, гудели ядра, пущенные могучими сибирскими руками.

На дорожках стартовали забеги, а на трибунах ликовали зрители. В буфете рекой лилось пиво и подавались бутерброды с финским сервелатом. Более привычные и крепкие напитки официально были запрещены, но все знали, что у тети Маши под прилавком всегда для своих найдется. Тем более что на трибуне для важных гостей никто ничего, кроме коньяка, на подобных мероприятиях в рот не брал.

Когда зритель, принявший и пивка для рывка, и водочки для заводочки, был готов, на поле выкатывался мяч и выбегали команды крепеньких мужиков в красивых трусах до колен. Как правило, соперниками заводских футболистов был коллектив мясокомбината с эмблемами «Спартака». Битвы спортивных гигантов шли с переменным успехом. Кубок чемпионов города переходил из рук в руки…

За стадионом давно уже никто не следил. Поле было наполовину вытоптано. Большая проплешина зияла в центральном круге, не было травы в штрафных, а вместо вратарских площадок на обеих половинах поляны блестели огромные лужи. В каждой луже отражалось по яркой луне, а в одной плавал еще и отблеск тусклого фонаря у входа в раздевалки, невесть каким чудом оставшегося неразбитым.

Неподалеку от фонаря под «мавзолеем» устроили пикник двое.

Чумазым, всклокоченным деклассированным элементам сегодня повезло – в мусорном бачке, что неподалеку от единственного оставшегося обитаемым в «шанхае» барака, они нашли почти целый батон заплесневелой колбасы. На хлеб и чекушку хватило выручки за сданные бутылки, которые в немереном количестве подельники выгребали из-под прогнивших и покосившихся скамей просевших трибун.

Место было таким диким, что сюда не отваживались забредать даже рыскающие всюду в поисках стеклотары старушонки, – и этот «клондайк» достался оборванным старателям задарма. Под высокой трибуной было относительно сухо. Расстелив меховое тряпье на поддоне из-под кирпичей, собутыльники получили уютный помост, на котором и устроились, причмокивая и потирая руки от предвкушения праздничной трапезы.

– Давай, Коля!

Старший из бомжей ревниво посмотрел, как напарник сделал два больших глотка, и, приняв склянку из его рук, запрокинул голову.

– Уффф…

– Ага. Кайф.

Помолчали, прислушиваясь, как обжигающая жидкость пробирается по пищеводу из гортани в желудок. Коля разломил колбасу, понюхал свой кусок, пошарил за спиной и обнаруженным кусочком бутылочного стекла стал счищать с колбасы плесень.

– Эх, молодежь…

Заросший едва ли не до самых бровей Михалыч сверкнул глазом и вытащил из-за пазухи грязный кухонный ножичек с отломанным острием.

– На, – он протянул ножичек молодому, – себе тоже заведи такой. Полезно. А вообще – зря чистишь. Французы сыр таким едят. Очень хвалят.

– Пробовал. Потому и чищу.

– Как знаешь, – и любитель французских сыров с аппетитом вгрызся прямо в заплесневелый кусок.

Несколько секунд слышалось только чавканье да утробное звериное урчание, затем, разомлев от первой волны тепла и наслаждения, старший прислонился спиной к прогнившей стойке трибуны и погрузился в воспоминания.

– Ты вот скажи, Колька, что это за жизнь? Я ведь в пятьдесят шестом мимо этой самой трибуны флаг нес. Ты-то, поди, еще только в проекте был. Твои папка и мамка, может, со мною рядом маршировали. Знаешь, какими мы были?

– Ну? – вяло отреагировал насыщающийся напарник.

– Молодыми, счастливыми, веселыми. Вся жизнь впереди была. И путь ясный и светлый. И не здесь я себя на том пути видел… Дерьмократы проклятые…

Его прервал тихий рокот моторов. Сквозь неплотно подогнанные доски трибуны влетели и заметались внутри импровизированной столовой лучи света. Через сорванные с петель ворота на стадион неспешно и неотвратимо, будто судьба, вкатывались, ярко светя многочисленными фарами, пять или шесть внедорожников.

– М-м-м, – Михалыч потихоньку завыл, прижав ладони к поросшим шерстью щекам, будто у него заныли зубы. – Как же мы прошляпили? Не успели свалить, бля! А теперь?…

И понижая голос, переходя на шепот:

– Колян, завязывай чавкать. Зашухарились, понял? Тише мышей сидим…

Из машин выбирался разномастный народ.

Если рассматривать каждого прибывшего по отдельности, нельзя сказать, что люди эти чем-то особенным выделялись. Они были разными, такими, какие ежедневно встречаются на улицах города или в общественном транспорте. Они были разных возрастов – от подростков до мужчин весьма солидных лет, по-разному одеты, по-разному держались. Кое-кто нагловат, а некоторые казались вполне интеллигентными. Но все вместе они представляли собой мрачную, мощную силу. И даже темный воздух на стадионе, казалось, начал искриться, когда эти разные люди, группируясь в плотную толпу, стали собираться напротив гостевой трибуны.

Они и шли по-разному. Кто-то сунул руки в карманы и шлепал от машин по вытоптанному полю вальяжной походкой. Некоторые задержались на минуту – вдохнуть три-четыре затяжки ароматного сигаретного дыма. Двое, повозившись шутя, затеяли спарринг. Человек пять, собравшись вокруг, азартно давали им советы:

– Колено выше, Пес!…

– Сапог, совсем яйца свело?… Вес на заднюю ногу, бля!…

– О! Вот этот удар хорош!…

Пару раз от души шмякнув друг друга, бойцы прекратили махать руками и ногами и вместе со зрителями поспешили к трибуне, на которую уже поднимались нынешние властители дум, топоча сапожищами почти по головам притаившихся бомжей.

Опершись обеими руками на трухлявые перила, к собравшимся обратился босс самой крупной городской банды беспредельщиков по кличке Мясник.

– Товарищи мои верные, соратники, друзья! – после небольшой многозначительной паузы сказал он. – Я очень доволен вашей работой. За последнюю неделю мы взяли под контроль торговый комплекс у вокзала и центральный городской рынок…

Соратников никто специально не выстраивал в шеренги и колонны, но они стояли так, что со стороны этот митинг казался сбором воинского подразделения. Словно войска перед отправкой на передовую внимали комиссару.

В тусклом свете фонаря блеснула лысина вождя – он стащил с себя кепку и, зажав в кулаке, отчаянно рубил рукой воздух перед собой.

– Ранее контролировавшие эти объекты группировки воров оставили их без боя, а вскинувшихся было хачиков удалось утихомирить. Без крови не обошлось, конечно, но чужая кровь в счет не идет. И чем ее больше – тем лучше!

Над сборищем пронесся одобрительный гул.

– Поняли теперь? А я вам что говорил? А дальше перед нами открываются грандиозные перспективы! Бандиты ослабли. Они нас зассали! И теперь нам надо все брать в свои руки! Мусора тоже ни хера нам не сделают – кишка тонка. Им бы только языками чесать да бессловесных лохов доить. А как до дела, как только им юшку пустить – в кусты. И вообще мы им только на руку – выгодны. Мы бандюков мочим, а им теперь на каждом углу можно вопить – криминал распоясался. Даешь порядок и дисциплину!… И опять шушеру ловить и за авторитетов выдавать. В общем, бля, так: всех блатных-шерстяных, кого встретите, – гасите безжалостно. Перед ментами очком не играйте. Мы наведем новый порядок и сами будем главной силой во всем горо…

Он, уже распалившись, неожиданно замолчал, глядя поверх голов слушателей. Все обернулись.

Так же неторопливо на стадион вкатывалась еще одна механизированная кавалькада. Мощные «Мерседесы» приближались, полукругом охватывая собрание.

– Что это еще за херня? – недоуменно обратился вождь к стоящему за левым плечом давнему соратнику, напарнику и телохранителю, качку по кличке Рэмбо, габаритами с небольшую скалу.

– Конкурирующая фирма пожаловала.

– Ну-ну… – Мясник хмыкнул. – И кто же там у них остался?

Виду он не показал, но под ложечкой засосало.

Воинство его тоже забеспокоилось.

Из подъехавших автомобилей вышли воры и направились к трибуне. Шли миролюбиво. И волнение в рядах беспредельщиков понемногу улеглось. Поговорить ребята приехали. Ну что же, можно и поговорить.

Прибывшие остановились рядом с шеренгами беспредельщиков, а к самому подножию трибуны упруго подошел поджарый малый, явно друживший со спортом, и остановился, сунув руки в карманы и задрав голову.

– Привет вам, господа отморозки! – «спортсмен» вежливо кивнул. – Я бригадир Витя Спец. А пришел я сюда, чтобы урегулировать несколько неясных вопросов…

– От себя говоришь? – поинтересовался с трибуны еще один компаньон Мясника, исполнитель заказных убийств Киллер.

– Говорю от себя. А претензии передаю от смотрящего…

– Так ведь нет у вас смотрящего, – недоуменно откликнулся Мясник.

– Свято место, как известно… – Спец ухмыльнулся. – Претензии от вора в законе Гриши Белого. Он у нас временно смотрящим. Из самой Москвы приехал.

– И что хочет уважаемый вор? – Мясник принял появление нового шефа воровского мира как неизбежное зло, с которым все-таки можно будет потом справиться.

– Он хочет передать вам, что беспредел пора прекращать. Вы, конечно, ребята шустрые. Вот только чужое брать нехорошо. Особенно у своих. Крысятничанье это. И на любой хате в крытке крысе тут же кирдык бы настал. Вы уж поимейте это в виду.

– Не совсем понял, о чем речь.

– Привокзальная площадь – мой район. А рынок – Скрипач курирует. Мы понимаем, вышло недоразумение. Вы в этом бизнесе люди новые, неопытные. Поэтому мы и не стали валить никого, в сторону отошли. Однако же…

– Не по-онял… – протянул Мясник. – Это что же, вы нам вернуть бизнес предлагаете?

– Правильно рассуждаешь.

– Нет, господа хорошие, так никак нельзя. Мы пришли и взяли. Зачем же теперь отдавать? Люди всегда берут то, что лежит плохо.

Со стороны беспредельщиков, внимательно прислушивавшихся к диалогу, раздались одобрительные возгласы: во, правильно! кто смел, тот и съел!…

– Люди, по понятиям, берут то, на что право имеют, – возразил бригадир.

– А нам твои понятия по барабану, – заржал Мясник, нависая над перилами.

– А вот это ты зря, браток!

Спец, засунув руки в карманы брюк, покачивался с пятки на носок и все так же невозмутимо смотрел на вставшего в угрожающую позу отморозка.

Успевшие рассредоточиться среди беспредельщиков уголовники, услыхав условную фразу, насторожились. Они начали многозначительно переглядываться, перемигиваться, но осторожно, не привлекая внимания, и захваченное диспутом войско Мясника ничего не заметило.

– Это почему это? Мы пришли и взяли. Понятно? И никто нам и слова не сказал. Не нравилось – что же отдавали? А теперь пришли за нашим? Это твои понятия?

Витя Спец помолчал немного, прислушиваясь к репликам из толпы беспредельщиков: ага, здорово отбрил, мол.

– Понятия мои простые. Должен быть порядок.

Витя говорил негромко, но слышно было всем.

И металл в его голосе звенел такой, что хотелось беспрекословно подчиняться. Тому, кто знал Витю хорошо, это не казалось удивительным. Витя был старшим лейтенантом и заместителем командира роты спецназа в первую чеченскую кампанию. Говорить и убивать он умел одинаково хорошо. Хотя и командовал, и воевал он достойно, однако нет-нет да и прокалывался.

То на мародерстве залетел, но был прощен – замяли дело, поскольку была примазана к нему и большая шишка. То ротное имущество испарилось куда-то не без его ведома, но и тут нашлось кому словечко замолвить. А вот когда молодое пополнение воевать учил, то перестарался – загудел под трибунал. В дело о причинении телесных повреждений подчиненным вмешался Комитет защиты солдатских матерей. Устроили показательный процесс, лишили погон, отправили за колючку…

Но сейчас Витя не сильно переживал по поводу прошлого.

– Должен. Быть. Порядок, – раздельно и с нажимом произнес он. – Когда его нет – самим же хуже. Дело воров – бабки собирать, и желательно побольше, а не палить друг в друга почем зря. На это ментов поганых хватает. А если спекся кто, то на зоне срок мотать честно, не ссучиться, не крысятничать. Для порядку и смотрящие назначаются – разводить краями, если нужно, зоны греть, вопросы решать.

– Ну и решайте, – Мясник безнадежно махнул рукой, – сто раз я это слышал. Мы-то тут при чем?

– Решим, не переживай, – хмыкнул Витя, – а вы тут при том лишь, что все мы одно дело делаем. Твои ребята от моих ничем не отличаются. С точки зрения уголовного кодекса – те же бандиты. Поэтому никуда вам не деться – придется организовываться.

– Чего? Типа под вас лечь? Не будет этого. Кончилось время старых понятий. Сейчас не получится по нарам рассиживаться, отдыхать и малявы с указявами направо-налево слать, сейчас работать надо. Каждый день с утра до вечера. Самому пахать. А ваши урки решили, что мы, рискуя жизнью, на них ишачить станем? А они наши бабки в общак складывать? То есть в собственный карман… Нет уж!

– Дурак ты, братец, – вздохнул Спец. – Вот ляжешь на нары, поскольку адвокату платить нечем, а в живопырке одна баланда. Неужели хотя бы сытно и нормально поесть не захочешь? К куму на поклон побежишь?

Мясника перекосило, но он, сдерживаясь, продолжил отбиваться.

– Да лучше уж баланду хлебать, чем свое кровное добровольно вам нести. У нас – свои порядки. И протухлую вашу воровскую идеологию нам не навязывай. Она вся сводится к тому, чтобы у своих же бабки забирать. И кто из нас крысы? Короче, валитека отсюда…

– Это твое последнее слово?

При этой фразе те, кто приехал со Спецом, аккуратно нащупали в карманах, за поясами, в подмышечных кобурах рифленые рукоятки пистолетов. А Мясник гордо выпрямился и презрительно посмотрел на Витю сверху вниз. Рядом с ним, плечо к плечу, стояли его верные рыцари – Киллер и Рэмбо.

– Еще раз спрашиваю – так и не иначе?

– На том стоим! – вдохнув полной грудью, высокомерно ответил Мясник.

– Ну, тогда сейчас лежать будете! Гаси крыс, братва!

И началась бойня.

Несмотря на примерное равенство сил по численности и агрессивности, одна сторона совершенно не была готова к заранее спланированному нападению. Огнестрельное оружие беспредельщиков, если и имелось у кого, оставалось в машинах. А с финками да удавками против стволов не слишком повоюешь. И никакие приемы каратэ вместе со всеми на свете дзю-до не помогут, когда в тебя летит маслина, выпущенная почти в упор…

Лишь у двоих оказались с собой пистолеты, но сделан был всего лишь один выстрел. Это Киллер, обладающий сверхчеловеческой реакцией, успел выхватить наган и, направив ствол в сторону Спеца, спустить курок. При этом он уже падал набок, уклоняясь от летевшей в сторону трибуны пули. Уклонился. Но только от нее одной. И тут же напоролся на вторую, которая легонько клюнула его в переносицу и напрочь разворотила затылок.

Телохранитель Мясника рухнул на дощатый помост, дернулся в последний раз и затих. Из открывшегося черепа вывалились мозги, а кровь, вытекая на доски, просачивалась в щели и капала в черную пустоту, где притаились не дыша случайные свидетели. А сам Киллер промахнулся. Пуля миновала Спеца и, воткнувшись в татуированное предплечье Ньютона, застряла в кости. Уголовник взвыл.

Мясник, не ожидавший такого поворота событий, не успел даже дернуться. Раскаленная металлическая капля прошла сквозь его тело, как сквозь масло, разорвав по пути сердце.

Дернуться успел только Рэмбо.

Несмотря на свою громоздкость, он был очень подвижен. В один миг перемахнув через перила, он соскочил на гаревую дорожку и метнулся вбок, надеясь в суматохе скрыться под трибунами. Но даже его успел опередить синий от наколок уголовник Дмитрий Быков, ранее отзывавшийся на кличку Бык, а ныне прозываемый Ломоносовым. Свое оригинальное погоняло он получил не за светлый ум и энциклопедические знания. Однако, несмотря на такую гуманитарную кликуху, с огнестрельным оружием он обращался с безукоризненным умением.

Пуля вошла Рэмбо точно в левый висок, оставив аккуратную дырочку, и разнесла в клочья правую сторону головы. Рэмбо только успел отметить, что фонарь, находившийся ранее левее и сзади, теперь светит сверху – прямо ему в глаза. Мелькнула мысль – почему вдруг? Ответа на этот вопрос бывший телохранитель-беспредельщик не узнал уже никогда.

Тем временем дело подходило к концу.

Кроме трех тел, валявшихся на трибуне, на грязную поляну стадиона легли еще шестнадцать. Представители организованной преступности отделались одним огнестрельным и тремя ножевыми ранениями…

Витя, до сих пор предпочитая всем маркам пистолетов привычный армейский «Макаров», лично обходил место кровавой расправы. От одного лежачего к другому. Наклонялся и делал контрольный выстрел за левое ухо. Как учили…

Поднялся на помост, пальнул в Рэмбо, а в Киллера даже не стал. Не может без головы жить человек. Даже отморозок. Перевернул ногой Мясника. Открытые глаза идейного вождя беспредельщиков блестели в тусклом свете подернутой легкой дымкой луны. Они смотрели в небо, но ничего там не видели.

– Ну что, лысый череп? Дурак и есть дурак. Говорил же тебе – зря ты так…

Он и нагибаться не стал – выпалил прямо промеж невидящих глаз для верности, повернулся и, не оборачиваясь больше, спустился с трибуны, бросив спутникам:

– Уходим.

По голове Коляна, по его рукам, которыми он голову прикрывал, текло что-то теплое и мокрое. Когда шум моторов затих вдали, он, щурясь, поднес руки к глазам. Черная вязкая жидкость в слабом свете, пробивавшемся сквозь щели, отливала багровым.

Колян тихонько завыл, слегка подрагивая.

– Заткнись, ты, сука, – зашипел на него Михалыч. – А если остался кто?…

Коля замолк, будто в рот ему затолкали батон. Спустя еще две минуты Михалыч пробормотал вполголоса:

– Вроде бы тихо… Ну что? Посмотрим?…

Два оборванца выползли из-под помоста, где пахло пороховым дымом и кровью, на свежий воздух. Брезгливо и опасливо обходя трупы, Михалыч направился к осиротевшим в одночасье железным коням, уныло посверкивающим фарами в сторону побоища. А Колян, отерши о штанины кровь с рук, наоборот, успокоился, даже повеселел как-то и стал поочередно присаживаться на корточки то у одного жмурика, то у другого.

Когда он добрался до стоянки, счастливый Михалыч – рот до ушей, – наклонившись над ящиком водки, запихивал между бутылок колбасу, вакуумные пакеты с красной рыбой, банки с пивом…

– Ох, Колька, какой день! Ты посмотри – они же на пикник собирались. Помогай скорее. Надо так сложить, чтобы побольше утащить и спрятать.

– Михалыч, ты погляди! – обалдевший Колян выволок из карманов четыре или пять тугих бумажников, три мобилы и несколько дорогих часов, – вот ведь повезло!

Он даже приплясывал.

– Учить вас, молодых… – вздохнул бородатый бывалый бомж. – Так: из лопатников взять рубли. Баксы тоже, но в обменник не тащить, пока не помоемся и не приоденемся. Заметут тут же. Сами кошельки обратно засунь. Не было тут никого – понял? И телефоны отключи срочно. Мы потом их Кузе одноногому на блошиный рынок сплавим. Котлы брось. Жадность фраера сгубила. Нам некуда их сбыть. Залететь хочешь? Чтобы потом всех этих жмуров на нас повесили?…

Ошалевший Коля, рассовывавший деньги по многочисленным карманам, метнулся обратно к побоищу и вернулся через две минуты.

Где-то вдалеке завыли сирены.

– Все. Хватай! Линяем!

Подхватив ящик с водкой и закуской, приятели, перепрыгивая через коченеющие тела, поскакали в спасительную темноту, прочь со стадиона, причем Колян, распираемый неожиданной радостью, напевал бравурный марш…

* * *

– Представляешь? И эта дура в свадебной фате начинает перечить моей зайке. Ну, а у нее, сами знаете, разговор короткий… в общем, дала той дуре в ухо. Так и рука ведь тяжелая – в самой зайке центнер. Дура вопит, жених недоделанный прибежал – пытается мою зайку – мать ее! – за руки хватать…

– А ты? – Расположившийся на подстилке пузатый мужик лет сорока пяти разлил остатки водки по стопкам сидевших и лежавших вокруг собутыльников.

– Как учили. По рогам.

– А он?

– Он в бутылку полез. Хотел мне – мне! – в челюсть заехать. Ну, мы с Фимой, бля, отмудохали его слегка. Ну и сели обратно за столик. А это чмо бестолковое очухалось и по телефону милицию вызвало…

Собравшиеся дружно захохотали.

– Приехали менты поганые?

– А то? Приехали, встали по стойке смирно, представились. Я им жениха сдал – они его в отделение к Ваську Трофимову и забрали. Невеста с ним увязалась. Там молодые требовали бумагу и ручку – заявление писать. Пришлось их в КПЗ определить на первую брачную ночь.

Собутыльники продолжали держаться за внушительные животики от смеха.

– А потом, короче, утром я приехал и их отпустил. Правда, расписку взял, что жених мне тонну баксов должен за причинение морального ущерба и испорченный вечер. Пусть теперь попробует не заплатить. Распоясались, понимаешь. Забыли, кто в городе хозяин…

Собрание одобрительно зашумело. Чокнулись. Выпили.

Продолжили между собой переговариваться вполголоса.

– Правильно, товарищ полковник. Пора нам наконец брать всю полноту власти…

Живописная полянка, на которой был организован пикник, служила для неформальных заседаний местной силовой верхушки уже не первый год. Между Томском и Асино, примерно на полпути, если свернуть с трассы к северу, но до Итатки не доезжать, находилось это уютное местечко. Жители небольших и далеко отстоящих друг от друга поселков сюда, как правило, не добирались. Поэтому вроде бы от областного центра и недалеко – на служебных-то «Волгах» – но и уединенно. Никто не помешает…

Автомобили были расставлены вдоль укатанной лесной дороги – там водилы разложили на капотах свою тощую жратву и пировали, пока боссы расслаблялись. А на зеленой полянке пылал костер, стоял большой мангал, угли в котором скворчали от капающего на них жира. Шашлык уже подрумянился и находился в той стадии, когда его уже вовсю хочется есть, но пока еще чуть-чуть рановато.

По другую от дороги сторону поляны протекала маленькая лесная речушка, скорее даже большой ручей, светлый и ледяной. В нем, со свистом втягивая воздух от холода, обжигающего руки, мыли помидоры два толстопузых мужика в цветастых семейных трусах. Горка румяных томатов высилась почти до колен – так ведь и едоков было немало. Закончив, один из дневальных пошарил в воде и выволок из речки сетку с торчащими во все стороны бутылочными горлышками.

– Эй, господа офицера! Водка остыла, можно приступать!

И они поволокли все это богатство к центру поляны.

Всего отдыхающих насчитывалось человек пятнадцать или чуть больше. Глава УВД области полковник Сидоренков, вот уже два года безуспешно ожидавший генеральских лампасов, четыре его зама, начальники районных управлений города и области. Пока капитан, приближенный к элите, колдовал над шашлыком, сильные мира сего рассредоточились по группкам и решали свои локальные проблемы.

– Выбил все же квартиру сыну, Петрович? И подписались депутаты?

– А куда они денутся? Выбил. Шеф вон подсобил, спасибо ему, – кивал головой на начальника подполковник Друздь.

– Ремонт тоже закончили уже? А какие в зале клеили обои? Обои – это главное, – со знанием дела говорил заместитель Сидоренкова полковник Кушаков. – Все дело в обоях.

– Да нет, в портьерах, – возражал ему отец новосела.

– Портьеры – в спальне, – пошутил, как всегда, начальник городского ОБЭП майор Извлечной – единственный среди собравшихся маленький, упругий, чернявый, сам похожий на извлеченную из-под века соринку.

– Кропили квартиру? – озабоченно встрял подполковник Семчук, главный по организованной преступности.

На входе в их крыло здания так и было написано: «Отдел организованной преступности», – чтобы посетители не заблуждались. Это он недавно устроил молодоженам брачную ночь в КПЗ. Любил порой крепко заложить за воротник на пару со своим замом Ефимовым. Поговаривали, что и грибочками баловался, начитавшись Карлоса Кастанеды, которого стащил у собственного обторченного отпрыска.

Петрович недвусмысленно удивился:

– Зачем?

– Так приказано же теперь в Бога верить! После ремонта всем рекомендуется пригласить батюшку и совершить над квартирой обряд, – Семчук поджал губы, – иначе в новом и чистом месте может поселиться хрень всякая, неведомое и незваное. Кроме того, у меня есть знакомый и надежный мужик, который ходит с рамкой…

– Какой он ходит? – подмигнул Извлечной.

– Носит рамку, – ровным тоном отозвался Семчук и обратился к Друздю, едва не вскочившему навытяжку от чугунного взгляда бесноватого мента, – возможно, кстати, у новоселов неправильно расставлена мебель, особенно супружеская постель.

– И что же случится? – испугался несчастный отец.

– Да пошли ты его, Петрович! – загоготал один из собутыльников. – Не видишь, что человек в транс впадает?… Он к речке не отходил? Я там как раз мухоморы видал…

– Да ну вас! Не готов там шашлык? Может, еще по одной успеем?…

Выпив стопку у знатоков квартирно-ремонтных дел, Кушаков переместился к другой компании, которая чуть поодаль – за длинным раскладным столом – только что наполнила посуду манящим эликсиром. Компания была рангом повыше – с самим Сидоренковым во главе, и остальные замы с ним, – и разговоры тут велись серьезнее.

– Но ведь действительно пора брать всю полноту…

– А кто вам раньше не давал брать? – вроде бы удивлялся глава УВД области.

– Да мы брали, – встрял Кушаков и осекся.

Уж очень двусмысленно получилось.

Сидоренков ухмыльнулся:

– Знаю. Еще бы не брали. Но сейчас у нас есть шанс стать определяющей силой в городе.

– А власть?

– А мы кто? Мы, вообще говоря, и есть исполнительная власть. И полномочиями властными облечены. С чем я и поздравляю вас, коллеги. Кстати, и тост назрел. Выпьем же за хозяев дома. То есть – города. Бандюки скуксились, что у них произошло – непонятно, но нам это только на руку. И пусть кто-нибудь посмеет теперь сказать, что мент – поганый. А если ты про депутатов беспокоишься… Так они пусть говорят, как и говорили. А мы делать будем…

И обладатель самого солидного брюха лихо опрокинул стопку в разверзшуюся пасть. Собравшиеся последовали примеру начальства под нестройные крики «ура!».

Закусили нехитрой, но свежей и здоровой снедью, разложенной на столе: квашеная капустка, сало, колбаска молочная, огурчики…

– Так что делать-то, товарищ полковник? – поинтересовался уже перебазировавшийся поближе к начальству Семчук.

– Мне тебя учить? Подобрал бы губы, подполковник да мозгами пораскинул.

– Я раскидывал, – обиженно поджал-таки губы Семчук. – Пока у воров разброд и шатания, мы просто приберем к рукам те объекты, с которых раньше братва кормилась, а мы только облизывались.

– Какие предлагаешь?

– Ну, привокзальный торговый комплекс…

– Отлично. Еще?

– Рынок центральный. А то на нем помимо блатных один участковый жирует. Глаза залил, не видит, какие бабки эти черножопые на сторону отдают…

– Так и ему перепадает. Ну, и Трофиму, наверное. Его район, – заметил появившийся во все расширявшемся кругу слушателей Извлечной.

– Ты бы что дельное сказал хоть раз, – подозрительно остро отреагировал Семчук.

– Ребята, давайте жить дружно, – промяукал уже осоловелый Друздь.

– Ну, так еще что? – не приказывая, но с настойчивостью в голосе потребовал ответа Сидоренков.

– Еще? – призадумался Семчук. – А хрен его знает, товарищ полковник. Знаю только, что нашей вневедомственной охране теперь добавляется много дел. И еще больше денег.

– Ну-ну, стратег. Задачу понял, Сережа? – босс обратился к одному из замов, курировавших все вневедомственные подразделения.

Полковник Каралис только головой кивнул.

– Он еще про мясокомбинат забыл, – подсказал ставший вдруг сообразительным Кушаков, – Сергея Лазо. Они самостоятельные стали до безобразия. Говорят, свою охрану завели…

– Непорядок, – согласно кивнул головой начальник. – Каралис, мотай на ус! Бандюкам платили? Пускай нам теперь платят!

У Каралиса в руках неожиданно появился блокнот и карандаш.

– А если кто из крышуемых в прокуратуру стукнет? – забеспокоился Извлечной.

– Куда? Ну-ну, – Кушаков обрел обычное свое красноречие. – Рыльце-то у любого в пушку, господа менты. Нам ли этого не знать? Уход от налогообложения. Взятки. Без этого никто в нашем бизнесе и трех дней не продержится. Поэтому мы любого прихватим и запрессуем по всей строгости закона…

Сидоренков довольно покачал головой:

– Верно. Все верно. И еще, господа: мы не просто торгашей крышевать должны. Со временем нам нужно научиться определять политику в городе. А для этого хорошо бы увеличить представительство в законодательных структурах. Друздь, сколько у нас членов «Великой России»?…

– С точностью до человека навскидку не скажу. Около двух десятков по городу. Девять человек в области…

– А нужно не двадцать девять, а сто девять, тысячу девять!… Партия входит в силу. И скоро депутаты начнут подчиняться партийной дисциплине. Понимаете, к чему клоню?…

– Шашлыки только членам профсоюза! – пискнул Извлечной.

– Э… – махнул рукой главный начальник, – шашлыки? С вами и каши-то не сваришь…

– Готов шашлык! – донеслось от мангала. – Наливайте!

Служебное совещание по этой объективной причине прервалось. Виночерпий Извлечной разлил содержимое бутылок в подставленные емкости. Взяв в руки по шампуру, пирующие сдвинули бокалы.

– Ну, за успех! – подытожил старший среди полковников, мысленно нашивая себе лампасы. – Вор должен сидеть в тюрьме. А мент – в «БМВ»! Гы-гыгы. Шутка. Мы должны в поте лица трудиться на благо страны. Теперь все так и будет. По закону! А кто вякнет – за решетку. Мы их научим свободу любить. Гы-ы-ы…

Сидоренков утер со лба выступившие от красноречия капельки пота:

– Пью за вас!

Минуты две спустя все ответные здравицы затихли, и над поляной разносилось только мерное чавканье.