Текст книги "Мэр в законе"

Борис СЕДОВ
Мэр в законе

Господа демократы минувшего века,

И чего вы взбесились, престолу грозя,

Ведь природа – не дура, и Бог – не калека,

Ну а вы его в шею – ну так же нельзя!

И. Тальков

Пролог

«Начальнику ИТУ Н-38/044 подполковнику внутренней службы В. Н. МЯСОЕДОВУ.

РАПОРТ

Настоящим довожу до Вашего сведения, что 28 декабря 1990 года осужденным Таганцевым Андреем Николаевичем была организована забастовка, в результате которой поставлено под угрозу выполнение производственного плана на объекте «Каменно-рудный карьер № 2».

Отказавшись от выполнения работ, А. Н Таганцев и с ним еще пятеро заключенных (фамилии прилагаются) забаррикадировались в строительном вагончике и оказали активное сопротивление администрации колонии.

Учитывая особую опасность контингента и с целью наведения порядка, мною было принято решение привлечь силы подразделения специального назначения оперативного полка ГУИН МВД РФ.

В настоящее время участники забастовки содержатся в помещениях камерного типа штрафного изолятора.

Прошу Вас ходатайствовать перед прокурором района о возбуждении в отношении осужденного Таганцева Андрея Николаевича уголовного дела и отказе ему в условно-досрочном освобождении.

29 декабря 1990 года.

Начальник Оперативной части

ИТУ Н-38/044

капитан внутренней службы Ф. П. Зубарев».

– Ну, что скажешь, родной? Тебе вот только по этой бумажке лишний год за «колючкой» корячиться. – Зуб мерно расхаживал по своему кабинету, глубоко затягиваясь сигаретой и пуская в потолок тугие струи сизого дыма.

Он только что вслух прочел Таганке рапорт, сочиненный полчаса назад в истинных творческих муках.

– А что сказать? – Андрей пожал плечами. – Лажа полная, гражданин начальник. Никакой забастовки не было, вы же знаете!

– Лажа, говоришь? – усмехнулся капитан. – Это как посмотреть!

– Да как ни смотрите. Лажа – она и в Африке лажа.

– Ну, не скажи! На! Читай!

Зубарев протянул Таганцеву несколько исписанных листов бумаги.

– Что это? – спросил Андрей, не глядя на писанину.

– Твои дружки пишут, что это ты их уговорил отказаться от выполнения работ, устроить забастовку, сорвать план! И наплевать тебе на то, что колония на хозрасчете! Срать ты хотел на то, что осужденные всю зиму голодать будут! На бунт людей подбиваешь?!

С недавних пор слово «бунт» было для «зэков» самым страшным. Короче, соседняя «зона» взбунтовалась недавно. Там люди умирали от голода. Бараки не отапливались. Электроэнергию вырубили. «Ноги росли» из Главного Управления Исполнения Наказаний. Кто-то из московских генералов «забыл» обеспечить колонию государственным заказом. А значит, данное исправительно-трудовое учреждение, существующее на принципе самоокупаемости, исключили из списков на поставку продовольствия, угля и электричества. Все просто: нечем платить – мрите с голодухи.

Холода в этих краях наступают уже в конце августа. К середине же октября начался массовый падеж. «Зэки» не выдержали и подняли настоящее восстание. Администрация бросила на них полк спецназа. В результате, сто с лишним человек были забиты до смерти. Повторения такого эксперимента не жаждал никто.

– Ты знаешь, чем бунты заканчиваются? – задумчиво произнес Зубарев.

– Знаю, – кивнул Таганцев. – Но вы же не за этим меня сюда вызвали…

– Ха! Смотри, какой догадливый! Правильно – не за этим. А как думаешь, зачем?

– Я не думаю. Мне не положено.

– Молодец! – похвалил начальник оперчасти. – Я за тебя все уже придумал. Тебе когда на условно-досрочное? Правильно – через месяц!

– Через двадцать девять дней, – поправил Таганцев.

– Тем более! – неизвестно чему обрадовался капитан Зубарев. – Соображай!

– Соображалку отбили, – угрюмо произнес Андрей.

– До свадьбы заживет! – бодро пообещал Зуб.

– Сомневаюсь. – У Таганцева страшно болела голова, а перед глазами плыли синие круги. Такое бывает при сотрясении мозга.

– Давай так: ты мне поможешь, а я, в свою очередь, позабочусь о том, чтобы с тобой в эти оставшиеся двадцать девять дней ничего плохого не произошло.

После этих слов Андрей понял: самое плохое в его непутевой жизни только начинается.

– Все знают – ты с «синими» в ладах, – продолжил Зубарев. – А к ним с воли наркота пришла. Марихуана. Анаша. «Дурь» по-вашему. В курсе? – капитан подошел к Андрею вплотную и прищурившись заглянул в глаза.

– Откуда?! – как можно искренней удивился Таганцев. – Они мне что, докладывали?!

– Не знаешь, выходит… – разочаровано проговорил капитан и, отойдя в сторону, закурил новую сигарету. – А ты узнай! Узнай, родной, как «трава» в «зону» попала, где хранится, кто на ней «оттопыривается».

– Поздно, гражданин начальник, из меня «стукача» делать, – Таганка криво ухмыльнулся. – А потом, вы же знаете, если я за «наркоту» с блатными базар заведу, они меня враз на «перо» поставят.

– Андрюша! – почти ласково заговорил капитан Зубарев, – ты не блатных бойся. Ты меня бойся. Я сейчас, радость моя, твой царь и Бог. Послушайся старого опера, сделай, как я прошу. Ну что тебе делить с ними? Ты через месяц – птица вольная. Вышел на свободу – и ищи ветра в поле! Никого не знаешь, никому не должен!

– Не скажут они мне ничего, – развел Таганцев руками. – Вы, гражданин начальник, сами у них спросите. – И в глазах его мелькнула издевательская искорка.

– Значит, отказываешь мне… Не уважаешь…

Капитан Зубарев медленно подошел к столу, затушил в пепельнице окурок, шагнул к Андрею и неожиданно нанес ему резкий удар в челюсть.

Таганка рухнул на пол, как подкошенный, а начальник оперчасти принялся изо всех сил пинать его твердыми носками яловых сапог. Бил до тех пор, пока тело Андрея не обмякло и не перестало чувствовать боль.

Утомившись, Зубарев расстегнул ворот форменной рубашки, вытер рукавом обильный пот со лба и, тяжело дыша, выглянул из кабинета в коридор.

– Прапорщик Легавко!

– Я! – послышался бодрый отзыв.

– Осужденного Таганцева в жилую зону!

– Как? – удивился прапорщик, – у него ж еще пятнадцать суток ШИЗО!

– В барак, я сказал!

И в этом тоже не было ничего хорошего. Народ, проживающий за колючей проволокой, знал: из штрафного изолятора за красивые глазки раньше срока не выпускают.

– Живой, что ли? – над койкой Андрея склонился Чижик – «шестерка» Садовника, законного вора.

Таганка с трудом открыл заплывшие глаза и понял, что лежит в жилом бараке.

Отряд увели на работы. Здесь остались лишь блатные и приблатненные.

– Вставай, Таганка, – Чижик тронул его за плечо. – Садовник в гости зовет.

С трудом поднявшись с койки, Андрей, хромая, в сопровождении «шестерки» направился к кладовому помещению, которое в просторечии называлось каптеркой. Ныли отбитые почки, гудела голова и, казалось, при каждом шаге трещал позвоночник.

– Здравствуйте, – произнес он, представ перед ворами, сидящими вокруг стола.

На расстеленной газете стояли сковородка с жареной картошкой, несколько вскрытых банок тушенки и две пол-литровые бутылки «Столичной». Прямо на газете высилась горка нарезанного крупными кусками белого хлеба, – такой давали только солдатам батальона охраны. Но у блатных он тоже не переводился.

– Здорово, коль не шутишь, – подал голос Садовник. – Проходи, присаживайся. Ешь вот, пей. – Вор сделал рукой приглашающий гостеприимный жест. – Налейте ему.

Выпив залпом половину из налитой до верха железной кружки, Таганка занюхал кусочком хлеба. Впрочем, садиться за стол не собирался.

– Чего не ешь? Гордый? – с вызовом спросил Садовник.

– Спасибо, сыт, – спокойно ответил Андрей. Его мучил сейчас только один вопрос: зачем он понадобился жуликам. Не водки же пить его сюда позвали, в самом деле!

– Ну, сыт так сыт, – с блуждающей улыбкой на губах произнес Садовник. – А чего так рано из ШИЗО? Братва твоя еще там парится…

Все, кто находился сейчас в каптерке, вперились в Таганку, будто прожигая насквозь и выворачивая наизнанку. Рентген – детская забава по сравнению с тем, как могут рассматривать человека воровские глаза.

– Зуб удружил – выпустил, – ответил Андрей и посмотрел на Садовника.

– Вот так просто и выпустил? – с явным сомнением в голосе спросил Садовник. – Или что-то взамен попросил?

– Ты лучше колись давай, фраер! – посоветовал Чугун, вставая из-за стола и потирая кулаки.

«Чугуном» его прозвали из-за смертельной силы удара. И кулаки у него были размером с пудовую гирю. Раньше, до «зоны», он тоже боксировал. В абсолютной весовой категории. Потом ушел в каратэ. Секции по восточным единоборствам тогда здорово преследовались властями, и Чугун схлопотал свои первые пять лет за пропаганду «идеологически чуждого советскому строю вида борьбы». Кроме того, ему крупно не повезло. При задержании оказал милиции сопротивление и по неосторожности убил сержанта. Уже в лагере крепко связался с уголовниками, «приблатнился».

– Ты часом не ссучился, пацан? – спросил другой блатняга – Баян. – Тут все не пальцем деланные. Насквозь тебя видят. Базлай по-хорошему: накосячил у «кума», кружева не плети, сявый.

«Баян» на жаргоне – шприц. И тот, которого звали Баяном, лет десять успешно торговал в Днепропетровске героином. Потом его взяли. Дали «червонец».

– Да что он тут гонит?! – пискляво заверещал Чижик. – Он же – сука! Мочить его надо! Мочить! Гнида ментовская!

Одним прыжком оказавшись у Андрея за спиной, «шестерка» накинул ему на шею петлю из капроновой нити и принялся изо всех сил душить.

Не стараясь освободиться от удавки и не оборачиваясь, Таганка локтем правой руки нанес Чижику удар в солнечное сплетение и уже в следующее мгновение, почувствовав, что петля ослабла, с разворота – локтем левой – саданул его по голове. Резко развернувшись на сто восемьдесят градусов, схватил «шестерку» за оттопыренные уши и основательно припечатал лицом к своему колену. Бедолага вырубился.

Все действие заняло не более трех секунд. Никто из воров не кинулся на помощь к Чижику, ни один даже позы своей не поменял. Все только наблюдали.

Чижик в полном отрубе валялся на кафельном полу. Таганка, отдуваясь, стоял над ним, исподлобья глядя на братву.

– Полейте его кто-нибудь, – приказал Садовник, кивая в сторону «шестерки».

Чугун медленно подошел к Чижику, расстегнул ширинку и… принялся мочиться прямо ему на лицо, хихикая от удовольствия.

Чижику не везло от рождения. Он природой был создан для того, чтобы прислуживать.

Когда-то давно работал официантом в забегаловке. Проворовался. Сел. Попав в зловещий круговорот лагерной жизни и побоявшись, что не выдержит, сломается, на коленях приполз к авторитетным ворам, попросил защиты. С тех пор и «шестерит», подбирая объедки со стола татуированных хозяев. Уголовная номенклатура «синие», кстати, произошла от множества высокохудожественных татуировок на телах рецидивистов, для которых «зона» давно стала родным домом.

Кстати, наколка «Не забуду мать родную», красующаяся на телах многих уголовных лидеров, никакого отношения к матери по рождению не имеет. «Мамой родной» здесь зовется все та же «зона».

Итак, Чугун ссал на Чижика.

Таганку чуть не вырвало.

Жулики громко хохотали.

«Шестерка» наконец пришел в себя. Сел на полу, мутными глазами посмотрел вокруг, жадно хватая ртом воздух. Лицо его было разбито в кровь. Из разбитого носа вытекала слизистая бурая масса.

– Мы тут вроде как «предъяву» слышали, – сказал Садовник, глядя на Чижика. – Ты Таганку сукой назвал. Обоснуешь?

Избитый воришка отрицательно мотнул бритой головой.

– Таганка, убей его, – вынес Садовник свой приговор.

– Убей и отмоешься, – проговорил Чугун.

– Докажи, что не сука, – сказал Баян.

По лагерным понятиям, «зэк», необоснованно обозвавший другого сукой, должен умереть.

Убить его обязан был тот, кому это страшное оскорбление было нанесено.

Стало быть, Андрея преднамеренно подводили под «мокруху». Убьет Чижика, останется за колючей проволокой еще лет на десять. Не убьет, значит, точно – сука, в «стукачи» к «куму» подался. Тогда ему самому недолго жить. Заманчивые перспективы, ничего не скажешь. Но кем подстроен весь этот спектакль? Уж не самим ли капитаном Зубаревым?

– Убей! – повысив голос, еще раз приказал Садовник.

Чижик смотрел на Андрея глазами, полными животного страха.

Не произнеся ни звука, Таганка повернулся и шатаясь вышел из каптерки.

Часть первая
Зима, тюрьма и Колыма

Глава 1
Не климат, блин, братве на Колыме!

Обрыдлый знойный Магадан,

Прощай и поминай, как звали.

Меня, в натуре, задолбали

Твоя баланда и кичман.

Морозец с утра шандарахнул – все минус сорок по шкале гражданина Цельсия.

Опустошенные души и «по понятиям» татуированные тела мелко дрожали на пронизывающем ветру, а синие от холода губы нежно и тихо шептали слова, обращенные к лагерной администрации, самым ласковым из которых было – «педерасты».

Пока дежурный по колонии не появится, никого с плаца не отпустят – есть такая народная примета, взращенная за заборами и колючей проволокой исправительно-трудовых учреждений.

Сегодня дежурил по «зоне» начальник оперативной части капитан внутренней службы Зубарев, которого «зэки» называли между собой просто Зубом. И он не торопился. Спокойно вышел из дому, неспешно прогулялся между казармами батальона охраны, потравил анекдоты со служивыми и лишь затем переступил КПП жилой «зоны», где содержались осужденные.

– Товарищ капитан! Осужденные для развода на работы построены! Помощник дежурного по колонии старший прапорщик Легавко!

Скользнув безразличным взглядом по шеренгам выстроившихся заключенных, Зубарев небрежно махнул рукой – от себя и в сторону.

– Ра-а-авня-а-айсь! – прогремела над плацем команда. – Сми-и-ирна-а-а! Первый отряд прямо! Остальные на-а-апра-во! Ша-а-агомарш!

Нет, торжественный марш «Прощание славянки» здесь «не канал». «Зэки» старательно выводили свою любимую:

 
«Широка страна моя родная!
Много в ней лесов, полей и рек!
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно… »
 

Стоптанные кирзовые сапоги, будто матерясь своим неистовым скрипом, утаптывали и без того природой утрамбованную вечную мерзлоту. От «зэковских» ватников, словно панцирем покрытых хрустящей ледяной коркой, нещадно разило немытым телом, махоркой и еще чем-то кислым. В скукоженных желудках, возмущенно пузырясь, вольно плавала отварная треска из утренней баланды. По серым злым лицам обжигающей снежной крошкой хлестал ветер, еще ночью неосторожно сорвавшийся со скользких обледенелых отрогов Верхоянского хребта.

А Андрею Таганцеву было весело! Весело, невзирая ни на что.

Накануне вечером его вызвал «кум» – начальник колонии подполковник Мясоедов – и сообщил, что ровно через месяц «хорошего мальчика Андрюшу» по прозвищу Таганка дружеским поджопником выпихнут отсюда на свободу.

Шесть лет оттрубил он в лагере. Теперь «за примерное поведение» его оформляли на УДО – условно-досрочное освобождение. А вообще, торчать ему предстояло еще полтора года. Как за это время не подох, сам теперь удивлялся.

Справа в строю шагал Семен Точило, штангист, бывший чемпион Союза ССР. Ему еще «пятерик» тарабанить. И, главное, за что?! Барыга, директор ресторана, случайно ему «на кулак упал. Поскользнулся потому что на собственных соплях, когда Сема к нему за деньгами приехал». И «баксы» сам отдал. Да еще, урод, как хозяин положения условия диктовал. Все, говорит, заберите, фашисты проклятые, только не убивайте. Охамел в стельку – честную советскую братву фашистами обзывать!

Слева – Гоша Штопанный. Он на воле катался на мотокроссе, пока не переломался весь, попав в аварию. Этот только что сел. И сел на «семеру». Тоже, кстати, без вины виноватый. Встретился с цеховиком, как с человеком вежливо, элегантно: затолкал в машину, предложил на выбор – либо долю с его шнурочного завода брать, либо сожгут пацаны дотла всю халабуду, а самого на шнурках повесят. Было у придурка право выбора, так нет же, к ментам побежал. Разве приличные люди так поступают? Завод все равно сожгли, а Гошу посадили. Где справедливость, спрашивается?! Нет справедливости.

Прощай, братва! Тридцать дней, тридцать ночей осталось! Семьсот двадцать часов… Ну, чуть больше или чуть меньше, может.

Как там теперь, на воле? Что изменилось за шесть лет?

Воспоминания о прошлой жизни – единственное, что не приносило радости. Многие заключенные люди мечтают о том, чтобы вернуться на свободу и вновь пуститься во все тяжкие. Погулять, покуражиться.

До «зоны» Таганцеву казалось, что все легко и беззаботно, круто и весело. На самом деле, существовал Андрюха в своей бесшабашной бандитской жизни совершенно безмозгло и никчемно. К такому выводу он пришел, когда вдоволь нахлебался лагерной баланды и своими глазами увидел, как ломаются в заключении людские судьбы.

То, что на свободе воспринималось как, типа, романтика, считалось лихостью или даже геройством (чем «безбашенная» братва неустанно кичилась друг перед другом), здесь, за колючей проволокой, называлось «дешевыми понтами»: выпендрежем и глупостью.

Вспоминать тошно…

Промышляли на воле тем, что обдирали с постоянной периодичностью рыночных торговцев. Тупо. Безнаказанно. Дерзко.

Вадим Васильевич Зятьев, председатель рыночного комитета, давно за молодыми бандитами присматривал. Шустрить не мешал. «Бомбят» себе азербайджанцев с узбеками и – пусть «бомбят». Ему лично братки в спортивных костюмах поперек дороги не становились. Наоборот, было даже интересно посмотреть, как нагло, как безрассудно порой рэкетиры налетают на «лаврушников» и стригут с них купоны. Во всяком случае, до поры, до времени Зятьев упорно делал вид, что бригаду Таганки на своем рынке в упор не видит.

Эту группировку, выброшенную демократическими реформами из передовых рядов советского спорта, прозвали тогда в городе Олимпийцами. Тот, кто этими самыми Олимпийцами руководил, организуя налеты на базарные ряды, особенно заинтересовал Зятьева.

Безбашенного бригадира, оставившего боксерский ринг после травмы и подавшегося в бандиты, звали Андреем Таганцевым. Соответственно и прозвище – Таганка.

Встретились не случайно – оба любили поужинать в летнем кооперативном кафе «Борис Годунов» на набережной Москвы-реки.

– Отдыхаем? – Вадим Васильевич сидел за столиком, уставленным всевозможными яствами, вполоборота. Ему нужно было лишь чуток повернуть голову, чтобы обратиться к расположившемуся по соседству молодому человеку атлетического телосложения.

– Не понял?! – с вызовом в голосе спросил тот и, скрипнув бычьими челюстями, сжал кулаки.

– Почему нельзя? Можно, – спокойно ответил ему Зятьев. – Но – может, познакомимся?

– А че мне с тобой знакомиться?! – недовольно хмыкнул Таганка. – Я и так знаю, что ты на базаре картошкой заведуешь!

– Ну, не совсем так, – произнес Зятьев. – Тем не менее, сейчас это никакой роли не играет. Меня зовут Вадим Васильевич. – Представился любезно.

– Да насрать мне, как тебя зовут, колхозник хренов. Щас пацанам свистну – мы твой рынок вообще к хренам свинячьим разнесем. Эй, братва! – позвал Таганцев, оборачиваясь к столику в стороне, за которым сидели четверо накачанных бойцов. – Унесите этого придурка отсюда.

Из четверых бритоголовых поднялись двое и двинулись к Зятьеву с явным намерением выполнить распоряжение бригадира – вынести из кабака Вадима Васильевича, как ручную кладь.

– Не спешите, юноша. – Преспокойно проговорил Зятьев. – У меня к вам дело и, поверьте, весьма интересное.

Таганка сделал жест рукой, и братки безмолвно вернулись на свои места.

– Ну, говори, коль не шутишь. – С ухмылкой сказал Андрей, посмотрев на собеседника. – Только фуфло мне не толкай – за базар ответишь.

– Вы, простите, выражаетесь, как босяк. – Пришло время ухмыльнуться Зятьеву – А я вот по наивности решил предложить вам серьезный проект.

– Слышь, мужик! – Таганка повысил голос. – Тебя никто за язык не тянул. Сказал «А», говори «Бэ».

– Вот вы, Андрей, все по мелочам работаете. – Вкрадчиво заговорил Зятьев. – Там десятку щипнете, сям сотней разживетесь. А вокруг – миллионы крутятся! – Глаза Зятьева сверкнули жадным блеском. – Золотые слитки под ногами валяются! Не ленись только! Наклонись! Подними!

Лицо Таганцева стало скучным. Андрею показалось, что этот жирный лысый боров решил ему, как говорится, лапши на уши навешать.

– Хорош, мужик. – Бригадир братков махнул рукой. – На первый раз тебя прощаю. Отваливай отсюда и не мешай мне жрать.

– Коммерческий банк «Планета» – слышали? – не обращая никакого внимания на реплику Таганцева, спросил Зятьев.

– И – что с того?! – с неизменным вызовом спросил Таганка.

Он, конечно, не мог не слышать о недавно открывшемся в Москве коммерческом банке. В компактном двухэтажном особняке на территории ВДНХ расположилось кредитно-финансовое учреждение, созданное, как утверждали знающие люди, на деньги ушедших недавно в отставку партийных функционеров брежневских еще времен.

– Пикантность ситуации, юноша, заключается в том, что управляющим и председателем Совета директоров банка «Планета» является Илья Васильевич Зятьев. – Многозначительно изрек Вадим Васильевич.

– И фиг ли?! – не сразу сообразил Таганцев. – Постой! – Оживился вдруг. – Этот, который Илья, как ты говоришь, Васильевич, он что, родственник твой?

– Да, да, да. – Закивал головой Зятьев. – Родной брат. На три года младше… – Произнес почему-то с неприязнью в голосе. – Сосунок… – В эту секунду, казалось, Зятьев-старший подумал о чем-то своем, наболевшем.

– А чего тебе братан твой, поперек дороги встал? – поинтересовался Таганцев, почти догадавшись о сути потаенных мыслей Вадима Васильевича.

– Да сука он, каких мало! – неожиданно громко выкрикнул Зятьев. – Банкир нашелся, мать твою!

Зависть – вот что съедало Вадима Васильевича при одной только мысли о младшем родном брате.

Илья был удачлив, предприимчив и умен. А потому, уволившись с государственной службы в самом начале перестройки, быстро организовал свой бизнес. Уже в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году владел сетью продовольственных магазинов, авторемонтных мастерских и бензозаправочных станций. Это только в Москве. В Узбекистане числился акционером автосборочного предприятия. Па Украине держал сахарный завод. В тогдашней Молдавии открыл винное производство.

А с Дальнего Востока железнодорожными составами гнал строительный лес.

Вадиму везло меньше. В свое время, окончив техникум советской торговли, он несколько лет проработал товароведом на овощной базе. Нечаянно проворовался и сел на четыре года. Освободившись, в государственную торговлю уже не вернулся. Пошел торговать на рынок. По-своему преуспел – через несколько лет стал председателем рыночного комитета. Но, если сравнивать с Ильей, то оставался нищим. Как говорится, униженным и оскорбленным.

Однажды даже обратился к брату за помощью. Откровенно попросил пристроить к делам. А тот, не раздумывая, отказал.

– Прости, Вадик, – сказал тогда Илья. – Два родных брата в одном бизнесе – заведомо враги. Обязательно настанет время, когда интересы наши разойдутся краями. Одно дело – рвать с чужим человеком, и – совсем другое – выяснять деловые отношения с родственниками. Если деньги тебе нужны – помогу. Дам взаймы…

Этого отказа Вадим Васильевич простить не мог. И, тем более, почувствовал себя оскорбленным до глубины души, когда младший брат предложил ему взаймы.

– Наказать эту суку надо, – зло высказался Зятьев-старший, обращаясь к Таганке.

– А как я его накажу?! – удивился Андрей. – Я что – ОБХСС?

– Вот теперь мы подошли к самому главному! – заговорщицки зашептал Вадим Васильевич. – Брат мне доверяет. У меня даже служебный пропуск в банк есть. И план я уже придумал. Одним словом – мне нужны твои люди.

– А ноги тебе не помыть?! – возмутился Таганцев.

– Не горячись, Андрей! В банке – миллионы долларов! Охрана – дерьмо! Подробности операции объясню, если получу принципиальное согласие. Но хочу предупредить…

– Это я тебя хочу предупредить. – Достаточно грубо оборвал его Таганцев. – Навар пополам. И – если надумаешь меня обмануть – я тебе глаз на жопу натяну и моргать заставлю. Сообразил?

– Уф-ф! Сообразил. – Вадим Васильевич утер со лба проступивший холодный пот, потому что этот бандит, этот жестокий и беспринципный человек по прозвищу Таганка смотрел на него так, как, наверное, самый человечный человек Владимир Ильич Ульянов по прозвищу Ленин смотрел в свое время на представителей буржуазии.

– Ну, говори, – продолжил Таганка. – От тебя нам в этом деле какой толк будет?

– Я по служебному пропуску проникну в здание банка рано утром, когда работа с клиентами еще не начнется. Чтоб кроме персонала там никого не было… – Зятьев с интересом заглянул в глаза Таганцева: все ли правильно излагает.

– Годится. – Одобрил тот. – Лишние свидетели нам ни к чему.

– Пройду на пост обеспечения электронной безопасности – постараюсь вывести из строя системы наблюдения и сигнализации.

– Ты Рэмбо, что ли? – в обычной своей манере усмехнулся Таганцев. – Кто тебя туда пустит?

– Меня в банке все знают! – горячо заверил Вадим Васильевич. – Я же, как никак, брат управляющего !

– Хорош брат. Ладно, валяй дальше.

– А что дальше? – Часто заморгал Зятьев. – Отвлеку как-нибудь охранника с тылу, открою вашим людям задние служебные двери. Вам нужно будет только лишь блокировать сотрудников службы безопасности.

– Сколько народу в охране?

– Да человек десять всего! Не больше! Банк ведь маленький!

– Ты, мужик, наверное, кривым пальцем деланный. – Предположил Андрей. – Десяток вооруженных бойцов, по-твоему, не много?

– Но вы ведь тоже не один, надеюсь, туда сунетесь.

– Правильно надеешься. Какие гарантии, что нам удастся добраться до хранилища?

– За это не беспокойтесь. Я все предусмотрел.

– План здания есть?

– Да-да, конечно! – Вадим Васильевич принялся судорожно рыться в карманах, позабыв от накатившего волнения, в какой из них засунул бумажный листок с планом.

– Не суетись. – Остановил его Таганцев. – Поедем сейчас к нам на хату. Там и в деталях разберемся.

– Илюша, у меня беда! – встревоженным голосом заговорил Вадим Васильевич в телефонную трубку, когда дозвонился в банк.

– Вадик? Что случилось? – Председатель Совета директоров коммерческого банка «Планета» проводил в это время утреннее совещание с руководителями подразделений. Но, как только услышал дрожащий от страха голос Вадима, жестом дал понять сотрудникам, что аудиенция окончена. – Говори быстрее, что произошло?

– Это не по телефону, братишка! – всхлипывая, продолжал тот. – Пропадаю я! Видит Бог – пропадаю! Нам надо увидеться…

– Без проблем. Куда мне приехать? – с готовностью откликнулся Илья Васильевич, стремительно поднимаясь из-за стола.

– Нет, давай, лучше я к тебе. Так будет спокойнее. Поговорим у тебя в банке.

– Да-да, конечно. Приезжай немедленно.

– Я… не один… ладно? – как-то очень уж неуверенно произнес Вадим.

– Не один? – переспросил Илья. – А с кем?

– Это… это друг мой. Он все и объяснит. Хорошо?

– Договорились. – Согласился банкир. – Я жду вас. – И тут же связался по внутренней линии с охраной на центральном входе. – Ко мне приедет Вадим Васильевич с человеком. Пропустите их.

Но «человеков», прибывших с Вадимом Васильевичем, оказалось четверо. И их не пропустили бы в здание банка во внеурочное для посторонних посетителей время ни за что, если бы дежурного охранника не сбило с толку полученное распоряжение о прибытии старшего брата управляющего. Проблемы начались бы сразу же, как только братва приблизилась к дверям. Охраннику нужно было лишь нажать пальцем на «тревожную» кнопку, после чего сюда примчались бы бойцы резервной группы и – через пять минут – милицейский наряд из ближайшего отделения внутренних дел. Но Илья Васильевич всего минуту назад ясно сказал: «Приедет брат». Что ж, его метлой теперь гнать отсюда? Да и тревогу поднимать смешно как-то.

Служащий поднял трубку внутреннего телефона, но с приемной связаться не удалось, так как банкир попросил его ни с кем вообще не соединять. Ожидая приезда брата, он готовился к серьезному разговору и не хотел, чтобы его кто-нибудь отвлекал сейчас.

– Извините, Вадим Васильевич, но мне сказали, что с вами будет только один сопровождающий. – Высказался охранник в некотором замешательстве.

– Да какая разница?! – капризно ответил ему Зятьев старший. – Бюрократы-формалисты тоже мне выискались! Уйди, не до тебя сейчас!

Охранник послушно отступил в сторону, а Вадим Васильевич вместе с Таганкой и еще тремя бойцами прошел к широкой лестнице, ведущей на второй этаж. При этом все пятеро преднамеренно обошли стороной специальную арку, оборудованную металлоискателем.

Сотрудник охраны сделал было движение к визитерам, чтобы те вернулись в зону электронного контроля, но, подумав, махнул рукой. Вступать в пререкания с братом самого управляющего – себе дороже.

– Доброе утро, Вадим Васильевич! – приветливо вышла навстречу секретарь в приемной. – Илья Васильевич вас уже ждет. Проходите, пожалуйста. – Она раскрыла перед ним широкую дверь кабинета.

Как только Вадим вошел в служебные апартаменты брата, сюда же ворвались и бойцы Таганки, обнажив пистолетные стволы, которые до сих пор прятали под полами курток.

Банкир не сразу и сообразил, что происходит. В первую секунду, увидев брата, он энергично вскочил со своего места и шагнул навстречу.

– Вадик! Ну, наконец-то! – похоже, он действительно ждал появления родственника и был искренне обеспокоен якобы возникшими у того неприятностями.

Но Вадим Васильевич не спешил кинуться в объятия заботливого родственника. Вперед выступили Таганка с бойцами. Зятьев старший остался на заднем плане.

– Вадик, я что-то не пойму, а это – кто? – Илья Васильевич даже растерялся, увидев перед собой решительные и холодные лица бритоголовых братков.

– Помолчи, Илья! – как-то неестественно пискляво и капризно выкрикнул Вадим, делая короткий шажок вперед и тут же отступая за спины налетчиков. – Теперь я буду говорить! Ты сказал у же… свое… сказал… все сказал… – Глаза его бегали из стороны в сторону, руки теребили полы пиджака, а плечи суетливо подергивались.

– Ты кого сюда привел?! – снова задал вопрос Илья Васильевич. И в голосе его слышалось справедливое негодование. – Вон отсюда все! – крикнул банкир, скорее из желания, чтобы кто-нибудь услышал его вне кабинета и пришел ему на помощь.

– Сидеть! – один из братков сильно толкнул управляющего банком в грудь, и тот, не удержавшись на ногах, повалился в кресло, стоящее за спиной. – Не рыпайся, баран! – ствол пистолета тут же был приставлен к его голове.

– Давай, где там пульт слежения? – Таганка повернулся к Вадиму. – Выключай быстрее и стирай там, что надо!

Небольшая комната, в которой размещалась аппаратура видеоконтроля за помещениями банка, была через стенку от кабинета Ильи Васильевича.

Проникнуть туда можно было прямо отсюда. Что, собственно, Вадим Васильевич и сделал.