Текст книги "Часть от целого, или История Уолтера Коннора. История о том, как важно не потерять самого себя"

Любовь, любовь, любовь… Что же ты делаешь с людьми? Почему кого-то ты сносишь с жизненного пути, а кого-то только ставишь на него? Почему ты такая разная? Что ты делаешь с нами? Почему ты нас и разрушаешь, и склеиваешь? Почему ты так фатальна, но так чертовски прекрасна… Почему ты фатальна, но феноменальна? Удивительная и эта жизнь, и эта любовь в жизни.

 
Помню, в своём дневнике я оставил несколько строф:
 
 
И ведь Бунин всегда говорил об этом:
О том, что этим прелестным дуэтом
Можно поддаться тем сюжетам,
Что так громко разбивались летом…
 
 
И ведь никто не знал, что реальность
Бывает столь фатальной…
Никто и не знал, что феноменальность
Может быть столь нахальной…
 
 
Всегда хотелось согреться в объятиях,
Чтоб забыть о страшных апатиях,
Которые настигали на разных стадиях,
Ведь сколько можно думать о проклятиях?
 

И так я включил «Lately», начал спускаться вниз, потихоньку добираться до дома. Я вдруг подумал, что чертовски счастливый, потому что уже в 18 лет жизнь подкинула мне такой сюрприз – любовь. Что мне остаётся? Да, может и страдать, но главное, – это существовать, вспоминать и мечтать. Может, я и один. Да, быть может и так, но я знаю точно, что не одинок, ведь теперь во мне живёт любовь.

Часть 6. Mr. Brightside

Честно говоря, после той поездки всё было словно в тумане… Помню только, как отец спросил у меня, зачем я туда поехал, для чего устроил такое дикое приключение, но я уже не вспомню, что ему на это ответил. Точно знаю, что истинную причину не оглашал никому. Я просто не хотел, чтобы кто-либо знал о моих чувствах и о том, как эта история с Эмили закончилась…

Что же было дальше? А дальше мы с Джеки разошлись по разным путям: он поступил в Манчестерский университет на инженерно-научный факультет, а я в Кембридж на гуманитарное направление «Лингвистика». Я понимал, что расстояние небольшое, мы в четырех часах езды друг от друга, но всё равно было чертовски грустно. Наверное, я и осознавал то, что у каждого начинается новая история, и кто знает, вошли бы старые люди в эту новую историю… Конечно, мы пообещали друг другу постоянно списываться и по выходным стараться встречаться, но я не знал, как мы будем это соблюдать. Ещё чертовски грустно было прощаться с отцом. Я обещал, что буду его навещать часто… Я не мог смотреть в глаза отцу, они были полны надежд, скорби и печали. Он верил в меня, скорбел по матери, скорбел по ушедшему времени, печалился из-за полного своего одиночества. Я не мог допустить того, чтобы он оставался полностью один, поэтому поручил нашему хорошему соседу, Жозефу, чтобы он следил за ним и время от времени мне звонил и докладывал, как там отец. Для меня это был самый тяжелый переломный момент в моей жизни, мне хотелось распилить себя натрое, чтобы одна часть меня осталась с отцом, вторая в колледже, третья с Джеки. Я не знал, как пережить эту разлуку, хотя, повторюсь, расстояние было небольшим, поездка в Солсбери из Кембриджа занимала от силы 4 часа, из Кембриджа в Манчестер понадобилось бы столько же времени. Просто я чувствовал такую пропасть между нами всеми… Я не знал, как отец справится один, не знал, какая жизнь ждёт впереди, не знал, будем ли мы с Джеки такими же неразлучными друзьями, потому что я понимал, что он адаптируется в другом обществе, в другой среде, и кто знает… Может, я бы уже и не смог оставаться в его обществе… В общем, меня окутали страхи, ко всему моё сознание погружалось во мрак из-за беспощадных чувств к Эмили. Это чувство меня пожирало, не давало покоя. Я видел, как нахожусь в каком-то чёрном тоннеле, но я не видел ничего вокруг, везде была такая тьма, что мне казалось, я ослеп… Порой мне мерещилась лесенка, но мне не хватало силы воли забраться на неё, мне даже не хватало силы воли поверить в то, что эта лестница вообще существует. Вот так это всё было.

Помню, как мы расставались с Джеки и отцом… Я не хочу описывать этот момент, лишь скажу, что мы плакали. Говорит ли это о нашей слабости? Нет, я знаю, что это удел сильных. Просто знаю. Слёзы нас очистили, мы выбрались из скорлупы, родились заново и позволили случиться в жизни чему-то светлому. Мы обещали быть вместе, невзирая ни на что. Эти слова заставляли меня верить в лучшую часть своей юности. Я осознал, что с нужными и верными тебе людьми ты не просто становишься лучше, ты становишься таким человеком, о котором мог даже и не мечтать.

Честно говоря, адаптировался я не сразу, только через два месяца. Как-то всё это было ново для меня, да и сходился с людьми я довольно тяжело. Постоянно устраивали какие-то вечеринки, где я чувствовал себя лишним. Эти вечеринки устраивали с целью познакомиться поближе, но при этом на первой же вечеринке я видел, как кто-то кому-то засовывал свой язык в рот. Не знаю, мне было всегда неловко находиться на таких «мероприятиях». Меня всегда ещё раздражало, как каждый лез ко мне с какими-то тупыми вопросами. Вот вопрос: я сижу, никому не мешаю, чего вы липните ко мне? Особенно девчонки… Так ко мне в Солсбери никто никогда не подкатывал, причем в таких количествах… Я не понял, у всех всплеск гормонов? Или что это было? Или все высвободились из оков родительского дома и теперь хотят поскорее ощутить наслаждение от свободы. Короче говоря, я всем отказывал, поэтому все решили, что я гей. Первое время надо мной нехило так издевались. Помню, в мой девятнадцатый день рождения ко мне специально подсадили на паре по английскому какого-то гея. Я сразу не понял его намерений, пока он под партой не начал щекотать мои коленки. Я был просто шокирован. Так стыдно мне ещё никогда не было. Я вздрогнул, резко встал, врезал ему, потом ещё тем, кто это подстроил. Это было не сложно понять, кто это сделал. Преподаватель возмутился и вышвырнул меня из аудитории. В общем, у меня были большие проблемы. Я не мог понять, как можно так поступать, ведь мы давно уже не дети. Что за идиотские поступки? Кто так делает вообще? Я никак не ожидал от Кембриджа подобного, мне казалось, что там учится знатная интеллигенция, но я ошибался… Такой был у меня прекрасный день рождения. Джеки я не рассказывал, да вообще никому не рассказывал про свои проблемы. Отцу уж подавно, ещё не хватало, чтобы он нервничал из-за меня. Точно знаю, что у Джеки всё было хорошо, он даже начал встречаться с какой-то девушкой, с которой он познакомился на лекции по философии. Через полгода Джеки меня познакомил с ней. Что могу сказать? Милая особа, ещё и с маленьким носом. Всё, о чем можно было только мечтать Джеки. Честно, я тихо радовался за него, хоть мне не хватало его. Мне вообще не хватало людей. Я был один и был одинок. Порой я сидел на лекциях и уходил в свои мысли, так чертовски плохо было мне.

Через полгода всё начало меняться в лучшую сторону, я даже познакомился с одним парнем, Дэниелом, с которым мы начали активно общаться. Но вот однажды…

Дело было зимой. Дэниел вломился ко мне с утра пораньше и начал меня будить:

– Уолтер! Хватит уже спать!

– Дэниел, ты охренел? Ещё шести нет. Если ты не уйдешь через 10 секунд, то этот будильник оставит замечательную гематому на твоём лице.

– Я не уйду, у меня хорошие новости! Анжелика достала нам билеты на крутую рок-группу, так что сегодня вечером пойдем втроем на концерт!

– Ты издеваешься? И это не могло подождать 7 часов утра?

– Не будь занудой. Лови билет. Жду тебя в 18 часов у выхода из нашего кампуса.

– Ясно. Спасибо.

Честно, я так хотел спать, что даже не прочитал, какая группа выступает, во сколько и так далее. Мне было всё равно. Когда я проснулся, то закинул этот билет в кейс и пошёл на лекции. Я даже после пробуждения был не очень заинтересован куда-либо идти.

В 18 часов мы встретились с Дэниелом и его подружкой. Вообще, она меня очень раздражала. У неё был такой противный смех, что мне хотелось глотнуть морфий, чтобы не обращать внимания на это женское подобие Джокера. Всю дорогу я шёл молча, мне так не хотелось куда-либо идти, но я решил, что рок-музыка может меня встряхнуть. Честно говоря, я даже не понимал, куда мы идём. Через полчаса мы уже дошли до какого-то места, где было довольно приличное количество людей. Я понял, что группа довольно известная, хотя по толпе и не сказать, что очень сильно. Где-то через минут 40 и начался сам концерт, сидячих мест не было, был только танцпол. Мы были не очень близки к сцене, хотя в целом для танцпола самое то. На разогреве была какая-то малоизвестная группа, мне их музыка вообще не понравилась, хотя одна песенка про мотоциклы была не так уж и плоха. Потом уже вышла та самая группа… Я до последнего не спрашивал у Дэниела, на кого мы идём, хотел сохранить интригу, но если бы я узнал, то не пошёл бы. Не пошёл бы… Я бы не стал делать себе так больно. Да, это была группа Corpse Skulls, то есть группа Эмили. Я был сражён. Я просто был готов провалиться под землю. Мне хотелось, чтобы это они мой череп нашли и вскрыли… Я не мог смотреть на Эмили. Она была так счастлива… Она просто парила от счастья, когда своими пальчиками дотрагивалась до бас-гитары. Я видел, как она смотрит на визжащую толпу, видел, как она смотрит на барабанщика. Я ещё про себя подумал, не Жорж ли это? Сошлись ли они? Они исполняли много каверов, один из них как раз был на песню «Mr. Brightside» The Killers. Вокалист ещё объявил, что хочет эту песню посвятить той, что разбила ему сердце. Они исполнили эту песню замечательно. Просто восхитительно. Ещё и добавили немного своего видения… Слова песни заставляли меня биться в конвульсиях. Ещё и вокалист посвятил песню той, что разбила ему сердце… Я не мог смотреть на Эмили во время исполнения этой песни. Не мог. Мне прошибли череп. Я просто чувствовал, что моя грудная клетка наливается чем-то очень жидким, и если проткнуть иглой мою грудь, то вытекший яд из неё растечётся по всей Вселенной… Все будут захлебываться тем ядом, что вышел из моей груди. Так больно мне не было никогда. Я представлял её с Жоржем, представлял, как она дотрагивается до него, как страстно целует его в губы, как снимает с него одежду, а он с неё. Я представлял, как он берёт её за талию и говорит, что никого так в жизни не любил, как Эмили. Я воображал, как они расплываются в страстных прикасаниях и поцелуях, как её груди разбухают, как члены наливаются чем-то горячим. Они просто кипят от экзальтации. Я слушал эту песню и чувствовал такую ярость, такую боль! Я не выдержал и сбежал после этой песни с концерта. Дэниел испугался, пытался меня найти, звонил, но я не брал трубку. Я просто знал, что мне нужно это пережить одному. До этого момента я никогда не пил, но почему-то что-то мне подсказало купить Jack Daniel’s… Да, я не осознавал, что делаю. Не осознавал. Я купил виски, выпил всю бутылку, позвонил девчонке, которая давно ко мне клеилась, приехал к ней… И мы переспали. Да, я мечтал, чтобы мой первый раз был по любви. Я мечтал, верил, доверял самому себе, что во мне осталось что-то возвышенное, но нет. Я прогнулся, сломался. Я был ничтожен, я был омерзителен самому себе. И в тот момент я скатился до такого дна, что сам стал невольно этим дном. Я просто пробил дно самым ничтожным образом, то есть самим собой. И никакого Mr. Brightside не осталось. Может, он и был, но точно уже не в той жизни.

Почему моя глупая голова все никак не может понять, что это конец? Хватит быть Гэтсби! Прошлого не вернуть. Я хочу дать себе обещание, что продолжу жить дальше, что начну бороться не за прошлое, а за настоящее, но не знаю, сдержу ли его. Не знаю… Она заманила меня в клетку, поиграла со мной и вышла из неё, оставив меня взаперти, в заточении. Все это время я пытаюсь выбраться из неё разными путями, иногда идя на самые крайние меры, в надежде увидеть, как она открывает клетку и садится рядом со мной. Но этого не будет. Никогда. Потому что всё наоборот. Потому что жизнь не такая. Потому что это лишь грёзы. Потому что суровая реальность приветствует иначе. Потому что нужно научиться учиться. Потому что всё в этой неизученной жизни наоборот. Совершенно. Всё. Наоборот. И если нужно ранить и распороть старую рану – значит жизнь это сделает.

Я верил, что не одинок, верил в свои безвозмездные чувства, верил в любовь, верил в искренность и подлинность своего затуманенного чувства, я парил от счастья, когда проговаривал про себя, что рядом нет никого, кроме моей любви к Эмили… Я менялся, развивался, переживал внутреннюю метаморфозу, ведь мне так хотелось вычерпнуть в хромой бездне губы, что стали уже так известны… Мне так хотелось вычерпнуть из ямы самого себя, вычерпнуть ту самую любовь, которая заставляла двигаться к чему-то большему и светлому, но всё, что я вычерпнул из бездны – это саму бездну. И больше ничего. Я был Mr. Brightside. Был. Но важно не кем я был, а кем я стал. А стал я лишь жалкой субатомной частицей, которая расплылась в пространстве «безнадёжных людей», только теперь можно ещё добавить «одинокие» к «безнадёжным людям»…

 
И вот надломки старого мироздания
Помогли воспрянуть от горького сна,
Когда смысл существования
Искалечил тебя до темна.
 
 
И лишь пройдя через агонию и ад,
Когда хотелось жадно глотнуть яд…
Перестало кидать далеко назад,
Потому что виден стал результат.
 
 
И каков же результат, спросишь ты?
А результат всегда был лишь один:
Только старая, истоптанная боль
Помогла взять себя вновь под контроль.
 
 
И нет больше ни света, ни весны.
Нет ни рассвета, ни расцвета,
Потому что все мечты изменены,
И нет больше ни дуэта, ни того силуэта…
 

Немыслимо, что в одиночестве можно стать ещё более одиноким. И ещё более одиноким становишься в тот момент, когда начинаешь терять самого себя; когда ты перестаёшь верить и доверять уже самому себе.

Часть 7. Wake me up when September ends

Каждый год – время боли, время трагедий, каждое десятилетие – время неминуемой смерти, время утрат, каждый век – время катастроф, время войн, время кровопролития. Порой мы лежим, бьём баклуши, не зная того, что происходит в соседнем окне. Может, там уже никто не лежит, не улыбается и не бьёт баклуши… Люди думают лишь о себе. В этом проблема времени, проблема в том, что любое время приносит утраты, войны и трагедии. Сколько литературных произведений написано… Какие аллегории, метафоры используются, чтобы донести простое в сложном… Чтобы люди обратили внимание на тех, кто сидит, идёт или лежит рядом. Мы лишь понимаем масштаб трагедии, когда просыпаемся, видим кровопролитие вокруг себя и хотим закрыть глаза, чтобы проснуться тогда, когда всё будет закончено. Мы понимаем масштаб проблемы, когда дело касается нас лично, а когда трагедия где-то вокруг, но не рядом с нами, то мы живём так, словно этой трагедии и нет в помине. Порой мы бродим по улице, думаем о том, что случилось в жизни, нечаянно толкаем человека, а тот из-за этого портит себе и другим день, потому что всё с самого утра не заладилось… А почему нужно пнуть? Почему нельзя улыбнуться? Из маленького вырастает большее. Как раз из таких мелочей и строится жестокий мир, который крутится вокруг безжалостных, беспощадных, корыстных людей, которые не видят ничего и никого, кроме самого себя. Посмотрите, к примеру, на тех, кто ходит с пачками «золота» и на тех, у кого этих пачек нет. Кто из них добродушнее? Кто из них стремится отвоевать несуществующую справедливость? У кого из них есть совесть? А кого из них ничего не заботит, кроме самого себя и собственного кошелька? С кем окажутся настоящие, верные люди рядом? Кто из них создаст себе иллюзию и «красивую» картину жизни, принимаемую за реальность? Почему не задать себе вопрос: я кажусь или есть? Почему не подумать над тем, кто находится рядом? Почему не подумать о родных? Почему не подумать о людях, которые, как и мы все, хотят поймать в жизни венец удачи? Но в этом мире живут другие люди… Этот мир обречён на страдания, на скитания, на катастрофы, на гибели, а всё потому, что люди перестали быть людьми. Люди особо и не умели никогда быть людьми. Это аксиома. Люди как любили деньги, себя, так и продолжают любить.

Эрих Мария Ремарк отчаянно пытался донести до мира истину, именно подлинную истину, за что его сгноили и превратили в пепел его семью, его самого и его творчество. За правду. За справедливость, которой никогда не было и не будет, потому что этим миром правят люди, для которых пачка «золота» будет важнее всего в жизни. А почему нельзя возвысить чувства, родных и близких людей так, чтобы они стояли над этими пачками? Где вообще настоящие Люди? И ведь дело ещё в том, что под маской «кого-то» с пачками денег скрывается полное «никто», как раз тогда, когда эти пачки тихо исчезают. И ради чего они нужны? Ради того, чтобы не умереть, как во время гиперинфляции в Германии… Вот именно, что ради того, чтобы не умереть, а не ради того, чтобы жить.

Моя проблема, что я не дорожу деньгами, поэтому выбрасываю их направо и налево, однако чертовски дорожу людьми, но они почему-то уходят направо и налево куда быстрее, чем эти дурацкие деньги… Пожалуй, это съедает, когда понимаешь, насколько обмельчал мир, если всё, что нужно для счастья – это жалкие бумажки. Бумажки, которые можно смыть в унитазе. Но и бумажки, без которых прожить никак нельзя…

Я всегда хотела оставаться Человеком, для которого превыше то, что стоит за материальным миром, во мне жило желание находить и соответствующих людей, но… Но реальность оказалась настолько удушающей, что материальный мир заполонил всё и вся вокруг меня и вокруг всего мира.

Почему мир таков? Почему нельзя просто проснуться тогда, когда что-то изменится в лучшую сторону… Почему нельзя проснуться хотя бы на мгновение в то время, когда появятся Люди и появится Мир. Хочется, как в песне Green Day, попросить вас to wake me up when September ends.

Мы с вами из уст самого Уолтера узнали о том, что происходило в его жизни после поездки в Париже. Дело в том, что после того злосчастного концерта Уолтер долгое время не осмеливался писать в своём дневнике то, что с ним происходило, а происходило с ним вот, что: он попал в круги ада Данте, и после концерта он оказался в круге вместе с Люцифером, но никакого Вергилия уже не было рядом… Он бы не оказался в этом круге, если бы не дал слабину… Если бы не переспал с той девушкой. Его убил свой же поступок… Он даже долгое время не звонил ни отцу, ни Джеки. Для него мир исчез, пропал, а вместе с миром исчез и он. Ему просто хотелось не просыпаться… Ну или проснуться тогда, когда эти страдания бы все закончились.

После того, как он переспал с той мадемуазель, имя которой мы никогда не узнаем, он практически не вылезал из учёбы. Ему нужно было как-то абстрагироваться, как-то начать сублимировать, и учёба была единственным шансом во спасения. Особо он увлёкся философией Сократа, ему хотелось найти какой-то источник, который указал бы путь к самосовершенствованию. Философия софистов его очень отталкивала, он недоумевал, как можно порой полную ложь подавать за истину путём манипуляции. А их обратные теории вообще казались странными. Ну, например, кошка имеет то, что не теряла, а не теряла она крылья. Соответственно, кошка имеет крылья. Вот вам тривиальный пример софистики. Странно? Да, есть такое. Вот и Уолтер не мог принять этого. Больше в этом плане он сходился с Платоном, который считал софистов за тех, кто убеждал других в нужном и правильном для них мнении. В целом, софистов особо не признавали, к их аргументам относились скептически, потому что порой приёмы красноречия добивались не самым честным путём. Так и Уолтер скептически относился к ним.

Ещё он начал читать очень много древнегреческой литературы. Например, в начале ему тяжело давалась «Илиада» Гомера, но он всё-таки смог пересилить себя. Пожалуй, гекзаметр оказался не так прост в прочтении… Дальше уже пошли Софокл с «Антигоной» и «Эдипом-царём»; Еврипид с «Медеей», «Ипполитом»; Эсхил с «Прометеем прикованным», «Прометеем-огненосцем», «Прометеем освобождаемым» и пр. Наверное, все страхи жизни пошли из древнегреческой литературы. Вспомнить одну историю Эдипа уже достаточно, чтобы убедить человека в теории Фрейда, которая говорит нам, что на бессознательном уровне нас сексуально тянет к родителям, поэтому, предположим, девушка выбирает того, кто больше похож на её отца, а парень ту, что похожа на его мать. Подумайте, есть ли у вас «эдипов комплекс». Порой кажется, что есть… В прочем, наверное, самое важное, что нужно вынести – это то, что порой от роковой судьбы не убежать, она всё равно настигнет. В какой-то мере фатализм, но каждый сам выбирает, во что верить. Так и затянула древнегреческая литература нашего Уолтера, его уже было не оттянуть от неё. Там можно было встретить абсолютно всё, даже приготовление своих детей… Например, миф о Прокне и её муже Терее, которому она беспощадно отомстила за насилие над своей сестрой, накормив его своим сыном. Ужасно, да? Тем не менее, вот вам ужасы, даже Стивена Кинга открывать не надо.

Как-то так проводил время Уолтер. Учёба помогала ему абстрагироваться от реальности, а литература помогала находить ответы на те вопросы, на которые человек порой не в состоянии ответить сам. Пожалуй, для этого нам и нужна литература. Гении рождаются, чтобы увидеть гораздо больше, чем обычные люди. Они и говорят о том, что увидели, нащупали, узнали, чтобы и мы взлетели к ним. Так что порой достаточно обратиться к какой-нибудь литературе, чтобы узреть то, что не узрел бы без неё. И так проходили месяцы. В какой-то момент он всё-таки решил, что пора выбираться из этого жуткого состояния, но опять наломал дров…

Через четыре месяца, в один прекрасный весенний день, Уолтер позвонил той самой даме, чтобы извиниться, что на следующее утро он сбежал и не позвонил. Классическая ситуация. Она не злилась, мило с ним говорила. Видно было, что она была только счастлива с ним лишний раз поговорить. Уолтер решил загладить вину и пригласил её в кино на какой-то ужастик. Она не очень любила страшилки, но с Уолтером была готова идти хоть на край света к капитану Джеку Воробью.

Когда они встретились, между ними была постоянно какая-то неловкость: Уолтер не мог смотреть ей в глаза, избегал зрительного контакта, мало говорил и всё время держал руки за спиной. Девушка же не могла на такое не обращать внимания и где-то за полчаса до сеанса решила с ним поговорить:

– Ты меня избегаешь, я вижу. Давай поговорим о том, что случилось.

– Слушай, правда, мне очень стыдно за то, что было…

– Не надо передо мной оправдываться, Уолтер. Я знала и знаю, что у тебя нет ко мне никаких чувств. Ты пригласил меня в кино из жалости… И мне больно видеть твои страдания. Я же желаю тебе только самого лучшего.

– Послушай, я не из жалости тебя пригласил… Правда, я идиот, мерзавец, настоящий уб…

– Хватит! – перебила его она, резко встала со стула в зале ожидания и показала своим телодвижением, что уже готова была уходить прочь. – Довольно! Я устала это слышать уже! Устала слышать эти тупые оправдания! Я для тебя что, подушка, об которую можно вытирать слёзы глухой ночью? Нет, у меня есть чувства. И, прошу, молчи сейчас! Я знаю, что говорю. Не надо меня вести в кино. Не надо. Я и хочу, но воздержусь. Всё, чего мне хочется – это видеть тебя счастливым. Со мной этого не получается, потому что, черт возьми, мы переспали, и тебе стыдно. Стыдно! Поздно уже стыдиться, что было, то было. Думаешь, я не понимаю, что ты влюблен в кого-то? Думаешь, не вижу? Вижу, черт возьми! Вижу, потому что сама знаю, каково это – быть влюбленным! Каково это – безответно любить! Я знаю! Уолтер, не надо меня больше приглашать куда-либо, звонить. Прошу, не надо. Оставь меня в покое. Да, я сама дала слабину, ведь сам Уолтер Коннор пришёл к жалкому существу! Ведь сам Уолтер Коннор захотел с ней переспать, о чём она даже и мечтать не могла! До сих пор не могу в это поверить… Я буду вспоминать этот вечер как самое счастливое мгновение в моей жизни. Я знала, что ты делаешь, знала, что ты пришёл ко мне не из-за чувств. Знала. Но на одно мгновение я отдалась этой любви, отдалась тебе, представила, будто ты действительно пришёл ко мне… Будто со мной произошло самое умопомрачительное в жизни! И я не забуду этот вечер, эту ночь. Не надо за неё извиняться, я была счастлива. И даже немного поверила в то, что ты был счастлив тоже… Уолтер, я желаю тебе счастья. Прошу, сделай всё возможное, чтобы для себя осознать, чего ты хочешь достичь, как этого добиться, кого в самом деле ты искренне любишь и кто находится рядом с тобой. Не пиши и не звони, со мной всё будет хорошо. Прощай, Уолтер.

Уолтер так и не смог ничего сказать. Он не смог вымолвить и слова. Его поразили эти слова, поразила эта безмерная любовь, ошеломила эта девушка и привела в восторг та сила, которая жила в ней. Дурак, настоящий дурак… Но уже не повернуть время вспять, ничего уже не изменить… И ставок больше нет… Думал Уолтер: почему нельзя взять и влюбиться в человека? Почему что-то внутри выбирает порой тех, кого надо выкинуть за тридевять земель? Но сердце выбрасывает других… Да… Других. Как и эту девушку, которая покончила собой через полгода. Никто так и не узнал причину её самоубийства, но Уолтер уже знал, что всю жизнь будет винить только одного человека в этом – себя. Он часто думал, что бы было, если б он не переспал с ней тем вечером… Может, её жизнь сложилась бы иначе. Может, она бы осталась жива… Или, может, ему стоило что-то сказать ей в тот вечер перед сеансом? Как и все люди, после рокового события, он начал крутить всевозможные варианты, которые могли бы сказать, как бы всё сложилось иначе… Почему-то все люди любят эти рассуждения. Ищут самоутешение? Возможно… Но от этого «самоутешения» нет никакого толку, потому что уже всё, никто никогда не узнает, что бы было, ведь ставок больше нет. Выбор сделан, чья-то жизнь ушла, как и множество других жизней в этом мире.

Кажется, этот мир обречён. Кажется, уже не проснуться тогда, когда всё плохое исчезнет, когда все люди уже исчезнут, когда исчезнет само Солнце и сама жизнь на Земле… Кажется, уже не проснуться, как в той песне Green Day, когда мир покроется пеленой, за которой будет стоять чистая мгла…

Тяжело сказать, что стало с Уолтером после этой новости. Он словно стал ещё меньшей субатомной частицей, которая расплылась в космосе, перестала видеть какие-либо очертания предметов, людей… Она пыталась за что-то зацепиться, что-то уловить, увидеть лесенку во мгле, но… Но всё-таки никак не могла найти себе места… Эта субатомная частица стала такой же обречённой, как и весь мир с атомами и молекулами.

Хочется закрыть глаза, перенестись в другое время, которое лишь кажется счастливее, хотя таковым не является, ведь пока нас нет – счастье везде. Но помечтать об этом… Почему бы и нет? Может, к тому моменту, как откроются глаза, откроется и сам мир с другой стороны, откроется другое измерение во Вселенной, откроется дверь в более беззаботную жизнь. Может, к тому моменту всё и будет хорошо… Надо лишь разбудить, когда вся разлагающаяся гниль уйдёт…