Текст книги "Время Тьмы"

Этот чудак, казалось, вовсе позабыл о Руди.

Он либо тот, за кого выдает себя, либо у него окончательно крыша поехала.

«Думай, думай, – сказал он себе. – Старикан не промах, и если ты будешь неосторожен, с тобой случится то же самое». И он спросил:

– Но в своем-то мире вы колдун?

Ингольд кивнул.

Руди оперся спиной на буфет и глотнул пива.

– Ну и как, вы преуспели в своем ремесле?

– Думаю, что да.

– Но вы же не можете заниматься магией здесь, эрзац-Мерлины не часто действуют за пределами приятной среды.

Ингольд пожал плечами.

Руди никак не мог раскусить этого парня. Он продолжал выпытывать:

– Да, но как вы можете быть колдуном без магии? – рокер допил свое пиво, смял рукой алюминиевую банку и бросил ее в угол.

– О, волшебство в действительности очень мало соприкасается с магией.

– Да, но... – начал он и снова остановился. – Что такое волшебство? – спросил он тихо. – А что такое магия?

– Все.

Наступила тишина. Руди пришло в голову, что это был ответ человека, который понимал магию. Потом он тряхнул головой, окончательно запутавшись в своих мыслях и бредовых россказнях старика.

– Я вас не понимаю, – выпалил он.

Голос Ингольда был на редкость мягким.

– Думаю, понимаешь.

«Он действительно появился из того сияния. Через минуту и ты станешь таким же чокнутым, как он».

Руди хотелось быть грубым:

– Я понимаю лишь то, что у вас с головой не в порядке...

– Неужели? – Белые брови колдуна вскинулись, изображая крайнюю степень обиды. – И как же ты определяешь сумасшедших?

– Сумасшедший – это тот, кто не видит разницы между тем, что реально, и тем, что существует лишь в его воображении.

– А-а, – протянул Ингольд. – Ты, наверное, думаешь, если я не поверю чему-то, что видел своими глазами, только потому, что вообразил, будто это невозможно, то буду сумасшедшим?

– Я же не видел этого! – крикнул Руди.

– Видел, – жестко сказал колдун. – И вообще, Руди, ты веришь в тысячи вещей, которых никогда не видел своими глазами, однако не считаешь себя сумасшедшим.

– Нет!

– Ты веришь в существование руководителя своей страны.

– Конечно! Я видел его по телевизору.

– А не видел ли ты людей, материализующихся из теней серебряного света в этом телевизоре? – спросил Ингольд.

– Черт побери, вы знаете это не хуже меня...

– Я не спорю, Руди. Если ты сознательно решил не соглашаться с тем, что видишь собственными глазами, это твое дело, не мое. Я тот, кто я есть.

– Нет!

Медленно, рассеянно повторяя ритуал Руди по сминанию банки, Ингольд сдавил свою пустую пивную банку в комок размером меньше его кулака.

– Честное слово, я еще не встречал молодого человека, так перегруженного предрассудками, – заявил он. – У тебя слишком узкий кругозор для художника.

Руди набрал в грудь воздуха, чтобы возразить, потом выдохнул его.

– Откуда вы знаете, что я художник?

Старик окинул его насмешливым взглядом с ног до головы.

– Просто догадка, – в глубине души Руди знал, что ничего подобного. – Ведь ты художник, не так ли?

– Гм... ну, я рисую аэрографом картинки на бортах фургонов, полосы на бензобаках мотоциклов. – Руди чуть помедлил и добавил: – Полагаю, это можно назвать живописью.

Снова наступило молчание; старик разглядывал свои иссеченные шрамами руки. Одинокий домик покоился в тишине, не считая доносившегося с улицы слабого потрескивания насекомых в высокой траве. Неожиданно Ингольд поднял голову и улыбнулся:

– Тебе хотелось бы иметь не совсем обычного друга, оригинала, скажем!

Руди подумал о некоторых людях, околачивающихся у мотоциклетного магазина Дикого Дэвида. Среди них не было оригиналов. Он слабо улыбнулся:

– О'кей, вы выиграли.

Старик посмотрел пристально и даже чуть озабоченно:

– Ты имеешь в виду, что веришь мне?

– Нет, но это беспокоит не столько меня, сколько вас.

«Если он шизик, – думал Руди, – то это надолго».

Колдовство, мифическое Королевство Дарвет, Сокрытый город Кво у Западного океана, где хранилища мудрости, обучающие сотни поколений магов, были собраны в темных лабиринтах башни Форн, – Ингольд знал все это и, казалось, знал так близко, как Руди – свой собственный мир баров, мотоциклов и автомагазинов, дыма и стали. Все утро Руди возился с мотором «Шевроле», Ингольд время от времени помогал ему, когда это было нужно, и стоял в стороне, когда помощь не требовалась. Их разговор вертелся вокруг магии, Пустоты, моторов и живописи. Ингольд многое знал, что не мешало ему очароваться миром Руди с чудесами радио и телевидения, сложностью системы социального обеспечения и тайнами двигателя внутреннего сгорания. Он был патологически любопытен, и что, по его словам, являлось отличительным свойством волшебников, так это страсть к знаниям, невзирая на риск или отсутствие элементарного комфорта.

«Если бы не ребенок, – думал Руди, глядя из-за машины на колдуна, глубокомысленно разбирающего и исследующего стручок гороха, – я бы не беспокоился. Этот парень может заявить, что он Наполеон, и это будет не мое дело. Но что ему делать с таким маленьким ребенком на руках, странствуя через миллионы миль и лет из ниоткуда?»

Руди вспомнил, как колдун выходил из пылающего воздуха, и ему снова стало не по себе.

Потом его отвлекла ржавая гайка, с которой он возился, и другие вещи. Завернув последнюю гайку, он вылез из-под машины, весь в масле, взмокший, и в растерянности посмотрел на Ингольда, сидевшего рядом со стручком в руке, после чего с силой швырнул в грязь гаечный ключ.

– Чертов топливный насос, – вздохнул он и повалился на землю рядом с колдуном.

– Значит, это насос, а не топливопроводы? – со знанием дела произнес Ингольд, посвященный Руди в тайну устройства автомобиля.

– Поэтому, я думаю, нам остается лишь одно – идти на хайвэй и голосовать.

– Не волнуйся, – успокоил его Ингольд, – моя связная в этом мире скоро должна быть здесь. Она поможет тебе вернуться в цивилизацию.

Руди помедлил, вытирая промасленные руки о тряпку, которую достал с заднего сиденья.

– Ваша кто?

– Моя связная в этом мире, – видя удивление Руди, Ингольд объяснил: – Я проведу ночь в вашем мире по той простой причине, что я голоден.

– То есть у вас тут что-то вроде временного пристанища? Да? – Руди подумал, действительно ли к нему придет кто-то или это еще одно порождение больного воображения старика.

– В некотором смысле, – медленно сказал Ингольд.

– Но если в своем мире вы волшебник, как вы можете голодать? – спросил Руди больше от ленивого любопытства, чем по какой-нибудь другой причине. – Почему вы не можете сделать так, чтобы появилась пища, если вы голодны?

– Все не так просто, – ответил Ингольд. – Создать иллюзию пищи относительно просто. Для этого достаточно внешним видом и консистенцией убедить человека, что это хлеб. Но если ты его съешь, он насытит тебя не больше, чем воздух.

– Слишком много проблем из-за ломтя хлеба.

– Более того, это таит в себе опасность. Любое вмешательство в структуру Вселенной рискованно. Вот почему редко производятся телесные превращения. Многие колдуны высокого ранга знают принцип превращения человека в зверя – с сознанием и сердцем зверя, – но очень, очень немногие осмелятся проделать это на практике. Глава магов может сделать это с риском для жизни, но... – он внезапно вскинул голову, и Руди уловил далекий шум мотора в тихом, бледном полуденном воздухе.

– А вот и мой друг, – объяснил Ингольд. Он встал, стряхивая с мантии сухие травинки и ветки. Руди тоже поднялся на ноги, когда красный «Фольксваген» выполз из-за холма.

– Вижу.

Оставляя позади себя облако, машина притормозила, и из нее вышла девушка.

Она бросила недоверчивый взгляд на Руди и остановилась. Ингольд шагнул к ней с насыпи, приветливо протянув обе руки.

– Джил, – сказал он. – Это Руди Солис. Он думает, что я сумасшедший. Руди – Джил Паттерсон. Мой связной в этом мире.

Они враждебно рассматривали друг друга.

«Уж лучше дорожный патруль», – подумала Джил. На этом типе аршинными буквами было написано: «Рокер» – засаленные джинсы, грязная белая тенниска, рваные ботинки. Темные, с рыжиной волосы свободно падали на плечи; немигающие темно-голубые глаза нахально окинули Джил взглядом и, как ей показалось, отвергли. Разглядывая же в свою очередь шрам на носу Руди, она хмыкнула:

– Ну и подарочек.

«Хоть и тощая, но ничего, – оценил ее Руди, – а в общем-то настоящее чучело». Потертые джинсы, голубая клетчатая рубашка, минимум макияжа, нежные руки с облезшим лаком на ногтях, светлые строгие глаза. «Где Ингольд ее выкопал?»

Между тем Ингольд продолжал:

– У Руди сломалась машина, ты не могла бы подвезти его, когда будешь уезжать, Джил, ради меня?

Ее настороженный взгляд перешел с Ингольда на Руди, потом обратно на лицо колдуна. Ингольд положил руку ей на плечо и сказал:

– Все в порядке. Он мне не верит, Джил.

Она вздохнула и заставила себя расслабиться.

– Хорошо, – пробормотала она.

Руди смотрел на нее с любопытством, граничившим с раздражением.

– Не надо мне никаких одолжений.

Ее серые глаза стали еще холоднее. Но рука Ингольда почти незаметно сжала хрупкое плечико Джил, и она сказала более спокойным голосом:

– Да нет, все в порядке.

Руди в свою очередь тоже успокоился:

– О'кей! Давайте я вам помогу, – обратился он к Джил, достававшей с заднего сиденья машины пеленки. Выбрав удобный момент, когда старик отошел на достаточное расстояние, Руди мягко спросил Джил:

– Кто это?

Она окинула его взглядом строгой школьной учительницы – глаза старой девы на лице девушки его возраста.

– А что он вам сказал?

– Что он что-то вроде волшебники из другого мира. Где вы его встретили?

– Это долгая история, – вздохнула Джил. – И это не важно.

– Мне это важно, – сказал Руди и бросил взгляд на стоящего в тени Ингольда. – Видите ли, мне, в принципе, нравится дед, правда нравится, даже если у него не все дома. Я только боюсь, как бы что-нибудь не случилось с малышом.

Они стояли в футе от шатких ступенек, и Джил впервые внимательно посмотрела в лицо молодому человеку. Оно было бронзовое от загара и довольно смышленое.

– Вы думаете, он допустит, чтобы с Тиром случилось что-нибудь плохое?

Руди вспомнил старика и ребенка вместе, ласковую сноровку Ингольда и покровительственный тон его голоса, когда он говорил о младенце.

– Да нет, – медленно сказал он. – Нет, но что они тут делают? И что будет, когда он забредет обратно в цивилизацию?

В его голосе Джил почувствовала трогательное участие. «Невероятно, – подумала она, – но если бы у меня не было снов, я бы тоже, наверное, думала примерно так же».

Она переложила ношу в другую руку.

– Все уладится, – заверила она его.

– Вы-то сами понимаете, что происходит?

Она кивнула.

Руди с сомнением посмотрел на нее, чувствуя что-то неладное. Хотя, похоже, эта девушка действительно была связным Ингольда с реальностью, посредником, без которого старику действительно не обойтись.

В сознании вновь возникло туманное изображение старика, выходящего из сияющей ауры серебряного света. Он внезапно повернулся к Джил и спросил:

– Вы верите ему?

Но прежде, чем Джил смогла ответить, дверь распахнулась, и на узкой веранде появился Ингольд с краснощеким спящим младенцем на руках.

– Принц Алтир Эндлорион, – представил он.

Джил и Руди поднялись навстречу ему, и вопрос остался без ответа. Джил не любила детей, но, подобно большинству суровых женщин, имела слабость к очень маленьким и беззащитным существам. Она осторожно прикоснулась к пухлой розовой щечке мальчика и прошептала:

– Он очень милый.

– И очень мокрый, – озабоченно отозвался Ингольд и пошел обратно к дому.

Смену пеленок завершил Руди, как единственный имеющий опыт в таком деле. Джил готовила на керосиновой плите ленч из тушенки и кофе, а Ингольд изучал выключатели, пытаясь понять, как действует электричество. Руди заметил, что Джил привезла среди прочего канистру с керосином, хотя когда он вошел сюда в первый раз, маленькую плитку он заметил не сразу.

«Откуда Ингольд знал?»

Джил подошла к нему и поставила рядом чашку дымящейся черной жидкости. Она, улыбаясь, наблюдала, как Руди играет с Тиром, а потом сказала:

– Знаете, вы первый в моей жизни мужчина, вызвавшийся добровольно менять пеленки.

– Черт возьми, – ухмыльнулся Руди, – с шестью младшими братьями и сестрами поневоле привыкнешь.

– Я думаю, – она присела на один из стульев. – У меня только одна сестра, и она всего на два года младше меня, поэтому мне не приходилось этим заниматься.

Руди взглянул на нее.

– Она вас любит?

Она печально покачала головой.

– Нет. Она очень красивая. Ей всего двадцать два, а она уже второй раз разводится.

– Да, моя вторая младшая сестра такая же, – задумчиво сказал Руди, нашаривая в кармане ключи от мотоцикла, которые Тир взял, тут же позвенел ими в крохотных ручках и предпринял попытку съесть. – Ей семнадцать, и она уже попробовала в жизни больше, чем я, – он заметил вскинутую бровь Джил и косой взгляд, направленный на рисунки на спине его куртки – черепа, розы, черное пламя и тому подобное. – А-а, это, – сказал он, немного смущенный. – У Пикассо был Голубой период. У меня был свой Стиляжный период.

– Боже, – брезгливо сказала Джил, не поверив ему.

Руди пожал плечами:

– Вы, наверное, думаете, что я участвую в налетах?

И хотя именно это она и подумала, но сказала:

– Нет... – она запнулась в замешательстве. – Вы сами нарисовали это?

– Конечно, – сказал Руди, потягиваясь, чтобы расправить смятую одежду с ее тщательно выписанной символикой и многочисленными масляными пятнами. – Сейчас бы у меня получилось лучше: я бы по-другому сделал надпись и убрал бы огонь – из-за огня все как-то по-дурацки выглядит. Вот так, если бы я сделал это целиком. Оно немного клейкое, – добавил он, – но это хорошая реклама.

– Вы имеете в виду, что живете на это?

– О да. Сейчас, во всяком случае. Я работаю в магазине красок и кузовов Дикого Дэвида, и рисовать, знаете, это намного легче, чем делать кузова.

Джил посмотрела на куртку внимательнее, поставив подбородок на скрещенные на спинке стула руки: дизайн, пусть и с долей шизофрении, был хорошо выполнен и свидетельствовал о несомненном мастерстве и чувстве стиля.

– Так вы сами не рокер?

– Я езжу на мотоцикле, – сказал Руди. – Я люблю мотоциклы, работаю с ними. Хотя я и не в банде. Это слишком опасно. – Он пожал плечами. – Эти парни действительно работают на износ. Я так не могу, да и не хочу.

Вернулся Ингольд, все это время изучавший направление электрического кабеля к его источнику и землю вокруг домика, как будто выискивая что-то в пыльном безмолвии рощи. Джил подала на стол тушенку и хлеб. Во время еды Руди слушал разговор девушки с колдуном и снова удивлялся, насколько эта хилая, похожая на чучело женщина верила старику, и сколько в ее словах было юмора по отношению к старому, любимому и окончательно спятившему другу.

Это было непередаваемо. То, что она без ума от него, было очевидно; ее внешняя холодность улетучилась, и лицо приятно оживилось. И все же Ингольд был тут главным, она во всем следовала за ним, и были моменты, когда Руди готов был поверить в сумасшествие Джил.

– Я так и не поняла насчет тех воспоминаний, – говорила Джил, остужая горячий кофе. – Вы с Элдором упоминали об этом, но я ничего не поняла.

– Никто этого по-настоящему не понимает, – сказал Ингольд. – Это редкое явление, более редкое, чем способность к колдовству. Насколько я знаю, во всей истории Королевства оно появлялось только в трех благородных родах и двух – из простонародья. Мы не знаем, что это или почему это действует, почему человек внезапно пересказывает события, случившиеся с его дедом, который никогда в жизни не проявлял таких свойств, почему это передается только по мужской линии, почему перескакивает через поколение, два или пять, почему некоторые сыновья помнят одни события и упускают другие, те, что их братья передают с потрясающей ясностью.

– Это может быть что-то вроде двойного рецессивного гена, – глубокомысленно начала Джил.

– Чего?

– Генетической черты... – она запнулась. – Черт возьми, у вас ведь не понимают генетики, да?

– Как в выведении пород лошадей? – с улыбкой спросил Ингольд.

Она кивнула:

– Вроде того. Это то, как вы воспроизводите какую-нибудь особенность, как получаете атавизмы, другие врожденные черты. Когда-нибудь я это объясню.

– Вы имеете в виду, – сказал Руди, – что этот курносый может помнить, что случилось с его папашей и дедом? – он покачал ребенка на колене.

– Конечно, – ответил Ингольд, – хотя мы не уверены наверняка, что именно он будет помнить. Его отец помнит... вернее, помнил, – угрюмый голос колдуна чуть заметно дрогнул, когда он сказал это в прошедшем времени, – вещи, которые произошли в эпоху их самого дальнего предка – Дейра из Ренвета, в ту самую эпоху, когда и появились Дарки.

– Кто? – спросил Руди.

– Дарки, – этот пристальный взгляд из-под тяжелых век вызвал у Руди неприятное чувство. – Враги, от которых мы скрываемся, – он перевел взгляд обратно на Джил; свет из западного окна косо падал и окрашивал желтым резкие черты ее лица. – К несчастью, боюсь, Дарки знают это. Они знают многое – их сила отличается от моей, у нее другая природа и другой источник. Я уверен, что их нападения были направлены на Дворец в Гее, потому что они знали, что Элдор и Тир опасны для них, что память короля и принца содержала ключ к их полному поражению. Они уничтожили Элдора. Теперь остался только Тир.

Джил подняла голову и скользнула взглядом по краснощекому малышу, который самозабвенно изучал связку ключей от мотоцикла, потом по колдуну, чей профиль вырисовывался на фоне треснутого грязного оконного стекла, за которым виднелись холмы – заброшенные, безлюдные, мертвое золото в вечернем свете. Ее голос был спокойным:

– Они могут преследовать вас здесь?

Ингольд быстро взглянул на нее, его лазурно-голубые глаза встретились с ее глазами, потом он отвел взгляд.

– О, я не думаю, – сказал он мягко. – Они не имеют представления о существовании Пустоты, не говоря уже о том, чтобы пересечь ее.

– Откуда вы знаете, – настаивала она. – Вы сами говорили, что не понимаете их сущности и их познаний. В этом мире у вас нет никакой силы. Если они пересекут Пустоту, сохранится ли у них сила?

Он покачал головой.

– Сомневаюсь, что они смогут существовать в этом мире, – сказал он ей. – Законы материи тут совсем другие. Что, как мне думается, и сделало возможной магию, так это смещение действий физических законов...

Когда разговор повернул к обсуждению теоретической магии и ее связи с военным искусством, Руди слушал, озадаченный; если у Ингольда был свой логический конец в этом сценарии, то у Джил, ясно как день, был свой.

Через некоторое время Ингольд стал кормить Тира, а Джил вышла на веранду.

Она сидела на краю высокой платформы, обхватив руками низ стойки старой шаткой балюстрады, и болтала ногами, рассматривая холмы, переходящие от рыжевато-золотых к кристальным, подобным ледяным скалам. Вечерний ветер мягко шевелил золотистую траву на пустырях вокруг. Каждая скала и засохшее дерево были по-своему неповторимо-прекрасно окрашены закатом. Теплый свет даже придал что-то неземное и нереальное осевшим облакам, голубой «Импале»* [2]2
  Машина Руди, «Шевроле-Импала».


[Закрыть] и кроваво-красному «Фольксвагену», полускрытому зарослями буйной травы.

Она услышала, как сзади хлопнула дверь, и почувствовала тяжелый запах прокопченного сала и шерсти, когда рядом сел Ингольд, снова одевший свою темную мантию поверх светлой домотканой рубахи. Несколько минут они молча смотрели на закат в теплом дружеском молчании. Джил улыбнулась.

Наконец он сказал:

– Спасибо, что приехала, Джил. Ты и сама не понимаешь, как помогла нам с Тиром.

Она покачала головой.

– Ерунда.

– Ты очень недовольна тем, что приходится взять Руди обратно? – По его голосу она могла понять, что он почувствовал ее неприязнь и беспокоится из-за этого.

– Я не против, – она повернула голову, опершись щекой о руку на перилах. – С ним все в порядке. Если бы я вас не знала, я, наверное, и сама бы не поверила вашим словам, – она заметила в золотой дымке света, что, хоть Ингольд был седым, его брови оставались такими же огненно-рыжими, какими, должно быть, были его волосы в молодости. Она продолжала: – Но я собираюсь довезти его до главного хайвэя и вернуться. Я не хочу оставлять вас здесь одного.

– Со мной ничего не случится, – поспешил заверить ее колдун.

– Как сказать, – ответила она.

Он посмотрел в ее сторону.

– Ты же знаешь, что все равно не сможешь помочь, если что-нибудь и случится.

– Вы лишены магической силы в этом мире, – мягко возразила она, – и вы в безвыходном положении. Я не оставлю вас.

Ингольд сложил руки на перилах, опершись подбородком на скрещенные запястья, казалось, он только наблюдает за игрой ветра в высокой траве над верандой. Вокруг его головы был нимб из солнечных лучей.

– Я ценю твою преданность, – наконец сказал он. – Но ситуация изменится. Видишь ли, я решил рискнуть и вернуться сегодня, прежде чем совсем стемнеет.

Джил посмотрела одновременно облегченно и озабоченно:

– А как же Тир?

– Я могу наложить охранительные чары на нас обоих, что должно защитить его от худшего. – Солнце уже касалось края холмов, вечерний ветер повеял легкой прохладой. – Когда мы с Тиром вернемся, в моем мире будет еще целых два часа дневного света – в Пустоте, кажется, происходит временной сдвиг, твой и мой миры не совсем синхронны. Надеюсь, мы успеем до темноты.

– Это очень опасно?

– Возможно, – он немного повернул голову, чтобы встретиться с ней глазами, и в тускнеющем вечернем свете ей подумалось, что он выглядит уставшим; тень от перил упала на его лицо, но не в силах была скрыть глубоких морщин вокруг рта и глаз. Его пальцы небрежно скользили по зарубкам на дереве, ничто не выдавало в нем волнения. – Уж лучше я пойду на этот риск, чем подвергну угрозе ваш мир, вашу цивилизацию в том случае, если Дарки станут преследовать меня через Пустоту.

Потом Ингольд вздохнул и встал, будто прогоняя эту мысль от себя. Он помог Джил подняться, его рука была грубой, теплой и сильной.

Последний отблеск дня окружил их, отчеканив силуэты на фоне пылающих окон.

– Я имею право рисковать собственной жизнью, Джил, – сказал он, – но, насколько это возможно, стараюсь не рисковать жизнями других, особенно тех, кто предан мне, как ты. Поэтому не беспокойся. Мы будем в безопасности.