Текст книги "Деньги, магия и свадьба"

Барбара Картленд
Деньги, магия и свадьба

От автора

Женевский вариант английской Библии, опубликованный Кристофером Баркером в 1576 году, сейчас находится в библиотеке Чикагского университета. Первое издание пьес Шекспира, вышедшее в 1623 году, хранится в Фолджерской Шекспировской библиотеке.

В каждом состоятельном английском доме XVII и XVIII веков имелась большая библиотека, и на полках до сих пор находят первоиздания, позабытые или утерянные за прошедшие века.

В Лонглите, симпатичном особняке маркиза де Бата, мне показали два судовых журнала, заполненные собственноручно сэром Френсисом Дрейком.

Конечно, многие библиотеки были распроданы и, например, известнейшее Харлейское собрание, так же как и библиотека сэра Ганса Слоана, стали частью коллекций Британского музея, открытого в 1750 году.

В XVIII веке богатые англичане впервые начали целенаправленно собирать старинные книги. Прежде всего это были первый и второй графы Оксфордские, третий граф Сазерлендский, первый герцог Роксбургский, восьмой граф Пемброкский и второй герцог Девонширский.

Самым знаменитым коллекционером этого поколения являлся второй граф Спенсорский; среди его книг были пятьдесят семь Какстонов, а также первоиздания греческих и латинских классиков.

Моя дочь сейчас замужем за восьмым графом, но хотя в Алторпе, в Норсхемптоне, и остались кое-какие красивые и ценные книги, наиболее ценные экземпляры из коллекции второго графа в 1892 году послужили основой для библиотеки Джона Райлендса в Манчестере.

Глава 1

1898 год

Полковник Эшерст с торжествующей улыбкой отложил письмо, которое только что прочитал.

– Я победил! – воскликнул он.

Его дочь Олетта поглядела на отца через стол.

– Я не знала, батюшка, что на этой неделе были скачки, – сказала она.

– Лошади ни при чем, – отозвался полковник. – Дело гораздо более важное.

Олетта ждала.

Она знала, что отец не любит, когда его торопят; но, судя по выражению его лица, он получил весьма радостное известие.

Полковник Эшерст до сих пор выглядел великолепно, а в юности был таким красавцем, что, по словам матушки, в него влюблялись все девушки подряд.

– Когда я приехала из Америки в Англию, – рассказывала она Олетте мягким музыкальным голосом, в котором лишь изредка проскальзывал легкий акцент, – я не сомневалась, что все англичане – приятные люди, но, увидев твоего отца, буквально была сражена.

– А когда это было? – спросила Олетта. – На моем первом балу в Англии, – ответила миссис Эшерст.

– На самом деле это был охотничий бал. Я помню, как меня очаровали розовые фраки с разноцветными лацканами: их цвет символизировал угодья, которыми владеет тот или иной джентльмен. Но я была отчасти шокирована тем, как буйно вели себя гости.

Олетта рассмеялась.

Сама она никогда не бывала на охотничьем балу, но часто слышала, что рано утром лансье, польку или галоп на них танцуют слегка не в такт.

– Но вам ведь понравилось там, матушка?»

– Чрезвычайно! А увидев твоего отца, сразу почувствовала, что со мной произошло что-то невероятное. Никогда не думала, что полюблю англичанина!

– Разве это настолько ужасно?

– Мои родители считали именно так. Они привезли меня в Англию потому, что им хотелось увидеть родину своих предков, но оставлять меня здесь они ни в коем случае не собирались и приложили немало усилий, чтобы убедить меня вернуться в Америку.

– Но поскольку вы отчаянно влюбились в папеньку, это было уже невозможно, – подхватила Олетта, которая не в первый раз слышала эту историю.

– Он всегда клялся, что не позволил бы мне уехать, а если бы я попыталась это сделать, похитил бы меня и заставил стать его женой, как бы я ни сопротивлялась».

Олетта тогда еще подумала, что это как раз в духе отца: зачастую именно такими пиратскими методами он добивался всего, что хотел.

Он всегда выходил победителем, и эта особенность его натуры помогла ему, во-первых, сделать блестящую военную карьеру, а во-вторых, стать удачливым владельцем скаковых лошадей.

Когда отец назвал себя победителем, Олетта решила, что какая-то из его лошадей победила на скачках, но, услышав о том, что дело гораздо более важное, теперь терялась в догадках, какое же.

После долгой паузы отец заговорил:

– Ты знаешь, что я всегда возлагал на тебя большие надежды, Олетта.

– Какие же? – вежливо спросила она, думая, что речь пойдет о ее образовании. Отец Олетты в отличие от большинства англичан желал видеть свою дочь умной. Сама Олетта подозревала, что причина отчасти заключается в том, что она – единственный ребенок в семье.

Хотя полковник редко позволял себе в этом признаться, он был сильно разочарован тем, что жена не родила ему сына, который унаследовал бы имя Эшерстов и жил доме, четыре столетия принадлежавшем этому роду.

Тем не менее, оставаясь верным себе, он не признал поражения и решил добиться от Олетты совершенства в таких вещах, которые больше под стать мужчине. Под его руководством она выучилась не только отлично ездить верхом, но и стрелять без промаха.

На вечеринках, которые устраивал отец, гости любили развлечься стрельбой в цель. Разумеется, если бы дочь хозяина дома вдруг взяла бы в руки ружье, это было бы скандальное происшествие, поэтому полковник устраивал стрельбы и охоты специально для Олетты. В них участвовал он сам, управляющий и иногда кто-нибудь из его старых друзей, кому он мог доверять.

У Олетты был верный глаз и твердая рука. Она легко могла сбить влет фазана или подстрелить куропатку на сотне шагов. Отец сам учил ее стрелять, но, видя порой, что ученица его перещеголяла, слегка раздражался и отчасти даже завидовал. Олетта это всегда замечала, и каждый раз ей стоило больших трудов удержаться от улыбки.

Безусловно, помимо этого, у нее были самые лучшие наставники по всем тем предметам, которым стал бы учить своего сына образованный человек. Олетта знала латынь и древнегреческий, и полковник порой едва ли не с сожалением говорил, что она не может поступить в Оксфорд, где, без сомнения, была бы в числе первых.

Когда же Олетта узнала, что в этом священном для мужчин университете есть женское отделение и сказала об этом отцу, полковник Эшерст без обиняков заявил, что желает видеть свою дочь по-настоящему женственной.

Суть своих столь противоречивых требований полковник изложил дочери сразу же, как только она стала достаточно взрослой, чтобы понимать серьезные вещи – и, как ни странно, Олетта достигла невозможного. Полковник сам был изумлен несказанно, когда в конце концов она стала именно такой, какой он хотел ее видеть.

В данный момент Олетта сидела за столом напротив отца и, бесспорно, выглядела весьма женственно.

Стройная, грациозная и в то же время с сильным послушным телом, закаленным упражнениями, она была чрезвычайно очаровательна.

Большие глаза Олетты в минуты гнева или, наоборот, радости становились похожими на незабудки.

Они отлично гармонировали с ее волосами цвета спелой ржи, которые она унаследовала от своего дальнего шведского предка, приехавшего в Америку много столетий назад.

От него же достался ей и маленький твердый подбородок, который временами делал Олетту такой же непреклонной, как ее отец.

Впрочем, люди, как правило, замечали в ней только красивые глазки да небольшой носик классической формы между ними.

Когда Олетта задала свой вопрос, отец взглянул на нее испытующе – так, во всяком случае, ей показалось.

– Эти надежды, моя дорогая, касаются твоего брака.

Глаза Олетты расширились. Пожалуй, если бы отец уронил на стол гранату, она была бы потрясена меньше.

– Моего… брака?

– Я не говорил тебе раньше, – ответил полковник. – Ты еще так молода, и мне хотелось, чтобы в следующем году ты провела сезон в Лондоне и была представлена ко двору. Но некоторые обстоятельства заставили меня изменить планы.

– Какие обстоятельства? – спросила Олетта, зная, что отец ждет от нее этого вопроса.

У нее было такое чувство, словно отец внезапно ее ударил. Мысли разбегались, и она не могла привести их в порядок.

Разумеется, Олетта предполагала, что отец будет стараться как можно тщательнее распланировать ее жизнь, особенно после смерти матери. Но замужество казалось ей таким далеким, что она вообще редко о нем задумывалась.

Олетта припомнила, что в начале прошлого лондонского сезона отец решил, что она еще слишком юна для первого выезда в свет. Он хотел подождать до следующего апреля, когда ей исполнится почти восемнадцать с половиной. А в ворчестерширском поместье было так много дел и лошади требовали к себе внимания… Одним словом, и сама Олетта не слишком торопилась окунуться в бурную атмосферу балов и приемов. Конечно, она надеялась, что станет ездить на них вместе с отцом. И это будет весело, но, как видно, он принял другое решение.

– Помнишь, Олетта, – сказал тем временем полковник, – я рассказывал тебе о герцоге Горлетонском?

– Да, конечно, я помню. Вы говорили, что встретили его несколько лет назад в Эпсоме и посоветовали поставить на вашу лошадь. Он был вам весьма благодарен, потому что она выиграла.

– Именно так все и было, – кивнул полковник. – С тех пор, если герцог бывает на скачках, он всегда подходит ко мне и говорит: «Не дадите ли мне снова совет, Эшерст? Хотелось бы вернуться домой с парой гиней в кармане».

– Уверена, что вы его никогда не подводите.

– Нечасто, – согласился полковник. – Так вот, поскольку я в состоянии помочь герцогу, когда он в этом нуждается, между нами завязалась дружба, которую я очень ценю.

В глубине души Олетта была удивлена: это вступление показалось ей странноватым. Полковник, так как они с дочерью всегда понимали друг друга с полуслова, догадался о ее чувствах и пояснил:

– Герцоги, девочка моя, – люди особого рода, но я, признаться, всегда считал, что в спорте все равны. И на сей раз мое мнение оказалось верным.

– Боюсь, что не совсем понимаю вас, батюшка. Полковник Эшерст сделал глоток кофе из стоящей рядом с ним чашки.

– Я все тебе объясню, и поверь: то, что я говорю сейчас, теснейшим образом связано с тем, что я собираюсь сказать после.

– Я вся внимание.

– Эшерсты, дочь, как тебе известно, – весьма древний ворчестерский род. В этом доме жили многие поколения наших предков. Мой отец, а до него – мой дед служили в добровольческих войсках Ворчестершира, а кроме того, занимали немало важных должностей в графстве, за исключением должности лейтенанта ополчения.

– Я никогда не могла понять, почему она не была предложена вам, батюшка.

– Все очень просто, – ответил полковник. – Я недостаточно знатен. Лейтенант добровольческих войск – представитель ее величества в графстве, и хотя Эшерсты по праву гордятся своей родословной, все же мы не аристократы в полном смысле этого слова.

Олетта улыбнулась:

– Неужели это обстоятельство вас волнует?

– Ни в малейшей степени, ибо для моих замыслов оно не помеха.

Отец умолк, и по тому, каким взглядом он посмотрел на Олетту, она поняла, что он в эту минуту подумал о ней.

– Когда я женился на твоей матери, – продолжал полковник, – я, как и мой отец, не мог похвалиться богатством. Лишь по прошествии немалого времени после свадьбы я обнаружил, что, по английским понятиям твоя мать – богатая наследница.

– Мама не раз рассказывала мне, как вы были удивлены, – улыбнулась Олетта. – По ее словам, было весьма нелегко победить вашу гордость и убедить вас в том, что разница в величине ее и вашего состояний не имеет никакого значения.

– Разумеется, мне было неловко, – согласился полковник. – Впрочем, будь твоя мать бедна или, наоборот, богата, как Крез, это не помешало бы свадьбе: ведь мы любили друг друга.

Олетта сложила вместе ладони:

– О, как это романтично! Я всегда мечтала встретить человека, похожего на вас, и полюбить его точно так же, как мама.

Полковник бросил взгляд на письмо, лежащее на столе.

– Боюсь, ты хочешь от жизни слишком много, моя дорогая. Любовь с первого взгляда случается один раз из миллиона, и я всегда был благодарен судьбе за то, что мне выпало счастье ее испытать.

На мгновение его взгляд стал отсутствующим – словно он вспоминал прошлое и вновь был счастлив со своей американской невестой.

– Продолжайте же, батюшка, – поторопила Олетта. – Что вы хотели мне сказать?

Полковник внимательно посмотрел на дочь:

– Мне нет нужды напоминать тебе, что хотя мы с твоей матерью были обеспеченными людьми, когда поженились, но по-настоящему богаты мы стали только пять лет назад, когда на землях твоего деда в Америке была найдена нефть.

– Я помню восторг, с которым вы встретили письмо с сообщением о том, что мама стала мультимиллионершей, – кивнула Олетта. – Но когда восторг этот схлынул, в нашей семье ничего не изменилось.

– Неудивительно, – промолвил полковник. – Видишь ли, Олетта, у нас и так было все, что мы хотели: любовь и ты, наша обожаемая дочь. Так что на деньги твоей матери мы лишь добавили к дому несколько ванных комнат да купили лошадей.

– И теперь конный завод Эшерстов знаменит на всю Англию, – заметила Олетта с едва уловимой иронией в голосе.

– Иначе и быть не могло! – воскликнул полковник. – Я изучал это дело, покупал только лучших лошадей, сам их растил и тренировал, не доверяя никаким «специалистам», – и, как видишь, мои усилия не пропали даром.

Зная, что лошади – предмет его неиссякаемой гордости, Олетта быстро сказала:

– Разве мог быть кто-то удачливее вас? Все признают, что вы знаете о лошадях гораздо больше, чем любой другой коннозаводчик из жокей-клуба.

– Откуда ты знаешь? – удивился полковник.

– Я прочла это в «Спортинг тайме».

– Непременно покажи мне эту газету, – сказал отец. – О таких вещах мужчине всегда приятно слышать.

Затем, заметив, что они отклонились от темы, добавил уже совсем другим голосом:

– Однако сейчас мы говорим о тебе. После того как твоя мать умерла, я понял, что мой долг – позаботиться о тебе, и начал серьезно размышлять о твоем будущем.

– Так серьезно, как если бы я была одной из ваших лошадей, – с хитринкой в глазах заметила Олетта, но отец не обратил внимания на ее слова.

– Любая девушка хочет выйти замуж, и любой отец, если он любит свою дочь, хочет, чтобы она стала женой человека, который не только сделает ее счастливой, но и обеспечит ей высокое положение в обществе.

Олетта промолчала, но слушала внимательно, стараясь не пропустить ни слова. А отец продолжал:

– Так вот, дорогая моя, раз уж я занимаюсь скачками, то хотел бы видеть, как ты займешь первое место в матримониальных состязаниях и получишь лучший из возможных призов.

– К. примеру, золотой кубок Аскота!

Тон у Олетты был беззаботный, но в душе она ощущала волнение. Ей не нравилось, как отец говорит о ее замужестве – казалось, он уже все устроил, а ее даже не спросил. Олетта крайне редко возражала отцу, но давно решила, что вопрос о том, за кого выйти замуж, будет решать только она сама, и никто другой.

– Вы так осторожно подбираетесь к цели… – сказала Олетта. – Не хотите ли вы сказать, что уже выбрали мне мужа?

Она побаивалась ответа и говорила несколько громче обычного. Ее голос эхом разнесся по Утренней комнате.

Их взгляды встретились, и Олетта поняла, что сейчас получит прямой, без околичностей, ответ.

– Да, – ответил полковник. – Я решил, что ты выйдешь замуж за нового герцога Горлстонского.

Олетта задохнулась от неожиданности. Справившись с собой, она спросила:

– Новый герцог? Не знала, что вы с ним знакомы.

– Он приехал из Индии как раз перед Гудвудскими скачками, – пояснил полковник. – Вероятно, кто-то уже успел рассказать ему о том, что я дружен с его отцом, потому что он приветствовал меня в высшей степени радушно.

Полковник Эшерст удовлетворенно улыбнулся и продолжал:

– С тех пор мы встречались по различным поводам, но только после нашего разговора в Донкастере мне стало ясно положение, в котором он оказался, унаследовав титул.

– Ив чем же оно заключается? – спросила Олетта, заранее зная ответ.

– Ему крайне необходимы деньги.

Можно было понять, что разговор к этому шел, но только сейчас, когда все слова были сказаны, Олетта испытала настоящее потрясение.

Олетта называла себя гандикапкой, имея в виду, что она с рождения получила от судьбы определенные преимущества. Но эти самые преимущества отделили ее от ровесниц, и барьер, воздвигнутый ими, было трудно перешагнуть. На каждом празднике она слышала шепоток престарелых дам: «Разумеется, она же невероятно богата!», – а ее подруги высказывали свое мнение по этому поводу прямо и откровенно.

– Это нечестно, Олетта! – заявила ей одна из них всего недели две назад. – Нечестно быть не только гораздо красивее, но и гораздо богаче всех нас!

– Боюсь, с этим я ничего не могу поделать, – заметила Олетта.

– Я знаю, – вздохнула подруга, – и это всех дразнит еще сильнее!

После этих слов они обе рассмеялись, но от Олетты не укрылась ненавистная ей легкая зависть, проскользнувшая в тоне подруги. Но зависть – это еще что! В мыслях окружающих Олетта частенько читала и откровенную злобу.

«Никогда не думай о деньгах, моя дорогая, – наставляла в свое время Олетту мать. – Помни только, что ты должна быть добрее, щедрее и внимательнее по отношению к тем, у кого их нет.

– Я не совсем понимаю… – призналась Олетта.

– Я объясню, – сказала мать. – Из-за твоего богатства люди всегда будут немного тебе завидовать и, возможно, захотят извлечь из знакомства с тобой какую-то выгоду. Но от этого ты не должна становиться циничной или говорить, что разочаровалась в людях, даже если они будут тебя обманывать.

– Конечно, мамочка, – пробормотала Олетта.

– Ты должна понять, что возможность помогать другим – это особая привилегия, – продолжала мать. – Важно не то, что у тебя есть деньги, а то, обладаешь ли ты добротой, пониманием, любовью. Только это и имеет значение в нашей жизни. Твой дед много трудился, и если он оказался удачлив и нажил состояние, это вовсе не твоя заслуга, а, напротив, налагает на тебя ответственность, которой нельзя пренебрегать.

– Теперь я поняла, – серьезно произнесла Олетта.

– Быть богатым не всегда легко, хотя многим и кажется, что лучшей судьбы не бывает, – добавила мать. – Но ты, Олетта, верь своему сердцу.

– Своему сердцу? – переспросила Олетта.

– Да, – ответила мать. – Сердце подскажет тебе, что за люди тебя окружают – добрые и искренние или фальшивые и злые. Запомни: самое дорогое на свете не деньги, а любовь».

И сейчас, вспомнив эти слова, Олетта сказала негромко и ровно:

– Батюшка, неужели вы всерьез хотите, чтобы я вышла замуж за человека, которого никогда в жизни не видела? И не могу поверить, чтобы вы предложили такую дерзость самому герцогу.

– На самом деле все происходило немного по-другому, – несколько смущенно признал полковник. – Позволь, я расскажу тебе, как это было.

– Сгораю от нетерпения услышать, – сказала Олетта.

– Мы встретились на трибунах жокей-клуба, и мне показалось, что герцог рад меня видеть. В Англии у него мало знакомств, потому что он провел за границей семь лет или около того, как мне говорили.

– Ты упомянул, что он вернулся из Индии.

– Да-да! По-моему, он отличился на северо-западной границе, и имя его упоминалось в сводках.

Без сомнения, в голосе полковника прозвучали триумфальные нотки: все, что имело отношение к армии, он принимал близко к сердцу.

– Я спросил герцога о его лошадях, а он ответил: «На самом деле, полковник Эшерст, именно об этом я и хотел поговорить с вами. Мне необходим ваш совет». «Готов помочь вам всем, чем смогу», – ответил я. «В таком случае разрешите мне говорить напрямик, – сказал герцог. – Я не могу позволить себе содержать отцовских скаковых лошадей и хотел бы, чтобы вы посоветовали, как лучше ими распорядиться». Можешь себе представить? – воскликнул полковник, глядя через стол на Олетту. – Я просто остолбенел! Сама мысль о том, что горлстонские лошади больше не будут участвовать в скачках, потрясла меня до глубины души! Он вздохнул и добавил:

– Последний герцог Горлстонский очень гордился своими конюшнями и когда его лошади побеждали, был счастлив как ребенок. В эти минуты он преображался.

– А когда он был жив, вы знали, что ему нужны деньги? – спросила Олетта и, увидев, как смутился отец, воскликнула: – Вы знали и помогали ему!

– Мне было легче одолжить герцогу деньги, чем ему пойти к ростовщику, – виноватым тоном сказал полковник.

– Я знаю вашу доброту, батюшка, и уверена, что вы с радостью помогли бы любому, кого считаете своим другом.

Полковник действительно был всегда щедр с друзьями, но Олетта не сомневалась, что на сей раз ему было вдвойне приятно помочь одному из них – потому что он помогал герцогу.

Словно наяву она услышала донесшийся из прошлого голос матери:

«Все англичане – снобы, моя дорогая, ты поймешь это, когда вырастешь. Нет такого англичанина, который не обожал бы своего господина».

– Продолжайте же, батюшка, – снова попросила она.

– Мы нашли спокойное местечко, где можно было бы поговорить, – сказал полковник, – и герцог поведал мне о том, что обнаружил, вернувшись домой. Отец оставил ему немало долгов и, что хуже всего, совершенно не заботился о поместье. Поэтому его дому уже много лет необходим ремонт.

– Вы всегда говорили, что это – одно из красивейших зданий в Англии, – вставила Олетта.

– Так оно и есть, – согласился отец. – Впрочем, должен признаться, что я останавливался там всего однажды и был так потрясен убранством дома, что не заметил бы протекающей крыши или осыпавшегося потолка.

– Но если там есть очень ценные картины и мебель, почему же новый герцог их не продаст?

– Это неотчуждаемое имущество, – пояснил полковник. – Старинное здание, да и само поместье передаются от поколения к поколению вот уже многие столетия, и особые доверенные следят, чтобы поместье переходило от отца к сыну в целости и сохранности.

Он сделал паузу. Олетта молчала. Она начинала понимать, что задумал ее отец. Полковник оценивающе взглянул на дочь и продолжал:

– Наша беседа с герцогом затянулась, и поскольку ему явно хотелось продолжить ее, он пригласил меня встретиться с ним в Лондоне после скачек.

– Итак, вы виделись с ним прошлым вечером.

– Герцог обедал у нас, поскольку, по его собственному признанию, он не может открыть свой дом на Парк-лейн и даже собирается закрывать часть других. – Полковник вновь помолчал, словно искал нужные слова. – Напоследок, окончив рассказ о состоянии своих дел, герцог сказал мне следующее: «Вы были хорошим другом моему отцу, и я надеюсь, что поможете мне продать все, что нужно, без шумихи в газетах и сплетен о расточительности моего отца».

Олетта улыбнулась, а полковник добавил:

– Это вызвало у меня уважение. Мне хотелось бы, чтобы мой сын в подобной ситуации вел себя именно так.

Олетта знала, что с отцом такого случиться просто не может, но промолчала. Полковник продолжил рассказ:

– Тогда я сказал герцогу: «У меня есть предложение лучше, чем распродажа фамильного имущества – ведь оно, не сомневаюсь, много значит для вас. Вы должны поступить так, как поступали в таких случаях все знатные люди: жениться на богатой наследнице, чьи деньги помогут вам не уронить престиж Горлстонов и сохранить в целости все, что столетиями собирали ваши предки». Олетта затаила дыхание.

– И что же сказал герцог?

– Вид у него был ошарашенный, – признался полковник. – Уверен, что такой выход еще не приходил ему в голову.

– А потом?

– Потом он возмутился: «Боюсь, что это несовместимо с моими принципами!» «Могу вас понять, – отвечал я. – Но в то же время это разумный и проверенный временем способ избавиться от долгов и обязательств». Он ничего не ответил, и я продолжал: «Подумайте не только о себе и о своих чувствах, но и о тех, кому ваш отец выплачивал пенсию в Горе да и других поместьях, – ведь они пострадают тоже».

Герцог вздрогнул, и я понял, что он не забыл об этом, когда пытался сам отыскать решение. «Подумайте о сиротских приютах и и тех людях, которые служили вашей семье в течение поколений», – настаивал я. «Обо всем этом я уже думал! – прервал меня герцог. – Но сама мысль жениться на женщине из-за денег и, по сути, продать свой титул глубоко отвратительна мне! Это унизительно, непристойно!»

– Он говорил весьма темпераментно, – заметил полковник Эшерст. – Герцог – привлекательный мужчина, и в его жизни, наверное, было немало женщин, которые любили его самого, а не его титул. – Он помолчал и добавил: – В конце концов, вопрос о наследовании встал лишь год назад.

– Почему же? – поинтересовалась Олетта.

– Потому что у него был старший брат.

– Не помню, чтобы вы мне о нем говорили.

– Видишь ли, я никогда не встречался с ним. У него было слабое здоровье, и почти круглый год он проводил в Европе, переезжая с одних вод на другие.

– А чем именно он болел?

– Этого я не знаю. Старый герцог очень редко говорил о своем старшем сыне, и я не встречал никого, кто лично знал последнего маркиза.

– И он умер? Отец кивнул:

– Да. И встретившись со старым герцогом после того, как это случилось, я понял: он рад тому, что наследником стал его младший сын Сэндор.

– Интересно, был ли этому рад сам Сэндор? – пробормотала Олетта себе под нос.

– Новый герцог сказал, что не собирался становиться наследником, – услышав ее, пояснил полковник, – и даже не имел никаких привилегий, как обычно потомок герцога. – Полковник слегка скривил губы. – Я догадываюсь, в чем тут дело. В аристократических семьях все вертится вокруг наследника, а остальным детям достается совсем немного внимания и денег.

– По-моему, это бессовестно, – заметила Олетта.

– Точно так же говорила и твоя мать, – отозвался полковник. – Но это английская традиция, и, что бы мы о ней ни думали, нам ее не изменить.

– Разумеется, нет, – согласилась Олетта, тут же решив про себя, что если у нее будет много детей, она все деньги поделит поровну между ними. Впрочем, потом она вспомнила, что по той же английской традиции полновластным хозяином ее состояния будет муж, у нее же после свадьбы не останется никаких прав. Она всерьез задумалась, как отнесется к подобной женитьбе привлекательный молодой человек, такой, как герцог, которому деньги нужны не столько для себя, сколько для других людей.

– А что вы сказали герцогу обо мне? – спросила Олетта, и эти слова прозвучали, как брошенный через стол вызов.

– Я сказал так: не предлагаю вам начать охоту за богатыми невестами, ибо прекрасно понимаю, как отвратительна вам сама мысль об этом. Я просто хотел бы познакомить вас с моей дочерью.

– И что он ответил?

– Он посмотрел на меня весьма удивленно – видимо, не знал, что у меня есть дочь. Ему было известно, что моя жена умерла: я говорил ему, что я вдовец, когда он спросил, как я живу в Гудвуде.

– Что вы сказали герцогу обо мне? – настойчиво повторила Олетта.

– Ничего! – к вящему ее удивлению ответил полковник. – Я сказал только, что моя дочь еще не выезжала в Лондон и воспитывалась в провинции. Сказал, что она очень богатая наследница. Сказал, что ее деда до самой смерти называли нефтяным королем Техаса. «Я этого не знал», – коротко бросил герцог. «Я хочу сделать вам одно предложение, – ответил на это я. – Когда вы обдумаете то, что я вам сегодня сказал, позвольте нам с дочерью погостить у вас в Горе. Мы могли бы приехать в числе обычных гостей на какую-нибудь вечеринку, и тогда вы сами решите, в состоянии вы воспользоваться моей идеей или же нет».

– И что ответил герцог? – спросила Олетта.

– Он помолчал, а потом произнес: «Я все обдумаю и напишу вам, полковник, когда приму решение». «Вы уезжаете из Лондона?» – поинтересовался я. «Я хотел бы получше вникнуть в состояние дел у себя в поместье. Могу ли я просить вас сохранить содержание нашего разговора в тайне?» «Разумеется», – ответил я.

Олетта взглянула на отца:

– Итак, письмо, которое вы держите в руке, пришло от герцога?

– Именно так, – кивнул Эшерст. – В нем содержится приглашение на праздник по случаю открытия охотничьего сезона, который состоится через две недели.

– Охота? – воскликнула Олетта.

– Охота в Горе великолепная, – пояснил ее отец. – Сам принц Уэльский частенько навещал старого герцога. Не удивлюсь, если и новому герцогу пришлось пригласить его высочество на открытие сезона фазаньей охоты.

– Но ведь герцог не в состоянии устроить большой прием! – удивилась Олетта.

– Охота – это не торжественный бал, – возразил полковник. – Тех фазанов, на которых мы будем охотиться, все лето выращивали егеря. Два месяца назад их выпустили в леса. – Он помолчал. – После таких стараний не поохотиться на них – просто грех, не говоря уже о потере денег: вывести фазанов – занятие не из дешевых.

– Теперь мне понятно, – сказала Олетта.

– Ты будешь рада увидеть Гор, это одно из лучших охотничьих угодий в Англии. Должен признаться, я и сам с нетерпением жду этого дня. Мне бы хотелось, чтобы ты тоже могла пострелять и показала герцогу, что умеешь держать в руках ружье.

– Ты думаешь, он одобрит мои достижения в этой области? – саркастически поинтересовалась Олетта.

Отец строго посмотрел на нее:

– Ты не одобряешь мой выбор или отвергаешь саму мысль о том, чтобы выйти замуж за человека, которого я избрал для тебя?

– И то и другое! – быстро ответила Олетта. – По совести говоря, я чувствую себя так, словно вы выставили меня на продажу, а это весьма унизительно.

Полковник Эшерст махнул рукой.

– Ты прекрасно понимаешь, что я вовсе не собирался подвергать тебя унижению! – сказал он почти рассерженно. – Я знаю, ты хотела сама выбрать себе мужа и при этом еще сначала влюбиться без памяти, как твоя мать. Но ты же умная девушка, Олетта. Ты когда-нибудь задумывалась, возможно ли такое вообще?

– Что вы имеете в виду?

– Только то, что ты настолько богата, – пояснил отец, – что ни один порядочный англичанин среднего достатка не осмелится попросить твоей руки.

Он хотел испугать свою дочь, и это ему удалось.

– Но если я его полюблю… – начала Олетта.

– Он скорее убежит от тебя на сто миль, чем позволит себе ответить на твою любовь, – не дал ей договорить полковник. Олетта ошарашенно замолчала, и он добавил: – Англичане испокон веку стараются не зависеть от жен – да и любой настоящий мужчина этого не захочет. Если женщина богата, то не важно, насколько она хороша собой: он примет все меры предосторожности, чтобы не попасться в ее сети.

– Но вы же… женились на маме, – возразила Олетта.

– Я никогда не сделал бы этого, будь она так же богата, как ты сейчас. Когда мы встретились с ней, я думал, что она обыкновенная, неплохо обеспеченная американка, которая смогла позволить себе путешествие в Англию.

Олетта встала из-за стола и подошла к окну. Несмотря на присобранную на одном бедре амазонку, она двигалась с удивительной для такой молодой девушки, почти подростка, грацией; ее волосы, поблескивающие в солнечных лучах, выгодно контрастировали с темным платьем.