Текст книги "Прекрасная авантюристка"

– Я просто констатирую факт, – сказала Друзилла. – Надеюсь, мне будет позволено иметь свою собственную коляску. Кстати, я тоже довольно хорошо правлю.

– Я попробую подыскать для тебя какой-нибудь экипаж поустойчивей и самых спокойных лошадей, – ответил маркиз.

Она слабо улыбнулась, но промолчала. Почти всю дорогу они молчали, и наконец, когда часы показывали восемь утра, маркиз резко осадил лошадей перед портиком красивого особняка, расположенного в центре Керзон-стрит.

Дверь открыл лакей, выглядевший крайне удивленным.

– Ее светлость проснулась? – спросил маркиз. – Спросите маркизу, не будет ли она так любезна принять своего внука, маркиза Линча?

– Слушаюсь, милорд, конечно, милорд, – запинаясь, пробормотал лакей, совершенно ошарашенный столь ранним появлением гостей.

Друзилла огляделась. Огромный холл производил ошеломляющее впечатление. Две сходящиеся лестницы вели на галерею, в центре которой стоял сверкающий канделябр.

«Этот дом предназначен для приемов», – подумала она, но ничего не сказала маркизу, который нервно переступал с ноги на ногу, обеспокоенный предстоящим разговором. Вернулся лакей.

– Ее светлость завтракает, милорд, она будет рада, если ваша светлость присоединится к ней.

Маркиз кивнул и посмотрел на Друзиллу.

– Пошли, – сказал он, – ведь это была твоя идея.

– Да, знаю, – проговорила Друзилла.

Они стали подниматься по изящной парадной лестнице в столовую, и только сильная бледность выдавала волнение Друзиллы.

Около двери, которую распахнул перед ними лакей, Друзилла пропустила маркиза вперед.

– Вальдо, какой сюрприз! – услышала она голос, который, хоть и принадлежал очень немолодому человеку, звучал живо и энергично. – Что же произошло, раз в столь ранний час мне оказана такая честь?

В залитой утренним солнцем комнате Друзилла увидела пожилую даму, которая сидела за круглым столом у окна. Лицо женщины было изборождено морщинами, ее седые волосы казались слишком белыми на фоне иссушенной временем кожи.

Но глаза старой маркизы светились живым огнем и были зоркими, как у ястреба. Когда Вальдо склонился к руке маркизы, она обратила свои ясные глаза на Друзиллу.

– А кто это с тобой? – спросила маркиза. – По всей видимости, именно она причина твоего столь неожиданного визита?

– Так и есть, бабушка, и ты, возможно, вспомнишь ее. Ее зовут Друзилла, и она твоя внучатая племянница.

– Друзилла, дочка бедной Клементины! – вскричала маркиза. – Я часто думала, что же стало с тобой.

Маркиза протянула руку, и Друзилла, сделав реверанс, прикоснулась губами к морщинистым пальцам.

– Ты была еще малышкой, когда я в последний раз видела тебя, – проговорила маркиза. – Я сама виновата, что мы не общались все эти годы. Но твой отец был таким сложным человеком: после смерти твоей матери он ясно дал понять, что у него нет ни малейшего желания видеться со мной и вообще продолжать какие-либо отношения.

– Это правда, сударыня, – согласилась Друзилла. – Но мой отец умер почти три года назад.

– Так ты сирота! – воскликнула маркиза. – Бедняжка. Значит, это мой внук привел тебя сюда.

Она оглядела дешевое бумажное платье и уродливую соломенную шляпку. Маркиз откашлялся.

– Ну, понимаешь, бабушка, – начал он, – Друзиллу выгнали из дома, где она работала, и я…

– Нет, не надо говорить этого, – перебила его Друзилла, – прошу, не надо.

Все посмотрели на нее, во взгляде маркиза сквозило замешательство, во взгляде маркизы – интерес. Наконец Друзилла обратилась к маркизу:

– Сделай мне одолжение, Вальдо, посиди внизу. Мне хотелось бы поговорить с тетей Шермалиной наедине, я хочу рассказать ей всю правду.

– Но ведь ты говорила… – запротестовал маркиз.

– Твоя бабушка должна знать правду, – быстро остановила его Друзилла. – Увидев ее, я поняла, что ей мы не можем лгать, и действительно будет лучше, если об этом узнает только она.

Маркиз пожал плечами.

– Ну, ладно, делай как знаешь, – сказал он и обратился к маркизе: – Разреши мне, бабушка, приказать, чтобы мне подали вина в другую комнату.

– Шоколад или чай принесут тебе больше пользы, – с улыбкой заметила маркиза.

– Не сомневаюсь, – согласился маркиз, – но в настоящий момент мне безумно хочется крепкого ликера, и я не могу противостоять этому желанию. Друзилла обязательно объяснит тебе почему.

Он вежливо поклонился и направился к двери. Маркиза подождала, когда он выйдет, и повернулась к Друзилле.

– Ты заинтриговала меня, детка, – сказала она. – Должно быть, с тобой действительно случилось нечто удивительное, раз мой внук приехал ко мне в такую рань, когда весь мир – его мир – еще спит глубоким сном. Кстати, по вашему виду можно сказать, что вы всю ночь глаз не сомкнули.

– Так и было, – ответила Друзилла.

Маркиза удивленно подняла брови.

– В таком случае именно тебе, а не моему внуку нужно подкрепиться в первую очередь.

Она взяла маленький колокольчик и позвонила. Дверь открылась.

– Горячего шоколада для моей гостьи, – приказала маркиза, – и попросите немедленно подать завтрак и мисс Морли, и его светлости – он будет завтракать внизу.

– Слушаюсь, миледи.

Дверь закрылась, и маркиза протянула Друзилле руку.

– Присядь, детка, – сказала она. – У тебя усталый вид, ты нервничаешь. Я тебя не съем, обещаю, и, возможно, помогу. Очень надеюсь, что это удастся – я была бы рада тебе помочь.

Мягкий и добрый голос маркизы так подействовал на Друзиллу, что она, поддавшись охватившему порыву, упала на колени рядом со стулом старухи.

– Да, вы в состоянии помочь мне, – проговорила она. – Пожалуйста, тетя Шермалина, скажите, что сделаете все возможное, потому что это крайне важно и для меня, и для… Вальдо.

Глава 3

Сэр Энтони Хедли вошел в библиотеку Линч-Хауса и с изумлением уставился на маркиза, развалившегося на стуле со стаканом бренди в руке и все еще одетого в дорожный костюм, в котором он прибыл из Ньюмаркета.

– Бог мой, Вальдо, ты же опоздаешь! – воскликнул сэр Энтони. – И, черт побери, что все это значит? Ты ничего не говорил мне об этом.

Он шел по комнате, размахивая большим пригласительным билетом, и весь его вид служил доказательством тому, что он много внимания уделяет своей внешности, являясь одним из законодателей мод среди лондонской молодежи. Его элегантный атласный фрак мог сшить только истинный мастер, белоснежный галстук был уложен замысловатыми складками, на что у его камердинера наверняка ушло не меньше часа.

Маркиз обратил на своего приятеля полный зависти взгляд, посмотрел на приглашение и отвернулся.

– Значит, тебя тоже пригласили, – угрюмо проговорил он. – Не понимаю зачем.

– Не понимаешь зачем? – удивленно переспросил сэр Энтони. – Слушай, Вальдо, мне это начинает надоедать! Ты переходишь все границы, если считаешь, что я, один из твоих ближайших друзей, не должен при этом присутствовать! Кроме того, почему ты ничего не сообщил мне о твоей столь скоропалительной помолвке?

Помолчав, маркиз примирительно проговорил:

– Это был секрет.

– Но ведь мы только два часа назад вернулись из Ньюмаркета, – вскричал сэр Энтони, – и ты даже не намекнул мне! Кто она? Почему я о ней никогда раньше не слышал?

– Она моя кузина, – коротко объяснил маркиз.

Сэр Энтони задумчиво посмотрел на него. Они вместе служили в Голландии, и ему казалось, что он хорошо знает своего друга, но сегодняшние события преподнесли ему сюрприз, заставивший его крепко задуматься. Однако он ни на минуту не сомневался, что во всем этом есть какая-то тайна.

– Ты злоупотребил моим доверием, – сухо заметил сэр Энтони, убирая приглашение в карман фрака. – Прошу прощения, что вынужден повторять: ты страшно опаздываешь.

Маркиз не ответил и налил себе еще бренди. Графин был уже наполовину пуст. Судя по выражению на лице сэра Энтони, он прикидывал, сколько его друг успел выпить и как это отразится на его состоянии.

– У тебя неприятности, Вальдо? – наконец спросил он. – А иначе зачем тебя с такой поспешностью тащат к алтарю?

Намек, прозвучавший в словах сэра Энтони, заставил маркиза гневно ответить:

– Нет, нет, ничего подобного! Тебе следовало бы знать, что я не имею обыкновения связываться с юными созданиями, не ведающими, откуда берутся дети.

– Я всегда так и считал, – спокойно заметил сэр Энтони. – Но для чего такая таинственность?

– Боже мой, Энтони, неужели я должен отчитываться перед тобой за каждый свой шаг? – вспылил маркиз.

– Нет, естественно, нет, – ответил сэр Энтони. – Но у Уайта все в волнении, а что до Холостяков!..

– У Уайта? Холостяки? – закричал маркиз. – А они-то тут при чем?

– Их всех пригласили, мой дорогой. Как ты мог предположить, что при твоем положении, после всех твоих громких заявлений о высших достоинствах холостяцкой жизни, резкое изменение взглядов пройдет незамеченным и не станет сенсацией?

– Уайт и Холостяки! – еле слышно пробормотал маркиз. – Моя бабка, должно быть, сошла с ума!

– Это эпохальное событие, – сказал сэр Энтони. – Ради бога, Вальдо, ты уже должен быть там и встречать гостей, а не сидеть развалясь здесь в пыльной одежде.

По всей видимости, слова сэра Энтони наконец вывели маркиза из оцепенения. Он залпом выпил остатки бренди и, пройдя к себе в комнату, с грохотом захлопнул за собой дверь.

Его друг испуганно смотрел ему вслед. Конечно, можно допустить, что маркиз внезапно решил связать себя узами брака, только почему предстоящее событие вызывает у него такое раздражение? Реакция маркиза была странной, и этого было достаточно, чтобы заставить любого, кто тепло и дружески относился к нему, преисполниться тревоги.

Сэр Энтони опять вынул из кармана приглашение. На белой карточке каллиграфическим почерком было написано следующее:

«Вдовствующая маркиза Линч имеет честь пригласить сэра Энтони Хедли на прием в ознаменование помолвки ее внука, благородного маркиза Линча, и мисс Друзиллы Морли».

– И кто же эта Друзилла? – в который раз спрашивал себя сэр Энтони.

Ответ на свой вопрос ему предстояло получить только через час. Их карета остановилась в самом начале Керзон-стрит. Улица была запружена всевозможными колясками и фаэтонами, которые преграждали им путь к особняку.

– Ты неприлично опаздываешь, – заметил сэр Энтони, причем его слова никак не способствовали тому, чтобы хмурое выражение исчезло с лица маркиза. – Может, доберемся пешком?

– Я буду добираться с удобствами, – резко оборвал его маркиз, исключительно элегантный во фраке.

Через окно кареты он взглянул на фаэтоны, из которых выходили гости и направлялись к помпезному парадному подъезду особняка вдовствующей маркизы.

Большинство гербов, украшавших экипажи, были ему знакомы, и при мысли, что его бабка полна решимости выставить его дураком перед всем светом, он ощутил, как внутри поднимается волна бешенства. Не было сомнения, что она пригласила весь бомонд, а он-то, получив в Ньюмаркете ее письмо, воображал, будто она собирается устроить просто семейный обед, на котором она представит Друзиллу их общим родственникам.

Маркиз находился в глубокой депрессии, меньше всего на свете ему хотелось присутствовать на подобном грандиозном приеме, и внезапно у него возникло желание развернуть карету, а Друзилле и всем тем, кто, движимый непреодолимым любопытством, пришел поглазеть на выбранную им невесту, сказать, чтобы они убирались ко всем чертям.

Он слишком хорошо знал, какой вопрос ему будут непрестанно задавать – «почему?». Почему он выбрал в жены такую девушку – унылую, непривлекательную, бедную, не имеющую никакого положения в обществе – если с тех пор, как он окончил Итон, за ним гонялись все честолюбивые мамаши со всей Англии?

А что он сможет объяснить тем замужним красавицам, с которыми у него были близкие отношения, которые с удивительной беспечностью и величайшим искусством дарили ему свою любовь?

У него было множество любовных связей, и для некоторых дам эти романы заканчивались разбитым сердцем, однако маркиз очень гордился тем, что бывшие возлюбленные становились его друзьями и, преодолев горечь разлуки, не стремились навредить ему.

Но это благорасположение тут же улетучится, едва они узнают, что их место в сердце маркиза заняла какая-то девчонка, о которой даже сказать-то нечего, кроме как то, что она его дальняя родственница.

При одной только мысли о том, что ему предстоит, маркизу страшно хотелось ругаться самыми грязными словами, как это было в присутствии Друзиллы после отъезда из дома герцога.

Охваченный негодованием, он непроизвольно сжал кулаки. Вероятно, в попытке обрести контроль над своими эмоциями он на какое-то время прикрыл глаза, так как внезапно обнаружил, что лошади уже стоят перед освещенной дверью, а сэр Энтони уже выходит из кареты на красный ковер.

Маркиз последовал за ним и увидел, что мраморный холл заполнен до предела. Слышался шорох шелков, атласа и бархата; везде можно было заметить всплески тончайшего газа и мерцание драгоценностей; в воздухе витал аромат самых разнообразных духов – и весь этот блеск сопровождался гулом голосов и смехом, который, как показалось маркизу, был полон любопытства, как будто все только и спрашивали друг друга: «Почему?», «Почему такой убежденный холостяк решил расстаться со своей свободой, которой он столько хвастался?»

Какое-то время маркиз так и стоял, ошеломленный увиденным, не замечая обращенных к нему любопытных взглядов и улыбок. Наконец сэр Энтони коснулся его руки.

– Тебе лучше бы подняться по другой лестнице, – предложил он.

Две лестницы образовывали очень красивую арку. По левой поднимались гости, в то время как правая была пуста.

Маркиз покорно начал подниматься по правой лестнице и, постепенно замедляя шаги, приблизился к широкой галерее, украшенной цветами, через которые он смог разглядеть свою бабушку со сверкающей в седых волосах диадемой. Маркиза приветствовала гостей, о прибытии которых торжественно объявлял мажордом, одетый в ливрею с гербом Линчей.

– Его светлость герцог Девонширский и ее светлость герцогиня.

– Его превосходительство посол России и княгиня Елена.

– Виконтесса Ньюбертонская.

У маркиза возникло ощущение, что громкий голос мажордома – это глас судьбы. Затем он усилием воли заставил себя перевести взгляд на девушку, которая стояла рядом с маркизой.

На мгновение ему показалось, что она ему незнакома! Действительно, он никогда раньше ее не видел – или видел?

Повинуясь какому-то необъяснимому порыву, он вытянул шею и услышал голос маркизы.

– Позвольте представить мою внучатую племянницу Друзиллу Морли, она помолвлена с моим внуком. Друзилла, его светлость – мой очень близкий друг.

Так это Друзилла! Маркиз не верил своим глазам. Друзилла полностью преобразилась. В последний раз, когда ее видел маркиз, она, одетая в уродливое коричневое платье, была похожа на невзрачную бедную горничную, сейчас же она превратилась в красавицу, в которой, как он обнаружил, трудно было узнать ту непривлекательную девушку.

Он сразу обратил внимание на ее волосы. Они, как и раньше, были рыжими, но теперь они сияли, будто преисполнившись того самого, столь ценимого венецианскими художниками, живого искрящегося огня, который образовывал ореол вокруг изящного личика с красивыми большими глазами.

«В жизни не видел таких потрясающих глаз», – неожиданно для самого себя подумал маркиз.

Изумрудно-зеленые, они, казалось, мерцали каким-то таинственным светом, с которым не мог соперничать даже блеск изумрудов в волосах и в великолепном ожерелье, обвивавшем стройную шейку.

Маркиз смутно помнил эти фамильные изумруды: его матери всегда казалось, что они слишком яркие для нее, поэтому она их не носила. На Друзилле же они выглядели совершенно изумительно, и он сразу же заметил, что она как-то необычно выделяется среди блистательных красавиц в великолепных драгоценностях.

Он был достаточно опытен в оценке женской красоты, чтобы понять, насколько смелым было платье Друзиллы. Ни одна незамужняя женщина не решилась бы появиться в подобном туалете, да и мало кто из замужних отважился бы на такое. Платье из тончайшего газа было изумрудно-зеленым, оно сверкало и переливалось, будто расшитое множеством драгоценных камешков, и ни один мужчина, будь он стар или молод, не мог не обратить на него внимания.

Ошеломленный маркиз довольно долго стоял за цветами и разглядывал Друзиллу, но вдруг раздался голос маркизы, которая, обернувшись и заметив его, протянула ему руку:

– Вальдо, мой дорогой, – воскликнула она, – как я рада тебя видеть!

Он подошел к ней и, встав перед гостем, ожидавшим, когда же его наконец представят, склонился к руке маркизы. Через мгновение он обнаружил, что держит в своей руке ручку Друзиллы.

– Милорд, мы беспокоились о вас, – проговорила она звонким голосом, а потом слышным только ему шепотом резко добавила: – Придумай какие-нибудь удобоваримые оправдания своему опозданию.

– Должен извиниться, – послушно начал маркиз, – за свое опоздание, но на дороге из Ньюмаркета случилась авария. Перевернулся дилижанс. Не правда ли, Энтони?

Сэр Энтони Хедли, стоявший за спиной маркиза, галантно выступил вперед.

– Да, действительно, мэм, – обратился он к вдовствующей маркизе. – По всей дороге… э-э… разбросало багаж, женщины кричали. Не могли же мы проехать мимо и не предложить свою помощь.

– Как вы добры, – заметила Друзилла, бросая на маркиза взгляд, полный, как показалось всем окружающим, обожания. – Искренне надеюсь, что они все были красавицами.

Среди стоявших вокруг них гостей пробежал смешок.

– Ну а теперь, когда ты, Вальдо, наконец явился, – сухо сказала маркиза, – предложи Друзилле руку и представь ее своим друзьям. Все сгорают от любопытства и очень хотят с ней познакомиться.

Друзилла кончиками пальцев прикоснулась к руке маркиза, и он повел ее в гостиную, освещенную тоненькими свечками в огромных хрустальных канделябрах. Пламя шевелил легкий ветерок, пробиравшийся в дом через высокие стеклянные двери, распахнутые в сад, разбитый позади дома.

В гостиной было уже довольно много гостей. В одном конце комнаты стояла буфетная стойка с шампанским и с самыми разнообразными деликатесами, приготовленными великолепным поваром-французом, служившим у маркизы, – он считался одним из лучших в Лондоне.

Маркиз был слишком ошарашен преображением Друзиллы, чтобы о чем-то говорить, он только представлял ее гостям. Однако он был страшно поражен тем, что его молчания так никто и не заметил.

Говорила Друзилла – весело, живо. Маркиз заметил, что взгляды окружающих привлекает не только ее туалет, но и ее изумительная кожа. Дерзкий вырез платья открывал ослепительной белизны кожу, чистую и безупречную, подобно лепестку камелии. В отличие от Друзиллы, все женщины были нарумянены. Макияж Друзиллы представлял собой только тонкий слой пудры на лице.

Однако губы ее были вызывающе ярки, что лишний раз подчеркивало красоту и блеск ее глаз.

Они переходили от одной группы гостей к другой, и внезапно маркиз заметил герцогиню Уиндлгэм, которая, очень грациозно двигаясь по комнате, направлялась к ним.

Должно быть, маркиз инстинктивно напрягся. Друзилла же, почувствовав его реакцию, тут же обвела взглядом зал. Однако, в отличие от маркиза, увиденное не удивило ее – она знала, что, несмотря на ее протесты, герцогу и герцогине были отосланы приглашения.

«Не глупи, детка, – убеждала ее маркиза. – Если я не приглашу их, пойдут сплетни. Я пошлю им билеты и надеюсь, что у них хватит здравого смысла не прийти».

Именно здравого смысла герцогине и недоставало. Герцог не сопровождал ее, вместо него она повисла на одном титулованном красавце, который, несмотря на то, что его место в сердце герцогини было занято соперником, причем не одним, все еще оставался ее верным рабом.

Герцогиня выглядела великолепно – Друзилла не могла не признать этого. На ней было нежно-голубое атласное платье, подчеркивающее все достоинства ее фигуры и оттенявшее светлые золотистые волосы и синие глаза.

«И в то же время, – подумала Друзилла, – этот туалет старит ее, так как делает ее похожей на «молодящуюся старушку». Хотя, – добавила она про себя, – это только мое впечатление».

Она была уверена, что маркиз смотрит на свою потерянную любовь безумным взглядом.

Герцогиня подошла поближе, и Друзилла заметила, как сузились ее глаза, когда она оглядела присланное из Парижа платье Друзиллы и ее великолепные изумруды. Потом она перевела наполненные слезами глаза на маркиза.

– О, милорд! – произнесла она трепетным голосом. – Примите мои наилучшие пожелания счастья. Не могу выразить, как много это значит для меня.

Маркиз склонился к ее руке и, осознав, что все вокруг наблюдают за ними, с усилием проговорил:

– Позвольте представить вам мою невесту, мисс Друзиллу Морли. Ее светлость герцогиня Уиндлгэм.

Герцогиня не протянула руку для приветствия. Она едва заметно кивнула Друзилле и опять повернулась к маркизу.

– Какой сюрприз, – вкрадчиво промолвила она, – а где и когда вы повстречались с мисс… э-э… мисс… с этой молодой… женщиной.

Слова звучали грубо и оскорбительно, и все свидетели этой сцены прекрасно поняли, что герцогиня публично заявила, будто невеста маркиза не произвела на нее никакого впечатления.

Все знали, на кого было направлено внимание ее светлости в течение последних трех месяцев, и тот факт, что ей удалось пленить неуловимого маркиза Линча, был предметом бесконечных пересудов.

– Я впервые встретилась с Вальдо, – громко начала Друзилла, прежде чем маркиз успел ответить, – еще когда была в колыбели. Он тогда пытался забрать у меня рожок с молоком.

Эти слова вызвали всеобщий смех. Друзилла подождала, когда все успокоятся, и добавила:

– Кажется, молоко ему понадобилось для его любимой морской свинки, и с тех пор он всегда заводил себе любимцев.

У всех на мгновение перехватило дыхание, потом раздался взрыв хохота. Герцогиня с перекошенным от ярости лицом отвернулась.

Друзилле было известно, что в гневе маркиз очень груб, но она мысленно пожала плечами, решив не обращать внимания на его бешенство. Если он не защищает ее, она будет защищать себя сама.

С этого мгновения надобность в защитнике отпала, успех ей был обеспечен. Всего несколькими словами ей удалось завоевать самую привередливую, самую трудную в мире аудиторию – пресыщенный, испорченный, скучающий бомонд, только и желавший, чтобы кто-то развеял его скуку.

– Поздравляем!

Почти все друзья маркиза говорили эти слова с неподдельной искренностью. Даже члены Клуба Холостяков сказали, что при сложившихся обстоятельствах они прощают ему нарушение холостяцкой клятвы.

– Прощая тебя, мы подаем пример, не так ли, молодые люди? – спросил один из старейших членов клуба, тыча маркиза в ребра и глядя с неподдельным восхищением на Друзиллу. – Да, будь я помоложе, я бы постарался обставить тебя!

Была почти полночь, когда в гостиную вошел принц Уэльский. Его появление, как всегда, предварял гул, прокатившийся по толпе придворных.

Принц был один и уже успел извиниться перед маркизой за отсутствие госпожи Фицхерберт, с которой он возобновил отношения и для которой опять открылись двери всех салонов.

Однако не только отсутствие госпожи Фицхерберт заставляло хмуриться его королевское высочество и побудило его обставить свое появление на приеме с большей помпой, чем обычно. Еще по дороге на Керзон-стрит сэр Энтони Хедли спросил маркиза:

– Что там с принцем? Мне кажется, он недоволен, что ты не сообщил ему о своем намерении жениться.

Маркиз промолчал, хотя знал, что сэр Энтони говорит правду. Он был слишком близок к принцу, чтобы не понять – его королевское высочество сочтет подобную скрытность оскорблением со стороны одного из тех избранных молодых щеголей, кому он щедро дарил свою дружбу.

Наконец маркизу удалось добраться до принца, который, успев перемолвиться несколькими словами с гостями, с ноткой явного неудовольствия и гнева в голосе воскликнул:

– Почему мне не сказали? Ты ни разу не упомянул о помолвке.

Маркиз почувствовал, как все затаили дыхание в ожидании его ответа. Но прежде чем он успел что-то сказать, Друзилла взяла дело в свои руки. Очень грациозно присев перед принцем в реверансе, она подняла на него глаза, в которых отражался неровный отблеск свечей.

– Молю вас не сердиться на бедного Вальдо, сир, это все моя вина. Я, вопреки его самым благим намерениям, настояла на том, что надобно следовать великолепному правилу, высказанному вашим королевским высочеством: «Неожиданность – наилучшее оружие в битве».

– В битве? – переспросил принц.

Друзилла бросила на него озорной взгляд, на щеках у нее появились ямочки.

– Да, сир, в битве за одобрение нашего королевского высочества.

Этот дерзкий ответ понравился принцу. Он откинул голову и рассмеялся, потом поднес руку Друзиллы к губам.

Принц никогда не мог устоять перед лестью, а когда же лесть касалась битв, которые он никогда не вел, хотя считал себя большим знатоком в подобных сражениях, он воспринимал ее как нечто неотразимое.

– Позвольте проводить вас к столу, мисс Морли, – проговорил он. – Мне кажется, вы должны рассказать мне, какие из моих высказываний заинтересовали вас в наибольшей степени.

– У меня не хватит времени, сир, – сказала Друзилла, – если, конечно, вы не останетесь до завтрака.

И опять она заставила его рассмеяться, а маркиз изумленно смотрел им вслед, наблюдая за тем, как они, живо обсуждая что-то, направляются в столовую. Выражение полного непонимания исчезло с его лица только тогда, когда маркиза резко окликнула его, недовольная тем, что он не предложил руку герцогине Девонширской.

Теперь каждая шутка Друзиллы вызывала всеобщее веселье и смех – не тот презрительный, циничный смех, которого так боялся маркиз, а настоящий веселый смех, сопровождающийся доброжелательным вниманием.

Принц отбыл только в два часа ночи, что свидетельствовало о большой чести, так как еще ни разу в отсутствие госпожи Фицхерберт он так поздно не задерживался на приемах.

Пожелав доброй ночи маркизе, он добавил:

– Вечер мне понравился гораздо больше, чем я мог предположить, сударыня. Я действительно очень рад – чего я совсем не ожидал от себя, – что ваш внук и мой друг решился наконец связать себя узами брака. Позволю себе высказать пожелание, чтобы он и эта очаровательная молодая дама – если это возможно – обвенчались до того, как госпожа Фицхерберт и я отправимся в Брайтон. А отпраздновать бракосочетание можно было бы в Карлтон-Хаусе.

– Это большая честь, сир, – поблагодарила маркиза.

– Так как, вы устроите свадьбу до нашего отъезда? – спросил принц, взглянув на Друзиллу.

– Только вторжение французов может помешать нам, сир, – с улыбкой ответила Друзилла.

Принц на мгновение сжал ей руку, а потом в сопровождении маркиза и еще десятка своих близких друзей, следовавших за ним, начал спускаться по лестнице к ожидавшей его карете.

Только два часа спустя Друзилла и маркиз смогли остаться вдвоем.

Свечи уже почти оплыли, через окна было видно, как на небе появляются легкие золотые мазки утренней зари, а звезды исчезают одна за другой. Друзилла вздохнула.

– Какой замечательный прием!

– Как тебе это удалось? – спросил маркиз.

Этот вопрос вертелся у него на языке весь вечер, и только теперь, когда гости разошлись и бабушка отправилась спать, он смог задать его.

Друзилла даже не думала притворяться, что не поняла, о чем говорит маркиз.

– Огромный труд, старина, – улыбнулась она, – и, конечно же, помощь твоей бабушки. У нее богатое воображение, к тому же она отлично поняла – гораздо лучше кого-то бы то ни было, – что успех всего предприятия зависит от первого впечатления.

– Но как тебе удалось так преобразиться, – интересовался маркиз, – когда, как мне помнится?..

– Не надо вспоминать об этом, – сухо проговорила она, – давай больше не будем об этом думать. Я твоя кузина, которая спокойно жила в деревне из-за траура в семье, но с которой ты постоянно виделся с самого детства. Такова наша история, и мы должны придерживаться ее.

Во время разговора она все время ходила по комнате, и внезапно маркиз заметил, что под тончайшим слоем газа ее платья скрывается изумительная фигура.

«Черт побери, – подумал он, – она, должно быть, так же хороша и без платья». И ему стало интересно, не ошибается ли он.

– Скажи, Друзилла… – начал он, но вдруг его прервал раздавшийся от двери крик:

– Не может быть! Я не верю!

В дверях, театрально раскинув руки, стоял пышно разодетый франт. Он был элегантен, даже слишком элегантен, что делало его несколько женственным.

Его пальцы были унизаны кольцами; на галстуке красовалась булавка, украшенная огромной жемчужиной и бриллиантом; из жилетного кармана на слишком плотно обтягивающие панталоны свешивались часы в чехле, так же щедро усыпанном драгоценными камнями. Трудно было представить, как ему удалось влезть в тесный зеленый атласный фрак, если только не предположить, что его сшили прямо на нем.

– А, это ты, Юстас, – довольно нелюбезно проговорил маркиз.

– Да, это я, Юстас, – был ответ, – и я допускаю, что тебе стыдно видеть меня. Только скажи мне, скажи мне, Вальдо, что это неправда! Не могу в это поверить – ты решил помучить меня.

– Если ты имеешь в виду мою помолвку с Друзиллой, – ответил маркиз, – тогда это самая настоящая правда.

– Друзилла! – вскричал Юстас, обращая на нее взор. – Ты хочешь сказать, это то самое пасторское отродье из Линча? Я не верю.

– Да, я то самое пасторское отродье, – отпарировала Друзилла, – и я помню тебя, кузен Юстас. Ты был отвратительным ребенком, и мне кажется, что с тех пор совсем не изменился. В прошлый раз, когда мы с тобой виделись, ты запер меня в глиняном сарае, чтобы я не пошла с Вальдо на рыбалку, – тебе очень хотелось побыть с ним вдвоем. Как ты понимаешь, я до сих пор могла бы оставаться там.

Юстас Брент, единственный сын младшего брата отца Вальдо, приставил к глазу монокль и принялся рассматривать Друзиллу.

На его лице лежал толстый слой грима, однако обилие косметических средств не могло скрыть следы распутного образа жизни и темных кругов под глазами. Он, как всегда, выглядел недовольным, и маркиз отлично знал, что причина постоянной раздражительности кузена – многочисленные долги.

– Бог мой, это действительно Друзилла! – воскликнул Юстас через пару секунд. – Хотя тебя трудно узнать. Но это неважно. Из всего следует, что ты, Вальдо, совершенно забыл, что твоим наследником являюсь я.

– Ты слишком часто мне об этом напоминаешь, – устало заметил маркиз.

– Ты всегда говорил мне, что никогда не женишься. Ты неустанно повторял, что ты убежденный холостяк! – закричал Юстас, его голос поднялся почти до визга. – Можешь себе представить, что я почувствовал, когда вернулся в Лондон и обнаружил приглашение от бабушки?

– Мне жаль, что оно расстроило тебя, – сказал маркиз.