Текст книги "Подарок судьбы"

Барбара Картленд
Подарок судьбы

Barbara Cartland

Lost Laughter

© 1978 by Barbara Cartland

© Гилярова И., перевод на русский язык, 2012

© Издание на русском языке, оформление. ООО “Издательская Группа “Азбука-Аттикус”, 2013

Издательство Иностранка®

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Глава первая

1818 год

Лакей в богатой ливрее поспешно распахнул тяжелую дубовую дверь, и из особняка стремительно выбежал виконт Окли. Его лицо, обычно приветливое и открытое, теперь исказилось от бессильной ярости, упрямый подбородок дрожал. Одним прыжком он преодолел каменные ступени и бросился к своему щегольскому фаэтону.

Схватив вожжи, он стегнул кнутом по крупам лошадей, и те рванули с места с такой стремительностью, что мальчишка-грум, державший их под уздцы и от долгого ожидания немного замечтавшийся, едва успел отскочить в сторону.

Через несколько мгновений фаэтон был уже далеко от особняка. Мчавшиеся галопом лошади несли его с бешеной скоростью вниз по дороге, прочь от ненавистного дома, так что гравий летел из-под колес. У ворот имения разгневанный возница резко, буквально на одном колесе, развернул экипаж влево.

Поднимая густые клубы пыли на немощеной дороге, виконт вихрем промчался по деревне, и удивленные жители долго смотрели ему вслед, гадая, с чего бы такая спешка в их сонных и мирных краях.

Фаэтон летел так около трех миль, затем лошади начали уставать и постепенно перешли на легкую рысь. Однако их возница даже не заметил этого. Погруженный в одному ему ведомые, но явно невеселые мысли, он глядел прямо перед собой; его серые глаза потемнели от гнева, рот упрямо сжался в узкую прямую линию, подбородок выдвинулся вперед.

Виконт был исключительно хорош собой – мужественное и располагающее к себе лицо с правильными, почти классическими чертами, тонкая талия, широкие плечи; он считался одним из лучших спортсменов в Джексоновской академии бокса для джентльменов.

Помимо этого он мог по праву стяжать и лавры искусного возничего, когда ему попадалась хорошая упряжка. Не имел он себе равных и в стипль-чезе – скачках с препятствиями.

При таких бесспорных достоинствах он конечно же пользовался немалым успехом у прекрасного пола, особенно с тех пор как удостоился чести быть принятым в избранный круг придворных щеголей. Эти легкомысленные прожигатели жизни ничто так не ценили – помимо карточной игры, где проигрывались целые состояния, – как возможность похвастаться перед приятелями своей очередной победой над какой-нибудь “несравненной” прелестницей.

Лондонский светский сезон близился к концу. Одной из его самых ярких звезд стала на этот раз мисс Ниоба Баррингтон. Одним взмахом густых ресниц эта красавица пленила сердца не одного десятка джентльменов. Впрочем, такой бурный успех юной особы никого не удивлял, ведь она была не только прелестна, но и обещала принести будущему счастливцу немалое приданое.

Правда, как утверждали злые языки, ее отец, сэр Элмер Баррингтон, был “далеко не подарок”. Тем не менее он обладал огромным состоянием и прилагал немалые усилия, чтобы дать это почувствовать окружающим.

Когда подросла его единственная дочь, он все свои старания направил на то, чтобы Ниоба привлекла к себе внимание лондонской аристократии. В его особняке давался один бал за другим, по своей пышности далеко превосходившие все прочие торжества, устраивавшиеся в столице в этом сезоне.

Он готов был демонстрировать свое щедрое гостеприимство любому аристократу, проявившему желание им воспользоваться. Разумеется, на определенных условиях: во-первых, этот джентльмен непременно должен быть холост, а во-вторых, он должен участвовать в матримониальных состязаниях за возможность оказаться перед алтарем рука об руку с юной, прелестной наследницей отцовского богатства.

Надо сказать, что виконт, чей шаловливый и зоркий глаз не пропускал ни одной привлекательной женщины, был смертельно ранен, да что там ранен – сражен наповал с первых же минут, как только увидел Ниобу.

А произошло это так. Однажды в одном из самых престижных лондонских клубов – Уайт-клубе – он обнаружил присланное на его имя приглашение. Прочитав его, он презрительно фыркнул; оно покоробило виконта своей пышной претенциозностью, порождавшей серьезные сомнения относительно вкуса приславших его людей. Впрочем, больше в тот вечер ему все равно было нечего делать, и он решил проявить снисходительность и отправился по указанному в приглашении адресу.

Вскоре он обнаружил, что большинство его знакомых джентльменов, также предпочитавших Уайт-клуб всем прочим, пришли к аналогичному решению и осчастливили своим появлением особняк сэра Элмера на Гросвенор-сквер. Впрочем, многие из них также были настроены несколько скептически: в прошлом им частенько приходилось убеждаться, что у богатой невесты, кроме огромного банковского счета, не находилось абсолютно ничего привлекательного. И тем не менее все надеялись на чудо.

Но на этот раз действительность превзошла все самые смелые ожидания.

Ниоба была не просто красива, она была ослепительно хороша собой: волосы цвета спелой пшеницы, огромные васильковые глаза и кожа, при виде которой поэты во все времена лихорадочно хватались за перо и с восторгом воспевали небесную красоту дщерей земных.

И когда ее синие глаза, опушенные густыми черными ресницами, ласково заглянули в серые глаза виконта, он в то же мгновение почувствовал, что погиб.

С этого мига он стал добиваться благосклонности Ниобы, проявляя при этом такое неистовое рвение и такую пылкость, что удивлял этим даже своих самых близких друзей. В конце концов им после стольких лет знакомства пришлось признать, что они, оказывается, совсем его не знали.

А вот его кредиторов это не только удивило, но и в немалой степени обрадовало – они уже почти отчаялись получить назад те суммы, которые время от времени давали ему в долг, причем долговые счета виконта с каждым годом становились все длиннее и длиннее.

Его портной на радостях даже откупорил бутылку вина, когда до него дошло известие, что виконт, похоже, основательно “завяз”, а предмет его страсти – одна из самых богатых невест, какие появлялись на лондонском горизонте за последние несколько лет.

– Да пусть даже у нее за душой не было бы ни гроша, мне совершенно все равно! – уверял тем не менее виконт своего давнего приятеля Фредерика Хинлипа.

– Зато ей едва ли будет все равно, если она поселится в твоем ветхом доме, который уже давно нуждается в основательном ремонте, – ответил Фредди. – А на ремонт у тебя нет средств. Да и лошадей тебе не мешало бы сменить, и ты это знаешь не хуже меня.

Виконт соизволил слегка покраснеть.

– Фредди, я не перестаю повторять, что невероятно признателен тебе за фаэтон и упряжку, которыми ты разрешаешь мне пользоваться.

– Да ничего, пустяки, – ответил с усмешкой приятель, – вот только я порой не прочь и сам на них прокатиться!

– О чем разговор? Я немедленно верну тебе твой фаэтон. Сегодня же!

– Ладно, пользуйся моей добротой! Не станешь же ты ездить в особняк сэра Элмера в наемном экипаже.

– Ниоба – самая прелестная девушка на свете, я еще ни разу в жизни не встречал такой красавицы! – горячо воскликнул виконт, отвлекшись на мгновение от своего самого любимого предмета – породистых лошадей.

– Полностью согласен с тобой; вот только не забывай, дружище, что принять твою руку и сердце должна не только она, но и ее папаша. И ты должен прилагать все усилия, чтобы понравиться ему не меньше, чем его прелестной дочке.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Сэр Элмер – человек упрямый и невероятно упорный – если уж он чего задумал, его с намеченного пути не свернешь. И для своей Ниобы он подыскивает самого лучшего жениха в Лондоне. Да и кто его за это осудит? Старик имеет на это полное право, ведь дочка-то у него единственная.

– Так ты имеешь наглость намекать, что я для нее недостаточно хорош?! – воскликнул виконт.

– Слышал я, что в особняк на Гросвенор-сквер зачастил небезызвестный тебе маркиз Порткол и оказывает твоей красавице всяческое внимание.

– Этот старый пустомеля? – презрительно фыркнул виконт. – Разве он мне соперник? Он и руку-то пожать как следует не может, она у него как котлета. И вообще, при виде его мне всегда приходит на ум то ли мокрая и скользкая рыбина, то ли болотная жаба!

– Милый мой, и тем не менее он все-таки маркиз!

– Мне кажется нелепой даже мысль о том, что Ниоба посмотрит в его сторону, когда здесь есть я, – хвастливо заявил виконт, гордо тряхнув головой и выпятив грудь.

Впрочем, как бы там ни было, виконта терзали тревожные предчувствия, ведь за неделю до этого разговора Ниоба сообщила ему, что ее отец не видит в нем серьезного претендента на ее руку и сердце.

– И что ты хочешь этим сказать? – поинтересовался тогда виконт.

– Именно то, что сказала, – ответила красавица. – Папа считает, что ты слишком безответственный и не сможешь стать мне хорошим мужем. И вообще, милый Вэлиант, я опасаюсь, что скоро он откажет тебе от дома.

– Тогда нам придется устроить твой побег и сразу же обвенчаться! – твердо заявил виконт.

Ниоба взглянула на него широко раскрытыми от удивления глазами, и он добавил:

– Я достану особое разрешение, чтобы нам не пришлось мчаться сломя голову в Гретна-Грин[1]1
  Гретна-Грин – шотландская деревня на границе с Англией, куда бежали влюбленные, которым родители или опекуны запрещали пожениться. Согласно шотландским законам, для вступления в законный брак достаточно было признать себя мужем и женой в присутствии свидетелей.


[Закрыть] или в другое место, где венчают кого угодно без всякого разрешения. И тогда нас обвенчают в первой же церкви. А когда ты станешь моей женой, твой отец уже ничего не сможет сделать, и ему придется просто смириться с нашим браком.

– Он страшно рассердится, – со вздохом ответила Ниоба. – Да к тому же я всегда мечтала о пышной свадебной церемонии! Чтобы она прошла в Вестминстерском аббатстве и чтобы после нее непременно был устроен грандиозный прием, такой, о котором весь Лондон говорил бы потом целую неделю или еще дольше!

– Все так и будет, дорогая моя, если твой отец даст согласие на наш брак, – убеждал ее виконт. – Но в том случае, если он мне откажет, нам не останется ничего другого, как самим решать свою судьбу.

Ниоба порывисто поднялась с роскошной софы розового дерева, на которой они сидели вдвоем, и грациозной походкой – она прекрасно это сознавала – прошла через комнату к широкому окну гостиной.

Особняк ее отца, который был приобретен им несколько лет назад, после того как сэр Элмер разбогател, находился на аристократической Парк-Лейн, позади него рос пышный сад. Юная кокетка не сомневалась, что ее стройный силуэт выглядит весьма выигрышно на фоне зеленых деревьев, а если к тому же на ее золотые волосы падают солнечные лучи, перед такой восхитительной картиной не устоит ни одно мужское сердце.

Ее хитрый расчет мгновенно оправдался: виконт смотрел на нее словно заколдованный.

– Ты так прекрасна, Ниоба, так изысканна и воздушна! – пылко воскликнул он, простирая к ней руки. – Я умру, если утрачу надежду на то, что наши сердца соединятся в небесном блаженстве!

Она ответила ему чуть заметной благосклонной улыбкой, которую он расценил как приглашение, ибо тут же подскочил к ней и заключил в свои объятия.

– Я люблю тебя! Я люблю тебя, о моя Ниоба!

Он покрыл ее лицо и шею поцелуями, страстными, неистовыми, и, когда почувствовал, что она отвечает ему, понял, что может не беспокоиться за свое будущее.

У обоих тотчас же голова пошла кругом, и тогда Ниоба осторожно высвободилась из его объятий.

– Я забыла сообщить тебе, Вэлиант, что в конце недели мы едем в Суррей, в наш загородный дом. Папа намерен дать там еще один бал в мою честь и пригласить на него наших соседей по имению. Не сомневаюсь, что все получится восхитительно – огни фейерверков, гондолы на озере, один цыганский оркестр будет играть в саду, а другой в бальном зале.

– Я сыт по горло этими балами! – недовольно воскликнул виконт. – Мне нужна ты. Ты одна! Может, мне стоит поговорить с твоим отцом и настоять на том, чтобы мы сыграли свадьбу еще в этом сезоне, не дожидаясь его окончания?

Ниоба испуганно всплеснула руками:

– Нет-нет, что ты! Это только рассердит его, и тогда он и впрямь запретит нам видеться. – Немного помолчав, она добавила: – Ведь и без того тебе не будет прислано приглашение на этот бал.

– Значит ли это, что я до такой степени не нравлюсь твоему отцу? – недоверчиво спросил виконт.

Еще ни разу в своей жизни он не получал отказа от дома, в котором желал бывать, и ему казалось просто невероятным, что сэр Элмер решается подвергнуть его подобному унижению.

Ниоба опустила глаза:

– Милый Вэлиант, вся беда в том, что папа заметил, как нежно я к тебе отношусь. И ему это не нравится, он сердится на меня.

В глазах виконта вспыхнул огонек надежды.

– Ты нежно ко мне относишься? Об этом я как раз и мечтаю, вот только мне хотелось бы еще услышать из твоих прелестных уст, что ты меня любишь.

– По-моему, так оно и есть, я почти уверена в этом, – простодушно ответила Ниоба. – Но вот папа говорит, что любовь – это одно, а замужество – совсем другое дело.

– И что же он имеет в виду?! – сердито воскликнул виконт, гордо расправив плечи.

Ниоба тихонько вздохнула.

– Папа давно мечтает, чтобы я вышла замуж за очень знатного человека.

Пораженный до глубины души, виконт уставился на нее непонимающим взглядом.

– Так ты хочешь сказать, – спросил он наконец сдавленным голосом, – что твой отец считает мой род недостаточно знатным? Тогда позволь заметить, что Окли считают себя равными всякой другой громкой фамилии в стране. Не найти ни одной книги по истории, в которой бы не упоминался наш род.

– Да, да, конечно, я это знаю, – поспешно ответила Ниоба. – Вот только у моего папы имеются другие соображения на этот счет.

– Какие еще другие соображения? – зловещим тоном поинтересовался виконт.

Ниоба снова всплеснула своими нежными ручками. Не стоит и говорить, что все ее жесты были изящными и весьма выразительными.

– Ты намекаешь на то, что твой отец благоволит к кому-то другому больше, чем ко мне? – спросил виконт.

Ниоба промолчала, и он снова заключил ее в объятия.

– Ты моя, и ты меня любишь, ведь ты знаешь, что любишь именно меня и никого другого! Так наберись же храбрости, моя дорогая, и скажи отцу все, что ты думаешь.

– Он не захочет даже слушать!

– Тогда мы устроим побег.

Виконт собрался было пуститься в объяснения, как они это сделают, однако Ниоба подняла к нему свое прелестное личико и произнесла:

– Поцелуй меня, Вэлиант! Я обожаю твои поцелуи и так боюсь тебя потерять!

Виконт вновь осыпал ее страстными поцелуями, забыв обо всем, кроме восторга, который всегда испытывал, обнимая и лаская ее.

И лишь удаляясь от Парк-Лейн, он вдруг с досадой вспомнил, что не успел поделиться с ней своими планами, как именно он устроит ее побег из дома.

Правда, он уже послал ей письмо, полное нежной страсти, которое его слуга должен был потихоньку вручить надежной горничной Ниобы так, чтобы оно не попало в руки сэру Элмеру.

В ответ он получил две торопливо нацарапанные строчки. Ниоба приглашала его навестить ее в следующий понедельник в загородном доме ее отца в Суррее.

Виконт знал, что бал, на который он не удостоился чести быть приглашенным, должен состояться в субботу, и решил, что Ниоба хочет увидеться с ним наедине, после того как разъедутся гости.

Однако он с негодованием обнаружил, что большинство его друзей и знакомых намеревались погостить несколько дней либо в огромном доме сэра Элмера, либо в соседних имениях.

И ему ничего не оставалось, как отправиться к себе домой в Хартфордшир, прекрасно сознавая, что заброшенный вид фамильного гнезда его отнюдь не обрадует и что его единственной надеждой остается богатое приданое Ниобы, которое поможет возродить старинную усадьбу в ее былом великолепии.

Недавняя война с Францией почти разорила отца виконта. К сожалению, он не только имел неосторожность вложить бо́льшую часть своих капиталов в различные предприятия на континенте, но к тому же еще никогда не стеснял себя в тратах; ему даже не приходило в голову, что нужно хотя бы немного умерить свои личные расходы.

И когда старый виконт Окли благополучно переселился в мир иной – а это произошло через полгода после возвращения его сына в Англию с полей сражений, – новоявленный виконт обнаружил, что унаследовал разваливающийся старинный особняк, давно не знавший ремонта, целую гору долгов и ни пенни в банке – короче, ничего, что помогло бы ему справиться хотя бы с самыми неотложными заботами.

После трудных военных походов виконту хотелось наслаждаться всеми радостями мирной жизни и наверстать то, что казалось ему потерянным вместе с годами молодости. Он легкомысленно выбросил из головы насущные дела и окунулся в те многочисленные развлечения, которые щедро предоставлял своим жителям Лондон.

Не обращая внимания на безрассудство своих трат, он зажил на широкую ногу, как лорд, в фамильном особняке Окли на Беркли-сквер. И это несмотря на то, что он уже заложил и перезаложил все, что еще мог, а у него самого, как он сказал однажды Фредди, в карманах гулял ветер.

Так он прожил около двух лет, все лучше и лучше сознавая, что рано или поздно ему придется где-то изыскивать средства к существованию и что, вероятно, единственный для него выход – это женитьба на богатой наследнице.

Надо заметить, что мужчины из семейства Окли не раз прибегали к подобному выходу из затруднительных денежных ситуаций.

Многие поколения виконтов Окли следовали велению разума, а не сердца и брали себе в жены девушек, приносивших им большие деньги или богатые земли в качестве приданого.

Глядя на их портреты, украшавшие стены фамильного особняка, виконт с присущим ему веселым цинизмом размышлял, что богатство было единственным достоянием большинства невест, поскольку перед ним собралась обширная коллекция женщин либо просто невзрачных и бесцветных, либо вовсе безобразных.

И нередко, отдыхая после кровавых сражений на горных склонах Португалии или в жаркой и пыльной Франции, он ловил себя на романтических мыслях, представляя себе свою будущую избранницу.

Разумеется, он хорошо знал себе цену, и видел, какое впечатление производит его внешность на представительниц прекрасного пола, и, встречая нежные взгляды юных и не очень юных прелестниц, легко догадывался о том, как трепещут женские сердца при его приближении.

И ему хотелось найти жену под стать себе самому. Вместе с ней он рассчитывал произвести на свет таких детей, которые в будущем заметно улучшили бы галерею фамильных портретов и более радовали глаз потомков, чем прежние виконтессы и виконты.

Красавица Ниоба показалась ему благословенным ответом небес на его молитвы. Опираясь на свой обширный опыт в любовных делах, виконт видел, что его поцелуи приводят ее в экстаз и что в ее глазах появляется особый блеск, когда она глядит на него, а как раз это ему и было нужно.

Направляясь в Суррей утром в понедельник, он не погонял лошадей, несмотря на свое нетерпеливое желание увидеть Ниобу. Лошади принадлежали не ему, а Фредди, и Вэлиант не мог забыть об этом ни на минуту.

К тому же он уверял себя, что послеполуденное время – наиболее подходящее для того, чтобы явиться к Ниобе с визитом.

На предыдущей неделе он был занят тем, что продумывал подробный план ее побега из родительского дома; и теперь во внутреннем кармане его превосходно сшитого, облегающего фигуру дорожного сюртука, счет за который, как и многие другие счета, был пока не оплачен, лежало особое разрешение архиепископа на их бракосочетание.

“Сэр Элмер, возможно, будет раздосадован, – размышлял виконт, – но, раз уж мы обвенчаемся, он ничего не сможет поделать. К тому же у Ниобы есть собственные деньги, которых он никак не сможет ее лишить”.

Одним словом, виконту казалось, что все идет так, как ему и хотелось. Правда, одна тревожная мыслишка все же продолжала его беспокоить – ведь Ниоба настойчиво подчеркнула свое желание устроить грандиозную свадьбу…

Ему припомнилось, как однажды она заметила, что принц-регент[2]2
  Принц-регент – принц Уэльский, будущий король Георг IV, в 1811–1820 гг. был регентом в связи с психическим заболеванием его отца, короля Георга III.


[Закрыть] был гостем на свадьбе одной из ее подруг и что она будет просто в отчаянии, если он не осчастливит своим присутствием и ее свадьбу.

Виконту, разумеется, не раз доводилось встречаться с принцем-регентом, однако он не испытывал особого желания познакомиться с ним поближе, так как находил невероятно утомительными продолжительные обеды в Карлтон-Хаусе, а на музыкальных вечерах, обычно устраивавшихся после этих обедов, он зевал и отчаянно скучал.

Зато он вместе со своими приятелями был завсегдатаем игорных салонов, всяческих увеселительных заведений и выступлений танцовщиц, нередко присутствуя в таких местах не только в качестве зрителя; немалое удовольствие он получал и от так называемых “хулиганских вечеринок”. Правда, все это стоило, к сожалению, немалых денег.

Зато можно было не сомневаться, что скучать там не придется, так же как и на ночном стипль-чезе или на скачках в Ньюмаркете и Эпсоме, завершавшихся, как правило, грандиозными попойками.

“Я не сомневаюсь, что его королевское высочество будет рад присутствовать на нашей свадьбе”, – поспешно сказал виконт, зная, что именно такого ответа и ожидает от него гордая красавица.

Говоря это, он прекрасно отдавал себе отчет в том, насколько сомнительна вероятность присутствия принца-регента на их свадьбе. Тем не менее он был уверен, что найдет способ, как утешить разочарованную Ниобу: у него имелся огромный арсенал методов, способных заставить женщину забыть обо всем на свете.

Когда же вдалеке показался огромный загородный дом, принадлежавший сэру Элмеру, нетерпение, сжигающее виконта, изгнало из его сознания все прочие мысли, и он подхлестнул лошадей, и без того резво бежавших по ухоженной и гладкой дороге.

Красавица Ниоба ждала его в гостиной, которая могла бы показаться виконту безвкусной из-за своей пышности, если бы влюбленный повеса был в состоянии замечать что-либо вокруг, кроме предмета своей страсти.

Его глаза были устремлены только на Ниобу, которая при его появлении поднялась со стоявшего у окна стула. Она показалась ему в этот день еще красивее, чем обычно.

Ярко-голубое платье под цвет ее удивительных глаз подчеркивало изящные линии фигуры. Критическое око могло бы отметить, что на ней было надето слишком много ювелирных украшений, не подобающих юному возрасту девушки, однако виконт видел только соблазнительные формы и зовущий изгиб ее прекрасных губ.

Он обнял ее.

– Нет-нет, Вэлиант! Что ты! – Ниоба испуганно вскочила со стула и слегка оттолкнула его своими изящными белыми ручками.

– Что значит “нет”? – удивился виконт.

– Не нужно меня целовать! Прежде ты должен выслушать меня.

– Я тоже должен тебе многое сказать! – нетерпеливо воскликнул виконт, но, желая ей угодить, он заставил себя сосредоточиться и приготовился слушать; ему даже стало интересно, что за важное известие намеревалась ему сообщить Ниоба.

– Боюсь, что мои слова сильно тебя огорчат, Вэлиант, однако мы с папой пришли к выводу, что я должна сказать тебе обо всем сама.

– О чем сказать? – удивленно переспросил виконт.

Подчиняясь настояниям Ниобы, он опустил руки и теперь, с трудом сдерживаясь, чтобы не прикасаться к девушке, стоял перед ней, высокий и элегантный, горящий от нетерпения и страсти. Ему трудно было думать о чем-то, кроме ее красоты и нежности ее алых губок, которые ему невыносимо хотелось поцеловать.

– Я должна сказать тебе следующее, – объявила Ниоба. – Дело в том, что я дала согласие маркизу Портколу стать его женой!

На мгновение виконту показалось, что до него не доходит смысл ее слов. Как будто она произнесла их на каком-то незнакомом ему языке.

Но когда он все-таки осознал их значение, то побледнел и пошатнулся, как от сильного удара. У него даже перехватило дыхание.

– Ты пошутила? – с трудом произнес он. – Но зачем ты так жестоко шутишь со мной?

– Нет, конечно же я не шучу, – ответила Ниоба, нахмурив свой хорошенький лобик. – Папа в восторге. Наша свадьба с маркизом назначена на следующий месяц.

– Я не могу поверить! – воскликнул виконт. – Если так решил твой отец, нам нужно немедленно осуществить задуманное и подготовить побег!

Однако, уже произнеся эти слова, он прочитал на лице девушки отчетливое нежелание куда-либо бежать. И все-таки ему нужно было самому услышать от нее этот жестокий приговор.

– У меня есть особое разрешение, – продолжал он. – Мы обвенчаемся, и тогда твой отец уже не сможет отнять тебя у меня.

– Ах, Вэлиант! Мне очень жаль, поверь! Я так и знала, что тебя огорчит мое сообщение. Хотя я и люблю тебя и готова была бы выйти за тебя замуж, но отказать маркизу никак не смею.

Виконт тяжело вздохнул.

– Из твоих слов я понял, – медленно произнес он, и в его голосе звучала неподдельная горечь, – что ты играла мной все это время, вероятно, приберегая меня на случай, если что-либо не получится с Портколом. И теперь, раз он готов взять тебя в жены, я стал лишним и меня можно просто отбросить в сторону, как ненужный хлам!

Произнося эти горькие слова, виконт неожиданно почувствовал, что не ошибся.

– Мне очень жаль, что все так получилось, – снова повторила Ниоба. – Но я надеюсь, что мы останемся друзьями и после того, как я выйду замуж.

И тут виконт взорвался. Вэлиант никогда не отличался спокойным нравом, так же как и многие поколения виконтов Окли. Правда, он всегда прекрасно владел собой и старался себя сдерживать. Но в тех редких случаях, когда его бурному темпераменту удавалось вырваться на свободу, зрелище это было поистине устрашающим.

Впоследствии виконт даже не мог вспомнить в подробностях, что именно он тогда наговорил Ниобе. Он только сознавал, что, когда он говорил – не кричал, а именно говорил, с горечью и сарказмом, так что его обидные слова хлестали ее, словно удары плети, – красавица становилась все бледнее и бледнее.

Когда же она, ничего не ответив, закрыла лицо руками, он понял, что сказал достаточно, и стремглав выбежал из гостиной, охваченный желанием немедленно оказаться как можно дальше от этой коварной предательницы.

И вот, постепенно приходя в себя и чувствуя, что он уже в состоянии вдохнуть полной грудью, виконт наконец-то заметил, что его лошади все в мыле от бешеной скачки, а у него самого от жары неприятно взмокла спина.

При мысли о жаре он обратил внимание на незнакомый шерстяной плед, невесть откуда появившийся на дне фаэтона. Вещь была явно чужой, да и солнечная летняя погода делала ненужным и странным ее присутствие.

Все еще не придя окончательно в себя после пережитого потрясения, он тупо уставился на плед, удивляясь, зачем кому-то вообще может понадобиться плед в фаэтоне в такой жаркий день. Тут материя внезапно зашевелилась, и виконт в крайнем удивлении уставился на показавшееся из-под нее овальное бледное личико. Темные огромные глаза взволнованно смотрели на него в тревожном ожидании.

– Можно я теперь… выберусь наружу? – спросил тихий голос. – Мне ужасно жарко.

– Кто вы?! – раздраженно воскликнул виконт. – И какие черти занесли вас сюда?

Вместо ответа плед откинулся в сторону, и худенькая девушка, почти девочка, вскарабкалась на сиденье фаэтона рядом с виконтом.

Платье ее изрядно помялось, густые темные волосы растрепались, а головной убор – давно вышедший из моды капор – болтался на спине на двух лентах, завязанных под подбородком.

Виконт продолжал с изумлением смотреть на нее, затем перевел взгляд на лошадей, потом снова на нее и наконец поинтересовался:

– Я вынужден предположить, что у вас нашлись какие-то весьма веские причины, по которым вы оказались в моем фаэтоне, я прав?

– Я сбежала.

– От кого же?

– От моего дяди Элмера.

– Уж не хотите ли вы сказать, что сэр Элмер Баррингтон ваш дядя? – спросил виконт голосом, в котором с новой силой забурлила стихшая было ярость.

– Да.

– В таком случае немедленно убирайтесь из моего экипажа! У меня нет ни малейшего желания иметь дело с Баррингтонами до конца своих дней!

– Я так и думала, что вы это скажете, учитывая все то, что они с вами сделали.

– Так и думали?! – взревел виконт. – А какое, собственно, вы имеете отношение ко всему этому?..

– Никакого, – последовал кроткий ответ, – просто я долго наблюдала, как вас держат на поводке, просто так, про запас, на тот случай, если маркиз в самый последний момент все-таки сорвется с крючка.

Эти слова, произнесенные девушкой, настолько подтверждали его собственные предположения, что ярость вспыхнула в виконте с еще большей силой. Он резко натянул вожжи и остановил лошадей.

– А ну-ка убирайтесь отсюда! – взревел он. – Убирайтесь с глаз моих и будьте вы все прокляты! Да передайте еще своему дядюшке и его коварной дочери, что я буду проклинать их всю жизнь и молить Бога, чтобы они сгорели живьем в аду!

Эта бурная вспышка и перекошенное от злости лицо, казалось, должны были бы напугать сидевшую рядом с ним девушку.

Но этого не произошло, она и не думала пугаться. Вместо этого она с нескрываемым сожалением взглянула на него и сочувственно произнесла:

– Я понимаю, вы сейчас очень расстроены, но вообще-то, хотите – верьте, хотите – нет, я вам скажу, что вы удачно отделались и можете считать себя просто счастливчиком.

– Что вы имеете в виду, черт побери? – раздраженно спросил виконт.

– Что было бы гораздо хуже, если бы она выбрала вас! Вы не знали Ниобу так, как знаю я. Она очень злая и коварная. Вы были бы с ней очень несчастливы, стань она вашей женой.

– Никогда не поверю, что Ниоба такая, как вы говорите! И если я еще раз услышу что-либо подобное, то не удержусь и дам вам пощечину! – вскричал виконт.

– Ну, в этом ничего нового для меня не будет, – грустно ответила девушка. – Сегодня утром, когда дядя Элмер меня бил, я твердо решила, что убегу из его дома. Вот почему я и оказалась здесь.

– Бил вас? – искренне изумился виконт. – Вот уж никогда не поверю!

– Если хотите, я могу показать рубцы, – ответила девушка. – Он постоянно меня бил. В первый раз потому, что так велела ему Ниоба; это случилось вскоре после того, как я стала жить у них в доме. А потом ему и самому это понравилось.

Виконт уставился на нее с недоверчивым изумлением.

Он просто не хотел верить своим ушам и в то же время явственно ощущал, что девушка говорит правду. Ее спокойный и грустный тон убеждал его сильнее, чем слезы и мольбы.

Повернувшись, он пристально посмотрел на нее в упор.

И еще раз убедился, что она выглядела совсем юной, почти ребенком.

– Сколько вам лет? – спросил он.

– Восемнадцать.

– А как вас зовут?

– Джемайма Баррингтон.

– Вы и в самом деле кузина Ниобы?