Текст книги "Райский остров"

– Почему вы вдруг вздумали уезжать? – сердито спросил он, когда узнал о планах Роксаны. – Я хочу, чтобы вы оставались здесь! Я не хочу лишаться вашего общества!

– Я не желаю быть яблоком раздора между вами и моей матерью, – спокойно ответила ему девушка.

В ответ он взглянул на нее, и ей очень не понравилось выражение его глаз.

– Вы знаете, что ничего подобного не произойдет, – возразил он.

– Я знаю, что меня ждет, и не желаю обсуждать это, – с холодным презрением отвечала она.

– Полагаете, что я позволю вам уехать?

– Вы не сможете остановить меня, – гордо выпрямилась девушка.

– Вы так уверены в этом? Ведь в конце концов, поскольку я ваш отчим, на меня возложены обязанности и вашего опекуна.

– Я намерена покинуть этот дом сразу же после того, как вы и мама сочетаетесь браком, и я не советую вам поднимать из-за этого шум и привлекать лишнее внимание.

Ее тон и презрительная холодная манера, с которой она разговаривала с ним, вызвали у него вспышку гнева. Он сжал челюсти.

– Если это ваше окончательное решение, – сказал он, – то рано или поздно я заставлю вас горько пожалеть об этом.

Роксана даже не стала трудиться отвечать ему и только взглянула на него с презрением, но, услышав, какие грязные проклятия он бормочет ей вслед, содрогнулась от ужаса и отвращения.

Что ж, она нашла свою тетю и надеялась на теплый прием в ее доме, собираясь задержаться у нее как можно дольше. По крайней мере, Голландия была достаточно далеко от Патрика Грентона.

На самом деле она всем сердцем полюбила госпожу Хелдерик с самой первой их встречи, и тетя Агнес тоже привязалась к своей милой юной племяннице.

Роксана часто думала, что ее тетя Агнес была именно такой, какой ей всегда хотелось бы видеть мать. Но леди Бакли очерствела и отдалилась от дочери, особенно за последние годы, которые она была вынуждена провести с безнадежно больным мужем.

В первые годы своего замужества, несмотря на разницу в возрасте, леди Бакли была счастлива с мужем. Лорд Бакли был очень умным, благородным человеком, который долго и славно служил Короне и пользовался огромным уважением и известностью в политических кругах.

Но когда он заболел, то уподобился дубу, в который ударила молния: корни и часть ветвей еще жили, но в главной, почерневшей и расколотой, части ствола уже не было ни сил, ни былой мощи.

Если бы он мог умереть сразу, в самом начале болезни, на десятом году своей семейной жизни, все искренне, с огромным сожалением оплакали бы его, но сохранили бы о нем память как о чудесном благородном человеке.

Но лорд Бакли продолжал жить, мучаясь сам и мучая всех близких и друзей постоянными жалобами и придирками. В результате болезни у него очень изменился характер, и в конце концов по своей собственной вине он потерял уважение всех друзей и любовь жены и дочери.

Роксана прекрасно знала, что нельзя радоваться чьей-то смерти, и все же, когда она, одетая в глубокий траур, шла за гробом отца, то понимала, что вся эта скорбь присутствующих на похоронах – чистое притворство.

Она думала тогда, что после стольких мучительных лет отец наконец освободился от своего исстрадавшегося тела. И вот теперь, на похоронах тети Агнес, она рыдала так, как никогда бы не смогла оплакивать отца.

Это было так жестоко и несправедливо! Почему Агнес Хелдерик умерла именно теперь, когда она была так счастлива, подарив своему любимому мужу сына, о котором они мечтали в течение долгих лет?

Но если Роксана чувствовала себя глубоко несчастной, то можно себе представить, какие муки испытывал Петер Хелдерик, чье горе, казалось, поглотило его полностью.

Он не просто всем сердцем любил жену: за все эти годы совместной жизни она стала его частью, без которой невозможно дальнейшее существование.

Он был теперь подобен потерявшему управление кораблю, и, как думала Роксана, про него действительно можно было сказать, что угас свет его жизни.

Петер вновь включился в работу, ради которой приехал на Бали, и продолжал отдавать ей всего себя с не меньшим энтузиазмом и целеустремленностью, так свойственными его горячей, страстной натуре, но со дня смерти его обожаемой Агнес он словно потерял что-то самое для него важное.

Прежде, пока она была жива, все, что он говорил или делал, было как будто продиктовано откуда-то свыше и изливалось совершенно спонтанно, легко и просто. Теперь же создавалось впечатление, что он лишь заставляет себя механически выполнять свои обязанности, и временами Роксана даже подозревала, что дядя изображал чувства, которых на самом деле не испытывал.

Конечно, это были предположения Роксаны, но она не сомневалась, что, умирая, тетя Агнес унесла с собой что-то, совершенно необходимое Петеру Хелдерику.

Вскоре после приезда на Бали Роксана поняла, почему голландцы с такой неохотой приняли даже временное постановление, позволяющее миссионерам работать на острове.

И, хотя ей никто не говорил об этом прямо, она знала, что непримиримость местных жителей в вопросах религии обрекала усилия любых миссионеров на провал.

Из всего, что она читала о Бали, и того, что смогла увидеть своими глазами, наблюдая жизнь островитян, она сделала вывод, что жрецы – пиданда, как их здесь называли, – были совершенно нетерпимы к своим соплеменникам, которые проявляли интерес к новой религии.

Когда на острове появлялись обращенные в христианскую веру местные жители, а таких было всего несколько человек, их полностью лишали общения с соплеменниками, а часто и изгоняли из своего общества.

Местные врачи отказывались лечить новообращенных христиан, и им грозили, что в случае их смерти никто из них не будет погребен на местных кладбищах.

Роксана пыталась очень осторожно и тактично объяснить Петеру Хелдерику, что происходит на самом деле, но он не желал ее слушать и притворялся, что не верит ей. Но в то же время было совершенно очевидно, что он постоянно был настороже, когда объезжал близлежащие деревни.

Балийцы, обычно улыбающиеся, добродушные, приветливые люди, при виде миссионера поспешно скрывались в своих крытых пальмовыми листьями хижинах и нарочито отворачивались и уходили, когда он пытался с ними заговорить.

И только ребятишки не боялись его и смотрели на него с любопытством, ожидая, не подарит ли он им сладости.

«Это все безнадежно! Совершенно безнадежно!» – снова и снова говорила себе Роксана.

Но она не решалась сказать это вслух, так как не хотела причинять дяде еще большей боли – он и так очень страдал.

Роксана понимала, что он прекрасно осознавал все, что происходит вокруг, потому что с каждым днем морщины на его лице становились все глубже и глубже, а сам он таял на глазах, пока одежда, которую он привез с собой из Голландии, не повисла на нем, как на огородном пугале.

Петер с большим трудом заставлял себя есть даже те вкуснейшие блюда, которые готовила специально для него Гертруда и которые когда-то дома были у него самыми любимыми.

Он часто надолго уходил из дома и бродил вокруг по лесам и полям, словно призрак, или, как говорили балийцы, леак. Леака местные жители страшно боялись.

Балийцы относились к злым духам с глубоким ужасом, и Роксана прекрасно понимала: если кто-то ассоциируется у них со злым духом леаком, беды не миновать. Они считали, что злой дух танцует в пламени и обитает на кладбище, а старики верили, что в следующем рождении он вновь вернется на землю в облике какого-нибудь опасного дикого животного, например тигра, обезьяны или акулы.

Она слышала, что если кто-то начинает изучать древние манускрипты и проникается их духом, то такой человек просто обречен стать леаком.

Роксане пришло в голову, что Петер Хелдерик во время своих бесконечных блужданий по лесу часто твердит про себя молитвы, которые, очевидно, поддерживают его и придают ему сил, но в то же время они способны испугать любого балийца, который его услышит.

Роксана не сомневалась, что с дядей Петером происходит что-то очень серьезное. Он сильно ослабел и теперь возвращался домой после своих многочасовых блужданий совершенно изможденным и обессиленным, но отказывался от еды и просто лежал в постели, уставив неподвижный, отсутствующий взор в пространство.

– Он выглядит так, словно его заколдовали! – как-то с тревогой сказала Гертруда Роксане.

Она произнесла именно то, о чем сама Роксана боялась даже думать, но что тем не менее давно подозревала.

В Англии или Голландии она бы только посмеялась над таким диким предположением. Но здесь, на Бали, зная могущество здешних жрецов и всеобщую веру в черную магию, Роксана стала отдавать себе отчет в том, что на свете могут существовать такие вещи, которые невозможно объяснить исходя из привычных понятий.

И вот однажды, два месяца спустя, Петер Хелдерик не пришел домой с одной из своих прогулок.

Они нашли его мертвым в лесу, и Роксана была совершенно уверена, что его смерть была вызвана не обычными, а сверхъестественными причинами. Но она не знала, стоило ли ей делиться с кем-нибудь своими подозрениями. Да если бы она и рассказала о своих догадках, что бы это изменило?

После того как Петер Хелдерик был погребен на голландском кладбище, перед Роксаной встала новая сложная проблема, и она даже не представляла себе, как к ней подступиться.

Голландские власти издали указ о том, что любой сирота, появившийся среди колонистов на острове Бали, должен быть отправлен в сиротский приют здесь, на острове, либо на Яве.

Мысль о том, что Карела отправят в сиротский приют, где он будет расти без любви и заботы близких людей, приводила Роксану в ужас. Она не знала, что делать, и сердце ее разрывалось от беспомощности и отчаяния.

Она очень любила Агнес и Петера и не могла уготовить столь страшную судьбу их ребенку. Роксана приняла решение, что их Карел должен получить достойное воспитание и образование.

Она знала, что, если бы у нее была возможность доставить мальчика в Англию, там нашлись бы родственники, которые с большой охотой взяли бы на себя заботу о воспитании маленького Карела.

Вся трудность состояла как раз в том, чтобы доставить его туда. Если они с Гертрудой признаются сейчас, что ввели в заблуждение голландские власти, скрыв сам факт его существования, и не зарегистрировали его рождение по всем правилам, то их обвинят в преступлении.

И это, без сомнения, отразится на положении мальчика.

Прежде всего голландские власти отправят малыша в сиротский приют на Яве. Что касается самой Роксаны, то они просто выгонят ее отсюда, и ей придется уехать с острова одной.

Если же ей придется оставить Карела и уехать, то скорее всего пройдут годы, прежде чем ей удастся убедить власти отдать ей ребенка, и Роксана вовсе не была уверена, что родственники ее тети вообще имеют на это право, учитывая, что Карел по рождению был голландцем.

Эта проблема невероятно страшила девушку, и в то же время сама невозможность ее решить доказывала, что единственный выход – это продолжать хранить тайну рождения сына Агнес и Петера Хелдерик.

К счастью, ей удалось найти семью, живущую в лесу, которая согласилась приютить мальчика сразу после смерти Петера Хелдерика, пока голландские официальные лица частенько навещали дом миссионера.

Это была семья резчика по дереву.

Вскоре после своего приезда на Бали Роксана открыла для себя искусство резьбы по дереву. Она интересовалась скульптурой еще когда жила в Англии и, несмотря на протесты матери, настояла на том, чтобы учиться мастерству скульптора. Она брала уроки лепки из глины и была очень этим увлечена.

Но только теперь, когда она увидела удивительные фигурки, вырезанные из дерева, которое в изобилии растет в местных лесах, Роксана ясно поняла, что именно здесь и кроются большие возможности для проявления ее интересов и талантов.

Во время прогулок в горы она не раз встречала резчиков по дереву. Они жили в домах, скрытых среди деревьев, и там трудились с утра до вечера с одним только специальным ножом в руках, создавая необыкновенные изделия.

Роксана часто наблюдала за тем, как местный мастер, прочно зажав кусок дерева голыми ступнями, неутомимо, сосредоточенно работал, целиком поглощенный своим делом.

Одни вырезали свои скульптуры из темно-красной древесины саво – она использовалась для фигурок могучих буйволов и танцовщиц, которым надо было придать особую пластику.

Другие работали с тиком, который, как узнала Роксана, очень хорошо подходит для изготовления грациозных, изящных фигур женщин и длинношеих прекрасных оленей.

Наиболее искусные резчики с необыкновенным мастерством и особенной тщательностью и вниманием к мелким деталям изображали юного Вишну верхом на крылатом Гаруде – божественной птице с человеческими ногами.

Эти фигурки, обычно небольшие или совсем миниатюрные, вырезались из прекрасного сандалового дерева.

Роксане очень захотелось овладеть мастерством резчика, и она стала искать себе учителя, который мог бы показать ей основы этого искусства. Такого учителя она нашла в лице Айда Анака Тему.

Это был высохший пожилой человек маленького роста, к которому другие резчики относились с огромным уважением, а молодые люди – с самым настоящим благоговением.

Роксана уговорила его давать ей уроки, и, когда Айда Анак Тему увидел, как быстро и легко она все схватывает и какие ловкие у нее руки, он взял ее в ученицы. А для Роксаны эта работа неожиданно оказалась исполненной глубокого смысла. Творчество полностью захватило ее, даруя ощущение счастья и наполняя ее жизнь новым интересом.

Как правило, у балийцев принято раскрашивать скульптуры. Обычно они используют самые яркие цвета: красный, синий, желтый и зеленый, традиционные для храмов и разрисованных масок, которые местные жители надевают на свои празднества.

Красный дракон с золотыми крыльями и огромными белыми клыками, устрашающе торчащими из пасти, с золотой короной на голове выглядел очень эффектно, так же как и крылатый демон с хитрым злобным лицом.

Головы ягуаров, фигурки танцовщиц, исполняющих ритуальные танцы, увеличенные по сравнению с натуральной величиной изображения насекомых – все сначала вырезалось из различных пород дерева, а затем раскрашивалось в самые выразительные и яркие цвета, которые мог найти мастер.

Голубые, красные, желтые, черные и белые, все они обязательно украшались еще и золотом. Поэтому каждый храм на Бали сверкал и пестрел разноцветьем, к которому глаз европейца привыкал далеко не сразу. Яркие краски и позолота со временем тускнели под воздействием солнечных лучей и проливных дождей.

Вникая подробно в каждый этап создания этих фигурок, Роксана вскоре поняла, что для нее важнее показать красоту фактуры дерева, которое само по себе было так красиво, что совсем не нуждалось в том, чтобы покрывать его краской или позолотой.

Когда она сказала мастеру Айда Анаку Тему, что не собирается разрисовывать то, что вырезает из дерева, он сначала отнесся к этому с большим удивлением, но затем великий художник, который жил в его душе, оценил ее намерение и признал, что она имеет право создавать свои работы такими, какими их видит, и даже не пытался отговорить ее.

Случилось так, что именно мастер Айда Анак Тему помог ей решить проблему, связанную с Карелом.

Сначала Роксана подумала, что тактичность и понимание типичны для балийцев, потому что, когда она высказала желание спрятать где-нибудь ребенка подальше от глаз голландских властей, он немедленно предложил свою помощь, не задавая лишних вопросов.

Но все дело было в том, что балийцы ненавидели своих голландских хозяев не только за грубость и жестокость, с которыми они относились к коренным жителям острова, но и потому что были очень свободолюбивым народом со своей самобытной культурой и религией. Они терпели тиранию своих раджей, но не желали быть порабощенными чужеземцами.

– Мы с женой возьмем малыша. Ему будет хорошо и безопасно в нашем доме, – сказал ей Айда Анак Тему.

Роксана уже достаточно хорошо изучила балийцев, чтобы понять, насколько великодушным было его предложение.

Она поблагодарила его, и в ее глазах и голосе отразилась признательность гораздо большая, чем она могла бы выразить словами.

В ту ночь Роксана шла по лесу вместе с Гертрудой, которая несла на руках спящего мальчика.

Темные мрачные деревья обступили их со всех сторон, вызывая суеверный страх, им было немного жутковато идти ночью через лес, но яркая луна, вышедшая из-за туч, освещала тропинку, по которой они пробирались среди камней вверх, в горы, туда, где тускло светился огонек хижины Айда Анака Тему.

Когда они вошли, мастер опустил за ними бамбуковую занавеску, которая создавала видимость уединения, по-настоящему неведомого в балийских домах.

Внутри, при свете масляной лампы, жена Айда Анака Тему взяла из рук Гертруды спящего мальчика и прижала к себе с такой нежностью, с такой теплотой и любовью, что Роксана с облегчением поняла: мальчик действительно будет здесь в полной безопасности и, возможно, обретет настоящую семью в лице этих добрых и милых людей.

Ей было очень удобно видеться с Карелом во время уроков, которые она брала у мастера, не вызывая ни у кого подозрения. Она почти каждый день приходила в горную хижину Айда Анака Тему.

Так как со смертью Петера Хелдерика в ее жизни возникли новые трудности, она не рискнула забирать мальчика к себе, в деревню, где они жили с Гертрудой.

Главную проблему для нее теперь представлял сам губернатор ван Харсток.

Роксана встречала его несколько раз: сразу по приезде, когда Петеру Хелдерику приходилось наносить обязательные визиты в резиденцию губернатора, а также потом, когда спустя год он обязан был продлить разрешение на проживание на острове для себя и своей семьи.

Именно тогда Роксана инстинктивно почувствовала угрозу для себя в его тяжелых сладострастных взглядах. Он был настойчив, в его манерах она усматривала даже излишнюю назойливость, так как обычно он вел с ней длинные, нимало ее не интересующие, скучные разговоры, подробно обо всем ее расспрашивая.

Несколько раз губернатор появлялся у них с визитами под тем благовидным предлогом, что ему хочется посмотреть, хорошо ли они устроились на новом месте, но Роксана понимала, что в их доме его интересует только она сама.

Но в то время она совсем его не боялась, потому что находилась под защитой дяди и была уверена, что губернатор не решится в открытую ухаживать за ней, пока она живет в семье уважаемых людей.

И вот теперь, после смерти дяди, она лишилась своей надежной защиты, а, учитывая сложное положение, которое сложилось из-за Карела, вернее было бы сказать, что она чувствовала себя совсем растерянной. Ее не оставляло предчувствие надвигающихся неприятностей.

И они не заставили себя ждать. Губернатор не стал терять времени даром.

Он заявил Роксане, что у него в конторе есть вакантная должность, для которой ему бы очень подошла женщина, владеющая и английским, и голландским языками.

Как он объяснил ей, у него была постоянная связь с английскими властями в Сингапуре, и ему было необходимо, чтобы кто-то переводил письма с одного языка на другой.

Это, без сомнения, звучало бы очень привлекательно, но Роксане было довольно увидеть взгляд губернатора, обращенный на нее, и уловить нетерпеливые нотки в его голосе, чтобы понять, что на уме у него нечто совсем иное, не связанное с простой работой переводчицы.

Она вежливо отказалась от этого предложения.

– Как вам хорошо известно, ваше превосходительство, я очень интересуюсь резьбой по дереву, – отвечала она ему. – Мне хотелось продолжить уроки, которые дает мне мастер, а также самостоятельно заниматься деревянной скульптурой.

– Могу вас заверить, что у вас будет достаточно времени, чтобы заняться вашим увлечением, когда вы станете на меня работать.

– Вы очень добры, ваше превосходительство, но я не нуждаюсь в оплачиваемой работе. – Вы можете позволить себе отказаться от моего предложения?

Это был бестактный вопрос, но Роксана ответила с подобающей вежливостью:

– У меня есть собственные сбережения, и я не испытываю нужды в деньгах.

Ее ответ обескуражил его, но ненадолго. Роксана была уверена, что губернатор найдет способ оказать на нее давление, чтобы заставить поступить так, как ему нужно.

Так оно и вышло.

– Возможно, теперь, когда ваш дядя умер, вам следовало бы вернуться в Англию.

Она понимала, что ван Харсток говорил это только для того, чтобы попугать ее. Сам лично он нисколько не хотел, чтобы она уехала.

– Я счастлива здесь, на Бали.

– Я не уверен, что могу позволить вам остаться здесь.

Это была уже угроза, и Роксана не стала бросать ему вызов, но она понимала, что это будет повторяться вновь и вновь, и в конце концов ей придется на что-то решиться.

Когда она получила распоряжение губернатора явиться в его дом, то догадалась, что у него имеются весьма веские причины послать за ней, так как к этому времени она жила на Бали уже больше двух лет.

Роксана лишь слабо надеялась, что губернатор забыл, как долго она живет на Бали, потому что действие временного разрешения, данного ее дяде на проживание здесь, уже закончилось и не давало ей никаких прав оставаться на острове.

В тот день, когда пришло приглашение от губернатора, она действительно находилась в доме Айда Анака Тему, но занималась не резьбой, а навещала Карела.

Мальчику уже было почти полтора года, он рос здоровым и милым ребенком, с каждым днем ей становилось все интересней заниматься с ним.

Он сразу узнавал ее, как только она появлялась, и протягивал к ней свои пухлые ручки, пытаясь произнести ее имя, но в конце концов просто что-то неразборчиво лепетал, как и все маленькие дети.

Это был веселый, всегда смеющийся, счастливый малыш, и, прижимая его к себе, Роксана клялась, что не допустит, чтобы его забрали у нее и поместили в один из этих ужасных голландских приютов, где, как она была совершенно уверена, дети были несчастны и вырастали тупыми, скучными, без всякого воображения и живости – подобно тем людям, которые их там воспитывали.

В то же самое время она видела детишек, которые играли вокруг, и они казались ей маленькими золотокожими купидонами, слетевшимися в этот прекрасный лес с полотен Фрагонара.

Балийцы, с их легким характером и красивыми здоровыми телами, казались самыми счастливыми людьми на земле, и, когда их дети играли среди прекрасного леса, а игрушками им служили куски не пригодившегося для скульптуры дерева, разрисованного яркими разноцветными красками, невозможно было поверить, что это место – не самый настоящий рай для этих детей.

– Пока ты можешь оставаться здесь, Карел, но, когда ты станешь старше, я заберу тебя с собой в Англию, – пообещала ему Роксана.

Эти ее слова прозвучали почти как клятва, и Карел, взглянув на нее, счастливо заулыбался и залепетал, а потом обхватил ручками ее шею.

И вот теперь, сидя в гостиной дома губернатора, которая выглядела как официальная приемная в каком-нибудь казенном учреждении в Голландии, Роксана смотрела на красивое лицо графа.

В этот момент она думала только об одном: с внезапно нахлынувшим отчаянием она видела перед собой еще одного могущественного врага, еще одного чиновника, который представлял угрозу как для Карела, так и для нее самой.

В ее мозгу, лихорадочно ищущем выхода, возникла мысль, что, если этот новоприбывший чиновник окажется слишком ревностным защитником правил и законов и станет вмешиваться в ее жизнь, она может в качестве последнего средства прибегнуть к помощи самого губернатора.

Но она слишком хорошо себе представляла, какую цену ей придется за это заплатить, и боялась сейчас даже подумать об этом.

Обладая природной, естественной грацией, которая не могла исчезнуть даже в напряженной обстановке, она и сейчас, сидя возле графа, держалась совершенно свободно.

Казалось, что она присутствует на одном из приемов в гостиной своей матери, обмениваясь ничего не значащими словами о возможной перемене погоды или о подготовке к предстоящей охоте.

Но на самом деле, несмотря на ее кажущееся спокойствие, каждый нерв в ее теле был напряжен до предела, а каждая клеточка мозга готова была выдержать шквал вопросов, которые следовало тщательно и быстро обдумать, так как они могли таить в себе ловушку.

– Вам нравится жить на Бали, мисс Бакли? – спросил между тем граф.

– Я нахожу жизнь здесь весьма интересной и, с моей точки зрения, очень плодотворной.

– Вы имеете в виду резьбу по дереву?

– Да. Я беру уроки у одного великого скульптора здесь, на острове.

– Он и в самом деле настолько хорош?

Ей почудилась насмешка, скрытая в этих словах, и она ответила с чуть большей горячностью, чем намеревалась:

– Если бы его работы выставлялись в Лондоне или Амстердаме, это, несомненно, произвело бы сенсацию.

– Я даже не представлял себе, что среди нас здесь есть такие гении! – вмешался губернатор. – Я должен как-нибудь обязательно навестить этого человека и лично посмотреть его работы.

– Я боюсь, ваше превосходительство, что вы найдете дорогу к тому месту, где он живет, очень трудной, – быстро сказала Роксана. – Но я уверена, что он был бы глубоко польщен принести некоторые из своих работ сюда к вам, чтобы вы могли оценить их.

Роксана поняла, что совершила ошибку, расхваливая талант Айда Анака Тему. И теперь решила, что будет очень тщательно взвешивать каждое слово, так как все, что она говорит, может быть потом использовано против нее.

– И как вы полагаете, мисс Бакли, ваши работы так же хороши, как и его? – тем временем продолжал ее расспрашивать граф.

Решив, что он издевается над ней, она парировала:

– Я не могу сравниться с балийцами в этом искусстве, которым они занимаются из поколения в поколение, передавая своим потомкам секреты великих мастеров.

– Но в то же самое время вы получаете удовольствие от своей работы?

– Просто я вижу здесь огромные возможности для творчества и самовыражения.

– Я бы очень хотел оказаться в роли зрителя и посмотреть на ваши работы, раз вы утверждаете, что это для вас так важно – иметь возможность остаться здесь, в этой стране.

Роксана чуть не задохнулась от волнения.

Граф, как ей показалось, давал ей понять, что он согласен с мнением местного женского общества о нежелательности ее присутствия на острове.

Испугавшись, Роксана невольно подняла глаза на губернатора, словно ища у него поддержки.

– Пожалуйста… ваше превосходительство, – пролепетала она, – возобновите мое разрешение.

Увидев, как вспыхнули его глаза, пока она произносила свою просьбу, она поняла, какое огромное удовольствие доставила ему тем, что вынуждена была умолять его о милости.

– Мое решение по этому вопросу придется пока отложить, – сказал он. – До тех пор, пока граф не ознакомится с вашими работами. Я совершенно уверен, что он очень хорошо разбирается в деревянной скульптуре.

На этот раз уже графу, а не Роксане почудилась насмешка в словах губернатора.

В действительности граф обладал великолепной коллекцией скульптур, имеющих огромную художественную ценность, и неплохо разбирался в этом искусстве, как, впрочем, и во многих других. Многие из своих экспонатов он приобрел в Риме, кое-что в Греции, и теперь ему вдруг пришла в голову странная мысль, что ему бы хотелось показать их Роксане, чтобы она смогла сравнить с ними свои работы. В ней самой было нечто, какое-то благородное изящество и вместе с тем сила, и это заставило его вспомнить статую Афродиты, которую он приобрел в Афинах.

Древняя статуя была повреждена, но изумительные, совершенные линии ее груди и бедер время пощадило.

Граф часто стоял перед ней и думал о том, что именно она дает ему полное представление о совершенстве, которое ни одна из великолепных статуй во всей его коллекции дать не могла.

Среди всех его многочисленных любовниц не было ни одной, которая заставила бы его испытать те чувства, которые охватывали его перед статуей Афродиты.

И вот теперь он думал, глядя на девушку, что в этой Роксане было что-то, напомнившее ему о неотразимом очаровании мраморного произведения искусства, украшавшего его коллекцию. – Как предположил его превосходительство губернатор, я действительно хотел ознакомиться с вашими работами, – сказал он громко.

Поняв, что аудиенция окончена, Роксана поднялась со стула.

– В какое время вы бы хотели осмотреть мои работы, ваша милость? – спросила она.

– Не позже полудня, лучше всего утром, – ответил граф.

Роксана присела в реверансе.

Затем она взглянула на губернатора и увидела в его глазах выражение, которое заставило ее отпрянуть, как при виде змеи.

Она склонила голову и, не говоря ни слова, вышла из комнаты.