Текст книги "Крылья любви"

– Совершенно напрасная, – повторила Джини. – Вы могли бы гораздо лучше распорядиться своим временем и деньгами.

Ардет перевернул одни за другими шесть песочных часов, чтобы песок начал сыпаться.

– Не убежден.

– Зато я убеждена. Кстати, мне необходимо кое-что сделать до приема у Принни. Первым долгом я, прежде чем отправляться на прием, должна, даже больше – категорически обязана, послать одно приглашение, чтобы исправить допущенную мною оплошность. Я задолжала приглашение моей бывшей свекрови, а по правилам этикета я обязана это сделать до того, как появлюсь в обществе. Свекровь никогда меня не жаловала и разгневается еще больше по случаю моего слишком поспешного второго брака.

– Вы сделали то, что следовало сделать, ради того, чтобы выжить.

– Она предпочла бы, чтобы я погибла, лишь бы ей не пережить еще один скандал. И разумеется, выскажет мне это. Я привезла сюда некоторые вещи Элгина, и, возможно, она захочет их получить. Его саблю, пистолет и карманные часы, которые скорее всего были подарены ему отцом.

– Как выдумаете, она поверит, что Маклину принадлежали одни из присланных нам песочных часов? Вы могли бы засунуть их в ножны его сабли.

Джини проигнорировала его остроумные замечания с целью улучшить ее настроение.

– Я надеялась, что ее нет в городе, но все же обратилась к одному из наших выездных лакеев с просьбой навести справки. – Она вздохнула. – Леди Кормак здесь и, похоже, осведомлена о том, что я вернулась в Англию.

– Вы могли бы отправить вещи с посыльным.

– Сейчас это было бы трусостью. Мать Элгина заслуживает объяснения причин моего второго брака. Но обстоятельства смерти ее сына объяснить труднее.

– То, что он был заколот ревнивым мужем накануне сражения? Любой матери тяжко услышать такое. Солгите.

– Вы советуете мне солгать? Вы, считающий, что правда – это все?

– Доброта тоже чего-то стоит.

Джини кивнула.

– Тогда я спрошу, могу ли я пригласить ее на завтра.

Ардет укоризненно прищелкнул языком.

– Кто она, вдовствующая баронесса? Слушайте, когда вы наконец осознаете ваше место в этом мире? Вы графиня, леди Ардет. Хотите поехать с визитом – езжайте. А если нет, пригласите ее к себе.

– Это было бы грубо и высокомерно.

– Зато предусмотрительно. Разве она посмеет бранить вас в вашем собственном доме, в присутствии вашего нового мужа? Это было бы еще грубее.

– Благодарю вас за предложение находиться рядом со мной, но это мой собственный долг. Нет никакой необходимости, чтобы мы оба терпели выходки злобной особы.

Ардет улыбнулся, но улыбка оказалась невеселой.

– Вы что, и в самом деле думаете, что я позволю какой-то старой мегере расстраивать вас?

Святые небеса, да этот человек одним таким взглядом может превратить женщину в соляной столб или испепелить молнией!

– Я должна справиться с этим сама.

– Ничего подобного. Вы замужняя женщина.

Она уже была замужней женщиной прежде. И справлялась со всем – от найма квартиры до управы на нетрезвых молодых офицеров, которые, считая ее сестрой Маклина, пытались к ней приставать.

Джини пошла на компромисс. Она отправила бывшей свекрови записку с приглашением завтра на чай и просьбой уведомить, подходит ли леди Кормак это время, и если нет, то назначить Джини время для возможного визита. Она почти надеялась, что леди Кормак вообще не ответит.

Или же личный фокусник Джини устроит так, что баронесса исчезнет без следа.

Глава 8

Леди Кормак явилась прямо в тот же день после полудня. Она появилась так неожиданно, что Джини не успела подготовиться. Она сказала горничной, чтобы та попросила лакея передать просьбу дворецкому проводить гостью в парадную гостиную. Так принято было в «больших домах» Мейфэра – вместо того, чтобы прокричать поручение с верхней лестничной площадки вниз, в прихожую. Этот последний способ был более легким, однако считался недопустимо вульгарным. Дворецкий от него пришел бы в состояние шока.

Джини тем не менее нарушила правила этикета, вынудив свою бывшую свекровь дожидаться довольно долго в гостиной появления хозяйки дома, но тут уж ничего нельзя было изменить. Дело в том, что ее желудок взбунтовался, и вся она еще дрожала нервной дрожью после чересчур бурного вальсирования с Ардетом. Да и одеться она хотела как можно более изысканно, чтобы ничем не напоминать ту испуганную девчушку в подержанном платье, какой она выглядела во время своего первого венчания.

Джини оделась в черное. Вообще все ее новые платья были темного цвета. По крайней мере никто не упрекнет ее в том, что она одевается как женщина легкомысленная, пусть даже вступившая во второй брак очень скоро. Единственным ее украшением была нитка жемчуга на шее; волосы аккуратно убраны под кружевной черный чепец, и лишь несколько волнистых золотых прядей падали на плечи – эту небольшую вольность Джини себе все-таки позволила. Платье модное, но не вызывающее. Высокая талия в достаточной степени скрывала живот, декольте было в меру глубоким, но Джини ради приличия набросила на шею черную кружевную косынку, а на плечи – черную шаль с бахромой, так как ей казалось, что пышные короткие рукава с буфами чересчур оголяют руки.

Итак, Джини была одета в черное, но леди Кормак – в Черное с большой буквы. Весь ее облик с головы до ног являл собой нечто вроде объемистой, самостоятельно двигающейся груды угля с выступами и округлостями в соответствующих местах. Платье с высоким закрытым воротом и длинными рукавами; на руках черные кружевные перчатки, на шее ожерелье из черного янтаря. Исключением из черной гаммы были волосы, неправдоподобно белокурые для ее возраста, и обрюзгшие щеки, ярко-розовые из-за солидного веса их обладательницы, но скорее всего от того, что леди Кормак пришлось ждать. Когда Джини вошла, гостья занималась тем, что поедала конфетки и разглядывала обстановку комнаты с весьма неодобрительным выражением на физиономии.

Она очень сильно располнела со времени злосчастной свадьбы, а на лице прибавилось морщин – явно оттого, что она постоянно хмурилась. На голове у нее была большая черная шляпа, отделанная черными лентами и черным кружевом, с пучком перьев сбоку. Перья, само собой, были черными. Блестящими и черными.

– Кар!

В ту самую минуту, как леди Кормак собиралась приветствовать Джини заранее обдуманной гневной филиппикой с перечнем всех грехов бывшей невестки, Олив слетел с карниза, на котором держалась штора.

– Мое! – проорал он, вцепившись когтями в шляпу. – Мое!

Джини не поняла, то ли ворон заявлял свои права на перья, то ли он защищал свою территорию от того, что он принял за другого ворона.

– Нет! – во весь голос воскликнула Джини, стараясь перекричать невероятный шум, так как леди Кормак орала громче ворона, размахивая руками, в то время как Олив звучно хлопал крыльями.

– Хватит! – снова крикнула Джини, но ее никто не слушал.

Олив долбил клювом шляпу, выдирая перья вместе с обрывками кружев и ленточек, а также с прядями белокурых волос, которые у корня были серыми от седины. Чем яростнее женщина размахивала руками, отбиваясь от птицы, тем громче ворон орал:

– Мое!

Наверное, Олив решил, что леди Кормак умертвила одного из его собратьев.

– Нет! Перья не твои! И прекрати орать!

Последние три слова были адресованы в равной мере ворону и леди Кормак, а также любому, кто их мог услышать. К примеру, они вполне могли быть услышаны горничной в коридоре. И только горничная в данных обстоятельствах могла бы сделать доброе дело – позвать кого-нибудь на помощь.

Джини не хотела ранить питомца графа, отшвырнув птицу сильным ударом, но не хотела и того, чтобы ворон нанес ее свекрови раны своим острым щелкающим клювом, исцарапал ее когтями или выдрал ей чуть не все волосы. Она стянула с себя шаль и попыталась набросить на Олива. Промахнулась и в результате сбросила на пол очень дорогую вазу с цветами. Перешагнула через осколки, лужу воды и цветы. Вторая попытка – снова неудача, и на полу оказалось блюдо с засахаренными фруктами. Третий, последний бросок сбил шляпу с головы леди Кормак. Шаль окутала лицо женщины, шляпа полетела через всю комнату, Олив ястребом кинулся за ней.

Птица уселась на шляпу, громогласно каркая о своей победе сквозь набитый перьями клюв. Только теперь слова Джини дошли наконец до мозгов развоевавшегося гремлина. Ворон наклонил голову и посмотрел на нее.

– Не мои?

– Нет. Ничего похожего. Все твои при тебе. А эти тоже не были вырваны у одного из твоих собратьев. Смотри. – Она подняла одно перо с пола, на котором в это время металась леди Кормак, запутавшаяся в шали. – Видишь? Стержень белый. Это были перья голубя или утки. Их покрасили.

– Птицы были мертвые?

– Конечно, мертвые. Перья у них выдернули и покрасили в черный цвет. А стержни остались белыми. У тебя и других воронов они темные, ты и сам это знаешь.

Олив что-то негромко проквохтал. То ли он признавал таким образом свою ошибку, то ли просто подавился кусочком кружева. Леди Кормак между тем, задыхаясь от негодования, пыталась избавиться от шали и оторвать от пола свое увесистое тело. Она отбросила в сторону руку Джини, когда та попробовала ей помочь.

– Эта ужасная тварь принадлежит вам? – прохрипела она.

Джини было неприятно в этом признаваться, но она подтвердила:

– Да, это наш ворон. Его зовут Олив.

Горничная, которая ждала в коридоре, наконец набралась смелости и, когда в комнате стало тихо, отворила дверь. Отворила – и замерла на пороге, а потом начала всхлипывать. Именно ей и никому более придется наводить здесь порядок, а это будет нелегко.

Затем в гостиную влетела экономка. Она увидела баронессу на полу, птицу на шляпе, горничную, рыдающую в уголке… и свою хозяйку, которая с трудом сдерживала смех. Экономка явно готова была отказаться от места. Ни к чему подобному она не привыкла.

Полный чувства собственного достоинства дворецкий вкатил в гостиную чайный столик на колесиках. Несколько долгих секунд он молча созерцал осколки бесценной керамики, куски сладостей, цветочные лепестки и дородную даму – все это на полу. Потом он взглянул на свою хозяйку, видимо, склонную к скандалам, скривил рот и выкатил чайный столик из гостиной. Его заявления об отказе от места следовало ожидать еще до обеда. Но теперь Джини по крайней мере сможет нанять новую прислугу сама.

Когда Мари вошла в гостиную, чтобы выяснить, что там произошло, Джини сказала ей:

– Возьмите это, отнесите наверх и приведите в порядок.

– Зачем? Это настоящее уродство!

Леди Кормак ахнула. Джини тоже. Что касается Олива, то он был всецело поглощен тем, что склевывал разбросанные по полу конфеты.

– Делайте то, что я говорю!

Леди Кормак начала колотить кулаками и пятками по полу.

– В жизни не видела такой беспорядочный дом и такую распущенную прислугу! – Голос ее дрогнул, когда она продолжила: – В жизни не видела…

Джини мысленно закончила за баронессу эту фразу: «…такого красивого, достойного, замечательного джентльмена».

Ибо в эту минуту в гостиную вошел лорд Ардет. Первым долгом он взглянул на Джини, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Потом что-то шепнул горничной, а та вскочила и выбежала из комнаты. Прежде чем Джини успела спросить его, что он сказал (А вдруг он пригрозил, что у девицы вырастут бородавки на носу? Сведения о таком происшествии разлетелись бы по всему Лондону еще до вечера!), как Ардет поднял леди Кормак с пола. Просто немыслимо – он поднял ее так легко, будто она весила не больше любого из выдранных Оливом из ее шляпы перышек! Поднял и со всей осторожностью усадил на диван. И опять-таки невероятно, однако он в то же время успел одним пинком зашвырнуть осколки фарфора и упавшие на пол сладости под кресло. Затем поклонился баронессе с подлинно рыцарским изяществом.

– Приветствую вас в моем доме, миледи. Корин Ардсли, граф Ардет к вашим услугам. Приношу вам извинения за происшедшее недоразумение. Не желаете ли капельку хереса?

Рот баронессы раскрылся во всю ширь.

– Знаете ли, я никогда…

– Я редко пью сам, но случай, мне кажется, требует употребления напитка более крепкого, нежели чай. Вы не согласны со мной, мадам?

Джини тем временем уже наливала бренди, из графина в стаканчики на столике. К дьяволу херес, решила она, и чай туда же! Ардет взял у нее два стаканчика, один из которых протянул баронессе с таким изысканным поклоном, что та утратила дар речи. Он пригубил бренди, аккуратно обошел лужицу на полу и свободной рукой отворил окно. После чего устремил на ворона угрожающий взгляд.

– А мне вина?

– Не клянчить, не каркать и не просить прощения! Убирайся!

При всем недостатке здравого смысла ворон понял достаточно, чтобы улететь как можно быстрей.

Джини услышала громкий присвист, а потом имя ворона, когда тот опустился на крышу.

Леди Кормак подкрепилась бренди, и к ней вернулись ее негодование и злоязычие.

– Что это за мерзость и как она может находиться в доме джентльмена?

– Это исчадие ада, посланное мучить меня.

– Вздор! – заявила, пренебрежительно фыркнув, леди Кормак.

Это было уже чересчур. Поверх своего стакана Ардет взглянул на Джини и пожал плечами. «Вы пожелали справиться с этим самостоятельно, – говорил его взгляд, – так действуйте, сударыня».

– Это редкая птица, – заговорила Джини. – Очень редкая, говорящая птица, которую лорд Ардет привез оттуда, где живут… индейцы.

– Эта птица не похожа ни на одного из попугаев, о которых я слышала.

– Олив куда более редкое создание.

Баронесса посмотрела на графа и спросила:

– А почему он не загорел?

– Он не путешествовал по Востоку, – сообщила Джини. Поскольку леди Кормак не имела представления о том, что индейцы обитают не на Востоке, а в странах, расположенных на другом конце земного шара, она переменила тему:

– Говорят, что он богат как Крез. Это правда?

Ардет в ответ на это слегка поклонился. Джини вообще не стала отвечать на столь бестактный вопрос.

– Так вот почему ты вышла за него замуж, даже не дождавшись, пока тело моего мальчика остынет в земле.

– Вовсе не поэтому, – ответили в один голос Джини и Ардет.

Горничная вошла в гостиную, толкая перед собой чайный столик на колесиках. Она сделала реверанс графу, улыбнулась Джини и, подвинув поближе к леди Кормак блюдо с маленькими сандвичами, пирожными и бисквитами, удалилась.

Пока ее свекровь делала выбор – даже несколько выборов, – Джини шепотом спросила у Ардета, что он давеча сказал горничной.

– Всего-навсего, что я упомяну о ней нашему новому выездному лакею, если она будет вести себя хорошо. – Джини почувствовала облегчение, тем более что Ардет, подмигнув ей, добавил: – И пообещал, что дам ей приворотное зелье.

Держа в одной руке сандвич с кресс-салатом, в другой – лимонное пирожное, а во рту половинку ломтика кекса с маком, леди Кормак пошла в атаку.

– Бедный мой маленький ягненочек! А ты, как ты могла опозорить имя нашей семьи? И его тоже.

Джини старалась остаться спокойной и не потерять самообладания. В конце концов, эта женщина страдала, пусть даже она больше заботилась о своем положении в обществе, нежели горевала о сыне.

– У меня не было иного выбора, как принять великодушное предложение его милости. Пожалуйста, поймите, я попала в безвыходное положение, у меня не было денег, мне некуда было пойти. – Когда леди Кормак в ответ на эти слова просто сунула себе в рот еще кусок кекса, Джини спросила: – Вы приняли бы меня к себе?

Леди Кормак, видимо, подавилась маком и закашлялась.

– Вы не отвечали на мои письма, которые я в полном отчаянии писала вам из Португалии.

Теперь вдовствующая особа побагровела. Джини протянула чашку с чаем Ардету, чтобы он передал ее леди Кормак.

Сделав глоток и потребовав еще сахару, который, впрочем, не подсластил ее язык, леди Кормак заявила:

– Ты бросила его, бесстыжая авантюристка! Чего ради мне было принимать тебя в мою семью?

– Вы прекрасно знаете, что все было не так, – укоризненно покачав головой, возразила Джини. – После того как мы вернулись из Канады, Элгин бросил меня в Португалии, как только был объявлен первый мир. Я писала вам несколько раз, когда он уехал от меня, оставив на произвол судьбы. Если бы я не получила места в богатой португальской семье, обучая английскому языку сыновей и рисованию дочерей, мне пришлось бы голодать. Вы не отвечали на письма. За четыре года нашего с Элгином брака вы ни разу не написали мне.

Ардет пришел в ярость.

– Вы не рассказывали мне, что негодяй поступил с вами таким образом!

– Нет необходимости извлекать из шкафа все скелеты.

Верно, подумал Ардет, скелеты не любят, чтобы их беспокоили.

– Он был твоим мужем, – настоятельно произнесла леди Кормак. – Это было его право – оставить тебя там, где ты находилась бы в безопасности, а не тащить с собой в какую-нибудь языческую страну.

– А было ли у него право уехать в Брюссель без меня и утверждать, что он холостяк? – Пар поднимался над чашками с чаем – и над Ардетом тоже, Джини готова была в этом поклясться. Она поспешила продолжить: – Жена одного офицера, которая подружилась со мной, сообщила мне в письме, что скоро все они переберутся в Голландию. Мои наниматели любезно помогли мне собраться в путь. Я не могла, конечно, знать, что Бонапарту удалось возродить свою армию и выступить против союзников. Я всего лишь хотела, чтобы Элгин уведомил власти о нашем браке, тогда я стала бы получать содержание. Он обещал сделать это после сражения, но уже не смог.

Ардет встал и принялся расхаживать по гостиной, напомнив Джини голодную пантеру, которую она однажды видела в зверинце.

– Я сожалею о его смерти, – обратилась она к матери Элгина, – и сожалею о том, что не имела времени отдать должное уважение его памяти. Но у меня не было выбора. Никто не предложил мне помощь, кроме лорда Ардета. Я благодарю Господа за то, что он послал мне его.

Ей стоило бы вместо этого поблагодарить ад. Граф решил, что с него хватит.

– Те, кто по закону должны были поддержать и защитить миссис Маклин, покинули ее на произвол судьбы. Я имею в виду ее мужа, ее родственников и вас. – Он метнул красноречивый взгляд на леди Кормак. – Я считал своим долгом джентльмена обеспечить безопасность вашей невестки. Брак был наиболее простым и скорым способом это сделать.

– Говорят, что она беременна. – Баронесса покосилась на платье Джини пониже груди. – Моим внуком.

Джини промолчала.

– Если бы ты, Имоджин, сообщила мне об этом, я оказала бы тебе денежную помощь. Титул барона нуждается во втором наследнике. Мальчик, которого родила твоя сестра, болен и слаб. Сомневаются даже, что он доживет до совершеннолетия, а Лоррейн не может произвести на свет второго ребенка.

– Сожалею об этом. Я имею в виду здоровье мальчика. Мы с сестрой не поддерживаем отношения. Мои письма с просьбами о помощи она вернула нераспечатанными.

Леди Кормак предпочла умолчать о том, что ею самой эти письма были прочитаны. Она сочла их слезливой чепухой дрянной девчонки, которая вполне заслужила все свои неприятности. И решила не отвечать. Свекровь не слишком жаловала и свою вторую невестку и тяжело переживала нездоровье рожденного ею наследника. Сама она родила своему, ныне покойному, супругу двух здоровых сыновей, но теперь склонна была считать, что все обратилось в ничто.

– Врачи говорят, что у ребенка слабые легкие, – продолжала твердить свое леди Кормак. – Ни в семье Маклинов, ни в семье моих родителей ни у кого не было ничего подобного, – сообщила далее она, давая тем самым понять, что в слабости здоровья ее внука виновны Джини и ее сестра. – Роджер должен был жениться на дочери герцога Элдерта. Хорошая порода. У сестры этой девушки уже пятеро мальчиков.

Она протянула пустую чашку за следующей порцией чая, а когда ее молчаливая просьба была удовлетворена, указала и на графинчик, содержащий бренди.

– Так что второй мальчик был бы весьма желанным. Я сама воспитала бы его и подготовила к наследованию титула.

Джини пришла в отчаяние. Она ни за что не отдаст в руки бывшей свекрови свое дитя.

– Он… если это и в самом деле мальчик… вовсе не ваш внук, – не дав себе ни секунды подумать, выпалила она.

Лорд Ардет бросил взгляд на свои карманные часы, словно ему надо было в ближайшее время поспеть куда-то еще.

– Я намерен предъявить отцовские права на этого мальчика.

Леди Кормак ахнула. Джини тоже. Вдова заговорила первой:

– Ха, этот ребенок не может быть вашим! Говорят, что вы появились уже после сражения, всего за несколько дней до вашей свадьбы.

Прежде чем Джини успела исправить свою оплошность и заявить, что она вовсе не хотела сказать, будто Элгин не отец ребенка, и что она просто отказывается отдавать леди Кормак свое дитя, Ардет произнес:

– По правде говоря, я постоянно находился поблизости.

Леди Кормак с трудом встала с кресла, с подола ее платья на пол посыпались крошки, пальцем, похожим на сосиску, она указала на Джини и заорала:

– Ты была неверна моему сыну, распутная Имоджин! Как ты смеешь требовать деньги! Как ты смеешь появляться в приличном обществе! Я всем расскажу о том, что ты блудила с этим… этим торгашом! Никто не знает его родню! Никто не знает, откуда у него золото. Готова держать пари, что он заключил сделку с самим дьяволом!

– Вы бы выиграли его, – буркнул Ардет себе под нос, а громко проговорил следующее: – Предлагаю более надежное пари. Если вы позволите себе болтать о моей жене подобным образом, я расскажу всем правду о том, как умер ваш сын.

– Нет! – вскрикнула Джини. – Мы же договорились!

Леди Кормак опустилась на диван, явно нуждаясь еще в одном глотке подкрепляющего силы чая.

– Это еще что за грязные намеки? Что за попытки опровергнуть героическую репутацию моего сына?

– Это вы пытаетесь опровергнуть репутацию моей жены как порядочной женщины.

Ардету было очень важно, чтобы Джини заняла достойное место в обществе, иначе все его жертвы – утрата свободы, возможности иметь наследника, в жилах которого текла бы его собственная кровь, и так далее, оказались бы напрасными. Он дал обет улучшить жизнь Джини, и его будущее зависело от того, насколько удастся ему соблюсти свои обеты. Не столь уж важно, что произойдет с ним самим, самое главное, чтобы Джини продолжала осуществлять его планы, когда он уйдет. Без поддержки общества ей тогда придется жить либо в этом доме, либо в полной изоляции в имении Ардсли-Кип, и свет ее потускнеет в результате унижения. Нет, только не Джини, только не его жена!

– А ее репутация безупречна.

– Ее репутация ниже всякого приличия! Ваша драгоценная графиня толкнула моего мальчика на опрометчивый шаг. Или она успела нагородить вам кучу лжи на этот счет?

– Она рассказала мне о тех обстоятельствах, которые сопровождали ее помолвку.

– И она сообщила вам, что увела Элгина прямо из-под носа своей сестры?

– Ее отправили поискать ридикюль, забытый старшей сестрой где-то в саду возле дома. Мисс Лоррейн Хоупвелл настояла, чтобы для защиты от вечерней прохлады она накинула на плечи ее собственную, очень приметную шаль. Вы когда-нибудь выслушали из уст мисс Имоджин Хоупвелл ее версию этой истории?

– Ч. его ради? Дело было сделано. Их все видели, потому что Джини подняла крик, чтобы привлечь к этому внимание.

– А это случайно не были крики о помощи?

– Ах, оставьте в покое эту старую историю! – Леди Кормак изобразила попытку выдавить слезу. – А теперь он мертв, мой бедный храбрый мальчик. Погиб из-за нее.

– Но ведь не моя жена отправила вашего сына в армию. Полагаю, что ответственность за это несете вы и ваш покойный супруг.

– Мы решили, что лучше убрать грязное белье подальше от любопытных глаз.

– Нет. Грязное белье предпочтительно выстирать дочиста. Вместо этого ваш сын вывалял его в дерьме.

Он не был достойным мужем для юной, невинной девушки. Он оставил ее в одиночестве в самый разгар войны.

– Мой сын был героем! – снова заявила баронесса. – Он погиб, спасая своих солдат.

– Он погиб еще до начала сражения. Неопытные рекруты остались без командира.

– Ардет, не надо, – попросила Джини.

– Ваша свекровь не прислушивалась к вашим мольбам. Она заслуживает того, чтобы услышать правду. – Он обратился к баронессе, чьи жирные щеки тряслись от ярости: – Солдаты вашего сына были перебиты все до одного.

– Это ложь!

– Не хотите ли вы поговорить с женщиной, в постели которой застал вашего сына ее муж-офицер? Горячая голова, он потом погиб в сражении, избавив таким образом армию от необходимости проводить следствие, а себя самого от суда военного трибунала.

– Еще одна ложь. Я ничего не слышала ни о чем подобном.

– Никто об этом не слышал, я в этом убежден. Я сам говорил с генералом и разыскал женщину, которая осталась такой же одинокой, как и миссис Маклин.

– Вот и женились бы на этой шлюхе!

– Я уже сделал предложение Имоджин, которая нуждалась во мне гораздо больше. Но у меня имеется письменное признание этой женщины. Я оплатил ее возвращение домой и заплатил ей за молчание. Она оказалась не более чем обыкновенной распутницей, но жена вашего сына – настоящая леди.

– Если она не изменила моему Элгину, то ребенок принадлежит семье Маклинов, он наш.

– По закону – нет. Я консультировался у лучшего адвоката в Лондоне. Если дитя родилось у моей законной жены, а я от него не отрекаюсь, то дитя это мое.

– Это знают и другие, – напомнила ему Джини. Ардет был убежден, что его родственники, услышав об этом, заявят претензии на его титул и поместье. – Они не станут говорить об этом.

Джини не поняла, откуда у него вдруг появилась такая уверенность, но не стала спорить с ним в присутствии леди Кормак.

– В армии постарались замять скандал, а моя неожиданная женитьба дала достаточный повод для новых пересудов. К тому же в сражении погибло так много людей, и это самое страшное.

Баронесса расплакалась на этот раз по-настоящему и заговорила, всхлипывая на каждом слове:

– Ты и твоя сестра принесли горе обоим моим сыновьям. Роджер должен был жениться на богатой женщине с хорошим здоровьем. Элгин ушел из жизни.

Ардет вручил ей носовой платок с монограммой.

– Поплачьте вволю, мадам. Я сожалею о вашей потере и о том, при каких обстоятельствах она произошла. Надеюсь, что новый барон и его супруга придут к семейному согласию и обретут счастье друг в друге и своем сыне. Но я не допущу, чтобы будущее моей жены было омрачено. И будущее моего сына также.

Джини смотрела на него с облегчением и удивлением. Он и в самом деле намерен признать мальчика. То есть ребенка, потому что у нее может родиться и дочь. Ее репутация все еще была разбита вдребезги: она вышла замуж меньше чем через неделю после смерти отца ребенка, и, мало того, ее подозревают в измене мужу с другим человеком. Но все это они обсудят позже, а сейчас самое главное, что ребенок не попадет в лапы Маклинов.

Леди Кормак скорее всего поняла, что проиграла бой. Она не может обрушиться с бранью на эту девку в присутствии Ардета и не может заполучить еще одного наследника баронского титула. Досадно и то, что она не может чернить имя этой шлюхи даже в кругу своих друзей. Это бросило бы тень на имя всей семьи и на Роджера, который собирался добиться поста министра.

Она снова встала, на сей раз направившись к двери, однако не могла покинуть комнату, не выпустив последнюю отравленную стрелу:

– И тем не менее вы падшая женщина, графиня, – произнесла она с наглой усмешкой. – Никто не станет с вами общаться. Вас не примут в порядочном обществе.

– А я и не хотела бы в него попасть, – сказала Джини. – Я собираюсь вести спокойный образ жизни в имении моего мужа, куда уеду сразу после приема у принца, который он устраивает для иностранных сановников.

Последний кусочек кекса, видимо, оказался неудобоваримым, так как леди Кормак вдруг ощутила острую боль в желудке.

– У принца?

– Да, мы приглашены. Увидимся ли мы там с вами?

Нет, не увидятся, разве что леди Кормак купит или отберет силой у кого-нибудь до безумия желанное приглашение.

– Я, разумеется, не буду танцевать, – добавила Джини, заметив страдальческий взгляд бывшей свекрови.

– Но принята она будет с должным уважением, – произнес Ардет твердо и почти с угрозой, после чего ненадолго удалился и вернулся, держа в руке песочные часы.

– Примите это в знак нашего почтения, – сказал он, провожая даму из гостиной в коридор. – И в знак напоминания, что жизнь проходит слишком быстро для того, чтобы проводить ее в горести и бесплодных сожалениях.

– О, я с вами согласна, – ответила леди Кормак, прижимая украшенную золотом и драгоценными камнями безделушку к своей жадной груди.

А Джини признала про себя, что это наилучший способ отделаться от самых кричащих, безвкусных часов в коллекции.