Текст книги "Ночь огня"

Глава 4

На следующее утро Кассандра поднялась рано, с нетерпением ожидая обещанной поездки к морю. Свет за балконом был серым, и она уже была готова разочароваться, но потом распахнула двери и замерла от восхищения. Она выбежала на балкон в ночной рубашке и оперлась о плотный камень балюстрады, вдыхая приятный воздух, наполненный новыми экзотическими запахами.

Кассандра никогда не видела такого тумана. Он был тонким и серебристым, клоками окутывавшим ветви деревьев. Шарфы тумана скрывали вершины гор, а зеленые и голубые краски пейзажа стали глубже и интенсивнее. Но таким прекрасным пейзаж был из-за того, что все это ненадолго. Нагретое масленое солнце надавливало на эту дымку, пробиваясь через нее то здесь, то там мягкими ручьями, освещавшими дерево, скрытую долину или тропинку к морю, блестевшую в ярком солнечном свете.

Ее внимание привлек шум внизу, она наклонилась и увидела, как Бэзил выходит из дома в белой рубашке простого покроя с нелепо широкими рукавами и бриджах.

– Доброе утро! – крикнула она взволнованно.

Он удивленно поднял голову, и Кассандра увидела, как он обрадовался, улыбнулся и помахал ей:

– Спускайтесь! Позавтракайте со мной.

Она почувствовала себя Джульеттой – вызывающей, сумасбродной и свободной в ночном платье с разбросанными по плечам волосами. Она перегнулась через перила, чувствуя, как волосы свешиваются через их край.

– А вы меня угостите вашими сливами?

Он рассмеялся:

– Да! И кое-чем еще. Поторопитесь!

Она побежала в комнату, брызнула водой в лицо, стягивая ночную рубашку в поисках какого-нибудь простого платья. Кассандра натянула через голову сорочку и надела поверх нее платье пастушки. Позже она позовет горничную, чтобы та помогла ей надеть все детали туалета леди – корсет, чулки и прочую мишуру.

Сейчас Кассандра оставила волосы распущенными, сунула босые ноги в комнатные туфли, взяла шаль, чтобы не простудиться, и поторопилась вниз, на встречу с ним.

Ощущение ничем не сдерживаемой груди, колыхавшейся под сорочкой, пока она бежала вниз по ступеням, давало ей восхитительное чувство свободы. Кассандру охватило озорное удовольствие от развевающихся распущенных волос и свиста юбок вокруг босых лодыжек. Когда она, задыхающаяся и счастливая, влетела через стеклянные двери во двор, внезапная вспышка солнечного света разорвала туман и пролилась золотым ливнем – как одобрение в ней этой новой легкости, нового духа радости. Она остановилась и подняла лицо к солнцу.

– Откройте рот, – сказал ей Бэзил в самое ухо.

Она испугалась и уронила шаль, повернувшись к нему. Он стоял рядом, на его губах играла легкая улыбка, он оценивающе рассматривал ее лицо, шею и грудь. Кассандра неожиданно поняла, что мечтала увидеть этот взгляд, то, как его глаза потемнели и затрепетали ноздри.

«Я хочу его!»

Она даже не ответила мысленно на этот горячий шепот, просто смотрела на него долгим взглядом, давая ему понять, как ей хочется запустить руки в блестящую копну черных локонов, как ей хочется почувствовать вкус его губ. Потом она закрыла глаза и открыла рот. Кассандра надеялась почувствовать вкус его языка, и мысль об этом поразила ее и ввергла в восхитительное ожидание.

Вместо этого он прижал к ее губам что-то мягкое и круглое, она откусила от сливы и радостно засмеялась.

«Он тоже хочет меня».

– Вы, наверное, разбили немало мужских сердец, – с трудом произнес Бэзил.

Кассандра содрогнулась от разочарования. Почему он не целует ее, а отделывается банальными фразами, хотя она так явственно продемонстрировала свое желание? Выбитая из колеи, она наклонилась за шалью и отодвинулась.

– Мужчины не любят женщин умнее их самих.

Он подбоченился:

– Вы не умнее меня.

Она ухмыльнулась:

– Это мы еще посмотрим.

Он нагнул голову, окидывая ее оценивающим взглядом:

– Посмотрим.

После завтрака они поскакали верхом вниз к морю по узкой проселочной дороге. Солнце ярко светило. Бэзил настоял, чтобы Кассандра надела шляпу и накинула шаль на плечи, дабы защитить бледную кожу от жгучих лучей. Ей было жарко, но она терпела, ожидая обещанный пляж.

Когда они проехали рощу и перед ними открылось бесконечное белое песчаное пространство, когда плеск волн впервые донесся до ее уха, Кассандра мгновенно соскочила с лошади и побежала к воде по мягкому песку. Она остановилась и стала слушать море и вдыхать его запах.

– Здесь так пустынно! – сказала она. – Почему вдоль пляжа нет никаких деревень? Здесь что, бывают жестокие шторма?

Бэзил пожал плечами:

– Иногда, но эта земля принадлежит принцам, они тут охотятся и развлекаются.

– Значит, мы поступаем безнравственно?

Его глаза блеснули, когда он наклонился к ней.

– Очень!

– Хорошо. – Кассандра повернулась и села на песок, протянув руку к туфлям. – Тогда вы не будете шокированы, если я сниму чулки и туфли? – Говоря это, она разувалась. – Если уж я поступаю безнравственно, то мне хочется насладиться этим сполна.

Бэзил взялся за шейный платок и развязал его, бросив рядом с ее туфлями и чулками, потом снял камзол.

– Мы могли бы быть очень, очень безнравственными и просто поплавать голышом. Однако следует поберечь ваше нежное тело.

Но Кассандра сняла шляпу, вызывавшую отвращение, и шаль.

– Вы, разумеется, можете веселиться голышом, если вам так нравится.

Он сел рядом с ней, лукаво усмехаясь.

– Я бы, конечно, так и сделал, чтобы доставить вам удовольствие, миледи.

– Удивительно великодушное предложение!

Граф выразительно пожал плечами:

– Я только хочу доставить вам удовольствие.

Криво улыбаясь, Кассандра встала и стала смахивать песок с юбок.

– Минутку, пожалуйста, – сказал он, поднимая ногу. – Жалко было бы испортить хорошую обувь.

– Да, в самом деле.

Кассандра, умело ухватившись за каблук и носок, стянула с него один сапог, потом другой и бросила их на песок.

Он снял чулки, и Кассандра чуть не упала от необъяснимого приступа желания, охватившего ее при виде его босых ступней и голеней. Они были довольно красивыми, с высоким подъемом и шелковистыми темными волосками. Кассандра видела достаточно лодыжек и пальцев ног, но никогда раньше они не возбуждали в ней желания. Она смущенно покачала головой:

– Думаю, вы внесли свою долю в разрушение, граф.

Он недоуменно поднял голову и увидел, с каким восхищением она рассматривает его ноги.

– А, вам они нравятся?

Он пошевелил пальцами ног, потом взялся за рубашку.

– Я был бы счастлив снять и остальное. Только чтобы доставить удовольствие гостье, конечно.

Кассандра рассмеялась. И что из того, что смех был хриплым? Она протянула руку:

– Идем, мой безнравственный Бэзил. Окунем наши нагие ноги в воду.

Он взял ее руку и позволил ей помочь себе подняться, потом с криком устремился к воде. Кассандра побежала за ним, подняв юбки, и задохнулась от удовольствия, когда первая рябь волн омыла ее лодыжки. Она остановилась, вошла в воду и посмотрела на пену внизу. Сквозь воду были видны ее ноги бледного зеленоватого цвета. Песок струился между пальцами, а из тысячи потаенных уголков ее сознания выплывали воспоминания.

Она слышала вдалеке резкие крики братьев и Адрианы, как будто они раскачивали деревья и играли в пиратов. Она услышала тихое бормотание их няни и Моники как раз за ними и смех маленькой девочки.

– Скажи, – сказал Бэзил, направляясь к ней, – отчего у тебя такое выражение лица?

Рядом с ним постоянно хотелось улыбаться. Она плеснула ногой немного воды в его направлении, хотя это ничего бы и не изменило. В отличие от Кассандры, он не ходил с осторожностью по линии прибоя, а с удовольствием бросился ему навстречу, его бриджи были наполовину мокрыми. Влажная одежда липла к его телу, показывая, какой он сильный и мускулистый. Тонкие серебряные капли повисли во взлохмаченных локонах вокруг лица.

– Я вспоминала, какой я была, когда мне было семь лет, – ответила Кассандра. – В семь лет я была очень смелой.

– Слишком серьезной, с большими глазами.

Она кивнула.

– Я любила стоять прямо у кромки воды и представлять себе, что стою на краю мира. Я старалась увидеть далекие страны – как там звучит речь, как в них одеты люди и каких странных созданий я бы там увидела.

– А что ты себе представляла? Слонов, Индию, специи и блеск?

Она улыбнулась:

– Совершенно верно.

Он нагнулся, поймал красивую розовую раковину и протянул ей мокрой рукой.

– А красивые камни и браслеты?

– О да! У меня их было множество, полные коробки.

Она осмотрела спиральную форму раковины с таким вниманием, как будто внутри было привидение. Ей вспомнился отец, но не такой, каким он был в последние дни перед смертью от туберкулеза, а такой, каким он был тогда, когда она была маленькой девочкой.

– Отец, бывало, привозил их специально для меня. Мы вместе составляли их каталог.

– Значит, он был ученым?

– Не совсем, только я считала его таковым. Остальные братья и сестры дружили между собой. Трое старших детей, потом двое маленьких девочек и мой двоюродный брат с Фебой, которая младше меня. Никому не нравилось то, чем занималась я.

– Ты была одинока?

Ветер бросил волосы ему в лицо, он нетерпеливо стряхнул их.

– Нет.

Море вокруг них металось и шелестело размеренно и как-то успокаивающе.

– Мне нравилось оставаться наедине с самой собой, но отца тревожило, что я проводила так много времени одна.

– И он составлял тебе компанию.

Эта была очевидная подсказка, Кассандра была тронута и широко улыбнулась ему. Он очень хороший слушатель.

– Да, у него хватало времени на всех нас. Он был очень снисходительным отцом.

– Это от него у тебя рыжие волосы?

Бэзил небрежно дотронулся до ее волос.

– Никто не знает, откуда у меня такие волосы. Они такие у меня одной.

Она зажала раковину в ладони и опять посмотрела на свои ноги.

– Нет, он был обычным человеком во многих отношениях.

– А ты – нет.

Она довольно рассмеялась.

– Он беспокоился напрасно. У него были красивые синие глаза и чудесный смех. Женщины всегда любили его, потому что он был добр к своим детям. Думаю, что он и к женщинам хорошо относился.

– Хотел бы я, чтобы моя мать нашла такого мужчину.

Бэзил бросил камень в море.

– Я тоже, – сказала Кассандра.

Бэзил повернулся к ней, ветер сдувал волосы ему на лицо, рукава его рубашки трепетали, он замер по колено в воде. Он стоял на фоне ярко-голубого неба. В течение длинного опасного мгновения казалось, что они вот-вот бросятся друг к другу в объятия, но тут послышался собачий лай. Они оглянулись.

У собаки была коричневая с белым шерсть, неровная и густая. Во рту она держала палку, с надеждой поглядывая на людей. Обрадованные этой переменой, они играли и бегали с собакой, разбрызгивая воду, танцуя в прибое, смеясь и выкрикивая шутки.

Наконец Кассандра, чувствовавшая приятную усталость, рухнула на песок, умоляя о сыре и вине, которые Бэзил прихватил с собой. Пока он ходил за ними, примчалась собака, легла рядом с ней и весело пыхтела, когда она гладила ее за ушами. Кассандра уже очень давно не чувствовала себя такой расслабленной. Может быть, это было первый раз с тех давно прошедших дней на Мартинике.

– Я люблю прогулки, – сказала она. – Я всегда забываю обо всем.

Бэзил опустился рядом с ней, небрежно бросив седельную сумку.

– Я тоже. – Он закрыл глаза и подставил лицо солнцу. – Мир таков, каким его создал Бог.

– Да.

Ее манили его волосы и румянец на щеках. Кассандра испытывала непреодолимое желание дотронуться до его кожи, видневшейся в расстегнутом вороте рубашки. Дотронуться до него. Поцеловать его. Лежать с ним, ее Бэзилом, который был так потрясающе красив.

Мужчина, каким его создал Бог!

Бэзил думал о том, что происходящее – суровое испытание для него. С того самого мгновения, когда Кассандра появилась утром на балконе со сверкающими распущенными волосами, одетая только в легкий газ, его жизнь превратилась в пытку. Увидев ее во дворе в простом платье, с неприбранными волосами и не стянутой корсетом грудью, он потерял покой.

Сейчас они поглощали ломти хлеба, отломленные от свежей булки, и толстые куски белого сыра, запивая все это вином, принесенным в мехе. Кассандра быстро освоилась с этой манерой питья, хотя поначалу вино потекло красной струйкой по ее щеке и шее. Она со смехом вытерла его.

Воздух, соленый и тяжелый, льнул к коже Бэзила, а язык горел от приятного вина. Солнце пекло голову, ему хотелось сбросить всю одежду с себя и с нее и лечь рядом с ней, тело к телу. Он изнывал от желания. И хотя это было пыткой, но очень приятной. В конце концов, она была здесь, перед ним. Так будет не всегда. Бэзил вздохнул и оперся на локоть.

– Вот мгновение, которое я уловлю.

Кассандра вгрызалась в хрустящую корку хлеба и, казалось, совершенно не беспокоилась о том, что ей на колени падали крошки.

– Вы собираетесь подарить мне сейчас двустишие, сэр поэт?

– Не сегодня.

Он откинулся назад и закрыл глаза.

– Когда вы вернетесь в вашу холодную комнату, свернетесь у камина, тогда вы получите от меня письмо, и там будет поэма о солнце, мире и сирене.

– О, значит, я буду сиреной?

Бэзил открыл один глаз.

– Не вы, собака.

Кассандра рассмеялась:

– Мне это понравится!

Взяв шаль из кучи вещей и разложив ее так, чтобы в полосы не попал песок, она легла. Бэзил спокойно взял протянутую руку, довольный ощущением ее расслабленности рядом с собой.

Ее пальцы были тонкими и изящными, он поборол и себе желание погладить их по всей длине. Бэзил лекал под теплым солнцем, слушая крики чаек и плеск волн, близкий и далекий, похожий то на шепот, то на дыхание.

Прищурившись он впитывал цвета, которые он сохранит для того далекого зимнего дня, для Кассандры, – синеву холмов вдали, бледный песок, блеск ее волос. Медных? Слишком прозаично. Тициановских? Слишком тускло. Он перебрал впустую дюжину вариантов. Ни один из них не передавал сути. Бэзил повернулся, чтобы снопа взглянуть на них, и сощурился так, чтобы видеть только блеск волос Кассандры. Золотые пряди блестели среди очень темного рыжего и других оттенков охры. Некоторые пряди были ярко-оранжевыми, некоторые – светло-морковными. Невозможно было как-то обозначить все целиком.

Бэзил улыбнулся, заметив, что Кассандра слегка отодвинулась, и вынул свою руку из ее руки, чтобы опереться на локоть. Она расслабилась, ее губы были полными и не такими сжатыми, как обычно, пропало отчуждающее чувство собственного достоинства, отражавшееся в ее глазах. Он оглядел ее грудь и бедра, потом стал пристально рассматривать поджатые ноги, запорошенные песком. Длинные, очень белые ступни. Он дотронулся до ногтя, овального и слегка изогнутого. Потом Бэзил позволил себе еще раз взглянуть на ее шею, туда, где над корсажем мягко вздымалась грудь, и ниже, на плоский живот. На него нахлынуло непрошеное видение неприкрытой кожи и того, как его рот оставляет отметину у нее на шее.

Кассандра повернула голову, и оказалось, что он смотрит прямо в ее большие спокойные глаза.

– Я чувствовала, что ты разглядываешь меня, – тихо произнесла она и подняла руку к его волосам. Этот жест означал приглашение и разрешение, такое естественное и простое. Бэзил почувствовал, что думает только о ее губах.

Он вовремя вспомнил, что не должен целовать ее, и просто уткнулся носом ей в щеку. Он закрыл глаза, пользуясь возможностью ощутить ее аромат – тонкий запах мыла, смешанный с морским бризом. Ее рука небрежно скользнула по его волосам.

Он хотел ее так, как никогда не хотел ни одну другую женщину. Чистота и неистовство этого порыва ощущались в крови как поэзия, полная волшебства. Сила, заставившая его затаить дыхание, теперь сражалась с его долгом.

Долг. Всегда долг.

Бэзил некрасиво и слишком поспешно отпрянул от нее и поднялся на ноги. Лицо Кассандры исказилось от боли, но лучше так, чем причинить боль, обманув ее. Бэзил повернулся к морю и взглянул навстречу солнцу, блестевшему в волнах.

Успокоившись, он с улыбкой повернулся, как будто ничего не произошло.

– Идем, – сказал он, протягивая руку, – пора возвращаться на виллу. В деревне сегодня вечером праздник в честь святой Екатерины и ее особого покровительства городу, нам нужно отдохнуть и восстановить силы до того, как отправиться туда.

Выражение ее лица не изменилось, только темные глаза смотрели на него оценивающе. Ее рот был красным полумесяцем, который ему хотелось попробовать. Узнать ее вкус. Ярость желания заставила его отступить, когда Кассандра встала, смахивая песок с юбок.

Но его подлинное «я» устремилось вперед, швырнув ее на песок, покрыв своим телом, ртом, руками. Он тихо застонал и опять расстроенно повернулся к воде, представляя, как прохладные волны остудят его жар. Бэзил вдохнул, потом выдохнул, заглатывая соленый воздух, собираясь с силами для неизбежного объяснения.

– Бэзил, простите меня. Я вдова, я не думала, что это оскорбит вас.

– Оскорбит? – Он повернулся к ней, качая головой: – Я не оскорблен.

Честь спеленала его могильным саваном.

– Но мне необходимо кое-что разъяснить вам.

Она кивнула так спокойно, как будто ожидала этого.

– Вы помните вечер, когда я писал вам о цыганке на дороге, когда я был в отчаянии и сказал, что существует некое дело чести, угнетающее меня?

– Да, это мое любимое письмо.

– В тот день ко мне приезжал отец, – слова застревали у него в горле, – чтобы напомнить мне о моих обязанностях…

Бэзил долго задумчиво молчал, потом выпалил все, что хотел сказать:

– Кассандра, я обручен, через месяц я женюсь.

Казалось, черты ее лица были сделаны из воска, а глаза из стекла, потому что ничто в ее лице не изменилось.

– А, – протянула она, – понимаю.

– Это политическое решение. Она очень молода и провела всю жизнь в монастыре. – Он задержал дыхание. – Я ничего не могу предложить вам, поэтому из наших отношений не выйдет ничего хорошего.

– Шшш! Какая редкость – мужчина отказался от физического удовольствия в пользу чести. – Легкая улыбка тронула ее губы. – Думаю, теперь вы нравитесь мне еще больше.

Честь. Бэзилу показалось, что его жизнь кончена.

Глава 5

На крошечном островке у побережья Италии девушка встала на колени рядом со своим жилищем. В сумеречной тишине послышалась вечерняя молитва монахинь, от которой сладко щемило сердце Аннализы ди Канио. Это были звуки мира и радости, она страстно желала присоединить к их голосам свой собственный голос и пропеть хвалу Богу. Это все, о чем она когда-либо мечтала.

Но этому не суждено было сбыться. Утром к ней придет отец и похитит ее отсюда, отвезет на их виллу во Флоренции, где ей надо начинать приготовления к свадьбе с графом ди Монтеверчи. Она не помнила его, но мать написала ей пустое письмо о красоте молодого графа и о том, что Аннализа получила прекрасную возможность вступить в брак с таким очаровательным, симпатичным и богатым молодым человеком. Она убеждала так долго, что Аннализа сдалась, но потом в отчаянии сожгла это письмо.

Она не собиралась выходить замуж. Никогда. Ни за кого. С раннего детства Аннализа хотела только одного – стать монахиней. Служить Богу настолько преданно и честно, насколько она была способна.

Отец утверждал, что ее красота пропадет в монастыре. Мать сказала, что Аннализа может служить Богу как хорошая жена и хорошая мать, как это делала сама Дева Мария. Аннализа сжала руки в кулаки и подняла глаза к маленькому простому распятию, украшавшему чистую белую стену. Она знала, что это правда; она могла служить Богу в браке, став матерью хороших детей. И, если Бог не совершит чуда, она так и сделает.

Но ее сердце жило здесь, на этом острове, в стенах этого монастыря, где она просто радовалась росе в огороде, за которым помогала ухаживать сестре Марии, где все дни были похожи, где молитвенные песнопения возносились в чистой гармонии и так глубоко пронизывали ее счастьем, что из глаз ее текли слезы.

Аннализа не говорила вслух о своей уверенности в том, что рождена для того, чтобы занять место в этом монастыре, потому что было гордыней и грехом думать, что она знает желания своего сердца и свое место в мире лучше, чем отец. Она не решалась говорить о своей страсти с другими сестрами, хотя и подозревала, что они знали и стремились ей помочь. Дружеское плечо сестры Катарины, на котором она могла выплакаться в минуты отчаяния, ее ласковый, веселый голосок поддерживали Аннализу, укрепляя ее веру. Господь справедлив, он тоже знает о ее сокровенном желании. Неужели он накажет ее за гордыню и нежелание повиноваться воле отца?

– Мое место здесь! Пожалуйста, позволь мне остаться, – умоляла Аннализа.

Пение сестер на вечерне окутывало ее, обнимало, как теплые руки.

– Помоги мне, Господи!

* * *

Кассандра, утомленная утренней прогулкой, вернулась в свою комнату, чтобы вздремнуть. Лежа в постели, она смотрела через открытую дверь маленького балкона на зеленые холмы, походившие на груди, покрытые рукой неба. Ее одежда и волосы пахли морем, тело с непривычки ломило от обилия движений. К ее ногам прилип песок, хотя она и пыталась стряхнуть его до того, как лечь в постель. Позднее Кассандра пожалеет об этом, но сейчас ею овладели расслабленность, вялость, голову она положила на гору подушек с золотой бахромой.

Кассандра думала только о Бэзиле. Бэзиле, смеявшемся, полном жизни и счастья, когда он бегал в прибое с бездомной собакой. О Бэзиле, смотревшем на нее так печально и одновременно с такой жаждой, когда думал, что она спит. Бэзиле, нагнувшемся, но не поцеловавшем ее.

И он помолвлен. Помолвлен!

Кассандру ужасала сила обуревавших ее страстей. Чего же именно она хотела? Она думала о своих руках, зарывшихся в его блестящие волосы, о черных локонах, обвившихся вокруг ее пальцев, о его густых опущенных ресницах, о переносице, покрасневшей на солнце.

Кассандра пошевелилась, ее одежда прошуршала по атласу покрывала, когда она поворачивалась на бок. По вине своего мужа она никогда раньше не понимала, что такое желание. Она слышала слишком много сплетен, слишком много признаний в незначительных, изменчивых и поверхностных увлечениях. Она стала свидетелем того, как ее сестра Адриана оказалась замешанной в скандале, не понимая, почему та согласна была рискнуть всем ради мужчины.

Теперь, томясь от неудовлетворенности, Кассандра удивлялась, как ей прежде удавалось избегать этого чувства. Ей всегда нравилось флиртовать, она считала, что это льстит умным мужчинам. Но до сих пор она избегала вожделения.

Ее подруги говорили, что она постоянно сравнивает окружающих с отцом и братьями, что ее запросам не может соответствовать ни один мужчина. Возможно, это было правдой.

Правдой было и то, что с физической стороной любви ее познакомил человек с противоестественным и грубым вкусом. Воспоминания о его притязаниях защищали Кассандру от соблазна завести себе любовника после его смерти.

Но сегодня она почувствовала желание, пробившее брешь в ее страхе. Какая ирония – Кассандра воспылала страстью к человеку, который не мог помочь ей постичь ее!

Она нетерпеливо поднялась и вышла на балкон. Когда Кассандра облокотилась на каменные перила, ей вдруг захотелось, чтобы вернулся ее прежний Бэзил – одинокий поэт средних лет, присылавший тосканское солнце и океанские ветры в ее холодный городской дом в Лондоне, который привносил такую музыку и удовольствие в ее замкнутый мирок. Если бы она не приехала в Тоскану, она могла бы найти другое применение своей недавно открытой смелости: может быть, написать что-нибудь, что ей нравилось, или начать изучать что-нибудь доселе неизвестное. И с ней все еще был бы старый Бэзил. Чувствуя себя опустошенной, Кассандра уронила голову на руки. Как можно скучать по человеку, который никогда не существовал?

Но он существовал, в этом-то и было все дело. Кассандра испуганно вспомнила чувство предостережения и страха, которое она почувствовала, увидев его в первый раз. Наверное, вся эта затея с путешествием была их общей ошибкой. Возможно, все еще изменится, если она сократит свое пребывание здесь. Похоже, ей следует уехать.

Не домой – мысль о собственном садике, размеренной, тихой жизни и пустых салонных разговорах заставила ее содрогнуться. Может быть, отправиться в Венецию? Она уже заехала достаточно далеко, так почему бы и нет?

Кассандра поспешно выпрямилась, вернулась в комнату и принялась вынимать вещи. Сундук можно отправить позднее, сейчас она возьмет с собой только самое необходимое: пачку его писем, перевязанных лентой, гребень и щетку. Кассандра свалила вещи в кучу, едва позволяя себе думать и дышать.

В дверь постучали, и Кассандра неожиданно почувствовала, что дрожит. Она сложила руки и уставилась на дубовую панель, защищавшую ее от опасности, но ничего не ответила. Может быть, тот, кто там стоит, подумает, что она спит, и уйдет?

Постучали еще раз. Ее пальцы нервно сжались.

Под дверь просунули письмо, оно тихонько зашуршало.

Кассандра вскочила и поторопилась поднять письмо, ее руки так дрожали от страха и отчаяния, что она едва смогла его распечатать – на теплом воске виднелся отпечаток кольца Бэзила. Страницу испещрял его знакомый изящный почерк.

Кассандра!

На странице все еще только ты и я. Так как я знаю тебя и твою честность, то, знаю, что ты думаешь сейчас, что должна покинуть мой дом.

Я умоляю тебя – не уезжай. Останься только на день или два, как тебе будет удобно, но не уезжай сейчас, до того, как я покажу тебе корзину с небольшими сувенирами, которую я хотел отдать тебе, когда ты будешь уезжать. Пока я подарил тебе только сливы и море. Еще есть луна, праздник в деревне сегодня вечером и опера, которую я приберег напоследок, – богатая пища для твоего воображения. Есть еще вино, чтобы его пить, Кассандра, и смех, чтобы разделить его.

Пожалуйста, мой друг, останься ненадолго. Мы благородные люди, и наша встреча произошла в умах, правда? Мы ничему не позволим лишить нас этого…

Б.

Кассандра открыла дверь, сдерживая биение сердца, – он стоял там и ждал. Один взгляд его темных, печальных глаз привел ее в чувство. Кассандре страстно захотелось поцеловать его. От безрассудности этого желания уши ее запылали, и она быстро отошла к кровати, чтобы прикрыть собранные вещи.

– Бэзил, я получила большое удовольствие от вашего гостеприимства, но я думаю, что будет лучше, если я все-таки уеду сейчас.

Он обогнул большую кровать и поймал ее трепещущую руку.

– Завтра наступит быстро, если уж ты так решила, – сказал он. – Сегодня же позволь показать тебе деревню и праздник.

Он отпустил ее и улыбнулся. Кассандра поняла, что не хочет с ним расставаться. Даже сейчас, когда спокойствие окутывало его как плащ, когда было тщательно скрыто все, что он чувствовал на пляже, душа Кассандры устремилась к нему с одержимостью безумия.

– Бэзил, я…

– Тише! – Он медленно раскрыл ладонь и протянул ее Кассандре.

Обещание! Его ладонь была сильной, ее – мягкой и податливой, ей казалось, что их соединенные руки сейчас воспламенятся, такой пожар полыхал между ними.

– Только сегодняшний вечер, Кассандра, – тихо попросил он. – Еще несколько часов, и все.

Кассандра увидела в его глазах доброту и страсть. У нее мелькнула предательская мысль: зачем ей брак? Она хочет только иметь любовника. Почему бы не взять то, что нашла, и не оставить, прежде чем грех сделает их несчастными?

Боясь взглянуть на него и раскрыть происходившее в ее безнравственном сердце, она смотрела на его руку, желание пульсировало в каждой клетке ее тела. В воздухе потрескивали искры. Это становилось опасным. В этом было некое предзнаменование для них обоих, но вдруг она почувствовала, что кивает.

– Хорошо, я останусь на день или два.

Его рука скользнула по ее руке.

– Ты не пожалеешь, моя Кассандра. Я обещаю.

Она убрала руку и спокойно ответила на его пристальный взгляд:

– Не обещайте того, чего не можете сделать, сэр. Вы даже не можете знать правду о том, что творится в чужом сердце. Только о том, что происходит в вашем собственном.

– Да, это так, – согласился он.

Он спрятал руки за спиной, отвесил короткий поклон и удалился.

Кассандра опустилась на кровать, ее ладонь странно горела, она подняла ее, ожидая увидеть след ожога, но там ничего не было. Только снежно-белая кожа ее руки, как и всегда. Кассандра сжала пальцы, как будто хотела сохранить это ощущение, и снова подумала, что зря позволила уговорить себя.

Чуть позже она успокоилась. К чему все так драматизировать? Что может произойти за день или два?

В сумерках они верхом и быстро добрались до деревни. Высокие тонкие деревья отбрасывали на фоне неба резкие тени, легкий ветерок отгонял дневную жару. Птицы пели вечернюю песню, откуда-то из укрытия мычала корова. Кассандра дышала с удовольствием, ощущая, что благодаря мягкой силе этого покоя спадает напряжение, чувствовавшееся между ними.

– Вот она – прелесть путешествия, я ее чувствую именно сейчас, – произнесла она.

– Расскажи мне.

– Я не знаю, как называются птицы, поющие эту песню. Я понятия не имею, что мы увидим, когда свернем за поворот. Я впитываю запахи, которых никогда не чувствовала в воздухе раньше.

Бэзил быстро и широко улыбнулся ей:

– Да, но это то, что пугает многих людей, находящихся далеко отсюда. За этим поворотом может скрываться банда разбойников или отвратительный городишко. Еда может оказаться непривычной и не понравиться вам.

– Но может быть и настолько восхитительной, что мне захочется готовить это всегда самой.

– В жизни всегда один и тот же выбор – страх или радость. Мы просыпаемся с волнением или готовыми к объятиям? Мучаемся мы или празднуем?

– По-моему, – медленно произнесла Кассандра, – я уже достаточно намучилась и наволновалась. Именно твои письма показали мне, что можно не только бояться.

– Мои письма могли напомнить тебе об этом, но у тебя всегда был этот дар. – Он поднял голову. – Тот ребенок на краю мира мечтал о красоте, правда?

– Да, о красоте, – ответила она, – но не как об источнике радости.

– Как может красота не приносить радость?

– Она пугала меня, – честно призналась Кассандра. – В те часы, когда я вечерами мечтала на Мартинике, все окрашивалось в малиновый цвет, а воздух кипел от пения птиц, жужжания насекомых и звуков моря. Там было столько жизни, столько энергии, что я убегала обратно в свою комнату и закрывала голову подушкой.

– Ты?

Внезапно смутившись того, что рассказала так много, Кассандра пожала плечами.

– Иногда.

– Нет-нет, ты не должна убегать от этого. Чего ты боялась?

– Я не знаю, Бэзил, – стесняясь, ответила она. – Может быть, я боялась только потому, что там умерла моя мать.

– Может быть.

Какое-то время он ехал молча, и Кассандра надеялась, что теперь эта тема закрыта. Бэзил уже и так слишком много знал о ней.

– Но позволь спросить тебя: что в действительности видела та маленькая девочка?

Ей было не отвертеться, и она, прикрыв ненадолго глаза, призналась: