Текст книги "Отдаленное зеркало: пагубный XIV век"

Когда Карл де Блуа осаждал Энбон, графиня де Монфор возглавила защитников города. Верхом на коне и в полном вооружении она разъезжала по улицам, воодушевляла солдат и приглядывала за женщинами, которым повелела укоротить юбки и таскать камни и горшки с кипящей смолой к крепостным стенам города. Наконец, выбрав время, она возглавила отряд рыцарей, прошла вместе с ними по известному только ей потайному ходу и, оказавшись в тылу неприятеля, уничтожила большую часть его войска; Карлу де Блуа пришлось отступить. Графиня де Монфор продолжила борьбу за власть в герцогстве и после смерти своего мужа, которому, переодевшись, удалось бежать из тюрьмы, чтобы уйти в мир иной, едва добравшись до дома.

Когда в 1346 году Карл де Блуа попал в плен и в итоге оказался в английской тюрьме, во главе его партии встала его жена Жанна де Пантьевр, не менее решительная особа, чем жена де Монфора. Война за власть в Бретани продолжилась с новой силой. Однако, видно, превратности жизни, лишения, взятый на себя тяжкий труд и утраченные иллюзии привели графиню де Монфор к помешательству, и ее заключили в замок Тикхилл, где она провела тридцать лет.

Карл де Блуа, проведя в тюрьме девять лет, в конце концов откупился, заплатив за свою свободу, по разным данным, тридцать пять, сорок или семьдесят тысяч экю. Он был готов пойти на уступки и вступить в переговоры с противником, но его воинственная жена не собиралась отказываться от власти. Карл де Блуа продолжил борьбу и в итоге пал на поле сражения. Его причислили к лику святых, но затем папа Григорий XI отменил это решение по просьбе младшего де Монфора, уверявшего, что, если бретонцам навяжут мысль, будто он победил святого, его сочтут узурпатором.

Французы и англичане боролись также за верховенство во Фландрии, города которой в XIV столетии являлись главными европейскими торговыми центрами, где итальянские ростовщики и банкиры держали свои представительства, приносившие немалую прибыль. Доходы от развитой текстильной промышленности обогащали местных предпринимателей, купавшихся в роскоши. Жанна, жена Филиппа Красивого, во время посещения Брюгге с удивлением заявила: «Я думала, что буду здесь единственной королевой, а им в городе нет числа».

Хотя Фландрия являлась французским леном, ее жители были связаны экономическими узами с Англией, ибо зависели от поставок английской шерсти. «Все население мира, – писал Матфей Вестминстерский, – согревается в холода английской шерстью, из которой во Фландрии шьют одежду». Непревзойденная по своему высокому качеству и расцветке одежда, изготавливавшаяся фламандцами, пользовалась устойчивым спросом даже в странах Востока. Швейное производство являлось главным во Фландрии, от него зависело благосостояние населения, и англичане, поставлявшие во Фландрию шерсть, старались использовать этот рычаг для установления своей власти в стране.

Фламандские промышленники, купцы и рабочие, исходя из собственных интересов, стояли на стороне Англии, а знать во главе с графом Фландрии Людовиком Неверским была настроена профранцузски. Двор Людовика был устроен по образцу двора французского короля, фламандская знать роднилась с семьями французских аристократов, фламандские юноши учились в Париже, Реймсе и Лане, да и основным языком Фландрии являлся французский.

Однако положение рабочих на швейных фабриках было тяжелым, и в 1302 году вспыхнуло восстание в Брюгге. Подавить восстание поручили отряду французских рыцарей, усиленному пехотой. Приблизившись к расположению неприятеля, занявшего позиции близ Куртре, рыцари решили, что самостоятельно одолеют противника, и, чтобы лишь самим пожать славу, повелели пехотинцам ретироваться. Однако они не знали, что повстанцы, образовавшие народное ополчение, по-своему подготовились к бою: вырыли на месте будущего сражения широкие и глубокие рвы, заполненные водой, и прикрыли их ветками. Эти рвы вместе с естественными ручьями образовали целую систему водных преград. И рыцари угодили в ловушку. Когда они перешли в наступление, их лошади падали во рвы, и всадники вместе с ними оказывались в воде. За ними валились во рвы рыцари, подпиравшие первых сзади, и в воде образовалось жуткое нагромождение тел. Ополченцы пронзали их пиками, как рыбу острогой, превратив бой в побоище. После боя с трупов содрали семьсот золотых шпор (отсюда и другое название этой схватки – Битва золотых шпор) и выставили в храме на всеобщее обозрение. Потеря столь большого числа французских аристократов понудила Филиппа Красивого разослать по Фландрии комиссионеров, чтобы пополнить ряды дворянства за счет состоятельных буржуа, готовых раскошелиться за оказание подобной милости.

Французское рыцарство исходом сражения при Куртре обескуражено не было, да и презрительное отношение к вооруженным простолюдинам не изменилось. Исход битвы был воспринят как неудачное стечение обстоятельств, не более того. Действительно, когда спустя двадцать пять лет во Фландрии вновь поднялось восстание, рыцари наголову разбили повстанцев в сражении при Канеле. Тем не менее властям следовало задуматься о причинах повторяющихся народных волнений, плюс, несомненно, о том, что люди, вооруженные пиками, представляют собой грозную силу, – но этими размышлениями пренебрегли.

Филипп VI делал все возможное для того, чтобы изолировать Фландрию от влияния англичан, что противоречило интересам фламандских промышленных городов во главе с Гентом. В результате против правителя Фландрии, защищавшего интересы французского короля, поднялось восстание гентских купцов и ремесленников, поддержанное другими крупными фламандскими городами. Восстание возглавил Якоб ван Артевельде, представитель богатых городских классов, полагавший, что пришло время буржуазии сменить у власти аристократов. (Это не мешало его притязаниям на аристократический образ жизни. Его сыновья присвоили себе дворянские титулы, старший взял себе в жены аристократку, да и дочь вышла замуж за дворянина.) В 1339 году Артевельде разбил войско графа Фландрии и вынудил того укрыться во Франции, а сам пришел к власти в стране.

Тем временем Эдуард как король страны, поставлявшей шерсть для фламандской промышленности, оказывал давление на фламандские власти, рассчитывая получить на территории Фландрии надежный плацдарм для войны с французами. Фламандские промышленники приветствовали союз с англичанами, да и Артевельде связывал свое будущее с этим союзом. Воспользовавшись тем, что Эдуард III объявил себя законным королем Франции, Артевельде в 1340 году подписал с Эдуардом предложенный тем договор о сотрудничестве, не сообразив, что английскому королю этот договор был необходим лишь на время, чтобы закрепиться во Фландрии.

Артевельде был человеком крутого нрава. Однажды, когда он повздорил с неким фламандским рыцарем, то ударом кулака сшиб его с ног на глазах Эдуарда III. Выполняя условия договора, Артевельде финансировал военные операции английского короля в борьбе против Франции, а затем пошел еще дальше. Он предложил, чтобы в будущем правителем Фландрии – вместо Людовика Мальского, старшего сына и наследника графа Фландрии – стал старший сын Эдуарда принц Уэльский (позже известный как Черный принц). Фламандские города эту инициативу не поддержали. Фламандцы посчитали немыслимым лишить наследства законного преемника графа Фландрии в пользу английского принца. Кроме того, к тому времени папа под давлением Филиппа VI отлучил фламандцев от церкви за измену законному королю, что принесло убытки предпринимательству. Политика Артевельде вызвала возмущение, к тому же его стали подозревать в присвоении государственных денег.

«Фламандцы начали роптать на действия Якоба», – писал хронист XIV столетия, и когда Артевельде однажды ехал по Генту, «убежденный в своем величии», вокруг него стала собираться толпа, не отстававшая от него и громогласно требовавшая отчета о расходовании государственных денег. Добравшись до дома, перепуганный Артевельде закрыл ворота, двери и окна, чтобы не слышать хор негодующих голосов. Наконец, «смирившись», он подошел к одному из окон и, открыв его, дал обещание, что на следующий день предоставит полный отчет о произведенных им тратах за все девять лет правления. Толпу его обещание не устроило. Все как один закричали: «Выйди сейчас же к нам и незамедлительно отчитайся за потраченные тобой казенные деньги». Испугавшись, Артевельде закрыл окно и попытался улизнуть из дома через заднюю дверь, чтобы укрыться в церкви. Скрыться Артевельде не удалось. Взломав двери, разъяренная толпа ворвалась в дом и расправилась с ним на месте. Так в июле 1345 года фортуна отвернулась от правителя Фландрии.

После этих событий представители фламандских городов отправились в Англию, чтобы умиротворить Эдуарда III, разгневанного гибелью Артевельде. Уверив английского короля, что они по-прежнему его поддерживают, фламандцы сделали предложение, позволявшее представителю английского королевского дома управлять Фландрией, не лишая наследства законного преемника графа Фландрии. Предложение предусматривало выдать замуж Изабеллу, тринадцатилетнюю дочь Эдуарда, за четырнадцатилетнего Людовика Мальского, находившегося под опекой фламандской общины. Эдуард согласился принять предложение, однако Людовик, как впоследствии выяснилось, хранил верность французскому королю и от брака с английской принцессой категорически отказался. Когда два года спустя Эдуард решил объявить о помолвке своей дочери и Людовика, жених бесследно исчез, что косвенно, но достаточно основательно сказалось на судьбе Ангеррана VII.

Современники Эдуарда III считали его слабым правителем, не в пример французскому королю. Виллани, флорентийский хронист и государственный деятель, называл Эдуарда «il piccolo re d'Ingliterra» («английским малышом»). Весьма сомнительно, что Эдуард III в действительности намеревался завоевать Францию. Средневековые войны между европейскими странами имели конечной целью не завоевание враждебной страны, а захват власти в этой стране путем нанесения ей достаточного ущерба. Если бы Эдуард овладел Гиенью и обосновался во Фландрии и Северной Франции, его цель прийти к власти во Франции уже не показалась бы нереальной.

На войну требовались немалые деньги, и Эдуард III взял кредиты во флорентийских банкирских домах Барди и Перуцци. По свидетельству Виллани, Эдуард получил кредит от шестисот до девятисот тысяч золотых флоринов в банке Барди и от четырехсот до шестисот тысяч золотых флоринов в банкирском доме Перуцци, рассчитывая погасить займы за счет налоговых поступлений от продажи английской шерсти. Однако расплатиться с кредиторами он не сумел, что привело к их банкротству. Банкирский дом Перуцци обанкротился в 1343 году, годом позже пал и банкирский дом Барди, что привело к банкротству третьего флорентийского банкирского дома – Аччаюоли. В результате этих банкротств промышленное производство и торговля пришли в упадок, и когда в 1347 году во Флоренции и Сиене вспыхнул ужасный голод, за которым последовала чумная эпидемия, все эти страшные народные бедствия были расценены как наказание Божье.

Достать на продолжение войны деньги Эдуарду III было немыслимо без решения из состоявшего из представителей трех сословий парламента. В то время европейское средневековое общество подошло к становлению денежной экономики. Если раньше вооруженные силы состояли из людей, ставших солдатами в силу принятого на себя обязательства перед господином и возвращавшихся после краткосрочной службы домой, то теперь набирать солдат в армию приходилось за деньги. Однако к тому времени в государстве, находившемся на стадии становления, еще не сложился систематический способ финансирования военных кампаний. Монарх в поисках денег прибегал к займам, которые был не в состоянии возместить, что вынуждало повышать налоги и обесценивать деньги.

Правда, военные расходы при удачном итоге военных действий в той или иной мере покрывались захваченными у противника ценностями. Кроме того, с успехом практиковался захват пленников с целью получения выкупа. По словам французского историка Жюля Мишле, рыцарская война, как и рыцарская любовь, была double et louche – двойственной и двусмысленной. Практика не соответствовала целям войны. Рыцари шли на войну ради славы, а на самом деле – ради наживы.

В 1344 году Эдуард III известил английский парламент о нарушении перемирия с французским королем Филиппом VI и попросил «высказать свое мнение» по поводу сложившейся ситуации. Палата лордов и палата общин высказались за окончание войны разгромом противника в победоносном сражении или почетным миром. Для заключения мира предлагалось воспользоваться посредничеством папы или других влиятельных лиц, а если попытка достигнуть мира успехом не увенчается, «решить дело на поле битвы».

В 1345 году парламент разработал порядок формирования армии и предложил его королю. Согласно этому предложению, землевладельцу с годовым доходом в 5 фунтов полагалось отрядить в армию лучника, землевладельцу с годовым доходом в 10 фунтов – конного копьеносца, с годовым доходом в 20 фунтов – двух конных копьеносцев, с доходом в 25 фунтов и более – тяжеловооруженного всадника. Графствам и городам полагалось направить в армию лучников согласно разработанной разнарядке, а реализация всей системы набора армии возлагалась на шерифов и других должностных лиц.

Согласно тому же решению, предлагалось реквизировать все английские корабли для транспортировки во Францию людей, лошадей, продовольствия, фуража, а также необходимых материалов и оборудования для изготовления стрел и другого оружия. Максимальная грузоподъемность одномачтовых кораблей с прямоугольным парусом доходила до 300 тонн, но большинство судов были маленькими, грузоподъемностью от 30 до 50 тонн.

В армию набирали обещанием богатой добычи и помилованием преступников, объявленных вне закона; с этой же целью английские власти разжигали антифранцузские настроения, зародившиеся после нападения французов на Портсмут, Саутгемптон и другие английские приморские города. Не преминули довести до народа и то немаловажное обстоятельство, что Эдуард объявил себя законным королем Франции, указав на справедливость и состоятельность притязаний, которым противодействуют безнравственные французы. Кроме того, английские власти, запугав население французским вторжением, разместили вдоль южного побережья страны сигнальные станции, между ними поставили караулы, а в море наладили патрулирование.

В июле 1346 года Эдуард III продолжил войну с французами. Вместе со своим пятнадцатилетним сыном, принцем Уэльским, он пошел морем в Нормандию во главе армии, состоявшей из четырех тысяч всадников в тяжелом вооружении, десяти тысяч лучников и отряда пехотинцев, набранных в Ирландии и Уэльсе. (Другое войско, ранее посланное в Бордо, уже воевало с французами на границе Гиени.) Эдуард высадился на полуострове Котантен, поручив непосредственное командование экспедиционными силами Годфри д’Аркуру, пообещавшему, что англичане не встретят сопротивления, ибо герцог Нормандии со своим войском пребывает в Гиени, чтобы дать отпор неприятелю, а простые нормандцы воевать не умеют, и потому англичан ждет большая добыча, тем паче что нормандские города не защищены крепостными стенами. Хотя, по словам Фруассара, главное желание Эдуарда заключалось в сражении с неприятелем, король благосклонно отнесся к обещанию д’Аркура.

Нормандия была богатой страной, и англичане не видели надобности запасаться на долгий срок продовольствием, тем более что местные жители перед приходом неприятельских войск «покидали свои дома, оставив продовольственные припасы, в том числе зерно в амбарах и на корню. До этого на их землю не ступали вражеские солдаты, и простые нормандцы не имели представления о войне». Только в Кане горожане совместно с отрядом рыцарей под командованием коннетабля графа д’Э оказали англичанам сопротивление, но были быстро разбиты, ибо город не был защищен крепостными стенами. Д’Э попал в плен и вместе с другими пленниками и захваченной англичанами военной добычей был препровожден в Англию, чтобы ждать, когда его выкупят. По существу не встречая сопротивления, англичане продвигались от города к городу, опустошая все на своем пути, захватывая скот и дорогостоящие товары и отправляя в Англию пленников, способных заплатить выкуп; при этом солдаты не обращали внимания на окрики офицеров и при всякой возможности набивали себе карманы.

Когда английское войско стало продвигаться к Парижу, вдоль берега Сены, Филипп VI, не предпринимавший до того никаких встречных действий, наконец оставил Руан, где он находился, и направился в Париж по другому берегу Сены. Когда Филипп возвратился в столицу, Эдуард вошел в Пуасси, городок в двадцати милях западнее Парижа. Пока английский король в алой мантии, отделанной горностаем, пировал в середине августа, отмечая праздник Благовещения, его солдаты обирали и жгли близлежащие села. Зарево этих пожаров было видно в Париже, и, как писал французский хронист Жан де Венет, «это ужасное зрелище мог видеть любой, поднявшись на одну из парижских башен».

Тем временем Филипп VI издал указ о призыве в армию в районах боевых действий всех, кто может носить оружие. Указ основывался на обязанности французов «защищать страну и корону». Предполагалось, что указ вступит в силу только в том случае, если аристократы не смогут сами дать отпор неприятелю. Королевский указ доводился до сведения населения глашатаями на деревенских площадях и базарах. Указ также предписывал городам принять меры для укрепления армии. Обычно в подобных случаях одни города направляли в армию необученных пехотинцев, от которых, как правило, толку не было, другие вносили в королевскую казну деньги, на которые можно было набрать наемников, знающих военное дело.

Солдаты, направлявшиеся в войска городами, содержались за счет самих горожан из расчета количества домов в городе и в зависимости от благосостояния города. В некоторых районах каждые сто домов были обязаны содержать одного солдата в течение года. В бедных районах одного солдата содержали от двухсот до трехсот домов. В 1337 году Руан отправил в войско двести пехотинцев, Нарбонна – сто пятьдесят лучников, Ним – девяносто пять тяжеловооруженных всадников. При определении количества рекрутов, направлявшихся в армию, французские города, земли и лены вели нескончаемые переговоры с властями, ссылаясь на свои привилегии и права. Герцоги, графы и бароны, подобные де Куси, содержали солдат за свой счет, хотя их расходы должен был возмещать король.

Жалованье рыцарей и оруженосцев знатного происхождения, как и жалованье солдат, во французской армии было строго определенным. В сороковых годах XIV столетия рыцарю-баннерету, рыцарю-вассалу и конному оруженосцу, платили соответственно 20, 10 и 6–7 су в день. При выплате жалованья и денег для поддержания войскового хозяйства принимались меры к тому, чтобы эти средства соответствовали реальному положению дел. Для этого периодически, обычно раз в месяц, назначенные королем чиновники производили проверки, следя, к примеру, за тем, чтобы вместо припрятанных здоровых и выносливых лошадей не продемонстрировали кляч с целью получить деньги на их замену. Чиновники следили также за тем, чтобы жалованье раздавали честно, наличными, а не натурой с армейских складов. Во французской армии с ее недостаточно оформившейся структурой командных должностей явно недоставало. Кроме короля, возглавлявшего армию, в командный состав входили коннетабль, своего рода глава военного управления, и два маршала с широкими полномочиями, а все значительные решения принимались военным советом.

Рыцари сражались в доспехах, защитном вооружении. Доспехи, снабженные многочисленными ремешками и пряжками, надевали в зависимости от сложившейся ситуации, чаще непосредственно перед боем. В начале XIV столетия вошли в употребление цельнометаллические доспехи, дополнившие кольчугу, проницаемую для стрел. Цельнометаллические доспехи состояли из кирасы (нагрудника), набедренника и лат, прикрывавших руки и ноги. Доспехи надевались поверх шерстяной рубахи и надетой на рубаху кольчуги. Поверх доспехов надевалась короткая кожаная куртка с гербом для отождествления рыцаря. Голову защищал от ударов шлем, снабженный подвижным забралом для защиты лица. Доспехи были тяжелыми (один только шлем весил от семи до одиннадцати фунтов), зато щит – небольшим и способствовал свободе маневра.

«Ужасный змей в железном коконе» – так неизвестный автор отозвался о рыцаре в одной средневековой поэме. Конный рыцарь в бою, хотя под ним и было высокое, предназначенное для боя седло, в действительности чаще всего стоял, опершись ногами на стремена, и старался своим оружием поразить окружавших его врагов. Рыцарь начинал сражаться копьем, чтобы сшибить противника с лошади, при этом с одного бока у него свисал меч, а с другого – восемнадцатидюймовый кинжал. У рыцаря было и другое оружие – применявшийся как копье длинный меч, пристегнутый к седлу или отданный на время оруженосцу, а также боевой топор и булава с шарообразным утолщением на конце (любимое оружие сопровождавших армию епископов и аббатов, ибо булава не подпадала под запретное для священнослужителей правило «разить острием меча»). Боевой конь, носивший всю эту тяжесть, был и сам защищен доспехами, прикрывавшими нос, грудь и крестец. Если лошадь падала, то упавшему вместе с ней рыцарю, облаченному в увесистые доспехи, требовалось немало усилий, чтобы подняться на ноги.

Тактика ведения боя на континенте была простой: конные рыцари шли в атаку, стремясь разгромить противника, при этом в отдельных случаях их поддерживали пехотинцы и лучники, к которым рыцари относились с пренебрежением. А вот в войне англичан с шотландцами обнаружилось, что пешим солдатам, вооруженным длинными луками и обученным держать строй, вполне по силам отбить наступление конных рыцарей, поражая их лошадей. Французское рыцарство не признавало серьезной роли в войне простого народа, хотя норманнам в XI столетии удалось завоевать Англию при содействии лучника, поразившего короля саксов Гарольда II в глаз.

Правда, французы вовсе не отказывались от лучников и набирали в свои ряды генуэзцев, профессионально изготовлявших луки и арбалеты, но все же они считали, что бой должен происходить в непосредственной схватке между людьми, и потому метательные снаряды вызывали у них презрение. Первый лучник, согласно песне XII столетия, был «трусом, побоявшимся приблизиться к неприятелю». Тем не менее в 1328 году в сражении при Касселе французы прибегли к помощи арбалетчиков и одержали победу.

Арбалет, стальной лук, стянутый тетивой и прикрепленный перпендикулярно к деревянному ложу, стрелял снарядами огромной пробивной силы, но был увесистым и громоздким, и на марше арбалеты с запасом стрел – по пятьдесят на каждого арбалетчика – перевозились в повозках. Арбалеты обычно использовали при осаде вражеских городов для поражения защитников города, занимавших позиции на крепостных стенах. В открытом бою ряды арбалетчиков могли смять конные рыцари. Арбалеты обладали столь ужасной пробивной силой, что в 1139 году церковь запретила их применение, но этим оружием по-прежнему продолжали пользоваться.

Конные рыцари, закованные в цельнометаллические доспехи, считали себя непобедимой, внушающей ужас силой, а к пехотинцам, набранным из простого народа, относились с пренебрежением. Рыцари полагали, что в бою на простолюдинов положиться нельзя. Конечно, без них было не обойтись – куда же без конюхов, носильщиков, фуражиров? – но вот в бою простолюдины, вооруженные пиками, при первой опасности беспорядочно отступают. Такое суждение не являлось снобизмом, а отражало реальность: простых людей военному делу не обучали, и потому в схватке проявить себя с положительной стороны они не могли. В Средневековье не было эквивалента римского легиона. В городах существовали отряды стражников, но защитить город от неприятеля самостоятельно они не могли. В любое время разница между армией и толпой заключается в боевой выучке первой, но в XIV веке простые люди военную подготовку не получали. Пехотинцев-простолюдинов презирали за неэффективность в бою, но они были неэффективны по причине того, что их презирали.

Двадцать шестого августа 1346 года между англичанами и французами произошло сражение при Креси, городке в Пикардии, находившемся в тридцати милях от побережья. Это сражение англичанами не планировалось. Узнав, что французский король в результате призыва в армию собрал крупное войско, Эдуард решил уклониться от сражения с неприятелем, по крайней мере, до той поры, пока не обеспечит себе путь к отступлению, если в том возникнет необходимость. Так и не дойдя до Парижа, Эдуард двинулся на северо-запад, к морю, чтобы предположительно добраться до Фландрии, где стояли английские корабли. Если его намерения были таковыми в действительности, то навряд ли они могли возвести его на французский престол.

Французская армия ускоренным маршем устремилась навстречу противнику, чтобы перехватить англичан, пока они не достигли моря. Заметив французов и придя к мысли, что боя не избежать, Эдуард занял позицию на широком холме вблизи городка Креси. Французские рыцари не сомневались в своей победе и еще перед битвой рассуждали о том, кого из известных английских рыцарей они возьмут в плен. Только Филипп VI, «мрачный и озабоченный», не разделял общей уверенности в победе.

Французы подошли к будущему полю сражения к четырем часам пополудни, попав на марше под дождь; это привело к тому, что тетива арбалетов, которыми были вооружены наемники-генуэзцы, намокла, что сказалось на готовности этого оружия к бою. Да и вся готовность французов к схватке оставляла желать много лучшего. Плана сражения французы не разработали, войско было неуправляемо, дисциплина отсутствовала, а французские рыцари отличились лишь своей бравадой и бесшабашностью.

Перед началом сражения французскому королю посоветовали отложить бой на день, ибо войско устало за время долгого перехода. Филипп VI приказал авангарду немедленно отступить, но его приказ не был выполнен. В авангарде французского войска находились арбалетчики-генуэзцы, и предполагалось, что они первыми вступят в бой, чтобы обрушить град стрел на позиции неприятеля и тем самым нарушить его боевой порядок. Однако этого не случилось. Не дав арбалетчикам вступить в бой, французские рыцари устремились на вершину холма. И тогда за дело взялись английские лучники. Не выдержав града стрел, генуэзцы повернули назад, бросая оружие и мешая своим рыцарям наступать. Увидев, что генуэзцы бегут, то ли Филипп, то ли его брат граф Алансонский вскричал: «Убейте этих мошенников, что на нашем пути!» Французы предпринимали одну атаку за другой, но все их усилия были тщетными: английские стрелки, вооруженные длинными луками, стойко держали строй, сея смерть среди нападавших. Отбив атаки французов, англичане сами перешли в наступление силами лучников, рыцарей и вооруженных палками пехотинцев. Англичан поддерживали валлийцы, которые добивали ножами врагов, получивших ранения и неспособных выйти из боя. Сражением, находясь на холме, руководил Эдуард, а принц Уэльский сражался во главе рыцарей. Сражение продолжалось до позднего вечера. В конце боя Филипп VI получил ранение, и граф д’Эно, взяв его коня под уздцы, увел короля с поля боя, попытавшись его утешить: «Сир, не падайте духом!» В сопровождении свиты из пяти человек король доскакал до ближайшего замка. На стук в замковые ворота отозвался дворецкий, поинтересовавшийся, кто стучит. «Немедленно открывай! – ответил король. – От этого зависит судьба Франции».

Французы в сражении при Креси потерпели жестокое поражение, потеряв убитыми четыре тысячи человек. Вероятно, среди погибших был и Ангерран де Куси VI, а вот с полной определенностью можно сказать, что в этом сражении погибли брат короля граф Алансонский, граф Фландрии Людовик Неверский, граф де Сен-Поль, граф де Сансерр, герцог Лотарингский, король Майорки и наиболее известный из всех павших на поле боя король Богемии Иоанн Слепой, чей шлем с тремя страусиными перьями и девизом «Я служу» (Ich dien) принц Уэльский забрал себе. Карл, сын Иоанна, менее опрометчивый, чем отец, вовремя оценив обстановку, покинул поле брани до окончания боя.

Французы проиграли сражение при Креси не потому, что проявили меньшую храбрость, чем неприятель. Они уступили англичанам в организованности. Англичане – рыцари, стрелки из лука и пехотинцы – действовали в бою слаженно, согласованно, сообразно разработанной ими тактике.

В Средневековье преследование разгромленного противника в стратегические планы победителей не входило, и потому, вероятно, немного ошеломленный своей победой, Эдуард даже не попытался развить успех. После сражения англичане весь день подсчитывали и опознавали убитых, хоронили с почетом погибших аристократов и определяли выкуп за знатных пленников. После этого Эдуард, несмотря на то, что объявил себя законным королем Франции, потерял интерес к Филиппу, укрывшемуся в Амьене. Держась побережья, Эдуард повел свое войско к Кале, французскому порту на берегу пролива Па-де-Кале. Встретив упорное сопротивление неприятеля, англичане осадили Кале и увязли в этой осаде на целый год.

Поражение французского рыцарства при Креси постепенно привело к серьезным последствиям. Хотя поражение это не обернулось крушением французской монархии, оно подорвало доверие к государственной власти, а когда король в очередной раз увеличил налоги, и вовсе вызвало народное возмущение. С этого времени также началось умаление веры в способность аристократов управлять государством.

Филипп VI не обладал твердым характером и не был таким предприимчивым и толковым правителем, как Филипп Красивый и Людовик Святой, а его советники были не в состоянии провести военные и финансовые реформы для предотвращения надвигавшегося кризиса в экономике. Провинциальные штаты (собрания трех сословий), чье согласие требовалось для установления в стране новых налогов, сопротивлялись нововведениям и не смогли выявить финансовый кризис до его наступления.

Получив в наследство несовершенную и устаревшую государственную систему, король был вынужден самолично ввести в стране новые и, разумеется, вызвавшие недовольство налоги, такие как соляной и налог с продаж, названные в народе meltote (поборами). Однако в связи с расстройством финансов, упадком банковского и кредитного дела и ростом розничных цен, меры, предпринятые Филиппом, лишь ухудшили финансовое положение государства, и в 1343 году Филиппу пришлось согласиться на девальвацию – уменьшение государством металлического содержания денежной единицы; но это привело лишь к новому росту цен. «То, что раньше стоило три денье, теперь стоит пятнадцать», – писал некий хронист.