Текст книги "Время Мечтаний"

– Реальные они или нет, существует или нет песня-отрава, значения не имеет. Мне кажется, что эффект один и тот же. Если твой разум убежден, что должно произойти нечто плохое, тогда, вероятнее всего, так и будет.

Джоанна с удивлением и тревогой смотрела на подругу.

– Так, значит, история повторится? И Бет придется пережить вместе со мной то же, что и я пережила вместе с моей матерью? Сара, я вижу, как начинает вырисовываться знакомая картина. Я никогда не боялась собак, а теперь боюсь. Меня прежде не мучили страшные сны, а теперь я их вижу. Что дальше? И как мне это остановить? Я не допущу, чтобы моя дочь стала жертвой этого безумия.

– О чем твои страшные сны, Джоанна? Что они тебе говорят?

– Они говорят, что я должна бояться, – ответила она. – Меня не оставляет мысль, что опал является важной частью всего этого. Возможно, он и есть ключ к тайне. Но я не знаю, как он со всем этим связан.

– Что ты собираешься делать?

Мельбурн в это время жил важным событием – Международной выставкой, и Джоанна наметила съездить туда с Бет и Адамом. Там были представлены австралийские колонии, а также большинство стран мира. В одном месте под одной крышей и в одно время собрались колониальные чиновники, издатели газет, путешественники, ученые, миссионеры и великое множество знатоков в самых разных областях.

– Я захвачу опал с собой в Мельбурн, – ответила Джоанна. – Уверена, что среди всей этой публики обязательно найдется кто-то, способный сказать мне, откуда этот камень.

Джоанна направила коляску мимо главной усадьбы по недавно выровненной подъездной аллее к реке, где возобновилось строительство дома. Как всегда, она поразилась произошедшим в окрестностях изменениям. Ей хорошо запомнилось, как выглядело все девять лет назад, когда она только сюда приехала. В то время ферм в округе было меньше, а деревьев больше; дороги напоминали тропы. Но теперь железная дорога связала Мельбурн с Камероном, и в эти края потянулись люди. Главную дорогу замостили. Были проведены телеграфные линии. Образовалось больше ферм. Появились новые колодцы, прибавилось ветряных мельниц и изгородей.

Росла и укреплялась «Меринда». Несмотря на грозящую засуху, дела на ферме Уэстбруков шли хорошо, благодаря тому, что Хью твердо держал в руках бразды правления, играли также свою роль удачные вложения денежных средств и растущая стоимость ланолина. Первое потомство Зевса оказалось удачным. Когда ягнята достигли зрелости, Хью скрестил их с овцами саксонской породы крупного сложения. Как и предполагалось, они дали потомство ширококостное с крепким руном, и, по общему мнению, такие овцы вполне могли прижиться на засушливых землях. Новая порода не давала сверхтонкого руна, составляющего гордость Западного района, от этих овец получалась прочная практичная шерсть, идущая на изготовление одеял и ковров. По всему миру наметился спад спроса на дорогую сверхтонкую шерсть, на рынке рос интерес к более грубой шерсти. Первым качества новой породы проверял на своих пятидесяти тысячах акров в Новом Южном Уэльсе Фрэнк Даунз, и все с интересом следили, как пойдет у него дело. Увидев, что эти овцы могут хорошо прижиться на засушливых равнинах, другие овцеводы, готовые пойти на риск, стали приобретать новый скот Уэстбрука, и к весне 1880 года, спустя шесть лет после рождения первого ягненка, овцы породы, выведенной в «Меринде», проходили проверку на нескольких фермах колоний Виктория и Новый Южный Уэльс.

О процветании «Меринды» красноречиво говорило подворье, где появились новые постройки, загоны и прибавилось живности. Деловой суеты и шума стало еще больше. Блеяли ягнята, бегали в отдельных загонах племенные бараны с овечками, рабочие фермы работали не покладая рук. Старый домик стоял на прежнем месте, но он стал значительно больше. С годами были пристроены комнаты, обновлялась краска на стенах, новая веранда теперь окружала весь дом, над ее перилами раскачивались огромные подсолнухи и олеандры в ярких цветах, а участки по обеим сторонам вымощенной камнем дорожки занимали газоны. С возобновлением строительства нового дома Джоанна почувствовала, что привыкла жить среди шума подворья и будет скучать на новом месте.

Вблизи поляны она остановила коляску в тени деревьев, выросших из саженцев, посаженных ее руками девять лет назад. Она задержалась, чтобы понаблюдать, как в пруду плескалась загорелая дочурка Бет в компании со старой полуслепой пастушьей собакой по кличке Баттон. Джоанна с Хью назвали дочь в честь матери Хью – Элизабет. Но Джоанна с Сарой называли ее Бет, а Хью с Адамом – Лиззи. Бет росла крепким здоровым ребенком. Иногда Джоанна сравнивала ее порой с выносливыми и жизнеспособными эвкалиптами, окружавшими «Меринду». Бет никогда не видели без преданного Баттона. Два года назад она вступилась за пса, избавив от обычной участи – пули в голову, ждавшей старую пастушью собаку, отслужившую свое. Хью смилостивился, и Бет с Баттоном стали неразлучными друзьями.

В тени сидел Адам и писал акварелью. Ему недавно исполнилось тринадцать лет. Как у всех Уэстбруков, у него были красивые глаза и симпатичная морщинка между бровями. Джоанна считала, что крепость и силу, характерные для Уэстбруков, в нем заменяла мягкость натуры, склонной к наукам. Окаменелости и насекомые, камни и растения – все вызывало у Адама живой интерес. Познакомившись с работой Дарвина «Происхождение видов», он объявил, что хочет стать натуралистом. Через месяц ему предстояло отправиться в среднюю школу Камерона и учиться по специальной программе.

Не проходило дня, чтобы Джоанна не восхищалась этими детьми. И любовь, огромная любовь всегда была с ней. Впервые сила и сладость этой любви потрясла ее, когда она взяла ребенка на руки. Глядя на Бет, спящую или хмурившую брови над книгой, Джоанна часто спрашивала себя, возможно ли, чтобы любовь продолжала расти? Как может человеческое сердце вместить такое море любви? И она убедилась, что оно способно на это. Теперь Джоанне стала понятна другая сторона связи, существующей между матерью и дочерью. Она сама была теперь матерью и узнала, какую любовь, должно быть, испытывала к ней леди Эмили. Но это счастье находилось под угрозой. Наблюдая за Бет и Баттоном, резвящимися в пруду, Джоанна почувствовала, как в ней укрепилась решимость защитить дочь от наследия страха и смерти, доставшихся ей от леди Эмили. Никакой Змее-Радуге и песне-отраве не удастся причинить вред этому замечательному ребенку.

Из-за деревьев показался Хью, занятый разговором с архитектором. От сорокалетия Хью отделял год, но выглядел он моложе своих лет. В пыльных брюках, фланелевой рубашке и широкополой пастушьей шляпе, он напоминал Джоанне симпатичного героя самой последней из написанных до этого баллад: «Равнина с одиноким деревом».

Сара сошла с коляски и направилась к детям, а Джоанна наблюдала, как Хью разговаривает с архитектором мистером Хакеттом. Она заметила в муже напряжение и вспомнила, что недавно он сказал ей о своем желании съездить в Квинсленд и пройтись «дорогами юности». Как-то ночью он неожиданно признался: «Я хочу назад в Квинсленд. Сам не знаю, почему. Может быть, причина в том, что мне скоро сорок и молодые годы остались в прошлом. Но как бы то ни было, а с недавнего времени меня тянет в Квинсленд. Мне хочется съездить туда вдвоем с тобой, Джоанна, без детей. Я хочу показать тебе места, где я рос, города, людей, одинокие фермы. Мне хочется на это посмотреть, пока все не исчезло навсегда».

Но как им найти время для такого путешествия? Для него требовались недели, по меньшей мере. А Хью постоянно нужен был в «Меринде», да и она тоже. Теперь наконец будет достроен дом. Несколько лет ушло на то, чтобы оправиться после финансовых потерь, причиненных бурей. Им удалось это сделать настолько успешно, что к тому времени, как из Индии наконец пришло наследство Джоанны, она смогла отложить эти деньги на будущее для Бет, поскольку между ними было решение, что Адаму перейдет ферма.

Но когда они смогли позволить себе возобновить строительство, используя подготовленные Филипом Макнилом бетонные опоры и чертежи, река разлилась и пострадала строительная площадка. Более года они потратили на подготовку грунта и укрепление опор, а затем в колонии Виктория разразилась сильнейшая эпидемия гриппа, и от этой болезни слегло столько людей, что во всем районе практически остановились все работы: и уборка урожая, и стрижка овец, и строительство. Потом открытие мнимого месторождения золота неподалеку от Хоршема отвлекло из района много народа, так что на иных фермах остались только самые преданные работники. Но теперь было кому строить, и деньги у Хью появились, однако возникла новая трудность: Хью не мог найти архитектора, который согласился бы работать по чертежам Макнила. Все сходились во мнении, что строить дом на этом месте нецелесообразно, советовали убрать руины древних построек аборигенов и возводить дом там. По этому поводу и спорил Хью с мистером Хакеттом, когда приехала Джоанна.

Дождавшись, когда мистер Хакетт удалился, очень сердитый, как она отметила, Джоанна подошла к Хью и обняла его.

– Как там Фанни Драммонд? – поинтересовался он.

– Ей же не повезло так, как мне, – сказала она. Он привлек ее к себе, и хмурое выражение исчезло с его лица. Джоанна всегда вызывала в памяти Хью фразу из Библии: что-то насчет покой несущей реки.

Дул горячий ветер, непривычный для марта месяца. Дождей не было, летняя жара не торопилась уходить. Хью стоял рядом с Джоанной и чувствовал, насколько воздух сух и как много в нем пыли. На небе не было ни единого облачка. Пруд заметно обмелел, словно съежился, а питавший его рукав оскудел, превратившись в тонкую струйку. За все годы жизни в «Меринде» ему не приходилось видеть такой жестокой суши. Наклонившись, он зачерпнул пригоршню земли. Она напоминала безжизненную пыль. Хью представил свои пастбища, пожелтевшие от палящего солнца, где овцы старались найти пищу и воду. Он посмотрел на безоблачное небо и подумал, что может начаться падеж скота, если в скором времени не пойдут дожди.

«Черт бы побрал этого Колина Макгрегора», – думал он, чувствуя, как от пыли режет глаза. Хью сцепился с Колином на последнем заседании Ассоциации животноводов, на котором Хью выступил против безответственного использования земель. Макгрегор вырубал лес со своей стороны реки, продавая древесину по высокой цене. Он срубил так много деревьев, что разредил защитную полосу. Каждый раз, когда Хью пытался вести сев, ветер сметал почву вместе с семенами. На том место вдоль реки, где стоял лес, когда он приехал в Викторию двадцать лет назад, теперь торчали одни пни. Окрестности сильно изменились. Меньше стало и диких животных. Он не помнил, когда в последний раз ему случалось видеть кенгуру. Их вытесняли, расселяясь, люди, овцы заняли их пастбища, но хуже всего было то, что на них без всякой жалости охотились местные помещики, считая массовое истребление кенгуру отличным спортом.

Хью размышлял о том, что пастбища выбиваются, растительность уничтожается, без всякого подсева и подсадки. В природе необходимо поддерживать равновесие. Аборигены хорошо это знали. Если они находили место, изобилующее рыбой и дичью, они оставались там лишь ненадолго и уходили, не опустошая его полностью. Даже если место это было очень удобным, они возвращались туда, только убедившись, что рыбы и звери там снова в изобилии. Они давали природе время восстановить силы, а белые поступали иначе.

– Ты все молчишь, – сказала Джоанна. – Как у тебя дела с мистером Хакеттом?

– Я его уволил, вот и все. Он настаивал, что стройку надо вести на месте руин. Я знал, что мы с ним не сработаемся.

Джоанна задумалась, глядя на обросшие мхом руины рядом с прудом, на поверхности которого играли солнечные блики. После отъезда Филипа Макнила прошло шесть с половиной лет. За это время они получили от него только одну весточку. Четыре года назад он написал им письмо и сообщил о смерти матери.

– Они все уверены, что у нас с головой не все в порядке, – продолжал Хью. – Они и слышать ничего не хотят о песенных линиях и Мечтаниях. И признаюсь тебе честно, Джоанна, я тоже, положа руку на сердце, не совсем уверен во всем этом. Но обещаю тебе, что дом будет построен.

– Без архитектора? Знающих людей, как видно, не так и много. Все они занимаются застройкой Мельбурна.

– Да, у меня хорошие новости, – Хью с улыбкой достал из кармана письмо. – Вот, пришло, когда ты ездила к Драммондам. Это от Макнила.

– От Филипа Макнила? – удивилась Джоанна и сразу распечатала конверт. – Хью, он приезжает на Международную выставку в Мельбурн! И еще пишет, что хочет заехать в «Меринду».

– Я поговорю с ним. Может быть, он согласится задержаться, чтобы достроить дом. Фундамент, как никак, его.

Джоанна махнула рукой Саре.

– Иди сюда. У нас хорошие новости! Сара с улыбкой начала читать.

– Филип возвращается. Я знала, что он вернется. – Она продолжала читать. – Он пишет, что с ним едут жена и сын. – Сара взглянула на Джоанну. – Он женат. Интересно, какая у него жена. О ней он ничего не пишет, не называет даже имени.

Сара перевела взгляд на серебряный с бирюзой браслет, который часто надевала, и ей вспомнился день, когда Филип подарил его. Ей было тогда пятнадцать, и она была безнадежно влюблена. Все эти года она часто вспоминала Филипа и пыталась представить, где он и чем занят. Она подумала: «Приятно будет увидеть его».

– А теперь пора домой, – напомнила Джоанна. – К завтрашней поездке надо подготовиться. Мне бы хотелось, чтобы и ты поехал с нами в Мельбурн, – сказала она Хью по дороге к дому.

– Я жалею, что не могу поехать. Но часть скважин начала заиливаться, и колодец на пятой миле почти пересох. Нам приходится перегонять овец на большие расстояния, чтобы напоить. Но ты не беспокойся за меня, – он взял ее за руку. – У меня здесь все будет в порядке. А вам желаю хорошо провести время на выставке.

Бет прыгала впереди, весело приговаривая:

– Мы едем в Мельбурн! Мы едем в Мельбурн!

Но радость самой Джоанны омрачало воспоминание о страшных снах и мысли об их значении.

Они сняли номер в гостинице «Король Георг» на Элизабет-стрит. Джоанна с Сарой поселились в одной спальне, а Бет с Адамом – в другой. В первый день работы выставки они прямиком направились в зал искусства и архитектуры. Им удалось пробраться сквозь толпы посетителей и добраться до американского павильона, где они узнали, что мистер Макнил уехал в Сидней и вернется, вероятнее всего, в конце недели. Это была неделя приключений и чудес. Чудом казался сам Мельбурн, шумный, многолюдный, как муравейник, с оживленным движением на улицах и высокими домами. А на выставке чудеса встречались на каждом шагу. Залы были заполнены до отказа разноязыким народом в ярких красочных одеждах. Там можно было увидеть съестное со всего света, все время звучала музыка, век пауки потрясал своими ошеломляющими достижениями. Множество необыкновенных экспонатов давали представление об изобретениях, механизмах, тайнах вселенной. Все это неизменно вызывало любопытство и восторг. Например, несколько молодых людей сидели за устройствами, называющимися пишущие машинки, и на глазах у многочисленных зрителей, ударяя по клавишам, заполняли бумажные листы печатным текстом отличного качества. Стоило также посмотреть, как мужчина в клетчатом пиджаке бросал на чистый ковер грязь, а потом, как по волшебству, очищал его специальной штукой, которая назвалась щеткой для чистки ковров. Из Америки привезли на показ охлаждающий ящик-холодильник, каким-то образом сохранявший продукты холодными. Хитроумное изобретение под названием «пылесос» демонстрировала женщина в форме горничной и маленький мальчик, ногами управлявший мехами. Еще одна диковинка – «электрическая свеча», горевшая без пламени ярким чистым светом. Для ее работы не требовалось ни масла, ни керосина, а нужен был какой-то электрический генератор.

Джоанна и Сара с трудом поспевали за детьми. Адам с Бет перебегали от экспоната к экспонату, восторженно крича и показывая пальцами. В одном из павильонов проводилась демонстрация телефона, а рядом американец хвастался чудесными возможностями устройства, которое именовал «граммофоном». Его помощник, находившийся в толпе, говорил в какой-то ящик, пока сам он крутил ручку, и через несколько мгновений слышался голос этого человека!

Были на выставке и забавные диковинки. Так, в кресле-качалке сидела женщина и вязала, а ее кресло, раскачиваясь, приводило в действие маслобойку. Смешил публику будильник, выливавший на лицо спящего холодную воду и приводивший в действие механизм, резко поднимающий кровать в изножии. Машина на колесах с сиденьем и дымящимся мотором ездила с одним седоком по кругу как поезд, но без рельсов, и человек на ней уверял, что у этого средства передвижения большое будущее.

Но были экспонаты, при виде которых дух захватывало. Адам долго стоял, не сводя глаз со скелета динозавра из французской экспозиции. Также там была представлена точная копия предка человека, найденного во Франции в местности с названием Кро-Маньон, и на табличке внизу значилось: «Приблизительный возраст находки 35 ООО лет».

Они прошли под огромной аркой, и Джоанна поймала их отражения в высоком зеркале в золоченой оправе. «Моя семья!» – подумала она с гордостью. Адам в своих первых длинных брюках, с красиво уложенными рыжевато-каштановыми волосами; Бет в платье с поясом, завязанным сзади бантом, и кудряшками, весело прыгающими по плечам; смуглая Сара, такая невозмутимая и красивая, притягивающая взоры мужчин. На ней было длинное платье с турнюром, узкое в талии, а шляпка с перьями венчала корону из кос, каштановых с красноватым отливом. И сама Джоанна в голубом бархатном платье, почти до самого мраморного пола, не утратившая стройности. «Картина была бы полной, – думала она, – если бы с нами был Хью».

Незаметно подошел день отъезда. Джоанне хотелось поскорее вернуться домой. Поездка в город принесла много приятных и волнующих впечатлений, но ее тянуло обратно, в «Меринду» к Хью.

Кошмарные сны со Змеей-Радугой и свирепыми собаками последовали за ней и в Мельбурн. Несколько раз она просыпалась с сильно бьющимся сердцем и оглядывала спальню в гостинице, соображая, где находится. Прислушиваясь к незнакомым звукам за окном, она чувствовала себя оторванной от Хью, «Меринды», привычных вещей. Сон хотя и менялся каждый раз, но основные его элементы оставались неизменными: Змея-Радуга, собаки, опал. И также постоянно сон сопровождал очень явственный страх, не отпускавший ее еще некоторое время после пробуждения. И потом, лежа в постели без сна, она чувствовала, как бешено колотится сердце, и у нее было ощущение, что Змея-Радуга затаилась в темноте где-то рядом. Джоанна внушала себе, что это не может быть явью, что все это существует только в ее воображении и навеяно чтением дневника матери. Но внушение помогало мало, результат оставался прежним. В ней рос страх как за себя, так и за свою дочь. Джоанна знала, что должна либо найти источник песни-отравы и положить всему конец, либо убедить свое подсознание, что песни-отравы больше не существует.

В своих снах она видела опал, и это наводило ее на мысль, что камень может привести ее к источнику всех бед. Происходил ли камень из Австралии или он попал к ее родителям в Индии? К большому сожалению, никто не смог дать ей ответ о происхождении опала: бессильны были и геологи, и знатоки драгоценных камней, и представители разных стран, к которым она обращалась.

Перед отъездом оставалось еще последнее: найти Филипа Макнила.

– Ой, смотри! – крикнула Бет, и голос ее взлетел, соединяясь с тысячами других голосов и эхом отражаясь от купола круглого зала. Схватив брата за руку, он потащила его к большой экспозиции.

Они подошли ближе и в восхищении остановились перед впечатляющими живыми картинами, образующими экспозицию под названием: «Мельбурн таймс» с гордостью представляет: «История Мельбурна». По ним можно было познакомиться с этапами истории Мельбурна. На диораме «В царстве бога лесов» были изображены полунагие аборигены, метающие бумеранги и разрисовывающие свои тела. «Примитивная деревня, 1830 год», здесь в нескольких хижинах жили белые люди. На диораме «Городок, 1845 год» посетители могли видеть настоящую реконструированную лавку, и на переднем плане была привязана настоящая лошадь. Завершала экспозицию картина «Суета большого города, 1870 год», на которой городские контуры проступали на фоне мачт и пароходных труб кипящего жизнью порта. В путеводителе, стоимостью в пенс, говорилось, что задумана и создана эта «дорогостоящая экспозиция» издателем «Таймс» Фрэнком Даунзом. Но в путеводителе ни слова не было сказано об авторе идеи – неизвестной художнице Айви Дирборн.

Перекусив лимонадом и слойками с кремом, вся их компания двинулась осматривать зал здоровья. И дети там с удивлением узнали о существовании лекарственных препаратов почти что от всех болезней, известных человечеству. В экспозициях наглядно показывалось, как врачи моют руки дорогостоящим туалетным мылом, а дети на больничных койках весело жуют сухое печенье. В этом зале устраивались также демонстрации электрических поясов и грыжевых бандажей. Торговцы, стоя на ящиках, кричали в толпу, бросая вызов тем, кто решится выйти и опровергнуть эффективность лечебных средств индейцев кикапу или метода лечения рака, предложенного доктором Футом. Один американец по фамилии Келлогг изобрел новые хлопья для завтрака, гарантирующие снижение полового влечения. Вниманию публики предлагались книги с обескураживающими названиями, например: «Как предаваться любви по-турецки», «Значение снов». Бесплатно раздавались мужчинам пакетики «Говно друг мужчины», женщинам тюбики «Питание для кожи головы», а детям вручали красочные карточки, рекламирующие «Успокаивающее средство для детей от миссис Уинслоу» и «Розовые таблетки от бледности доктора Смайли».

Группа французских врачей проводила беседы о новой «микробной теории», недавно сформулированной их соотечественником Луи Пастером. Джоанна прослушала объяснения о бактериях и бациллах, микробах и клетках и о том, как было установлено, что именно они вызывают болезни. Пояснения давались на примере бациллы тифа, представленной для наглядности на больших диаграммах. Джоанна вспомнила доктора Рамзи, отдавшего жизнь ради науки. Он умер так рано, его идеи претворили в жизнь другие и этим прославили себя в медицинской науке.

В следующем зале они увидели только маленькие стенды, состоявшие практически из столов и стульев, разделенных шнуром. Флажки указывали, что это представительства обществ, занимающихся социальными проблемами, такие как «Женская лига борьбы за трезвость» и «Больница св. Иосифа для душевнобольных». Джоанна обратила внимание на Британское миссионерское общество в Индии, стенд которого находился между представительствами «Женского общества помощи сиротам», куда она иногда передавала деньги, и «Армией спасения», о которой никогда не слышала. Затем они остановились у стола с табличкой: «Фонд помощи голодным в Индии». И пока она разговаривала с представителями-миссионерами, мужчиной и женщиной, «посвятившими двадцать лет служения Господу работе в Пенджабе», детям стало скучно. Адам не отказался бы вернуться к экспозиции Королевского исследовательского общества, где были представлены настоящие охотники за головами из Новой Гвинеи.

Услышав рассказ миссионеров о голоде в Индии, Джоанна пообещала: «Я ничего не знала об этом, но я постараюсь сделать, что в моих силах». А тем временем Бет с Адамом решили пройти в дальний конец зала и поближе рассмотреть представленную ферму в миниатюре. Это была модель фермы с настоящей изгородью, и для большей убедительности пол даже посыпан землей. Там лежали тюки прессованного сена и плуг, а еще там стояла лошадь и бегали без привязи собаки. Несколько парней занимались стрижкой овец и доили коров, посетители могли также видеть, как рубят дерево, обмолачивают и веют пшеницу.

За длинным столом сидели молодые люди и рассматривали под микроскопом образцы почвы, зерен и травы. Другая группа изучала большую анатомическую схему барана. И тут же джентльмены в черных сюртуках объясняли зрителям, что их вниманию предлагаются «новейшие, самые современные из всех известных в мире методы прогрессивного образования». Бет с Адамом прочитали надпись над экспозицией: «Сельскохозяйственная школа Тонгарра». Объявление поменьше приглашало: «Возьмите для знакомства», а под ним лежала стопка брошюр.

Адам взял одну из них. Брошюра содержала множество иллюстраций, на которых юноши стригли овец, ездили верхом и сидели на современных плугах. Одна из иллюстраций изображала этих же мальчиков, поющих в капелле, а еще на одной они играли на лужайке в крикет. Завершала брошюру страница с мелкими снимками классных комнат.

Бет с Адамом прохаживались вдоль изгороди, восхищаясь тем, что в помещении была создана обстановка, которую они привыкли видеть на дворе фермы.

– Знаешь, Лиззи, – сказала Адам – мне кажется, это замечательная школа. Может быть, мне лучше пойти учиться туда, а не в среднюю школу в Камероне.

– Я тоже туда поступлю! – объявила Бет.

– Нет, ты не можешь там учиться, глупышка.

– Почему?

– Потому, что это школа для мальчиков. Видишь? – Адам показал, что только мальчики участвовали в показах, и в брошюре не было фотографий ни девочек, ни женщин. – Когда ты подрастешь, ты будешь учиться в школе для девочек, – объяснил он.

Бет нахмурилась, считая, что это несправедливо.

– Дети, мы вас везде ищем, – сказала Джоанна, присоединяясь к ним вместе с Сарой.

Они направились в зал искусства и архитектуры, и Сара с удивлением отметила, что у нее вдруг сильнее забилось сердце, когда они подходили к американской экспозиции. И тут она увидела его. Филип Макнил был одет традиционно в строгий зеленый сюртук и серые брюки. Он оставался все таким же, каким она его запомнила: стройным, высоким и привлекательным своей элегантностью.

– А вот и вы, мистер Макнил! – сказала Джоанна.

– Миссис Уэстбрук, – он подошел к ней и взял за руку. – Замечательно, что мы встретились. Я надеялся увидеть вас здесь.

– Мы получили на прошлой неделе ваше письмо. Приятно видеть вас, мистер Макнил.

– Я – Бет!

Филип рассмеялся, пожимая маленькую ручку.

– Ну, здравствуй, Бет.

– Она родилась в тот день, когда мы распрощались, – уточнила Сара.

– Сара? – он повернулся к ней и был явно удивлен.

– Приятно снова увидеться, – проговорила она, и, положив руки на плечи Адаму, сказала после недолгой паузы: – А это Адам. Вы помните его.

– Конечно, помню. Ты очень вырос, Адам, – Филип пожал руку мальчику. – Как поживает ваш новый дом, миссис Уэстбрук?

– Пока никак, но это длинная история. Мы все еще его не достроили. Вы писали, что сможете заехать в «Меринду» навестить нас. Хью будет очень рад увидеться с вами.

– Знаете, я решительно настроен побывать в «Меринде». Я, миссис Уэстбрук, пишу книгу об архитектуре Австралии. Она очень самобытна, я решил воспользоваться пребыванием здесь, чтобы пополнить свои знания. Я познакомился с архитектурой Мельбурна и Сиднея, а теперь мне бы хотелось посмотреть кое-что в сельской местности.

– В Западном районе вы как раз найдете, на что посмотреть. Если хотите, «Меринда» к вашим услугам. Можете остановиться у нас. Мы даже сможем показать вам окрестности. Когда вас ждать?

Он снова бросил на Сару удивленный и заинтересованный взгляд.

– Я должен пробыть здесь до закрытия выставки, но потом мы с женой не торопимся возвращаться в Америку.

– Дайте нам знать, когда приедете, мистер Макнил, – попросила Джоанна. – До свидания. До встречи.

Они вышли из зала через другую арку, по обе стороны которой стояли пальмы с густой листвой. Поэтому они и не могли заметить на другой стороне столиков с табличками: «Детский дом Святой Марии», «Еврейский фонд выдачи пособий» и «Миссия поддержки аборигенов в Карра-Карра».

Они покидали выставку, когда солнце уже клонилось к западу и мартовское небо быстро темнело. Джоанна приостановилась на шумной улице и посмотрела по сторонам. Как сильно изменился Мельбурн за годы, прошедшие после ее приезда! И он продолжал стремительно меняться, так что казалось, стоит закрыть глаза, пусть даже на мгновение, и за этот миг успеет появиться новое здание или исчезнет старое, либо по улице загромыхает на пятьдесят экипажей больше. В Камероне все было по-другому. Камерона перемены касались мало. По-прежнему дома в нем не превышали одного-двух этажей, лошади, не спеша, цокали подковами по тихим улицам, а пастухи, рабочие с ферм и погонщики коротали свободное время в пабах. Ритм Мельбурна захватывал Джоанну. Жизнь здесь била ключом, происходила масса событий. Радовали глаз разбитый недавно городской парк и ярко-зеленые конки; украшали город многочисленные памятники тем, кто отличился каким-то значительным делом. И только с большим трудом верилось, что каких-нибудь пятьдесят лет назад на этом месте стояла всего-навсего «примитивная деревня».

Она остановилась, увидев, как из магазина появилась Полин Макгрегор. Джоанна всматривалась в женщину, которую едва знала. Хотя Хью так и не смог доказать, что поваленная изгородь, из-за чего утонуло так много овец из его стада, дело рук Колина Макгрегора, но о добрососедских отношениях между Уэстбруками и Макгрегорами речь идти не могла. Когда на какое-либо торжество в Килмарнок съезжалось общество Западного района, Хью с Джоанной оставались дома, и когда в «Меринде» собирались гости со всей округи, Макгрегоры не появлялись. В Камероне на собраниях Ассоциации жен овцеводов, где обсуждались филантропические проекты или распределение благотворительной помощи, Полин с Джоанной также удачно избегали друг друга, не обменявшись ни взглядом, ни словом.

Джоанна продолжала наблюдать. Полин все стояла у магазина, словно не могла решить, куда направиться. В тридцать три года Полин сохранила стройность и привлекательность. Синее приталенное шелковое платье очень ей шло, и многие мужчины не могли удержаться, чтобы не взглянуть на нее. Пока Джоанна гадала, почему Полин, всегда такая щепетильная в соблюдении правил приличий, вдруг оказалась одна на людной улице, элегантный экипаж, запряженный парой лошадей, остановился рядом с Полин. Она с улыбкой направилась к экипажу, затем из него вышел мужчина, протягивая руки ей навстречу. Джоанне был виден его профиль, и она едва сдержалась, чтобы не ахнуть вслух.

Это был Хью!

А затем…

Она сдвинула брови. Джентльмен подал руку Полин и повернулся к Джоанне спиной, так что ей не удалось увидеть его лицо полностью.