Текст книги "Убийства в «Маленькой Японии»"

Глава двадцать шестая

Когда Нода, Наразаки и я вновь собрались в моем кабинете, туда явился Джордж, раздосадованный каким-то только что поступившим сообщением.

– У меня еще одна дурная весть, – заявил он. – Пять минут назад я получил электронное письмо из фирмы «Токио Ви-ай-пи секьюрити». Они информируют нас, что Йошида – второй мужчина, погибший в «Маленькой Японии», – не приходился Харе дальним родственником. Это был телохранитель.

Это я послал запрос о личности Йошиды, прежде чем подняться на борт самолета в Токио. Вспомнил, о ком забыл спросить Лиззу. О ее так называемом троюродном кузене. Примечательным мне показалось не только то, что сама Лизза ни словом о нем не обмолвилась. К тому времени прошло двое суток со времени убийства, а никакие сведения о нем не просочились даже в японскую прессу. Теперь стала понятна причина.

– Это контора Джиро Джо, – сказал Нода.

– Одна из лучших компаний в своей сфере деятельности, – подтвердил Наразаки. – Я несколько лет потратил, пытаясь переманить его к нам. Очень своевременная проверка, Броуди.

– Жаль, что я не знал об этом, принимая предложение Хары.

– Откуда ты мог знать? Но главный вопрос: почему они это скрывали?

Разумеется, мне не нравилось, когда мне лгали, но я уже давно столкнулся с тем, что наши клиенты искажали факты чаще, чем бухгалтеры пускались в махинации с налоговыми декларациями. Если бы мы выставляли за дверь всякого, кто пытался от нас что-то скрыть, то скоро остались бы вообще без клиентуры. Но данная ложь произвела на меня тягостное впечатление.

– Он пытается нас подставить, – заявил Нода. – Потому и предложил чрезмерное вознаграждение.

– Расстреляли членов его семьи, Кей-кун. Прояви хоть немного сочувствия.

– Не вижу связи между его горем и желанием сделать нас своей любимой благотворительной организацией.

Замечание Ноды заставило меня задуматься. Я видел, как горевал Хара, встретившись с ним в Сан-Франциско. Но теперь, когда стало ясно, что он не все мне сказал, поневоле закрадывалась мысль, чем могла обернуться его печаль и какую форму принять.

Джордж усмехнулся:

– Связь самая прямая. Он готов швыряться деньгами, чтобы быстрее сдвинуть расследование с мертвой точки. Люди, ворочающие миллиардами, всегда так поступают.

Здесь тоже могла быть заключена доля истины. Тем более что Джордж отлично знал ту среду, о которой шла речь. Его отец возглавлял один из крупнейших частных концернов в Японии.

После продолжительных размышлений Наразаки произнес:

– Я согласен и с Нодой, и с Джорджем. А потому наш план таков: мы внимательно наблюдаем за развитием событий и действуем без спешки.

– Не совсем понял, что имеется в виду, – сказал Джордж.

– Мы остаемся на борту лодки, но не раскачиваем ее. Хара щедро заплатил нам, и у нас есть возможность использовать часть его денег для обеспечения собственной безопасности. Нода, свяжись с братьями Ито и попроси изучить недавнее прошлое Хары. Пусть поищут, нет ли связи между Харой, «Тек Кью-Экс» и деревней Сога. И вообще следует обратить внимание на все выбивающееся из обычного ряда. Нам нужна только общая картина. Пусть работают деликатно и ни в коем случае не насторожат людей Хары.

Нода кивнул, но не без недовольного ворчания себе под нос.

– Хорошо. Тем временем Броуди и Нода, как мы и планировали, отправятся в Согу. Будьте там крайне осторожны, ребята, и не рискуйте зря.

– На сей раз я бы тоже хотел непосредственно поучаствовать в операции, – проговорил Джордж.

– Ты уже занимаешься аналитикой, Джордж-кун. А это само по себе шаг вперед для тебя.

– Я способен на большее. А счета в мое отсутствие никуда не денутся.

Прошедший хорошую школу бизнеса Джордж в первую очередь использовался в роли бухгалтера. Но я знал, что он станет добиваться полноправного участия в работе. Это было лишь вопросом времени. В стремлении не походить на остальных членов клана Сузуки, которые в основном предавались праздности, он освоил карате, дзюдо и даже старинные приемы джиу-джитсу. Когда я рассказывал, как разделался с телохранителем, сопровождавшим Хару, то заметил, как глаза у моего старого приятеля загорелись.

– Что ты об этом думаешь, Нода? – спросил Наразаки.

Главный сыщик «Броуди секьюрити» готов был ограничиться простым «нет», но потом ему пришлось все же выйти за рамки своего обычного нежелания вдаваться в подробности. И вынудил его к этому Джордж. Тот просто взорвался от возмущения:

– Нет? И это все, что ты мне скажешь?

Вот когда Нода выдал фразу, длина которой значительно превышала для него норму:

– Нет, потому что ты не обучен. Не знаешь даже основ профессии. У тебя нет опыта участия в операциях. Я отправлюсь туда один. Броуди мне там тоже не понадобится.

– По-моему, это целесообразно, – неожиданно поддержал его Наразаки.

– Я должен ехать, – произнес я. – Дал слово Ренне.

– А что же со мной? – упорствовал Джордж. – Откуда у меня возьмется опыт, если я целыми днями просиживаю штаны в конторе? Позвольте мне отвезти Броуди в Сога-джуджо. Мы можем воспользоваться «вайпером».

Нода помрачнел.

– Мне эта идея не нравится.

– Но я не собираюсь…

Они бы продолжили спорить, но в этот момент раздался стук в дверь. Она приоткрылась, и в комнату заглянула Мари.

– Несколько минут назад на наш банковский счет поступил электронный перевод от мистера Хары. Я подумала, что вы захотите посмотреть на него. Вот распечатка.

Наразаки протянул руку и взял у Мари листок. Он с хмурым видом изучил его и передал остальным. Хара действительно только что произвел с нами окончательный расчет.

Как ни пытался я найти этому рациональное объяснение, мне ничего не приходило в голову.

– Я не ожидал второй части платежа так скоро. Хара выписал мне чек при встрече в Сан-Франциско, и это было совсем недавно.

– Великолепно, – с сарказмом заметил Нода. – Значит, задание выполнено, и клиент полностью удовлетворен. От этого дурно попахивает.

Глава двадцать седьмая

20:30

Рие Мори, жена лингвиста, жила неподалеку от Сенгакудзи – храма, где в 1703 году были захоронены тела сорока семи ронинов. Три столетия спустя многочисленные посетители все еще возжигали в их честь благовония, и облака ароматного дыма витали над могильными камнями, а потом ветер разносил их по округе напоминанием о том, что предательство может остаться навечно непрощенным, как навсегда остаются в людской памяти подвиги героев.

В нескольких сотнях ярдов от дома Нода припарковался у тротуара рядом с коричневой «маздой» и заглушил двигатель.

– Тихо здесь сегодня, – заметил он.

– Слишком тихо.

– Оскорбительно тихо, – проворчал сыщик.

У меня было тяжело на сердце.

Несмотря на безлюдье, пока мы смотрели сквозь темноту безлунной ночи на дом лингвиста, серовато-голубой дым благовоний начал сгущаться у лобового стекла нашей машины. В 1701 году продажный чиновник из сёгуната стал вымогать у молодого местного правителя Асано взятку за обучение протоколу приема посланников императора, и в гневе Асано обнажил меч. Он не причинил бюрократу сёгуна вреда, однако по закону того времени даже намек на угрозу жизни представителя правительства расценивался как акт государственной измены. Асану – популярного, но неискушенного в политике лидера – приговорили к смерти. С его казнью несколько сотен служивших ему самураев потеряли вождя и средства к существованию, и судьба обрекла их на тяготы жизни ронинов – самураев без хозяина.

Возмущенные жестокостью и коварством чиновника сорок семь наиболее преданных воинов терпеливо выжидали два года, пока шпионы сёгуната не спускали с них глаз, а потом ночью взяли штурмом роскошный замок бюрократа и отрубили ему голову. Когда же они устроили шествие через весь город, чтобы доставить свой трофей на гробницу бывшего хозяина, это сразу превратило их в народных героев, свершивших праведное возмездие и выступивших против несправедливой и все более погружавшейся в трясину коррупции власти.

Это поставило сёгуна в затруднительное положение. Ему предстояло принять сложное решение. Он понимал, что его подчиненный злонамеренно превысил свои полномочия. Но ведь Асано и его бывшие сторонники посмели выступить против сёгуната.

И тогда был найден странный на первый взгляд, но характерный для Японии компромисс. Сёгун косвенно признал правоту верных самураев, позволив им принять достойную воинов смерть от своих рук (все они совершили харакири), а не казнил, как поступил бы с обычными преступниками.

По сей день японцы чтят память верных сорока семи самураев, поднявших мечи на продажную власть. И это почтение имеет свое объяснение. С падением сёгуната в 1868 году самурайская автократия просто сменила одну форму бюрократического правления на другую. И сегодня министерский чиновник имеет в сравнении с рядовым гражданином немалые привилегии, а жизнь каждого японца беспредельно осложняют необъяснимые запреты, сложная система правил и государственных поборов.

Нода завороженно смотрел, как дым благовоний волнообразной струей обтекал лобовое стекло.

– Ты готов? – спросил он.

– Да.

– Но помни, разговор должен вести ты сам.

– Конечно.

– Если не справишься с этим, путь в Согу для тебя заказан.

– Понимаю.

– Тогда пошли.

Мы выбрались из машины и приблизились к дому – новенькой двухэтажной постройке, ее стены были покрыты свежим слоем белой краски. Короткая дорожка, по обеим сторонам которой росли маки, вела к лакированной деревянной двери с бронзовым молоточком в форме грозди цветов вишни. Я постучал им о металлическую пластину, и вскоре мы услышали изнутри чьи-то мягкие шаги.

Дверь распахнулась, и Рие Мори пригласила нас войти. На приступке при входе мы сменили нашу обувь на удобные домашние тапочки, а потом хозяйка провела нас мимо небольшой кухни в гостиную. Мы расположились на белом диване. Она села в такого же цвета кресло и налила нам по чашке зеленого чая.

Нода откашлялся и сказал:

– Это господин Броуди. Я упоминал о нем в нашем разговоре по телефону.

Он откинулся назад, кивком приглашая меня продолжить. В его прищуренном взгляде сквозило нескрываемое сомнение: «Ну, прояви себя, если сумеешь».

Госпожа Мори опять поклонилась мне. У нее был длинноватый с горбинкой нос и вытянутой формы нижняя челюсть, что придавало ее лицу лошадиные черты, какие я часто замечал в женских лицах на старинных ксилографиях. К нашему приходу Рие Мори облачилась в бежевую льняную юбку и шелковую блузку, на которой по светло-коричневому фону были разбросаны цветы чуть синеватого оттенка. Ее черные, лишенные блеска волосы были собраны сзади в пучок, стянутый темно-коричневой лентой. Тонкий черный пояс обвивал фигуру чуть выше уже заметно округлившегося живота.

– Прежде всего простите, что потревожили вас субботним вечером, – начал я.

– Если это вам поможет… – отозвалась она до странности невыразительным голосом.

Бросалось в глаза, что вся обстановка в доме была новой. Ни один предмет мебели еще не носил на себе приметы хоть сколько-нибудь долгого использования. Японские новобрачные почти всегда начинали совместную жизнь именно так – окруженные новизной. На полках из полированного кедра стояли музыкальный центр, телевизор, проигрыватель и портативный компьютер. Все только что купленное. Самая нижняя из полок предназначалась для книг и фотоальбомов. По корешкам последних кто-то с трудом вывел обозначение содержимого до наивности неуклюжими английскими буквами: «Наша свадьба», «Наш медовый месяц на Гавайях», «Наш дом». На низком кофейном столике перед нами были веером разложены несколько номеров женских журналов.

– Не могли бы вы припомнить, когда в последний раз говорили с мужем? – спросил я.

– В тот день, когда он туда приехал.

– То есть после того, как поселился в риокане?

– Да.

– В какое время он позвонил?

– В начале четвертого.

– О чем вы беседовали?

Она провела ладонью по бедрам, разглаживая складки юбки.

– О поездке на скоростном поезде, о деревне, о том, как он взволнован.

– Взволнован?

– Да. Ведь после беседы с господином Нодой муж выяснил, что тот кандзи не значится ни в одном из словарей. А прежде он не знал об этом.

– Откуда же он взялся в его базе данных?

– Муж обнаружил его в одном старинном документе.

– Вам это точно известно?

– В свободное время я всегда помогала мужу наводить порядок в базе данных, вот только в последнее время руки уже не доходили. – Ее пальцы мимолетно коснулись округлости у талии.

– Значит, вы ввели тот кандзи в компьютер?

– Да.

– Тогда вы не могли не видеть его источника.

– Конечно, я его видела. Это была записка от мелкого феодала-даймио, предупреждавшая знатную персону, жившую в окрестностях в Сога-джуджо, о предстоящем визите. Вполне заурядное письмо для той эпохи. Почерк местами оказался неразборчивым. А потому, пока господин Нода не показал ему свой образец, муж не был даже уверен, что верно скопировал кандзи.

– Тот документ все еще у вас?

– О нет. Это было всего лишь одно из тысяч подобных писем, которые обычно просматривал муж. Само по себе оно не представляло никакого научного интереса.

– То есть смысла кандзи он не знал?

– Нет. Понял только, что он как-то связан с Сога-джуджо.

– У вас есть фотография мужа?

– Да, я приготовила ее для вас. Это его самый последний снимок из всех, что у меня сохранились. Его сделали месяца два назад.

Госпожа Мори подала мне обычное любительское фото. На нем была изображена она сама, стоящая рядом с привлекательным мужчиной, который зачесывал густые черные волосы назад, открывая широкий лоб. Ихиро Мори смотрел куда-то поверх объектива фотоаппарата с видом человека, готового в любой момент броситься вперед и опрокинуть весь мир одной мощной атакой.

– Вы могли бы добавить что-нибудь?

– Нет. Никаких новостей я больше не получала.

– Мы найдем его. Или тех людей, которые… взяли его в плен.

Госпожа Мори грациозно склонила голову.

– Уверена, вы сделаете все, что в ваших силах. Но для меня большое утешение знать, что свои последние дни мой муж провел, занимаясь делом, которое любил больше всего на свете. Нам недолго суждено было жить вместе, но и за это время я благодарна судьбе. Кратко, но очень счастливо.

Она встретилась взглядом сначала с Нодой, потом со мной.

«Кратко, но счастливо». От этой фразы боль резанула меня в груди.

Сидя на самом краю кресла, госпожа Мори поклонилась нам.

– От всей души хочу сказать вам спасибо за проявленную заботу. Знаю, вы приложите все усилия, но только имейте в виду, что мой муж всегда был очень самостоятельным. Сам себе хозяин до последнего дня.

«До последнего дня». Он уже существовал для нее только в прошедшем времени.

И тем не менее в ее глазах читалось прощение нашей вины – реальной или только воображаемой нами – за печальный конец, постигший ее мужа, каким бы он ни оказался на самом деле. А еще я увидел в ее глазах полнейшую безмятежность. Глубокое понимание чего-то, что недоступно каждому. Она жила сегодняшним днем, уже смирилась с исчезновением мужа и научилась, как навечно сохранить его живой образ в своей душе.

Под ее искренним и безыскусным взглядом Нода невольно поежился.

– Спасибо вам обоим за ваш приезд ко мне, – сказала Рие Мори.

– До свидания, госпожа Мори, – произнес я. – Мы сделаем все, что сможем.

Она снова склонила голову.

– Пусть будет что будет.

Нода встал и поклонился ей. Я последовал его примеру. А потом мы удалились, потрясенные этой встречей. Всего в нескольких словах госпожа Мори словно отпустила нам все наши грехи без колебаний, без намека на недобрые чувства к нам или желание в чем-либо обвинить.

Вновь проходя по обсаженной маками дорожке, я подумал о своих утратах и поневоле сравнил жизнь семьи Мори с собственной жизнью. Когда погибла Миеко, я очень жалел, что у меня уже не будет возможности сказать ей о многом. Мне вечно что-то мешало. И сейчас еще сожаления об этом не давали мне засыпать по ночам гораздо чаще, чем я готов был бы признать сам. А чета Мори полнокровно проживала вместе каждый отведенный день. И потому Рие Мори могла чувствовать себя столь умиротворенной, что они с мужем успели сказать друг другу все то, что осталось невысказанным между мной и Миеко. А если чем-то и не успели поделиться друг с другом, то Рие Мори обладала удивительно развитым инстинктом понимания, как это могло быть.

Нода отъехал от тротуара и резко нажал на педаль газа, бормоча что-то себе под нос, пока машина уносила нас прочь от храма Сенгакудзи и могил сорока семи ронинов.

А я вдруг отчетливо и совершенно по-иному стал понимать, почему они так страстно желали отомстить за своего господина.

Глава двадцать восьмая

Звонок телефона где-то в отдалении заставил меня ускорить шаги по коридору гостиницы в сторону своего номера. Последние десять ярдов я уже почти бежал, поспешно сунул пластиковый ключ в прорезь замка и не заметил, как бросил у порога чемодан. Я включил свет и оказался в типичной для любого отеля на Западе комнате с сиреневым ковровым покрытием, вишневым покрывалом на кровати и картонными жалюзи на окнах. Схватив трубку и едва переведя дух, я сказал:

– Алло!

У меня перед глазами почему-то возникла сцена восьмилетней давности. Миеко с заспанной улыбкой, ее округлившийся животик, раскрасневшиеся щеки, ожидание в глазах… Глаза Рие Мори тоже светились ожиданием. Она ждала ребенка. Дитя мужа, которого постигла не известная никому участь.

– Броуди, это вы? – услышал я голос своего друга-антиквара из Киото. – Рад, что мне удалось разыскать вас.

– Такахаши? Как вы узнали, где я?

– Меня информировала об этом юная дама из вашего офиса. Такая хохотушка!

Ну конечно! Мари и Тору ведь теперь постоянно находились в конторе. Наблюдение за киберпространством.

– Добро пожаловать в цивилизованное полушарие! – воскликнул Такахаши.

– Всего-то две тысячи лет.

– Кое-кто считает, что это очень много. Не собираетесь ли вы осчастливить Киото своим посещением?

– Сожалею, но едва ли мне это удастся.

Наряду с соседним Нара Киото был моим любимым японским городом. К тому же визит к Такахаши сулил не только знакомство с его последними приобретениями, каждое из которых являло собой жемчужину японского искусства, но и несколько роскошных трапез в лучших ресторанах, а также прогулку по одному из красивейших и безукоризненно ухоженных храмовых садов города. Настоящий знаток подобных садов и фотограф-энтузиаст, мой хозяин чередовал бы съемку видов с чтением стихов, посвященных изысканному и невиданному больше нигде в мире мастерству японских ландшафтных дизайнеров прошлого.

– Очень жаль, – вздохнул антиквар. – Я искренне расстроен, но у вас есть сейчас гораздо более важные дела.

– Предчувствую, что у вас для меня есть новости.

– Да. Кое-что в дополнение к нашему предыдущему разговору. Я полагаю, что наш кандзи является символом.

– Вы поняли его смысл?

– До известной степени. Все эксперты, с которыми я советовался, сошлись во мнении, что моя самая последняя интерпретация – наилучший из всех плохих вариантов, предложенных ранее. С точки зрения знатока каллиграфии, композиция выглядит немного неуклюже, как дело рук любителя. Поэтому я отбросил попытки художественной трактовки и подошел к проблеме с самой лапидарной точки зрения. И то, что у меня получилось, кажется неодолимо похожим на правду, хотя и весьма зловещую.

– Я вас внимательно слушаю.

– Если мы придадим особый смысл самому верхнему элементу и прочтем его буквально, что получится?

– «Правитель», «король». Может, «королевский трон».

– Точно. А теперь примените тот же подход к нижнему элементу.

– Вы имеете в виду «разрушать»?

– Да. «Ломать», «разрушать», «уничтожать». Появились какие-то мысли?

– Если иметь в виду одно слово, то нет.

– Речь вовсе не о каком-то одном слове – простом и ясном. Но мне представляется фраза, понятная даже самому простому уму.

– Например?

– Произношение и для меня осталось загадкой, но образ возникает весьма мощный. Я пытался искать аналоги в английском языке, но моих знаний маловато. У вас есть зеркальное понятие для «созидателя престолов»?

– То есть антоним?

– Да. Не созидатель, а нечто противоположное. «Уничтожитель королей», хотя даже я понимаю, насколько это звучит неуклюже.

– Может, «низвергающий с престолов»? Но мне пока не совсем понятно, что это означает.

– Мне тоже.

– Вы нашли аналоги в прошлом?

– Никаких. Но моя интерпретация хоть в какой-то степени подходит под ситуации, в которых этот кандзи используют в вашем деле?

– Не уверен. Что, по-вашему, подразумевает данный символ?

– Повторяю, в нем выражено стремление к насилию, но в огромных масштабах. Речь может идти об уничтожении институтов власти или очень влиятельных людей.

Хара!

– Да, пожалуй, ваша интерпретация вписывается в картину происходящего, – произнес я.

Такахаши помолчал.

– Вот теперь мне стало по-настоящему страшно за вас, Броуди-сан. Вы ведь втянуты в это дело по самые уши, не так ли?

– Но что именно вас пугает?

– Стоит ли мне напоминать вам, как прошлой осенью вы чудом избежали смерти, столкнувшись с якудзой? Этот кандзи сулит значительно более серьезную угрозу.

Я не сразу заметил, как сжал телефонную трубку так, что побелели костяшки пальцев. Пластик даже издал под моим нажимом легкий жалобный треск. Смертельная угроза? Черт возьми! Ведь Такахаши обзванивал специалистов по всей стране, задавая им вопросы о кандзи, из-за которого бесследно пропал лингвист Ихиро Мори. А мне и в голову не пришло предупредить своего друга об опасности и рассказать об исчезновении ученого, отправившегося в Согу.

– С кем вы обсуждали эту тему? – спросил я.

– С четырьмя или пятью виднейшими экспертами. Филологами, историками, известными учеными в своих областях. А что?

– Вам необходимо будет снова связаться с каждым из них и взять клятву молчать. И попросить ни при каких условиях не продолжать больше изысканий по поводу нашего кандзи.

– Но это люди, которым я полностью доверяю, Броуди-сан. Мы знакомы не один десяток лет, и они прекрасно понимают, когда разговор конфиденциальный.

– И все же заставьте их поклясться, – упорствовал я.

– Я рискую обидеть их и навсегда лишиться друзей.

– Лучше оскорбленное самолюбие, чем… – Я осекся.

– Чем что? Теперь я чувствую, что вы не во все посвятили меня самого. Не пора ли?

– Гибнут люди, Такахаши-сан, и мы еще не разобрались почему.