Текст книги "Только любовь"

Глава 4. Откровение за столом

Уже третий день младшая дочь Баладжафара гостила с семьей у родителей. Накануне их отъезда Абдул забил быка. Сабухи – зять хозяев – сразу после разделки туши скупил пять килограммов мяса и требуху, которую не замедлил зажарить на садже[11]11
  Садж – национальная сковорода с изогнутым дном, а также одноименное жареное блюдо.


[Закрыть]. Семья уселась за стол.

Напившись самогона, Сабухи стал расхваливать достоинства человека, которого хотел выставить из двора тестя в первые месяцы его прибытия:

– А что, если наш инженер откроет скотный завод? Металлургия сегодня в упадке, а жрать всем хочется.

Старец перевел дух, вспомнив другие слова из уст этого алкоголика, адресованные к слуге с сомнительной репутацией.

– Говорю вам, этот тип разорит ваше подворье, а потом обезглавит вас со своим алчным сообщником Бабиром.

– Не тебе судить об этом, сын кобеля! – разругался тогда тесть. – Мой работник честно зарабатывает на кайф, в отличие от тебя.

Он припомнил зятю, как несколько лет назад поймал его, выносившего из курятника бойцовского петуха. Сабухи побагровел от стыда, но тут же нагло заявил:

– Шуток совсем не понимаешь, аксакал.

К счастью, Абдул не слышал в свой адрес отборной брани, потому что находился далеко от Ипекйурда. Раз в 15–20 дней он возил в столицу мясо, птицу, молочные продукты и яйца. Работал на Хуторе, который облюбовал нарочно, ибо здесь у него не было никаких знакомых. В первый раз товара было мало, так как пилотный рейс сопровождался риском. Когда появились постоянные клиенты, делавшие предварительный заказ, выросли и вес, и ассортимент, и новое занятие ему понравилось.

Постепенно дворецкий размещал в пустующих сараях собственный скот. Перед отъездом убирал помет и сыпал корма. Получалось, что госпожа присматривала за имуществом слуги. Но он отсутствовал не более двух суток. Так что Гызылгюль-хала просто любовалась животными, поглядывая из окна.

Когда Абдул в первый раз увидел тощую корову, накупил комбикорма, а через пару дней пригнал молодого быка. Хозяева решили, что слуга арендовал его и открыли кошелек, но тот не взял деньги:

– Он мой, а спаривание – подарок вам. Родится теленок, по воле Аллаха куплю и его.

Супруги Баладжафар и Гызылгюль имели четырех дочерей, не считая утонувшую в море Перигюль. Старшая дочь с детьми и внуками жила в Белоруссии, вторая – в соседнем с Ипекйурдом селе. К ней и планировала перебраться женщина после смерти мужа или с ним, если усадьбу скупили бы раньше времени. Третья дочь уехала в Европу после неудачи в семейной жизни. Младшая, Нарынгюль проживала в Дашкесане.

– Присаживайся, интеллигентный чабан, – с восхищением произнес Сабухи.

Дворецкий занял место рядом с хозяином, не отводя полного жалости взгляда от тунеядца.

– И как он только не приказывает долго жить, – посмотрел старик на зятя, разливающего себе самогон неопределенного происхождения.

– Человека не убивает то, что он любит, – вступил Абдул в защиту своего вчерашнего врага.

Сам он был пил редко, только фирменную водку или коньяк и не больше ста грамм. Не получая никакого удовольствия от алкоголя, уходил спать под насмешки веселой компании. Так что сегодня у него была не одна причина не притрагиваться к спиртному.

– Странно, курит и колется, но не пьет, – прошептала Нарынгюль на ухо матери.

– Ну, у каждого по-разному, – объясняла Гызылгюль-ханум. – Вот твой пьет, как свинья, но не курит; наш новый рубщик и с бутылкой, и с сигаретами.

Пока Сабухи в одиночку провозглашал тосты за здравие тестя, тещи, жены и детей, его сын Гусейн принес бабушкин подарок – маленький аккордеон и, растягивая его во всю длину, стал одной рукой играть несложные детские песни. Потом он подошел к Абдулу, добродушно предлагая свои услуги:

– Я положу его на колени, подержу одной рукой, другой раздвину А ты играй «Жили у бабуси».

Мужчина поцеловал мальчика, забирая инструмент, и профессионально, с аккордами сыграл не только «Веселые гуси», но и несколько других мелодий.

Компания оживилась. Сабухи даже пустился в пляску. Баладжа-фар хлопал в ладоши, а дочь опустила голову от стыда. Только Гызылгюль-ханум сидела равнодушно. К ней и подошел опешивший мальчик:

– Кто научил дядю Абдула играть на гармошке?

– В детстве научился, мой родной.

– Нет, бабуля. Еще когда мы приходили в прошлый раз, он не умел играть даже одним пальцем.

Женщина погладила внука по голове:

– И тогда умел играть, просто пошутил с тобой.

Пожалев смущенную жену пьяницы, Абдул оставил инструмент и вернулся к столу. Он выглядел странно, словно хотел сказать нечто важное.

– Талант во всём. Ничего не скажешь, – произнес аксакал.

– Отец, неужели не узнаёшь меня, – сказал слуга с дрожью в голосе.

– Киши сына нагулял! – захохотал «танцор».

– А ну, заткнись, кобель! – закричал тесть.

– Он же бакинец, они любого старца называют папой, – вмешалась теща. – И меня не раз матерью величал.

– Родился и жил в Баку, а предки из Мугани, – уточнил Абдул.

Потом, обняв Гусейнчика, будто разгадка тайны находилась в нём, спросил:

– Сколько тебе лет, ширин бала[12]12
  Сладкое дитя.


[Закрыть]?

– Шесть. А что?

– Два года назад тебя обрезали.

Мальчик гордо кивнул:

– Я настоящий мужчина. А ты?

Все засмеялись.

– И я поступлю сейчас, как настоящий мужчина, открою правду о себе, и мне нечего скрывать.

Подойдя к телевизору, слуга включил видео с любимой кассетой дедушки и, нажав «стоп-кадр», попросил сидевших посмотреть на музыкантов.

– Не все погибли, – сухо сказал он.

Все затихли, как артисты на экране, переводя взгляд с Абдула на телевизор и обратно. Сабухи тут же протрезвел от увиденного и услышанного и, чтобы показать, что он в своем уме, изрек:

– Там же Абдул с гармонью был! Главного с кларнетом Умид звали, Ифтихар на скрипке играл.

– На гитаре, – поправил Абдул.

Подмотав пленку, он дал им послушать свой вокал, потом точь-в-точь пропел ту же песню.

– О аллах! Невероятно! – оторопела Нарынгюль.

– Неужели это ты? – воскликнул аксакал.

– Что до сих пор молчал, сынок? – спросила хозяйка.

– Это очень длинная история, и больно вспоминать. Когда очнулся в больнице, признался персоналу и полиции, потом заплатил, чтобы газеты и телевидение не разглашали. Не захотел гнусную рекламу на разорванных телах друзей.

К тому же, нынешним работодателям было известно, какую рану до упомянутой трагедии нанесла ему гибель жены.

– Нас было десять человек в РАФе, и еще водитель. Четверо не относились к «Шестерке Умида». Через неделю всё встало по местам.

Так, единственный выживший солист группы, не утаив ничего, рассказал историю своего последнего турне по Грузии и приграничным районам Азербайджана. О том, что автомобиль с музыкантами попал под артобстрел и вдобавок наехал на противотанковую мину, было известно всем.

– Значит, тебя в Геранбое уже не было, – обронил Сабухи.

Абдул кивнул.

– Вот что значит, «человека не убивает то, что он любит», – заключил Баладжафар-киши, повторив недавно брошенную дворецким фразу.

– Даже Бабир не знает о моей музыкальной карьере. Скажи, кто я, ни он, ни вы не позволили бы мне жить в сторожке, убирать навоз. Я же хочу оправиться от боли, насколько это возможно.

Закончив речь, Абдул встал, чтобы выполнить основной долг перед хозяевами. Его – интеллигентного человека, готовую поп-звезду – пытались удержать у курятника, но он заявил, что останется в этом доме только как слуга. Ведь скоро они расстанутся, и он вернется домой, однако скрыл, что родственники считают его мертвым.

Глава 5. Визит в Сурхабад

Несмотря на расторжение помолвки, Фикрет не только обещал Нелли привозить ее с занятий, но и просил не стесняться пользоваться его услугами, когда не будет хватать времени на интервью.

Бывшие жених и невеста поехали в Сурхабад в среду после полудня. На двери Тамары висел замок, ясно доказывающий, что дома никого нет. У девушки начали сдавать нервы. Успокоив ее, парень постучался к соседям. Открыла пожилая женщина. На вопрос Нилуфар, где может быть Тамара-ханум, старушка сухо ответила, что в магазине, и закрыла дверь, не предложив гостям войти.

Кузены спустились и стали ждать у подъезда.

Наконец, через четверть часа во дворе показалась женщина с двумя тяжелыми сумками. Фикрет подбежал к ней и, уточнив, кто она, поднялся наверх с ее багажом. Выглядевшая уставшей, она с радостью избавилась от груза.

– Кто вы будете?

Ясемен Солмаз обхватила ее, сообщив о желании сделать репортаж о ее сыне Сейране.

Тамара Михайловна нахмурила брови, так как не одна журналистка обнимала и целовала ее, но, исчезала, едва узнав о ее неплатежеспособности.

– Я его сестра, правда, заменила мать.

– Простите, родная, – сказала девушка, снова привлекая ее к себе.

Когда они поднялись на третий этаж, молодой человек стоял у нужной двери.

– Уже и адрес разнюхали! – Пробурчала женщина. – Не строй из себя мать Терезу и назови цену.

– У нас бесплатно, – прошептала Нелли.

– Да уж. Напортачила твоя сестра по перу бесплатно три строчки, потом пристает с комплиментами, мол, несколько газет напишут, в «Утренние радости» на радио дадим. Говорю, больше 30 долларов не могу. Вылетела пулей.

Нелли смекнула, что это могла быть только Сада, впрочем, другие мало чем отличались. Выяснив, что гостья из частного издания, женщина недоуменно произнесла:

– Раз из Гостелерадио клянчили, ваша газетенка – и подавно.

Хозяйка пропустила гостей только из-за благородного поступка Фикрета. Взяв себе кусочек колбасы, немного сыра и буханку хлеба, она попросила его раздать продукты соседям, ему даже пришлось подняться на пятый этаж. Улучив момент, журналистка твердо повторила: никаких денег она не возьмет, потому что брать плату за материал противоречит ее принципам.

– Богатый любовник оплачивает?

– Сама подрабатываю. Одну статью до 5000 знаков о каждом обещаю.

– И ты журналюга? – спросила женщина вернувшегося парня.

Он покачал головой:

– Но у меня к Вам один вопрос: когда приехать за Ясемен Солмаз?

– Хоть завтра, – ответила хозяйка.

Шофер и не думал оставлять кузину, обещав вернуться через два часа.

Тамара-ханум была завучем по учебно-воспитательной части в школе, где преподавала химию. Их у родителей было трое, сестра Тамилла на полтора года младше и брат.

– Он родился случайно и случайно погиб. Родители поженились немолодые. Маме 32 года исполнилось в день свадьбы. Через год я родилась, мне было 15, как брат появился на свет. Она аборт хотела. Папа удержал, мол что стыдного в запоздалом ребенке. Это подарок Бога.

Нелли с интересом слушала собеседницу, превратившуюся из сурового педагога в доброго завсегдатая посиделок. Она увлеченно уставилась на диктофон журналистки.

– Какой крошечный. У той девочки вот такой был, – сказала Тамара Михайловна, раздвинув руки.

– У них студийный для эфира, – пояснила Нилуфар.

– Знаю. У меня 12 рулонов лежит.

Хозяйка провела гостью в комнату брата, показала его детские рисунки и взрослые аудиозаписи на бобиновых кассетах с тарелку по одной песне на каждой.

Потом она сказала, что брат был очень застенчивым, отчего долго не принимал приглашения Умида. Согласился после того, как погорели честно заработанные сбережения[13]13
  Имеется в виду инфляция перед распадом Советского Союза.


[Закрыть].

– Хотел «Жигули» купить – я не разрешала, на «Волгу» целилась.

Нелли слышала, что коллектив Умида состоял из любителей, а потому спросила:

– Кем он был по специальности?

– Металлургом.

Она назвала завод, где работал Сейран Ульви, добавив, что в группе участвовали еще два инженера. Сам Умид был адвокатом.

Тамара-ханум подтвердила слова продавца кассет, все участники «Шестерки» жили в Сурхабаде. Около семи месяцев сама она была женой брата Умида, ныне директора музыкальной школы.

– Мы разошлись мирно. Думала беременна, живот рос, но болел. Пошла к врачу, а она немедленно положила на операционный стол. Всё удалили. Иначе ушла бы через несколько месяцев. Жить, сознавая, что не стану матерью и кончилась женская жизнь, не хотелось. Но на операцию согласилась, потому что ребенка оставила мне мама.

Женщина рыдала, переходя от одной грустной нотки на другую. Ее родители погибли в аварии, когда брату было меньше четырех лет.

– И сейчас охотно повешусь, просто хочу выпустить его альбом, снять клип.

Подумав про себя, сколько раз бедняжка пересказывала одно и то же безжалостным корреспондентам, растроганная Нилуфар пыталась утешить ее:

– Не надо так. Живите, родная.

Хозяйка развернула плакат с изображением Сейрана Ульви:

– Только на это хватает средств, да и то 20 штук. Продам все драгоценности и осуществлю то, что задумала.

Отважная женщина не досказала задумку, что после издания альбома и снятия клипа хотела принять смертельную дозу морфия.

Гостья согласилась, что видеоролик лучше, но и его надо раскручивать.

– А как ваша сестра?

– Да так. Похоронила мужа. Скоро на Кипр к дочери улетит: она рожать должна. Сын то здесь, то там. Помогают, чем могут…

Нелли пожалела о вопросе, так как память Сейрана больше заботила старшую сестру.

Как дальше сообщила Тамара Микяил-гызы, у брата осталась дочурка Ульвия, которая живет с матерью и отчимом.

– Невестка ушла, когда схватки начались. Из родильного дома сразу в отчий дом. Не любил муж ее.

– Ах, эти мужчины, – вздохнула журналистка и рассказала о своей помолвке.

– Мне показалось, он тебя обожает.

– Обожает, как кузину, не более того.

– Мой брат любил молодую кассиршу завода, говорил, даже целоваться без помолвки не позволяет, а я выбрала нашу родственницу. Назло нам завел любовницу вскоре после свадьбы.

Учительница и газетчица вернулись в гостиную и стали рассматривать семейный альбом и видео, не имеющие отношения к «Шестерке Умида».

– Вот он у Вас какой! Все инструменты разговорил.

– Человек-оркестр, – повеселела сестра Сейрана.

По просьбе Нелли она принесла крупную, сочную, коллективную фотографию группы, но, когда журналистка заглянула на снимок, увидела на белом фоне изображение только одного человека неопределенной внешности. Она собралась было попросить поменять, как в течение нескольких секунд, словно из тумана один за другим стали выходить участники «Шестерки». Девушка побледнела от изумления.

– Кого-то узнала?

– Нет, просто больно смотреть. Такие жизнерадостные, такие красивые, и все сразу.

– Я целый день без сознания лежала, когда опознавала среди месива родного брата. Ионика[14]14
  Разг. Синтезатор.


[Закрыть] раскололась пополам. Привезла в Баку и закопала на кладбище.

На вопрос «Как Вы узнали о трагедии?» она ответила, что в ночь с 14 на 15 февраля 1993 года ее разбудил звонок дочери Умида Зарифы (а он жил с ней и престарелой матерью). Военные позвонили ей сразу, потому что ждали их к восходу солнца. Родственников погибших доставили на место событий уже к пяти часам вечера. Все единодушно решили похоронить их в Геранбое в братской могиле рядом с погибшими в боях солдатами.

– А как с Зарифой свзаться?

– Да она в доме напротив живет.

Они вышли на балкон, и Тамара показала их окно, потом дала телефоны своей сестры и родственников остальных солистов и обещала сопровождать журналистку, поскольку давно не виделась с матерями Умида, Мушфига и Дадаша. Мать гармониста Абдула скончалась через несколько дней после трагедии.

– Кстати, с его родственниками вряд ли поговоришь. Здесь уже двоюродный брат с молодой женой, то в районе бывают, то у тещи. Сам Абдул развелся незадолго до смерти и вообще тоже был женат на одной, жил с другой, встречался с третьей. А родители гитариста Ифтихара в Грузии. Он снимал квартиру недалеко и завел роман с хозяйкой.

Девушка сказала, что в следующий раз приедет одна, и они договорились встретиться в субботу в четыре часа, ибо в этот день не было занятий в ВУЗе.

Глава 6. Поминая умерших

Через три дня в условленное время Нилуфар появилась перед домом Тамары Михайловны. Увидев ее из окна, та спустилась, и они поспешили к двум Зарифам – матери и дочери кларнетиста Умида.

– Почему эти писатели к тебе приходят, а ко мне нет? – поинтересовалась бывшая свекровь.

Только после ухода гостей внучка сказала, что и к ним приходят, но она гоняет культурных вымогателей. Почти ровесницы, младшая Зарифа и Нилуфар легко нашли общий язык. Дочь охотно рассказала про отца, поневоле сменившего профессию адвоката на музыканта:

– Многие ему завидовали и однажды развернули против него компанию, так что он отсидел десять лет. К тому же против него были трава с иголкой.

– Всё же молодец, не сломался, – произнесла журналистка.

– И это не всё. Мама ушла к другому, оставила меня у бабушки. Когда отца освободили в 1987-м, приехал с русской женой и сыном. Если бы не ее ухищрения, то в лагере его сожрали бы заживо. Но и второй брак развалился из-за его пристрастия к алкоголю.

На вопрос, поможет ли она с альбомом, Зарифа показала новые для того времени лазерные компакт-диски:

– Скиньте песни с катушек сюда. Около 20 треков берет. У меня шикарный двухкассетник. Перекатаю и раздадите желающим. На какого бодуна прогореть на альбоме?

Но Тамара Михайловна сразу отказалась от самиздата.

Потом младшая хозяйка подарила гостье коллективную фотографию группы. У Нелли защемило сердце. На белом фоне только одно лицо. Музыканты появляются по очереди, словно из тумана. На этот раз неизвестный человек опередил участников ансамбля на десять секунд, и девушке удалось немного поглядеть на седого старца. К счастью, Зарифа не заметила перемену на лице собеседницы, так как побежала за грамотами отца, которые еще школьником он получал на конкурсах и олимпиадах. А женщины мирно беседовали о своем.

Нелли также задала несколько вопросов матери покойного.

– Что мне добавить к словам внучки? Машаллах[15]15
  Араб, «то, что пожелал Аллах», здесь, «чтобы не сглазить».


[Закрыть], вы так весело шушукались.

– Хоть что-нибудь, прошу Вас.

– Я счастлива, что воспитала сына, твердого духом. Пил, курил, кололся, но никого не обкрадывал и не обвешивал.

– Бабушка, такое в газете не напишут, – спохватилась внучка.

– Я говорю то, что говорю, а она выберет нужное.

Чтобы поддержать старую женщину, журналистка заговорила на ее языке, рассказав про своего отца, ставшего жертвой пагубной страсти, и, к сожалению, ему и его друзьям не повезло, как участникам «Шестерки».

Самой большой заслугой Умида было то, что ему удалось сплотить невольно сбившихся с пути молодых людей. Помогали ему жизненный опыт, и бывший муж Тамары, выделивший свободный класс для репетиций. Он также находил солистов из бывших учеников школы. Состав группы часто менялся с 1988 по 1991 годы, пока, наконец, не сформировался более-менее стабильный коллектив, с которым Умид строил большие планы.

Будучи учительницей фортепиано и имея неплохой вокал, Зарифа и сама изъявила желание попробовать за синтезатором. Ей тогда нравился гитарист, который не обращал на нее внимания.

– Хозяйка хотела ребенка, а Ифтихар не преминул воспользоваться квартирой на халяву. К тому же папа предпочел мне ее брата, – посмотрела девушка в сторону Тамары.

Простившись с бабушкой и внучкой, бывшая невестка и газетчица отправились к матери нагариста[16]16
  Музыкант, играющий на ударном инструменте нагара.


[Закрыть] Дадаша. Сестра Сейрана предупредила спутницу не заикаться о репортаже, а то щедрая женщина не отпустит ее без подарка и денег и обидится, если она не возьмет их.

Халима-хала и без того выложила на стол всё, что имелось в запасе от дорогих конфет до квашенной капусты. Это была маленькая, кругленькая домохозяйка, типичная коренная бакинка. Перед гостьями порхали ее маленькие внуки.

Дадаш был младшим у родителей и единственный участник группы, который умер, не оставив потомства. Его обручили за несколько дней до трагедии, а невеста вскоре после его гибели нашла нового жениха и не отложила свадьбу Халима-ханум и без вопросов перевела разговор на тему «Шестерки»:

– Я благодарна Умиду за то, что хотя бы от сына остались эти записи.

– Бабушка, дай на жвачку и семечки, – попросил мальчик лет пяти.

Женщина открыла кошелек и протянула денег намного больше.

– Ты балуешь его, – ласково укорила дочь.

– Не унесу же в могилу, – возразила Халима.

– Им, действительно, незачем знать кто я, – согласилась Нелли с сопровождающей. – Когда заметка выйдет, занесу газету и смоюсь.

Халима поинтересовалась у соседки, не получила ли та свидетельство о смерти. Тамара ответила, что и не собирается.

– И я. Отсюда меня вынесут ногами вперед, а потом пусть делают что хотят.

Обе женщины не нуждались в небольшом денежном пособии семьям шехидов[17]17
  Слово «шахид» («шехид») обозначает «мученик за веру», но в Азербайджане шехидами называют погибших на войне солдат и мирное население.


[Закрыть]. Коммунальные услуги Тамара оплачивала сама, а для Халимы это делали дети. Что же до Ульвии, то ее мать вышла замуж за состоятельного вдовца, обеспечивающего ребенка, как принцессу.

Между тем сестра Дадаша показала Нилуфар ту же странную фотографию, и снова мудрец опередил музыкантов. Потом появились сразу пятеро; когда возник образ шестого, старец исчез. Нелли уже не растерялась. И тут ее осенило: «кто-то из них жив». И она искренне пожелала, чтобы им оказался сын Халимы.

Уже смеркалось, Несмотря на уговоры Тамары, журналистка отказалась переночевать у нее. Завтра с утра она должна была стричь двух клиенток.

В отношении газетных статей планы немного изменились. Под рукой уже были две готовые заметки о преподавателях (а Ясемен Солмаз не могла оплачивать больше пяти статей в месяц). Через две недели Сейрану Ульви исполнилось бы 33 года. Значит, материал о нём идет первым. Потом про Умида. Главный редактор Нилуфар Аскерова уходит в отпуск в середине июля, хотя говорит, что газета всё равно не будет отдыхать. Так что с матерью Мушфига, любовницей Ифтихара и с кем-нибудь из родных гармониста Абдула можно встретиться и позже.

В автобусе Нелли вытащила фотографию группы, чтобы посмотреть, кто из солистов появляется первым, а кто последним, но на этот раз чуда не произошло. Положив карточку в сумку, она попыталась анализировать это в рамках логики и разума. В результате только проехала свою остановку.

Дома девушка достала альбом со знакомыми коллективными фотографиями. Все появлялись синхронно. В одном из американских фильмов она видела, как по фото можно определить жив человек или умер. Фантастическая картина тогда не вызвала доверия, всё же она решила попробовать, повторив за героем, взяла снимок компании родственников, некоторые из которых были в лучшем мире. Внимательно приглядевшись к лицам, Нилуфар обнаружила, что взгляд умерших отливал холодом.

– Чёртовы шуточки! Я заведомо знаю, кто где.

Минут через 20 Нелли и снова полезла за снимком «Шестерки Уимида». Глаза Дадаша показались живыми.

– Пожалуйста, дай знать о себе, – прошептала девушка.

Взгляд ударника поблек.

– Ты мертв. Это я хотела, чтобы ты воскрес, потому что у тебя нет детей.

Потом она переключилась на лицо Умида:

– Оставь меня в покое. Мне и тут хорошо, – отчетливо раздался голос, и, кажется, пошевелились губы кларнетиста.

Она положила карточку в ящик, но, сравнивая голоса из песен, пришла к выводу, что с ней разговаривал Сейран. И снова достала снимок.

На этот раз загорелись синие глаза музыканта, сидевшего за синтезатором. Она неотрывно смотрела на него, потому что он не отпускал ее.

– Шакал! Ведь это чудо впервые произошло у тебя дома.

Пианист не отреагировал.

– Знаешь что? Ты мне больше понравился в саду с лейкой в руках. Здесь ты похож на бандюгу.

– Потому что ты влюбилась в него, – услышала она незнакомый женский голос.

– Кто ты? – спросила Нелли среди ночи.

Тишина. Дверь заперта, а бабушка Ясемен мирно дремлет.

– С ума сойти! Спать пора. Отдам все статьи, раз обещала. Потом забуду про спиритизм, – сказала Ясемен Солмаз, сунув фотографию в папку с рукописями.

Через десять дней после сдачи в редакцию первой заметки о «Шестерке Умида», автор испытала необъяснимое чувство, будто сделала подарок дорогому человеку.

– Неужели и вправду влюбилась? Глупости. Он же мертв, – говорила Нелли самой себе.

Ей было приятно постоянно думать о Сейране Ульви, слушать его песни и игру на синтезаторе, рассматривать фотографии. К тому времени она встретилась с его другой сестрой Тамиллой, которая дала еще несколько карточек, а она взяла, не зная зачем. Ведь в газете будут опубликованы только две: одна – коллективная, другая – где он поет. Пора бы про нагариста начинать, а она не отрывается от пианиста, прижавшего к груди дочурку.

– Надо и в журнал написать. Пусть это и много денег отнимет, но я сделаю то, чего душа просит.

Разложив на глянцевом издании фотографии любимого, журналистка обрисовала предстоящую статью, прикидывая, сколько места она займет. Впечатления от этих снимков были более жизненные. По телу девушки пробегала дрожь, как на первом свидании. Мужчина будто держал ее руку в своей или гладил мягкие волосы и плечи.

На другой день Нилуфар попросила бабушку Ясемен помочь с хорошей гадалкой, якобы для репортажа на модную тему. Та с удовольствием поделилась адресами и телефонами ясновидящих и целительниц, чьими услугами охотно пользовалась, в отличие от бабушки Солмаз.