Текст книги "Morbus Dei. Инферно"

Бастиан Цах, Маттиас Бауэр
Morbus Dei
Инферно

Bastian Zach und Matthias Bauer

MORBUS DEI: DIE INFERNO

Haymon Verlag, Innsbruck 2012

© Прокуров Р. Н., перевод на русский язык, 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

* * *

Бастиан Цах – Моим прародителям.

И Сабине

Маттиас Бауэр – Моим родным:

Мони, Хане и Софи

Пролог

Время пришло.

Пока я пишу эти строки, безумие царит на улицах Вены. Крики разносятся над городом и тонут в рокоте других голосов.

ИХ голосов.

Скоро они будут здесь. Наверное, так и должно быть, ведь это я навлекла на город ненастье.

Шаги во дворе. Я спрячу книгу в доме. Быть может, он найдет ее. Если он еще жив.

Они здесь… Господи, прости меня и не оставляй нас в этот трудный час.

Элизабет Каррер

Вена, 1704 год от Рождества Христова

Abitus[1]1
  Здесь: Уход (лат.).


[Закрыть]

ТИРОЛЬ, 1704 ГОД

ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА

Крестьянин повалился лицом в снег и хрипел, не в силах подняться. Удар пришел словно из ниоткуда. Не иначе, противник состоял в сговоре с дьяволом. А может, это сам дьявол явился за ним? Видит Бог, это было бы вполне заслуженно, подумалось крестьянину[2]2
  Здесь и далее: о всех более ранних событиях подробно рассказано в романе Б. Цаха и М. Бауэра «Morbus Dei. Зарождение».


[Закрыть].

Голова гудела. Сквозь шумную пелену он слышал, как завывает ветер в ветвях, хлопает дверь, распахнутая сильным порывом. Как кричат вороны в ненастном небе.

«Падальщики», – подумал крестьянин.

Не спешите улетать, тут будет чем поживиться.

Затем – неторопливые шаги по мерзлой земле. Крестьянин зажмурился, его парализовал страх. Шаги затихли, противник стоял прямо над ним. Гнетущая тишина окутала все вокруг.

Но ненадолго.

– А ты и не чаял снова увидеть меня?

Это голос. Спокойный, уверенный. Крестьянин хорошо его помнил, однако надеялся, что никогда больше его не услышит.

– Ну, хватит валяться!

Крестьянин с трудом перевернулся на спину. Снежные хлопья падали ему на лицо. Он медленно открыл глаза.

И с трудом различил над собой три фигуры: какая-то девушка, старик – и он.

Иоганн Лист.

«Уж лучше бы рогатый», – простонал про себя крестьянин. Затем осторожно сел, потрогал ушибленный затылок, поднял на Иоганна глаза и прищурился.

– Что тебе нужно?

– Мои деньги.

– Какие деньги? – Крестьянин украдкой нашарил короткий железный прут, висевший у него на поясе. – Не понимаю, о чем…

И вновь он был застигнут врасплох, не уловил движения – левую ногу вдруг пронзила резкая боль. Крестьянин, испуганно вскрикнув, увидел нож, вонзенный в бедро, острый, как осиное жало. Он узнал этот клинок с украшенной рукоятью – даже держал его в руках в свое время… Крестьянин потянулся за ним, но противник оказался быстрее: он без труда выдернул нож и приставил к его горлу.

– Нога заживет, горло – нет. Где мои деньги?

Крестьянин зажал рану рукой. Кровь протекала сквозь пальцы и впитывалась в снег. Он всхлипывал, издавая неразборчивые звуки.

Девушка шагнула к Иоганну.

– Это и впрямь так необходимо?

– Поверь мне, если б ты увидела то, что довелось увидеть мне, то потребовала бы его голову… Идите к саням, принесите вещи. Мы с ним скоро закончим.

С этими словами Лист поднял крестьянина за шкирку, точно мелкого щенка, и потащил к двери. Через мгновение они скрылись в полумраке дома.

* * *

Запах старого крестьянского дома сразу ударил в нос – застоявшийся воздух вперемешку с порченой едой и плесенью.

Как тогда, в камерах.

Иоганн невольно скривился.

– Ты хоть раз проветривал эту дыру с тех пор, как я убрался отсюда?

– Зачем? Так хотя бы болезни внутрь не попадут.

Скривившись от боли, крестьянин заковылял быстрее, но Лист снова ухватил за шиворот.

– Не так быстро! Спешка – мать всех пороков.

Крестьянин замедлил шаг и послушно провел Иоганна по грязному коридору с грубо оштукатуренными стенами. Низкий потолок держался на мощных почерневших балках, двери в комнаты были закрыты. Окна, похожие скорее на бойницы, едва пропускали свет. Толстые стены заглушали всякий шум, и было тихо. Слишком тихо, подумал Иоганн. Гнусный запах и темнота навевали мысли о склепе.

Одна из дверей оказалась открыта. Лист заметил в комнате простую кровать, застеленную свежим бельем.

– Ты ждешь гостей?

– Да. Французскую служанку, если ты не против.

Иоганн перехватил нож.

Крестьянин хмуро пожал плечами.

– Раз в пару лет прибывает какой-то священник. Проводит ночь и идет себе дальше, черт его знает куда… Платит хорошо, так что я вопросов не задаю.

– Чтобы кто-то живым ушел с твоего двора, это что-то новое… – Иоганн мрачно улыбнулся. – Не считая меня, конечно.

Крестьянин взглянул на него с недоумением.

– Что ты хочешь этим…

Лист грубо толкнул его в спину.

– Шагай дальше, так хоть врать не придется.

Крестьянин прошел на кухню без окон, где пламя в открытом очаге служило единственным источником света. Стояла нестерпимая вонь. Пол был покрыт навозом и грязью. Повсюду лежали остатки еды и куриные перья. По черным от копоти стенам ползли глубокие трещины.

Крестьянин подошел к очагу, вынул горящую щепку и зажег масляную лампу. Он заметил, как Иоганн оглядел кухню и брезгливо поморщился.

– Что тебе не нравится? Видал места получше?

– Неудивительно, что свинья вроде тебя обитает в такой дыре. Но свинья ты далеко не бедная, верно? – Иоганн пристально смотрел на крестьянина.

– У меня нет денег. Только твои, да и к тем я не притронулся.

Они стояли друг напротив друга, и отсветы пламени плясали по их лицам. Дрова потрескивали в огне, и слышно было, как ветер завывает где-то вдали.

– Зимой их и тратить особо не на что, – заметил Лист и холодно усмехнулся.

– Непростой выдался год, это правда. У меня ни гроша не осталось, вот я и взял твои деньги. Если я их… – крестьянин прокашлялся, чтобы голос не так дрожал. – Если я их верну тебе, мы квиты?

– Там видно будет.

– Но…

– Шагай!

Крестьянин вошел в кладовую, поставил лампу и наклонился к железному кольцу, вделанному в пол. Несколько лежалых буханок хлеба, пара мешков плесневелого картофеля – больше в кладовой ничего не было.

Крестьянин с силой потянул за кольцо и поднял крышку. Взору открылся черный провал. Оттуда тянуло еще более спертым воздухом, и стоптанные ступени уходили во тьму.

– После тебя, – сказал крестьянин.

Иоганн без лишних слов схватил его и толкнул в черную пустоту. Крестьянин скатился по лестнице. Послышался глухой удар и громкий крик – очевидно, он упал на раненую ногу.

«То-то же», – подумал Лист. Затем взял лампу и стал медленно спускаться во тьму.

II

Подвал размером оказался примерно с кухню. Но, в отличие от верхних комнат, здесь царил почти идеальный порядок: глинобитный пол сверкал чистотой, и каменные плиты на стенах были гладкие, словно отполированные. Между плитами был установлен массивный крест из черного глянцевого дерева. В пустой комнате он приковывал к себе все внимание, и ощущалось во всем этом что-то зловещее.

Воздух был сырой и тяжелый, Иоганн едва мог дышать.

Крест был покрыт ржаво-красными брызгами, как и плиты вокруг него. Лист провел по ним рукой, ощутил шероховатости, тонкие борозды – как царапины…

Он медленно повернулся к крестьянину.

– Ты спускал их сюда, прежде чем убить?

– Убить? О чем ты говоришь?

По неуверенной ухмылке Иоганн распознал ложь.

Он почувствовал прилив злости. Перед глазами вспыхнули воспоминания.

Яма, запах разложения…

Рука сама собой стиснула рукоятку ножа.

Глаза убитых, присыпанных прелой листвой. Их молящий, обреченный взгляд…

Иоганн разжал руку. Молниеносным, едва заметным движением он схватил крестьянина за горло и прижал к кресту.

– И ты еще смеешь спрашивать? – прошипел Лист. – Я видел их, видел их всех. В лесу, сваленных в яму!

Крестьянин извивался в его хватке.

– Но я…

– Даже детей! Господи, тебя бы надо прикончить на месте…

– Прошу, не надо. Пожалуйста, не убивай! – просипел крестьянин.

Иоганн еще крепче сжал ему глотку.

– Я убивал людей куда более порядочных. Так с чего бы мне сохранять жизнь тебе?

– Сми… смилуйся… – прохрипел крестьянин.

Лист подумал о тех несчастных, которые умирали здесь, в этой тьме… Пальцы еще глубже впились в горло крестьянина. Тот уже почти не сопротивлялся.

Отпусти. Довольно.

Крестьянин обмяк.

Пусть другие вершат правосудие.

Как всегда, внутренний голос был прав. Иоганн выпустил крестьянина. Тот рухнул на пол и стал судорожно глотать ртом воздух. Лист наклонился к нему.

– Слушай внимательно, ты, жалкий червяк, – процедил он. – Верни мои деньги, и тогда я, возможно, не распну тебя на этом кресте.

Крестьянин кивнул и с трудом поднялся. Затем проковылял к стене, снял одну из каменных плит, запустил руку в проем и вынул мешочек с монетами. Иоганн молча протянул руку, и крестьянин бросил мешочек ему.

Лист поймал его и взвесил в руке.

– Похоже, все на месте.

– Я же говорил тебе. Ну что, мы в расчете?

Крестьянин стоял перед отверстием в стене. Он тяжело дышал и потирал горло. И при этом было что-то неестественное в его искривленной позе. Иоганн сразу понял, в чем дело: крестьянин старался загородить отверстие.

– Посторонись!

Крестьянин не двинулся с места. Тогда Лист шагнул к нему, оттолкнул в сторону и заглянул в отверстие. В тайнике были сложены кошельки и завязанные кожаные мешочки. Иоганн взял один из них: он оказался довольно увесистым. Внутри что-то позвякивало.

Иоганн швырнул его под ноги крестьянину. Мешочек порвался, по полу со звоном рассыпались десятки монет.

– Значит, только меня обокрал? – Лист буравил крестьянина взглядом. Тот опустил глаза.

Они стояли неподвижно, как статуи, в дрожащих отсветах лампы. Гробовая тишина воцарилась в комнате.

– Убирайся, – прошептал наконец Иоганн.

Крестьянин не поверил своему счастью.

– Ты меня отпускаешь?

– Повторять не стану.

– Спасибо тебе, я… – залепетал крестьянин.

– Не спеши с благодарностями.

* * *

Из леса послышался лай. Девушка – она как раз распрягала быка – вскинула голову: из-за деревьев показалась овчарка и, свесив язык, кинулась к ней, стала кувыркаться в снегу.

Девушка потрепала пса за ухом.

– Вит, где ты пропадал?

В этот миг распахнулась дверь крестьянского дома.

Появился Иоганн. Он тащил за собой крестьянина. Вит заложил уши и тихо зарычал. Девушка погладила его, пытаясь успокоить.

Крестьянин высвободился и побежал было прочь, но Лист схватил его за руку.

– Не так быстро, мерзавец. Ты не получишь ни еды, ни одеял. Только то, что на тебе сейчас.

Крестьянин торопливо закивал.

– Кроме башмаков и чулок. Подобно твоим жертвам.

– Но… это же верная смерть, – пролепетал крестьянин, – до следующей деревни несколько дней пути… Я замерзну.

– Положись на Господа. Может, он еще смилуется над тобой. Ты будешь не первым грешником, кого он убережет… Ну, долго мне ждать?

Крестьянин понял, что возражать не имеет смысла, и принялся стаскивать башмаки. Затем заплакал, подполз к Иоганну и обхватил его за ноги.

– Умоляю! Я ведь просто пытался выжить!

У Иоганна лопнуло терпение. Он поднял крестьянина за шиворот и толкнул в сторону леса. Тот упал, быстро вскочил и засеменил по снегу, вскидывая ноги так, словно бежал по раскаленным углям. В следующее мгновение он уже скрылся среди деревьев.

Старик и девушка по-прежнему стояли рядом с быком. От его шкуры, несмотря на обжигающий холод, исходил пар – он целый день тащил по снегу тяжелые сани. Старик погладил его по холке, бык фыркнул.

Девушка повернулась к старику.

– Дедушка, ты что-нибудь понял?

Тот пожал плечами.

– Думаю, Иоганн знает что делает.

Снег перестал идти. Старик отряхнул толстый, дубленый плащ и посмотрел в сумрачное небо, на истерзанные ветром облака. Потом снова взглянул на девушку.

– Скоро стемнеет. Занеси вещи в дом, а я устрою быка.

Он повел быка в сарай. Пес последовал за хозяином.

Девушка подняла узел с вещами и подошла к Иоганну. Он молча обнял ее. Потом показал кошелек с деньгами.

– Этого должно хватить на первое время. Но в подвале есть еще больше. Останемся здесь, переждем холодные дни. Потом двинемся дальше – с деньгами будет легче.

Девушка посмотрела на следы крестьянина. По снегу тянулись брызги крови. Лист не дал ему перевязать рану. Она перевела взгляд на крестьянский дом, на сарай с просевшей крышей. Само это место дышало злом, девушка ясно ощущала его присутствие. Она невольно поежилась.

– Ты, наверное, не собираешься объяснять, что все это значит?

Иоганн молча посмотрел ей в глаза. Она кивнула.

– Тогда пообещай хотя бы, что мы не задержимся здесь дольше, чем необходимо.

– Обещаю. А теперь идем внутрь, пока совсем не замерзли.

III

Лист отодвинул в сторону пустую тарелку. Элизабет улыбнулась.

– Как всегда, не ведаешь страха… Мучную похлебку едой не назовешь, конечно, но ничего другого я не нашла.

Когда они на скорую руку прибрались на кухне, Элизабет попыталась найти что-нибудь съедобное. Но остатки мяса уже завонялись, а овощи по большей части были покрыты плесенью. Так что ей пришлось довольствоваться лежалым картофелем и хлебом.

– Она горячая и густая, – ответил Иоганн. – После блужданий по лесу меня это вполне устраивает. От жесткого мяса и каши из коры уже челюсти сводит.

– Радуйтесь, что мы вообще выбрались, – сказал старик. – Нам повезло, что мы еще живы. В отличие от других.

Повисло молчание. Ветер свистел сквозь щели старого дома. Бревна скрипели, и пламя в очаге вздрагивало от сквозняков.

Старик взглянул на Иоганна.

– Надолго мы здесь?

– Подождем, пока сильные холода не минуют. Дальше нам не уйти. Один я, может, и справился бы, но втроем… – Лист задумчиво почесал шею. – Я отправлюсь на охоту, и у нас будет свежее мясо.

– Уверен, что крестьянин не вернется?

– Более чем, – хмуро подтвердил Иоганн. – Но я закрыл на всякий случай ставни и запер дверь.

– Хорошо.

Старик откинулся на лавке, достал изогнутую трубку и стал неспешно набивать ее. Затем вынул из очага тлеющую щепку и закурил. Кухню наполнил приятный аромат табака и трав.

Вновь повисло молчание. Они мало говорили после того, как оставили деревню. И не упоминали о том, что там случилось. В особенности старик не желал заговаривать о произошедшем.

В конце концов Элизабет прервала молчание:

– Дедушка, я приготовила тебе комнату наверху. Одеял там хватает, а у очага сковорода с углями, чтоб нагреть постель. Во всем доме холодно.

– Спасибо, дитя мое. А вы… где будете спать? – Эта пауза говорила красноречивее слов.

– Внизу есть комната с двумя кроватями. Больше в доме нет ничего пригодного. Сначала нужно убраться в комнатах и по новой затопить печь, – ответила Элизабет и слегка покраснела.

– Две кровати, значит… – По лицу старика скользнула улыбка. Он вытряхнул пепел из трубки и убрал ее в карман. – Правда… – Иоганн и Элизабет вопросительно посмотрели на него. – В такой холод будет куда теплее, если прижаться друг к дружке. Из нужды сотворить добродетель, скажем так. – Старик кашлянул и лукаво улыбнулся. – Доброй ночи, дети мои. И… Иоганн…

– Да?

– Спасибо тебе за то, что вызволил нас. Спасибо за все. – Глаза у него предательски заблестели.

Элизабет кинулась к нему.

– Дедушка…

Старик лишь отмахнулся.

– Все хорошо, дитя. Воспоминания, и только. Не так-то просто расстаться с ними.

– Все наладится, дедушка. Вот увидишь.

Стрик кивнул. Он нагнулся и погладил Вита, который свернулся под столом и мирно спал. Потом взял сковороду с раскаленными углями, поцеловал Элизабет в лоб и вышел.

Иоганн подошел к девушке и обнял ее. Она ответила ему тем же – и мягко поцеловала его.

– Все будет хорошо, Элизабет. Уже скоро.

– Я каждый день молюсь об этом. И за нас.

– Правильно. Потому как от меня ты уже не отделаешься.

Лист ухмыльнулся. Элизабет ткнула его в бок и озорливо улыбнулась.

– Как знать, может, я сама уйду… Кому нужен простой кузнец?

– Строптивая девица… Надо поучить тебя манерам. И лучше не откладывать.

Иоганн заглянул ей в глаза. Элизабет покраснела.

– Я только уберу со стола.

– Это может и подождать.

Он привлек ее к себе. Она не сопротивлялась.

* * *

В комнате стоял промозглый холод. Иоганн и Элизабет быстро скинули одежду и забрались на узкую кровать под одеяла. Лист принес с собой свечу и закрепил ее на подсвечнике у стены. Пламя колебалось от сквозняка и едва разгоняло тьму.

Когда Иоганн обнял ее, Элизабет вдруг почувствовала себя неуверенно. Они занимались любовью лишь раз – в ту ночь, перед тем как мужчины отправились с солдатами в развалины. Та ночь была чудесной, но будет ли и во второй раз так же? Будет ли Иоганн так же любить ее и теперь, когда уже получил то, чего хотел?

Лист, словно угадав сомнения девушки, потерся о ее щеку и начал нежно ласкать ее, целуя грудь, живот, а затем бедра. Элизабет ощутила прилив тепла. Она застонала, и все ее сомнения рассеялись.

* * *

Старик стоял у окна. Мутное стекло было покрыто узором, но все равно сквозь него были видны заснеженный лес и горы, синие и холодные в лунном свете. Снаружи завывал ветер, и казалось, с ним вместе долетали звуки с той стороны гор. Гул голосов, рев пламени, крики…

* * *

Иоганн чувствовал желание Элизабет, и это доставляло ему удовольствие. Она была не похожа на других женщин, которых он знал прежде. Она была чиста, она была умна и красива. Он любил ее, любил в ней все. Ее улыбку, ее изящное тело, ее волосы, в которых переливался свет от свечи…

Они двигались в едином ритме. Все было так легко и естественно, будто они знал друг друга всю жизнь.

* * *

Старик уже не в силах был сдерживать слезы и плакал. На его долю выпало немало испытаний. Непереносимая утрата жены, которую он любил больше жизни. Жестокий сын, который отнял у него все. И страшное прошлое, которое настигло деревню и потребовало дани…

Что за жизнь уготовил ему Господь? Какой уготован ему конец? Будь его воля, он просто уснул бы – теперь, когда Элизабет обрела человека, который пройдет ради нее сквозь пламя.

Слезы иссякли. Старик провел рукой по влажному лицу и задумчиво посмотрел на ладонь, оплетенную, словно паутиной, едва заметными черными линиями.

Огненный жар.

Вот уже несколько дней ему казалось, будто внутри его полыхает огонь.

И он знал этому причину.

* * *

Элизабет прижималась к Иоганну щекой, прижимала его тело к своему. Ей хотелось слиться с ним воедино, без остатка. Она чувствовала, что все совсем не так, как в первый раз. Намного лучше.

Они двигались все быстрее, забывшись в собственном желании.

* * *

Старик сорвал с себя рубашку.

Огненный жар.

В бледном свете луны были видны густые переплетения черных сосудов, которые расползлись за последние дни по груди и теперь пульсировали, точно змеи…

* * *

Иоганн опустился на Элизабет. Она закрыла глаза и прижала его к себе изо всех сил. Прошлое, будущее – все вокруг потеряло значение. Хотелось лишь поймать и удержать это мгновение, чтобы оно длилось вечно…

Пламя свечи мигнуло и погасло.

* * *

Старик понимал, что теперь он один из них. Поэтому ветер доносил до него их голоса, темные и манящие. Неужели он станет таким же, как они, как… его сын?

Жар. Злоба.

Злоба. В последние дни она вызревала в его душе. Сколько времени пройдет еще, прежде чем она овладеет им? Прежде чем пострадают те, кого он любит?

Но так далеко не зайдет.

Он позаботится об этом.

IV

Она с силой ударилась о бревенчатую стену. Пошатнулась, шагнула назад и огляделась. Перед глазами все расплывалось.

Он стоял перед ней: волосы падали на лицо, увитое черными сосудами. Одежда на нем была изорвана, руки в засохшей крови. Он походил скорее на демона преисподней, нежели на человека. Но, кем бы ни был теперь, он вернулся – чтобы забрать свою дочь.

Он медленно шагнул к ней.

Она вскинула руки – нельзя, чтобы он ее схватил. Она должна…

* * *

Элизабет проснулась в поту. Кошмарные видения еще стояли перед глазами, медленно угасая. Потом она услышала тихое дыхание, увидела Иоганна, мирно спящего рядом.

В комнате было темно. Лишь лунный свет тонкими линиями падал на кровать и стены.

Успокойся. Это был просто кошмарный сон.

И далеко не первый с тех пор, как они покинули деревню, – но никогда еще он не казался ей таким реальным. Элизабет как будто слышала голоса жителей и рев пламени, чувствовала запах крови и видела его, как он неумолимо приближается…

Довольно! Это в прошлом, а она должна смотреть в будущее.

Элизабет вдруг поежилась, в комнате царил жуткий холод. В горле пересохло. Девушка решила сходить на кухню, выпить воды. Она осторожно встала, чтобы не разбудить Иоганна, набросила одеяло на плечи и бесшумно вышла.

* * *

В коридоре было темно и тихо. Только ветер свистел снаружи да поскрипывали бревна под его напором.

Элизабет ощупью пробиралась в сторону кухни, как вдруг услышала сверху шум. Она остановилась и прислушалась.

Тихий шорох, словно кто-то царапал пол.

«Мыши», – подумала Элизабет и двинулась дальше. Она прекрасно знала, что бревна в домах жили собственной жизнью, особенно в ненастные ночи.

Снова шорох.

Элизабет замерла.

Что, если в дом пробрался какой-то зверь или, что еще хуже, человек? Ей вспомнилось хитрое, как у хорька, лицо крестьянина, которого Иоганн прогнал в лес. Может, он решил вернуться?

Шорох снова стих.

Элизабет постояла еще мгновение, а потом двинулась дальше. Должно быть, это наваждение, вызванное кошмарами. Неудивительно, что…

Сверху донесся грохот, громкий и вполне реальный.

Элизабет снова замерла. Наверху, кроме дедушки, никого не было. Мысли вихрились в голове девушки: вдруг с ним что-нибудь случилось? В последние дни у него был нездоровый вид. Что, если у него внезапно началась лихорадка и он упал? Ей мигом представился старик, лежащий на холодном полу, неспособный позвать на помощь…

Элизабет пробежала мимо кухни и быстро поднялась по лестнице.

* * *

Едва различимый во мраке дедушка лежал на кровати. Элизабет услышала его дыхание, тяжелое и неспокойное. Она вздохнула с облегчением и затворила дверь.

Коридор утопал в непроглядной тьме. Все двери были заперты. Только одна, у самой лестницы, оказалась чуть приоткрыта. Элизабет могла бы поклясться, что дверь была закрыта, когда она устраивала комнату для дедушки.

Может, это просто сквозняк?

Она прислушалась. Как будто ей в ответ, из темноты донесся шорох, словно кто-то перебрасывал вещи.

Элизабет медленно двинулась к двери. Сердце бешено колотилось в груди, она едва осмеливалась дышать. Еще три шага, два – и вот она перед дверью.

Девушка сделала глубокий вдох, осторожно приоткрыла дверь и заглянула в комнату.

Сквозь маленькое окно в дальней стене падал лунный свет, образуя на полу тень, похожую на огромный крест.

И под этим крестом что-то было… Элизабет присмотрелась, застыла.

И тут на плечо ей легла чья-то рука.