Текст книги "Могила Бешеного"

Баян Ширянов
Могила Бешеного
Роман-триллер

I. Дома.

На огромном транспаранте, висевшем над пустынной в этот поздний час улицей, виднелись три буквы, «Р Н И», обрамлявшие гигантскую русскую свастику. Канаты, которые держали материю, были натянуты слабо и свастика хищно покачивалась в ночном ветерке. Тихон запахнул штору. Смотреть на это, да еще и под окнами собственной квартиры, было выше его сил. Тяжело ступая, Коростылев прошел к столу и включил настольную лампу. Конус света выхватил какие-то бумаги, письма, пришедшие за время его отсутствия. Его жена, Галя, тихо спала в соседней комнате, так до сих пор и не услышав прихода Тихона. Ему не хотелось ее будить, но на поиски необходимого он может потратить больше времени, чем ему отпущено боевиками националистов. Отворив дверь спальни, Тихон, замер на несколько мгновений и с грустью смотрел на дышащее под одеялом тело жены. Свет фонаря проникал сквозь какую-то щель в занавесках и выхватывал из темноты часть безмятежного Галиного лица. Подойдя к жене, Тихон легонько коснулся ее плеча.

– Это я. – Полушепотом сказал Коростылев. – Галинка…

– Тихон? Ты? – Послышался взволнованный чуть хрипловатый спросонья голос.

– Я, я. Из-под одеяла навстречу Шраму потянулись две руки.

– Не время сейчас… – Сурово шепнул Тихон.

– Есть у нас тушь и иголки? Задавать вопросы мужу было бессмысленно. Годы совместной жизни, которые и совместными можно было назвать лишь с большой натяжкой, приучили ее к этому. Тихон мог пропасть на месяцы, а потом так же внезапно вернуться. И опять исчезнуть. Через минуту Галина положила на стол перед мужем подушечку со швейными иглами и флакончик туши.

– Спасибо, дорогая, – Отозвался Коростылев.

– Приготовь чего-нибудь… Пока жена возилась на кухне, Тихон выбрал самую тонкую иглу и начал методично, со всех сторон, стачивать ее о наждак. Вскоре толщина показалась Шраму подходящей. Он провел пальцами вдоль острия. Заусенец, которые могли бы помешать, не было и Тихон, выдернув из ушка одной из игл белую нить, стал с усилием наматывать ее на свою иглу, оставляя свободным лишь самый кончик, миллиметра полтора. После этого, он несколькими движениями шариковой ручки набросал на среднем пальце правой руки перстень печатку. Рисунок на нем говорил всякому, знакомому с зековской символикой, что его владелец сидел за «мокрое». Окунув иглу с ниткой в тушь, Тихон начал прокалывать линии на пальце. Потекла кровь. Сперва несильно, но капли из соседних точек сплавлялись в одну кровяную лужицу, срывались, падали на полированную поверхность стола. Галя, пришедшая с кухни сообщить, что все готово, лишь ойкнула, увидев эту картину.

– Вытри потом сразу. – Сказал Тихон, лишь на мгновение отвлекшись от работы. Голый по пояс, с несколькими новыми шрамами, некоторые из которых были совсем свежие, Коростылев сидел перед лампой и ее свет придавал рельефность мышцам на мощных руках Тихона.

– Жаль, – Буркнул он сам про себя, – Жаль что свежак… Ведь недели две показывать никому нельзя будет… Он вопросительно глянул на жену, и та сразу поняла:

– Бинт? Тихон кивнул. Покончив не то с поздним ужином, не то с ранним завтраком, Коростылев отхлебнул сладкого терпкого чая и расслабленно прислонился к стене, наслаждаясь редкими мгновениями покоя.

– Я сейчас уйду. – Сказал Коростылев.

– Если кто будет спрашивать – то не было меня тут. Где я – не знаешь. Галина послушно покивала.

– А когда ты появишься, Тиша?..

– Я позвоню. Махнув не прощание жене, Коростылев быстро зашагал по улице. Галя заметила, что один из пальцев светлее остальных, но через мгновение сообразила, что это бинт. Через минуту транспарант со свастикой скрыл мужа и Галина задумчиво, как это всегда бывало после подобных кратких визитов, стала прибирать в квартире. Она тщательно вытерла кровь со стола, навела на нем порядок, вновь аккуратной стопкой разложив сброшенные на пол и так и непрочитанные письма. Галина снимала занавески, намереваясь их постирать, когда громко застучали в дверь. Потом удар кулака по звонку наполнил квартиру судорожным дребезжанием. Галя открыла. Их было четверо. Трое бледных молодых парней в черных куртках, и один постарше, с седыми висками.

– Где твой муж? – Спросил тот, что был старше и одним неуловимым движением схватил женщину за горло. У него оказался очень спокойный и даже почти ласковый голос. Мимо резво прошмыгнули молодые парни.

– Говори, блядь! Галя молчала. Она только отворачивала голову, чтобы не нюхать тот зловонный ветер, вырывавшийся из глотки седого. Бледные молодые люди в три минуты перевернули квартиру вверх дном.

– Никого. – Отряхивая ладони, объявил один из них.

– Похоже, и не было… – Предположил другой, плотоядно поглядывая на Галину.

– Жалко мне тебя, – Обращаясь к Галине, медленно процедил седой. – Впрочем, если ты скажешь, где твой муж… Парень, говоривший вторым, Галина навсегда запомнила это выражение лица, как-то по особенному гаденько ухмыльнулся и резко содрал с женщины халатик. Но прозвучал строгий оклик седого:

– Ша! Насильничать не будем! Время! Галина лишь краем глаза увидела, как один из молодых приподнял куртку, и из-под нее показался странной формы чехольчик. Потом блеснула сталь. «Ножны» – Поняла Галина. Она не успела испугаться, когда парень, с той же улыбочкой, вогнал холодное лезвие снизу вверх, под лопатку.

II. У БОМЖЕЙ.

Солнце светило во всю, но было прохладно. Коростылев, с ленивым видом, прохаживался по площади трех вокзалов. В левой руке он держал бутылку «Жигулевского», к которой изредка прикладывался. Несмотря на ранний час, работали почти все коммерческие палатки. У них уже крутились небритые личности, выпрашивая у проходящих мимо тысчонку на опохмел. Ряды старушек предлагали водку, пиво, вобл недомерок, колбасу. Тихон не обращал внимания на их призывные крики. Именно здесь, если верить осведомителю майора Загоруйко, видели Бешеного. Обычные алкаши не интересовали Коростылева. Ему нужны были настоящие бомжи. Люди, которые в силу обстоятельств опустились на самое дно жизни. Вскоре Шрам увидел одного из них. На путях стояла открытая железнодорожная платформа, битком набитая мусором. По ней ходил бородатый мужик в рванине. Обеими руками он разгребал мусорные завалы. Что-то он складывал в грязный целлофановый пакет, что-то отправлял прямо в рот. Пассажиры, торопясь кто не электричку, кто в город, невольно убыстряли шаг, стараясь не замечать бомжа. Тому же было на все наплевать, и он упоенно ворошил отбросы, не обращая внимания на окружающее. Подойдя ближе, Тихон несколько минут рассматривал бомжа, потом крикнул:

– Эй, земляк! Бомж не отреагировал. Тихон обернулся по сторонам, прикидывая, чем бы привлечь внимание. Но ничего подходящего поблизости не нашлось, и Коростылев, одним глотком допив остатки пива, кинул бутылку. Он метился не в самого бомжа, а перед ним, но бутылка скользнула в ладони и, пролетев несколько метров, ударила помоешника прямо между лопаток. Разогнувшись, тот повернулся и посмотрел на Тихона. У бомжа оказались голубые глаза. Они настолько контрастировали с его загорелой физиономией, что казались какими-то чужеродными островками чистоты среди смуглой от грязи кожи.

– Ты чего? – Обиженно спросил бомж.

– Иди сюда.

– Да иди ты!.. Тихон подошел ближе на несколько шагов:

– Дело есть. – Продолжил Коростылев, не реагируя на злобное бурчание.

– Знаю я твои дела… – Прохрипел бомж, возвращаясь к прерванному завтраку:

– Хватит. Ученый… Не понимая, чего же так боится этот человек, Тихон решил говорить напрямую:

– Да человека я одного ищу!..

– Ага! – Поднял голову бомж и уставился на Коростылева голубыми лужицами:

– Искал тоже тут один… А потом Соплю без печенок нашли… Теперь Шраму все стало ясно. По Москве несколько лет упорно ходили слухи, что какая-то мафия специально крадет молодых бомжей для использования их в качестве доноров различных органов. Потом, правда, поймали одного мужика, который признался в совершении множества убийств. Он считал, что занимается черной магией и хотел оживить Петра Первого. Для этого ему нужна была свежая кровь и внутренности людей, убитых разными способами. Преступник уже около года сидел в Сычевке, но слухи о трупах без внутренностей все еще будоражили воображение жителей столицы.

– Ты тут, гнида, не умничай! – Коростылев решил, что уговаривать бомжа бесполезно и начал входить в образ только что освободившегося из колонии:

– Я в лагерях таких как ты на елде пачками крутил! Понял?! Киляй сюда! На цырлах, блин! А то опять по сто второй пойду!.. На Тихона с удивлением обернулся какой-то мужик с чемоданами и резко убыстрил шаг, но, главное, бомж наконец прекратил ковыряться в мусоре и, прихватив ударившую его бутылку, стал выбираться с платформы. Вскоре он стоял перед Шрамом.

– Ну? – По всему было видно, что бомж не очень то боится угроз.

– Вот так бы сразу… – Миролюбиво улыбнулся Тихон, пытаясь не показать какое действие оказывает на него запах бомжа:

– Кента я ищу. Бешеным кличут. Не видал?

– По делу ищешь, или как?

– Какие у нас с ним дела – тебе лучше не знать… – И Шрам зло прищурился:

– Но базарят, что он тут с вашим братом какие-то макли крутит.

– Как его, говоришь, звать-то? – Нахмурился бомж.

– Бешеный.

– Не. Не слышал… – Бомж покачал головой.

– А может память тебе поправить? – Коростылев угрожающе сжал кулак и слегка отвел руку, словно бы для удара. Но бомж резво отступил на шаг и, хитренько улыбнувшись, внятно проговорил:

– От водочки не откажусь… Рассмеявшись в голос, Тихон чуть было не хлопнул обитателя подвалов по плечу:

– Ну, ты крученый!..

– Жизнь такая. – Посетовал бомж.

– Как звать-то тебя?

– Колей.

– Ладно, Коля, веди. Где тут водка дешевле. Пока Коростылев покупал спиртное и закуску, бомж стоял поодаль и наблюдал за действиями Тихона. Конечно, тут был риск, что Коля вдруг откажется от общения, и Шрам останется с бутылками и хлебом. Но лишними они не будут: уже имея такую приманку, будет легче установить контакты с другими бомжами. Коля с деланным равнодушием курил подобранный тут же чинарик, и уходить, вроде, не собирался. Увидев, что Шрам затарился, бомж подхватил пакет и бодро зашагал прочь, приглашая Коростылева следовать за собой. Пройдя под железнодорожным мостом, Коля углубился во дворы и, немного поплутав по ним, остановился у подъезда дома сталинской постройки. Подождав Тихона, он зашел в подъезд и начал спускаться в подвал. Шагая вниз по ступенькам, Шрам не мог понять, откуда же идет эта вонь: от его нового знакомого, или из подземелья. Решив, что это не так уж и важно, Коростылев продолжил спуск. Протиснувшись сквозь прутья решетки, преграждавшей вход в подвал, Тихон едва сдержал позыв к рвоте. Воздух здесь был настолько пропитан запахом испражнений, мочи, годами не мытых тел, что выдержать его можно было лишь в противогазе. Но противогаза у Коростылева не было, к тому же, Коля спокойно шел впереди, никак не реагируя на окружающие миазмы. Вскоре из-за поворота показалось пятно света. Коля остановился:

– Пришли. В этом помещении прямо на полу лежали груды тряпья, очевидно собранного на помойках, стулья без спинок служили столами. На них стояли одноразовые пластиковые стаканы, тарелки. Было даже насколько вилок. Все это освещала тусклая электрическая лампочка, которой соорудили из газеты подобие абажура. Из угла доносилось чье-то натужное сопение и хриплый кашель. Еще где-то храпели. Не сразу Тихон понял, что за ним наблюдают. Но внезапно его глаза выделили на фоне тряпок что-то чужеродное. С первого взгляда это можно было принять за пуговицы, но они пошевелились, под ними открылся беззубый рот и смачно зевнул.

– Шо за пашшажир? – Сказал этот рот. Теперь Тихон рассмотрел, что это закутанный до бровей старик. Его борода и волосы сливались с фоном, и найти его целиком было сродни разглядыванию загадочной картинки: найди среди тряпок человека. Присев на ящик, который показался Коростылеву наименее грязным, он смахнул со стула все тарелки, расстелил газету и поставил на нее бутылку. Коля пристроился рядом.

– Ну, чо? Побазарим? – Спросил Коростылев.

– Отчего ж не побазарить. – Осклабился Коля:

– Разливай. Пока Тихон открывал «Московскую», старик-бомж что-то прошамкал.

– Отвали, старый! – Шикнул на него Коля:

– Ишь ты, водки захотел! Перебьешься… Старик опять зашлепал губами, недовольно заворочался.

– Не обращай на него внимания, – Повернулся Коля к Коростылеву:

– У него ноги гниют, вот и не выходит. Все сдохнуть никак не может. Лежит, как бревно. Кормишь его, срать носишь, а пользы нет… На это старый бомж гневно замахал руками и запустил в Колю пустой консервной банкой. Снаряд пролетел мимо, ударился о стену и затерялся в чьей-то постели. Тихону водки для умирающего было не жалко. Но образ «мокрушника» не давал это сделать напрямую, и Шрам решил подождать, пока не представится удобный случай.

– Ну что, давай! – Коля протягивал Тихону стакан. Налив его почти доверху, Коростылев плеснул слегка себе:

– За знакомство. Не ответив, Коля приложился к стакану и в два глотка его опустошил. Тихон лишь символически пригубил.

– Эх, хороша, подлюка! – Выдохнул Коля:

– Как, говоришь, твоего друга-то величают?

– Бешеный.

– Слыхал… – Очевидно, спиртное действительно радикально улучшило память бомжа.

– Чего слыхал?

– Шоркался он тут… К Кривому подкатывал. К Шмуле.

– А где они?

– Кто ж их знает? – Пожал плечами бомж. Тихон скорее угадал, чем увидел это движение.

– Они с Казанского. Там их территория. Там и искать надо.

– Да пиждишь ты вшо! – Вдруг необычно ясно послышалось с места, где лежал старик.

– Заглохни! – Крикнул Коля и встал, собираясь делом заставить молчать не в меру разговорчивого бомжа.

– Сядь! – Рявкнул Тихон:

– Говори, старый.

– Этот твой Пэшэный тут уж нешколько дней ошиваетша. – Быстро заговорил старик:

– Колька шам говорил, што и ш ним он рашговаривал. Токо Колька трушоват. Ноги у него пока быштрые, вот и косит под шмелого… А Бэшэный какое-то дело шадумал. Наших подбивает. Обешшал жаплатить хорошо…

– Та-ак! – Тихон, прищурившись, посмотрел на Колю. Тот съежился под взглядом Шрама и попытался бочком соскользнуть со своего ящика.

– Сидеть, я сказал! Бомж замер. Взяв водку, Коростылев подошел к старику и протянул ему бутылку. Из тряпья вылезла тонкая рука, покрытая нарывами и коростой, и схватила подарок. Приложив горлышко к губам, бомж довольно забулькал.

– А с тобой, фуфлогон, я сейчас по-серьезняку базарить буду. – Зловеще оскалил зубы Тихон:

– А будешь туфту пороть, я твои быстрые ноги повыдергаю! Понял!?

– А ты меня на «понял» не бери! Бешеный – мужик круче тебя будет. – Огрызнулся Коля.

– Круче?! – Расхохотался Коростылев:

– А ты это видел? Тихон резкими движениями стал разматывать бинт на среднем пальце. Оторвав последний слой вместе с прилипшей коркой крови, он показал Коле свежую наколку: перстень с проколотым кинжалом пиковой мастью. Половина пики была черной.

– Въезжаешь? Бомж судорожно закивал.

– Свести тут хотел… – Пробормотал под нос Тихон так, чтобы Коля точно расслышал его слова.

– А вот пригодилось… И добавил, уже громко:

– Выкладывай!

III. БЕШЕНЫЙ И БОМЖИ.

В эту ночь Савелию Говоркову снился кошмар. Он снова попал в Бутырку, а там, в общаковой хате, его собирались опустить. На него медленно надвигался ряд зеков со стрижеными головами. В руках у них поблескивали заточки, глаза светились ненавистью. Он, Савелий, медленно отступал к кормушке, зная, что спасения не будет. Не сводя глаз с противников, Савелий застучал ногой по кованой двери.

– Командир! Охрана! – Исходил истошным криком Говорков, что есть силы ударяя пяткой по железу. Никто не шел ему на помощь, но он почувствовал, что от его усилий преграда поддается. Она словно становилась мягкой, ватной, удары утратили гулкость и нога вязла в двери как в гигантском батоне черняжки. Очнулся он на полу. Трусы, майка, все было насквозь мокрым от пота. Двуспальная постель с измочаленными шелковыми простынями была пуста. Клавка так до сих пор не вернулась. С омерзением содрав с себя сырое белье, Савелий направился в ванную. Там, лежа под щекочущими струями джаккузи, он вдруг вспомнил финальную сцену кошмара и его тело непроизвольно дернулось, прижимаясь к стенке ванны, словно перед ним во плоти появились зеки из сна. Потом, растираясь махровым полотенцем, Говорков пытался рассмотреть себя в огромном, во весь рост, запотевшем зеркале. Водяная пыль собиралась в капли, оставляя на поверхности стекла узкие дорожки, в которых тонкими полосками отражалось синее тело. Почти вся поверхность кожи Говоркова, за исключением ладоней и лица, была покрыта татуировками. Большинство, такие как храм Василия Блаженного на спине, восьмиконечные звезды на плечах и коленях, были сделаны в зоне. Другие – в салоне тату. Одна из наколок, обнаженная женщина на предплечье, закутанная в подобие римской тоги и пронзенная двуручным мечом, была переделана кожных дел мастером из другой, похожей. Татуировщику потребовалось около часа, чтобы закамуфлировать змею, которая кусала эту женщину. В ИТК, за неуемную любовь к разукрашиванию себя, Савелию присвоили погоняло Бешеный. И потом, на воле, он только так и представлялся. Сегодня Савелию Говоркову предстояло найти еще троих исполнителей. По задумке Петра Сергеевича, главного советника Бешеного в боевых и политических вопросах, исполнителями должны были стать бомжи. Люди, на которых никто не обращает должного внимания, и которые легко могут проникнуть на все запланированные объекты. Наскоро перекусив, Савелий оделся и поехал на Казанский вокзал. Пробираясь сквозь толпу мешочников, Бешеный пристально смотрел по сторонам. Он игнорировал бабулек с трясущимися руками просящих подаяние, безногих инвалидов, многочисленных детей в колясках, на которых притулились однотипные таблички: «Помогите! У ребенка рак крови…» У всех этих нищих, как выяснил Бешеный во время своих рейдов по другим вокзалам, было и жилье, и деньги. Им не нужен был тот рисковый заработок, который мог предложить им Говорков. Вскоре, на ступеньках у выхода из билетных касс на электрички, он нашел нечто подходящее. Женщина, на руках которой спал невообразимо грязный ребенок лет трех, держала картонку, со слезной просьбой подать беженцам. Пройдя мимо них, Бешеный остановился и полез в карман. Он чувствовал, что женщина напряглась и наблюдает за ним. Усмехнувшись про себя, Савелий достал десятитысячную купюру и, с трудом преодолевая омерзение, подал женщине. Та немедленно запричитала:

– Ой, спасибо тебе, добрый человек! Второй месяц тут сидим. Кушать нечего. Дом-то наш разбомбили. А на обратный билет денег нету…

– Да ты чо? По натуре с Москвы свалить хочешь? – Удивился Бешеный и закурил. Женщина раздраженно уставилась на него снизу вверх.

– Хочешь кинуть такое хлебное место? – Продолжал Савелий:

– Сколько ты за него отстегиваешь?

– А тебе какое дело? – Возмутилась беженка:

– Подал? Спасибо тебе! Ну и вали! А в душу не лезь!

– С коих то пор душа в кармане живет? – Хмыкнул Бешеный, пуская дым женщине в лицо:

– Ладно. Он обернулся по сторонам, словно высматривая, нет ли кого, кто мог подслушать их разговор. Женщина поняла, что сейчас будет какое-то предложение и не ошиблась.

– Есть работа. – Равнодушно проронил Савелий.

– Да пошел, ты!.. – Прошипела беженка:

– У меня муж есть! Уже насколько раз Бешеный сталкивался с такой реакцией. Очевидно, некоторые москвичи, которые не могли оплатить услуги нормальных проституток, обращались к нищенкам, надеясь на низкие тарифы. Говорков не мог никак понять, кто же способен опуститься настолько, чтобы хотеть переспать с таким далеким подобием женщины?

– Муж? – Бешеный хищно оскалил верхний ряд зубов:

– Где он? Может с ним добазариться проще будет?

– Пошли. Женщина одной рукой поудобнее перехватила ребенка, достала из-под широких юбок шлепанцы и защелкала ими поднимаясь по ступенькам. Савелий вынужден был идти следом. Его привели в узкий проход между забором и рядом коммерческих палаток. Там сидел мужик и перебирал пустые бутылки.

– К тебе. – Просто сказала женщина, развернулась и ушла, окатив Бешеного ароматом немытого тела. Муж беженки оторвался от своего занятия и пристально уставился на Бешеного, пытаясь сообразить, кто же осмелился нанести ему визит в столь неурочный час?

– Чо надо? – Проговорил мужик после минутного молчания. И Савелий понял, что его визави уже сильно пьян. Впрочем, это не было препятствием, главным было то, что алконавт мог случайно проболтаться о задании, которое собирался дать ему Бешеный. Но, с другой стороны, кто его будет слушать? Такие же бомжи как он. Среди них может, конечно, оказаться ментовской стукач, но у Савелия на этот счет были свои соображения.

– Заработать хочешь? – Спросил Бешеный. Губы мужика растянулись в щербатой улыбке:

– Да кто ж не хочет?

– Дело простое: взял, отнес. – Продолжил Савелий, пытаясь не сорваться и выдать мужику того отвращения, которое Говорков испытывал, вербуя этого отброса общества:

– Приду я тринадцатого июня. Понял?

– О, несчастливое число… – Закачал головой бомж.

– Ничего, переживешь! – Бешеный уже начал раздражаться и теперь едва сдерживал себя, чтобы не обматерить тупого человечишку. – Чтоб в этот день не пил! Ясно? Бомж слегка кивнул, словно соглашаясь.

– Чуть можно. Но чтоб на ногах стоял! – Добавил Савелий.

– Так бы сразу, командир… А то мне без этого дела никак…

– Закрой пасть! – Рявкнул Бешеный. – Я еще не договорил!

– Молчу, молчу… – Замахал руками мужик.

– Ровно в одиннадцать тринадцатого будь здесь же! Запомнил?

– Тринадцатого в одиннадцать. – Повторил бомж.

– А сегодня какое?

– Э-э-э… – Мужик яростно почесал бороду. – Четвертое, вроде…

– Шестое. – Процедил сквозь зубы Бешеный.

– Ишь ты… Время-то как…

– Тихо! – Прервал его Савелий. Он запустил руку в карман и достал стотысячную купюру.

– Это аванс. – Сказал Бешеный, сворачивая бумажку и бросая ее бомжу. – Еще девять таких же получишь после работы.

– Благодетель! – Мужик упал на колени и разбрасывая бутылки пополз к Савелию. Тот резво отступил на пару шагов.

– Встань, блин!

– Благодетель!.. – Бормотал мужик, стоя на карачках и по– собачьи смотря на Бешеного.

– Мне нужно найти еще двоих. Отведешь?