Текст книги "Оно того стоило. Моя настоящая и невероятная история. Часть I. Две жизни"

Что я помнила? Этого никто не ожидал…

Я знала слово «амнезия» – это когда все забываешь, но после реанимации узнала, что она может быть такая разная! Я не забыла все – я помнила орфографические правила и иностранные языки, но некоторые события моей жизни просто стерлись. Какие-то события стерлись, какие-то нет… Например, я прекрасно помнила свою учительницу русского языка в школе Надежду Дмитриевну и ее объяснения правил пунктуации: главное предложение от косвенного необходимо отделять запятой и т. д. Особенно помнилось, что и два главных тоже разделяются запятой! (в ведении дневниковых записей эти воспоминания очень помогали)…

От года запомнившиеся эпизоды и моя выборочная амнезия не зависели – в одном и том же году могли быть и очень яркие, и забытые события. Потом все восстановилось, но пришлось многому удивляться. У меня действительно была временная и очень избирательная амнезия: – я не помнила какие-то месяцы и какие-то истории своей жизни, но зато я прекрасно помнила номер домофона у себя в подъезде и фразу, над которой мы иногда смеялись:

«В наш век кардинального прогресса каждый автономный индивидуум трактует собственные тенденции в рамках…», – ну, окончания этой умнейшей фразы я и до аварии никогда не знала. Ну, вот почему и зачем я помнила эту чушь?!

Я была «очень умная» – помнила языки, грамматические правила и даже команды текстового редактора, но качалась, пыталась остановить трясущиеся руки и выглядела полной идиоткой. Не было никакой четкости во взгляде, а психологи еще год спустя выясняли, помню ли я таблицу умножения…

Мой взгляд был таким «неприлично рассеянным», что еще в течение следующих трех лет меня регулярно останавливала милиция-полиция для соответствующей проверки – и я каждый раз рассказывала свою душераздирающую историю, иногда уже и развлекаясь… Со временем я догадалась носить очки, а потом и носить с собой распечатанную историю болезни. Потом перестала, но, видимо, рано – все равно иногда останавливали, и прекратили это делать только лет семь спустя после аварии.

Лингвистические особенности реабилитационного периода…

Хочется отметить, что я многое забыла, но помнила не только иностранные языки, но и русский матерный тоже. И я никогда не слышала, чтобы пациенты его забывали, даже после тяжелых травм. Наоборот, некоторые после реанимации начинают говорить только матом… Да, потом все восстанавливается, но сначала им проще объясняться так.

Вообще, от языка зависит многое. Вот известная веселая статистика, опубликованная уже на тысяче форумов:

«При анализе второй мировой войны американские военные историки обнаружили очень интересный факт. А именно: при внезапном столкновении с силами японцев американцы, как правило, гораздо быстрее принимали решения и, как следствие, побеждали даже превосходящие силы противника. Исследовав данную закономерность, ученые пришли к выводу что средняя длина слова у американцев составляет 5,2 символа, тогда как у японцев 10,8, следовательно, на отдачу приказов уходит на 56 % меньше времени, что в коротком бою играет немаловажную роль. Ради «интереса» они проанализировали русскую речь и оказалось, что длина слова в русском языке составляет 7,2 символа на слово (в среднем), однако в критических ситуациях русскоязычный командный состав переходит на ненормативную лексику, и длина слова сокращается до 3,2 символов в слове. Это связано с тем, что некоторые словосочетания и даже фразы заменяются ОДНИМ словом. Для примера приводится фраза: «32-ой, приказываю немедленно уничтожить вражеский танк, ведущий огонь по нашим позициям». – «32-ой, е@ни по тому х@ю»»…

Я действительно была похожа на ребенка, которому надо учиться ходить и внятно говорить, но дети не умеют ругаться матом, не знают другие языки (хотя, это как повезет: я знаю одного «везучего» мальчика, который в свои пять лет и в силу необходимости общается на четырех языках), и им не мешают воспоминания не то что об успехе, любви и жизнерадостных путешествиях, а вообще никакие! Так что, конечно, я была не совсем похожа на ребенка, но, конечно, родственники относились ко мне именно как к ребенку.

Сейчас я уже умею ходить, но хорошо помню, как ужасалась на занятиях лечебной физкультурой (в течение двух лет), что мне необходимо думать, какую мышцу сейчас следует напрячь, чтобы нога оторвалась от земли и сделала шаг. А потом следующий. А потом следующий… И я все думала и думала – сами ноги почему-то не шагали…

Я очень хорошо запомнила момент, когда с иронией зафиксировала, что вижу дом и уже понимаю, что это дом, т. е. уже вижу четкие очертания. До этого все просто вертелось… Плюс ко всему я еще и поправилась килограмм на 30 за первые месяцы, проведенные, наконец, дома. Я выглядела чудовищно, но желудок однозначно помог мне отвлечься. Хотя, потом это привело к очередным экспериментам…

Другие Реальности

Это единственное, о чем я никогда не писала в дневниках – о своем восприятии действительности в самом начале восстановительного процесса. Хотя все началось еще раньше, в больнице.

Уже потом я читала множество историй людей, переживших кому и клиническую смерть – рассказы о том, как «все стало ясно», как «все перевернулось» и т. д. Я не видела ни длинного коридора, ни яркого света в его конце, ни ангелов или демонов, я не «пришла к Богу» после долгой реанимации, что часто становится итогом в похожих случаях. Я просто не помню этот месяц своей жизни, как если бы не помнила свой сон. Уже потом в постреанимационном отделении я не помнила еще один месяц в больнице, и это тоже можно назвать забытым сном – для меня, скорее, это было просто сном.

Я не знала, что лежу в больничной палате на кушетке и передвигаюсь исключительно на каталке, потому что в это время жила привычной жизнью. Я ездила с «Тату» по европейским странам, встречалась с журналистами и вообще просто продолжала привычную работу. Так, на одном из телешоу «Тату» выступали с одной из песен, и почему-то долго не появлялись в студии. Я нервничала в этой суматохе, искала солисток. Через полчаса ожиданий и поисков я предположила, что выступление отменили, и с волнением спрашивала об этом местных журналистов. «Отменили, отменили!», – ответили мне, и только после этого можно было успокоиться. Сейчас я понимаю, что эту новость об отмене шоу сообщила мне медсестра в постреанимационной палате института нейрохирургии в ответ на мои беспомощные попытки разобраться. Моя подруга даже помнит рассказ медсестры о тех моих переживаниях и вопросах.

Эти «реальности» можно сравнить со снами. Я не летала и не видела «шестикрылых чудовищ» – я жила в привычном мире и даже ходила на работу. И свою нынешнюю реальность я могу представлять или считать сном точно так же.

После палат и санаториев я смогла жить дома, где снова видела все иначе. Это не обязательно было ночью и во сне – я не всегда фиксировала, как выпадаю из этой реальности. Я легко попадала в прошлое и заново проживала некоторые дни. Я видела многие эпизоды того времени – причем не всегда со своей точки зрения. Иногда я переживала прошедшие дни, будучи другими участниками событий. Так я видела те же эпизоды их глазами – и так сразу становились понятными их логика и их поступки.

В каждой реальности были маленькие различия. Например, в одной из таких «реальностей»-снов я видела, как моя сестра огорчилась, потеряв свою куртку. Потом я с удивлением обнаружила эту куртку у себя дома и поняла, что «в моей-то реальности эта куртка есть». Я уже начала сочувствовать ее потере, когда опомнилась: «А, это же было в твоей реальности!». Я часто повторяла эту фразу.

Выбор реальности с помощью врачей

Реальностей было много, а я не могла толком разобраться ни в одной, даже в своей собственной. Ну, действительно, что после этого можно подумать?! Я склонялась к мысли, что «времени нет». Я и раньше понимала, что иногда времени не существует (например, мы видим длинные сны за несколько минут или время исчезает в моменты оргазма), но это стало последней каплей. Каждую ночь и каждый день я оказывалась в разных эпизодах своей жизни, иногда в жизнях своих знакомых… Интернета у меня тогда не было, соответственно, его развлечений или поддержки тоже. При этом я еще и успевала жить в нашем привычном мире и ходить к логопедам…

Все это может показаться «невероятными снами» и «безумными видениями», но я там жила и все это чувствовала – а с этим-то как быть?! Я отчаялась что-то понять. Все это было похоже на сны, фантастически реальные и необъяснимые. Эти вопросы я решила задать психологу во время планового визита. Тогда я не производила впечатления здорового человека, медленно и тихо хрипела в разговорах, поэтому сначала нужна была «разведка».

Я очень вкратце сообщила врачу о своих переживаниях, готовая обсуждать все детали и задавать свои тысячу вопросов уже после. Но по реакции психолога сразу поняла, что выгляжу и говорю, как душевнобольная. С очень внимательным и заботливым лицом психолог спросил, часто ли меня «это беспокоит», после чего я прекратила свои рассказы и постаралась забыть об этом навсегда. Потому что очень хотела быть нормальной! Вскоре прекратились и «видения», и я больше не отвлекалась – стала просто учиться ходить и говорить.

ОК, я поняла, что «времени нет», но мы так точно его отсчитываем и так часто смотрим на часы, согласуя с ними абсолютно все, что, конечно, оно есть! И следующие несколько лет занял восстановительный процесс…

Все длинные диагнозы и сложные лечебные процессы выражались так

Первые полгода я с трудом держала равновесие и с трудом могла стоять и ходить – одна на улицу я не выходила и, конечно, большое спасибо всем, кто составлял мне компанию и кого можно было держать за руку! Конечно, каждая девушка часто думает о предложении ей руки и сердца от мужчины – так вот, рука это тоже очень важно!

Особенно утомительной была лечебная физкультура. Казалось бы, все просто: нужно просто правильно двигать руками и ногами при ходьбе! Но нужно было вспомнить и «автоматизировать» эти правила… Плюс тренировать каждую мышцу, чтобы эти правила выполнять: вот это было непросто!

Потом я научилась ходить и еще около двух лет прихрамывала – не потому, что у меня болели ноги, а потому, что была нарушена координация, и многие движения при ходьбе я делала «не по порядку». Если я нервничала, то вообще забывала всякий порядок движений – очень многое зависело от эмоционального состояния! А нервничала я почти всегда…

Ну, плюс к этому у меня не было голоса (и он восстанавливался особенно медленно), и было много шрамов. Мимика восстанавливалась тоже долго, и первый год я с трудом выговаривала слова, а улыбалась примерно раз в месяц (грустнее было то, что я не видела поводов…).

Хуже всего был рассеянный и потухший взгляд – носить очки я догадалась только через два года. Зато у меня было много фотографий и видеозаписей, где я хорошо выгляжу и улыбаюсь (многие врачи даже настойчиво рекомендовали просматривать эти архивные программы MTV) – я их не смотрела, и вообще старалась не думать об этом.

Конечно, больше всего мне помогла поддержка родных. Родные люди – те, кого ты чувствуешь родными, с кем понимаешь друг друга без слов. Я не стеснялась своего ужасного состояния и не старалась привычно произвести «выгодное» впечатление – у нас было общее понимание происходящего и общие цели! Родные люди не сочувствуют или, хуже того, не жалеют – они всегда помогают, без условий и в любой ситуации. И это лучшая психологическая поддержка! Однако очень важно понимать, что для такой бескорыстной и идеальной помощи сначала нужны и собственные действия и намерения. Иначе, чему помогать?!

Дневники

После возвращения домой из реанимации и санатория, через четыре месяца после аварии я стала вести дневник. Эта прекрасная идея принадлежала психологу, и, конечно, она стоила даже долгих часов приемов в кабинетах с прохождением разных научных психологических тестов! Те стандартные вопросы о моем посткоматозном состоянии и мироощущении я уже не помню, а все особенные истории, и грустные и веселые, остались в дневнике.

Я не прекращала вести дневники или просто что-то сочинять почти никогда. Это всегда было удовольствием, но со временем стало совсем легко, а после работы в прессе еще и «профессионально». Кроме того, ведение дневника однозначно подразумевает «работу мысли» и «мозговую активность», а именно эти усилия были очень нужны для моего восстановления после такой аварии.

Психолог разумно предложил записывать режим дня и расписание занятий, но я с детства уже привыкла записывать все, что можно, нужно или полезно запомнить. Я сделала «все по-своему», но после тех рекомендаций записывать режим у меня осталась привычка всегда фиксировать, в какое время я просыпаюсь и начинаю новый день своей жизни. Со временем выяснилось, что так гораздо проще «оптимизировать» свой распорядок дня, и что «чем раньше – тем лучше!».

Я описывала каждый прожитый день в течение периода восстановления – чтобы лучше запоминать происходящее и чтобы «не терять связи с реальностью». Разумеется, я публикую не все 400 страниц…

И все-таки основная характеристика этих записей в том, что они были сделаны именно в те дни (дни реабилитационного процесса)! И когда я писала дневник, я действительно не «потягивала коктейли», а училась ходить. И да – я была ужасно несчастна и совсем не красива, но дневника можно было не стесняться, и в нем все события и впечатления описаны честно. А потом моя жизнь стала совершенно другой – счастливой: конечно, это произошло не за один день, но обо всех моих действиях, которые к такому финалу привели, я рассказывала каждый вечер в дневнике – я вела его целых три года.

Через полгода после реанимации я смогла не только печатать и редактировать «в Ворде», но и писать ручкой на бумажке (потому что перестали трястись руки). И тогда я узнала удивительную вещь: мой почерк остался прежним, он совершенно не изменился! Это было очень обнадеживающе: возможно походка и голос тоже станут такими, как раньше. Но врачи все еще не могли гарантировать, что будут хоть какие-то…

Даже я сама, читая сейчас свои дневники, вижу, как стремительно менялись настроения, и как они целиком меняли окружающий мир! Мир-то, как мы привыкли считать, оставался все время прежним, и формула E = mс² не менялась, но на разных этапах своего восстановления я видела его, ну, совсем разным! Он бывал и ужасным, и глупым, и жестоким, и прекрасным – и он стал просто чудесным на последних страницах моего дневника! В разные моменты наших жизней мы воспринимаем этот мир по-разному – и что-то мне подсказывает, что так бывает со всеми.

События на первом этапе восстановительного процесса можно назвать однообразными – бесконечные приемы врачей и упражнения. Я не описывала их как захватывающие приключения – я старалась вернуться в этот мир и просто все фиксировала для восстановления памяти и ориентации. Так значительно лучше видно, как сильно менялась жизнь, и чего это стоило. Совсем не сразу я стала воспринимать все, как раньше – и в этом очень помогали (хотя иногда и ошибалась) врачи. Это и называется «реабилитационный процесс», и особенно полезно будет прочитать этот дневник тем, кому такой процесс предстоит. В мое выздоровление тоже не все и не всегда верили…

Но уже тогда я почему-то знала, что восстановлюсь, и что даже, скорее всего, опубликую эти записи – и старалась сделать свою жизнь и дневники веселее…

Когда я редактировала эту книгу, дневник я оставила без изменений – редко добавляла только короткие поясняющие описания, удаляла лишние эпизоды, матерную лексику (да и то не всю) и даже сделала три комментария.

Дневник
Октябрь 2003 – февраль 2004

«И вроде «все живые», все снова хорошо и все как раньше – я, Семенов, наша квартира и типа любовь, но я как будто дух – не могу ходить и говорить… И даже не дух, потому что летать я тоже не летаю, меня все замечают, подбадривают, заботятся обо мне, в конце концов…»

7 ноября 2003

2003

20 октября

с 12 до 15 – Бурденко

15.30 – приезд домой

16.00 – обед

17.00 – дом. задание

18.30–19.30 – прогулка

20.00 – ужин

22.00 – сон

Подъем был быстрым и безболезненным. В Бурденко были занятия с логопедом, компьютером, нейропсихологом и ЛФК. Устала.

Приходил папа. Обсуждали врачей и здоровье.

25 октября

10.00 – подъем

10.30 – завтрак

12.00 – Бурденко, психолог

13.00 – обратно

14.00 – обед, таблетки

19.00 – ужин, таблетки

Пошли в Бурденко. Я узнала много нового от психолога.

Звонила Валя: сказала, что решили навещать.

Папа придумал режим. Пора спать. В 9. Весь день ела шоколадки.

31 октября

12.00 – Бурденко

14.00 – из Бурденко

18.00 – ужин и таблетки

Утром поехали в Бурденко. Занимались компьютерами и у логопеда. Всего два часа занятий, а целый час езды из дома и обратно столько же. В квартире ела, смотрела телевизор, говорила по телефону.

4 ноября, вторник

День был задуман как выходной в Бурденко. Кем?! Потом появились какие-то занятия и во вторник.

У психолога выяснилось, что я еще и сближаю семью. Наверное, очень похвально.

С папой мы приехали домой, купив по дороге бананов. Сюда должна была приехать и Дуня, пока не выяснилось, что она заболела. Короче, оставалось только решить, как лечь спать.

Можно было написать дневник на компьютере, можно узнать новости по телефону письменно, можно просто есть. Было решено ограничиться ванной, которая была в каждом варианте.

5 ноября, среда

Это был обычный день, полный занятий.

Дома я пару часов обедала. Почему-то стала тратить много времени на это. Понятно, что обед включает в себя и просмотр телевизора, и переписку по телефону, но, скорее всего, просто катастрофически нечего делать. Потом наступил вечер, и пришел папа говорить, что я ничего не делаю. Я скоро разучу, но вряд ли соглашусь. После всего этого было решено идти спать: ведь был уже десятый час вечера…

6 ноября, четверг

Утро началось обычно. Потому что в 9:00. Потом приехала Дуня и забрала меня гулять к Центральному Дому Художника. Мы там честно дышали свежим воздухом и смотрели скульптуры. Там, кажется, изображен Холокост, что очень оптимистично… Потом поехали в китайский ресторан, оттуда домой, куда приехал и папа. Дуня приготовила еду и вкусный фруктовый салат. Все поужинали, потом время вышло.

7 ноября, пятница

Встать и позавтракать мне еще удалось, открыть дверь маникюрше с пятого раза (потому что она перепутала подъезды) тоже, а вот дождаться Валю и Дуню – нет. Вечером я получила от Вали сообщение, что они уехали в Турцию, в Анталию. Нашли, в общем, куда поехать. Но некоторым, я уверена, там очень нравится.

Дальше было вообще нечего делать. У меня и раньше так бывало, но очень редко. Очень.

И вроде «все живые», все снова хорошо и все как раньше – я, Семенов, наша квартира и типа любовь, но я как будто дух – не могу ходить и говорить… И даже не дух, потому что летать я тоже не летаю, меня все замечают, подбадривают, заботятся обо мне, в конце концов…

10 ноября, понедельник

День с программой в Бурденко. В программе логопед, ЛФК и нейропсихолог с кучей студентов. Может, я являюсь хорошим примером хоть в чем-нибудь?!

Дома я обедала йогуртами, смотрела телевизор. Пришел папа и наконец принес серьги. Я дала ему почитать эти дневники, чтобы развлечь. После этого спать. Завтра ведь почти свободный день.

Выходных уже просто не бывает, как нет рабочих. Оказавшись в квартире, я написала дневник, поужинала, посмотрела какой-то жуткий сериал. Захотела спать – это, пожалуй, основное.

14 ноября, пятница

Утро перешло в день в Бурденко. Там были логопед, ЛФК и стабилометрия. Дома я уже научилась пользоваться техникой и смотрела телевизор. Приехала Ксюша и повела меня гулять к бульварам, после чего приготовила обед.

17 ноября, понедельник

С утра мы с мамой пошли в поликлинику для анализов в очередной реабилитационный центр. Разрезанный палец я выдержала легче, чем проколотую вену. Врачи себя так вели так, как будто из остальных пациентов никто не дергается. Странно.

В квартире я в очередной раз узнала много нового по телефону. После этого съездили в Бурденко на занятия логопеда, ЛФК, психоневролога, потом вернулись. Я в сотый раз посмотрела МУЗ-ТВ, поняла, что с трудом влезаю в свои штаны, и решила спать.

18 ноября, вторник

Утром Семенов отвез меня в Бурденко к психологу. Там я узнала, то не узнаю больше ничего. Все сама, как обычно – из прошлой жизни мне хорошо запомнилось только это.

Короче, ничего нового.

19 ноября, среда

Утром Бурденко, четыре занятия, все как обычно. Мне напомнили, что этот курс скоро заканчивается. Потом, после очередной больницы, наверное, будет что-нибудь еще из этой же серии.

Потом я осталась в квартире одна и съела все фрукты. Я не смогу больше вступать в дискуссию по поводу их покупки. Тут сломался телефон, и я поняла, что основные номера я помню наизусть. Лучше бы я другое так помнила.

7 декабря какие-то выборы. А вот это уже все равно. Уже вечер, темнеет, а значит, как ни забавно это звучит, пора ложиться спать.

25 ноября, вторник

Бурденко утром. Встреча с психологом.

Почему никто не делает продукты под маркой «диетические»? Очень бы хорошо продавались: лучше уж, чем чипсы ста видов…

Потом был обед дома. Приехал папа и привез из Америки бусы и мексиканскую еду.

Не, готовить я еще не могу, могу только читать кулинарные книги. Конечно, большая удача, что это может делать Семенов, и, ну хоть от голода не умру.

26 ноября, среда

Пришлось встать в 8:00. Рано приехал папа забрать в центр реабилитации на Таганке и торопить. Я не позавтракала в итоге. В центре патологии речи обошла почти всех врачей. Они заподозрили меня в наркомании и проверяли вены, как будто я могу колоться. Обычно я ложусь спать в 21:30, но сегодня должны начаться такие редкие свободные дни, когда можно ложиться в любое время.

28 ноября, пятница

Утренний подъем перешел часов на 11. Если не позже. День ушел на прочтение Акунина и компьютер. Самое ужасное, что эту книжку Акунина я уже читала, но не помню ни звука. Интересно, о чем это говорит? Перед сном я посмотрела «Красоту по-американски» с новыми эмоциями.

29 ноября, суббота

Утро началось не так уж рано с огромного количества лекарств. Это еще не все купили. Потом посмотрела по видео «Матрицу» и еще что-то, что уже раньше смотрела. Купили новые прописанные таблетки, которых стало больше плюс что-то внутримышечно.

Я думала, что смогу посмотреть еще одно кино дома, но, видно, ошибалась. Это была «Идентификация Борна», я про него даже не слышала. Семенов говорит, что это «почти про меня». Это значит, что человек там нормально ходит и говорит, но вообще ничего не помнит. Тоже, наверное, не очень…

Но он хоть говорит и машину водит. Забыв какой-то эпизод, я пошла спать. Завтра.

30 ноября, воскресенье

Утро началось с этого фильма, который удалось посмотреть нормально. Принимала гору таблеток, искала фильмы, ела фрукты, очень просила Семенова купить мороженое.

Потом приехала Валя, с которой мы ходили гулять по переулкам. С тех пор как я стала пить последние таблетки, у меня начались головокружения. Пользы пока не вижу, а головокружения налицо. Впрочем, этим все равно никто не интересуется, может, так и надо?

Вечером стала смотреть «Джерри Макгуайер», и опять это странное ощущение, что я его когда-то уже видела.

1 декабря, понедельник

Сегодня начала смотреть «Угнать за 60 секунд». У меня вообще такое ощущение, что скоро я просмотрю все фильмы магазинов. Решила досмотреть потом, а пока посмотреть другой. Написано, что называется «В спальне» и претендовал на кучу Оскаров. Может, это интересно.

Сегодня еще должен позвонить папа и сказать, когда можно ложиться в следующую больницу. С ним не получилось долго поговорить, да и вообще мало что ясно.

Кино зато становится проще понимать, но почему-то все везде про какие-то убийства, трагедии – даже просто по телевизору. Неужели это самое интересное? Хочется попроще.

2 декабря, вторник

Утром заехал папа, чтобы отвезти меня к фониатору. Оказывается, мы у нее были уже, но я, конечно, этого не помню. Она первая из врачей говорила про время и сроки. Я уже думала, что они клянутся где-нибудь про это не говорить пациентам.

Днем я стала досматривать кино, и выяснилось, что я уже досматривала его вчера. Прекрасно.

Еще очень захотелось шоколада.

Приходила Ксюша, сходила вместе со мной в салон выщипывать брови. Я не ожидала, что это будет такая адская боль! Ужасно, просто мучительно, не знаю, что я решу в следующий раз.

Этот дневник скоро будет напоминать, что я такого-то числа делала, потому что я все забываю. Идея с дневником хорошая, но можно было предупредить, что в какое-то время уже ничего без него и не вспомнишь. Может быть.

3 декабря, среда

Утром, как обычно, пришлось встать. Пришел папа: без особых новостей, но как обычно с пожеланиями здоровья. Завтрак и таблетки.

Ну уж фильм «Пять чувств» я точно смотрела по второму разу… Хотя там много, более менее я помнила, чем он закончится. Уже лучше.

Приезжала Валя, ходили с ней гулять. Вернулись, и я сделал пирог, первый в этой странной жизни. Не пробовала пока. Журналы, книжки и спать.

8 декабря, понедельник

Утром заехал папа, чтобы забрать меня в центр патологии речи. С его директором он уже пообщался, у врачей мы были уже второй раз. И опять никто ничего не прогнозирует – говорят, что не знают. Я тоже.

9 декабря, вторник

Я проснулась в больнице. Здесь подъем в 7 утра. Что вообще можно делать в такое время?! Врачи настаивают на уборке комнаты! Представляю себе этот предмет в медицинском…

Среди всех заходили и логопеды. Здесь они не называются врачами, а называются исключительно логопедами.

Сказался подъем в 7:00, и захотелось спать.

11 декабря, четверг

По словам врача теперь все решили просыпаться в 8:00…

Была у логопеда. Потом были процедуры с магнитами – некое исследование мозга. Пока я сидела в коридоре перед этим исследованием, случился настоящий «провал памяти». Я первый раз в жизни не помнила, зачем я здесь на какой-то скамейке оказалась. Необычно.

12 декабря, пятница

Сегодня выходной, и я дома, а не в больнице, для разнообразия. Это значит, что никто не работает и можно вставать когда угодно, но в квартире рядом что-то строят, и спать невозможно.

Вечером пришли «коллеги», причем большой компанией, кого-то из которой я видела вообще впервые. Я только помню, что какая-то девушка из этой компании мечтала стать телеведущей, о чем говорила соседу. Очень трогательно.

13 декабря, суббота

Главная игрушка у меня теперь компьютер. Хорошо, не холодильник…

Весь день эти бесконечные ЛФК и логопедические упражнения. Плюс телевизор и компьютер. Гулять я попробовала одна. Вроде хожу нормально, но очень тяжело без поддержки, так что пришлось быстро вернуться. Тут уже дело, видно, в голове. Чувствую я себя вроде лучше, но глаза по-прежнему видят черт знает как.

И опять непонимание компьютера и музыка по телевизору. Я уже скоро смогу голосовать в этих дурацких хит-парадах.

14 декабря, воскресенье

Бестолковейший день. Целый день дома, делать особенно нечего, зарядку от телефона найти невозможно, есть и читать особенно нечего. И так целый день. Вроде бы приходил папа. Я уже не могу ничего вспомнить, поскольку пишу на следующий день.

15 декабря, понедельник

Утром заехал папа и отвез в больницу, где на столе уже лежали таблетки. Зашла в зал ЛФК. Им кто-то сказал, что заниматься в группе полезно. Я раньше не пробовала. Каждый пациент делал упражнение, как понимал инструктора: все делали по-разному.

Потом была физиотерапия, из-за которой приходится идти по лужам в другое здание. Приходили три логопеда, я была у фониатора. В Бурденко занятия были по часу, здесь по полчаса. По часу считать полегче.

Еще все врачи оставили мне задания, которые нужно делать без них. Короче, лечение не прекращается вообще. Жалко, я не вижу результатов.

16 декабря, вторник

В 9 утра была на ЛФК. То, что называется ЛФК, здесь просто, недолго и чаще в группе таких же или хуже. Потом я в первый раз вышла одна на улицу, чтобы пойти в другой корпус. Вечером впервые попробовала здешнюю еду. Интересно, как такое готовят.

Главное потрясение дня – групповые занятия у логопеда. Туда человек 10 приходят, это еще «самые легкие». Первый раз в жизни почувствовала себя в дурдоме. Эффектно то, что у каждого свой дефект.

17 декабря, среда

Теперь в 9:00 ЛФК. Отличная утренняя зарядка, которую я, кстати, никогда не делала. Плюс два логопеда, длиннющая очередь на процедуры, фониатр.

Вечером зашла Машка. Я узнала много о Японии, мы ходили в кафе рядом. Не очень, зато находится в здании больницы.

18 декабря, четверг

Я начинаю мучиться у врачей на занятиях. Сегодня были ЛФК, физиотерапия, логопеды, фониатр. Врачей много, результатов я пока не вижу ни одного. Еще хорошо, что со мной пациенты почти не общаются. Мне здесь меньше всех лет.

Телевизор у меня в комнате работает постоянно, я скоро начну разбираться в сюжетах отечественных сериалов.

Почти после всех врачей пришел папа, с которым мы пошли в это ближайшее кафе. Там орало МУЗ-ТВ с плохими клипами. Вернувшись, я пошла к фониатору с губной гармошкой. Теперь я, как певица, хожу к фониатору. Причем с гармошкой.

23 декабря, вторник

9:00 – ЛФК, 10:30 – тоже ЛФК, только в группе ненормальных. Я когда вижу их, начинаю бояться, что вообще не вылечусь. А они вроде ничего вообще не боятся. И улыбаются! На групповые занятия я больше не пойду, эти гимнастические соревнования мне тяжело даются.

Еще сегодня первый раз должен быть массаж.

Приехали Маша с Семеновым, отвезли меня домой. Привезли кучу фоток – там есть и мои, которых я, конечно же, не помню.

24 декабря, среда

Будильник стоит на восемь с чем-то. Когда просыпаешься в такое время, сразу понимаешь, что ты не дома. Днем, как и утром, были врачи. Утром есть перерыв, в который, видимо, надо смотреть телевизор.

Скоро конец третьей недели, только сейчас появилось точное расписание. Я хочу убрать из него массаж, а в остальном оно нормальное. Вечером зашла ненадолго сестра Маша. Поздно вечером заехала Валя, я уже погасила свет. Мы с ней вспомнили Турцию. Оказывается, я помню день аварии. Впервые такое – я помню где и что, но не помню, с кем и в какой стране.

29 декабря, понедельник

Сначала пришла Маша с клубникой, чтобы прогуляться. Ее привез папа, который оставил мне и компьютер. Теперь у меня есть принтер, но нет Интернета.

Папа отвез в больницу на Таганке. В прошлый раз не было инструктора по ЛФК, в этот раз не пошла я. Так утро стало спокойнее. Заходил опять местный психолог. Лет на 40–50 меня старше.