Текст книги "Застенчивая Энн"

Белинда Бриттен
Застенчивая Энн

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Доминик выругался и резко повернул руль. Узкие горные дороги сейчас, в сумерках, представляли для автомобилиста настоящую опасность, да и для мотоциклиста тоже. Туман все сгущался, как часто бывает в сумерках перед дождем в припиренейской части Франции. Вдобавок ко всем неприятностям Доминик опаздывал. Полицейский запрет на пользование автотранспортом по ночам в этих местах распространялся на всех, даже на безработных фотографов, не рассчитавших время на дорогу и теперь возвращающихся домой в темноте, усугубленной пеленой мороси. За свою полную приключений жизнь молодой человек сменил много профессий, но ни одна из них не принесла ему так мало удачи, как та, которую он считал своим призванием.

Дождь за последние полчаса усилился, но не разогнал тумана. Поднимающийся от нагретой за день дороги пар белесо клубился, будто асфальт курился. Кожаная куртка Доминика блестела от влаги, прядь светлых волос, выбившихся из-под шлема, прилипла ко лбу. Нужно было взять не мотоцикл, а автомобиль – в нем водитель хотя бы защищен от дождя. Но с утра небо было таким безоблачным... Доминик все никак не мог привыкнуть к изменчивой местной погоде: пять лет жизни в Перпиньяне так и не научили его не доверять первому впечатлению. Фара мотоцикла освещала дорогу всего на несколько метров вперед, и все, что было видно, – это туман и черная стена горы по левую сторону. Справа же, за невысоким металлическим ограждением, темнела пропасть. На самом деле было всего метров десять до следующего витка дороги. Но все равно упасть с такой высоты достаточно опасно.

Боковых ответвлений у петляющих горных шоссе обычно нет, и каменистая дорога, спускающаяся по склону, поросшему редким кустарником, стала для Доминика неприятным сюрпризом. Темный автомобиль, лихо вывернувший на основную трассу, тоже, по его мнению, являл собой нечто совершенно ненужное. Машина сливалась с сумерками до последнего момента, а рокота мотора Доминик не расслышал из-за шума дождя. Внезапная вспышка фар едва не ослепила его. В последний момент он успел повернуть направо, качнулся в седле от сильного удара передним колесом о металлическую ограду и ударил по тормозам. Но поздно – мотоцикл встал на дыбы, как разъяренный конь, и сбросил хозяина, порываясь полететь вслед за ним.

Тренированное тело Доминика, рефлекторно зная, что нужно делать, подобралось и пружинно оттолкнулось ногами от взбесившегося железного коня. Пожалуй, упади Доминик вместе с мотоциклом, не избежать бы ему серьезных травм. А так он просто прокатился, с шумом ломая кусты, по каменистому склону метров пять. Мотоцикл с грохотом рухнул в отдалении, сломав ограждение и вызвав целый камнепад.

Уцепившись за куст, Доминик остановил падение и несколько секунд оставался неподвижным, прислушиваясь к своим ощущениям. Похоже, ничего серьезного – ни переломов, ни вывихов. Слава Богу, он отделался несколькими, впрочем довольно ощутимыми, ушибами. Могло быть и хуже, с обычным оптимизмом подумал молодой человек, медленно поднимаясь на ноги. Нужно посмотреть, что с мотоциклом: возможно, тот отделался не так дешево, как он.

Проклиная в душе болвана за рулем, из-за которого, он, скорее всего, обречен теперь ночевать в горах под дождем, фотограф двинулся в сторону мотоцикла. Нужно еще было проверить, что с фотокамерами. Их гибель Доминику было бы труднее простить неосторожному незнакомцу. Если мотоцикл серьезно поврежден, интересно, как тогда отсюда выбираться? Вряд ли имело смысл ожидать, что по этой дороге кто-нибудь проедет до утра. Останется только доковылять до ближайшей деревушки и там завернуть в полицейский участок...

Шлем сбился на сторону от падения и мешал обзору. Доминик снял его и прислушался, хотя голова все еще гудела. Рокота мотора он не расслышал, и это заставило его насторожиться: дало себя знать полицейское прошлое. Логичнее всего тому парню было бы убраться с места происшествия, и чем скорее, тем лучше. Водитель темного автомобиля являлся единственным виновником ДТП. Кто знает, не захочет ли он избавиться от свидетеля его дорожного разгильдяйства? Доминик замер, весь обратившись в слух. Затем, согнувшись, нащупал острый камень на склоне. Хотя это и не лучшее оружие для самообороны, но, если использовать эффект неожиданности...

Наверху, на дороге, хлопнула дверца автомобиля. Доминик напрягся. Черт побери! Надо же было так глупо влипнуть в скверную историю!

Раздались шаги, довольно легкие, надо заметить. Очевидно, водитель небольшого роста или худой. Облака на миг разошлись, и в прорыве их блеснула луна. Темная на фоне лунного света фигура склонилась, опираясь на дорожное ограждение и внимательно вглядываясь вниз. Доминик попытался по мере сил слиться с пейзажем.

– Эй! – неуверенно позвал голос сверху. – Эй, вы там живы? С вами все в порядке?

Доминик не сразу поверил своим ушам. Женщина? И на редкость храбрая женщина. К тому же, судя по голосу, молоденькая.

– Где вы? – снова позвала она, перемахивая через ограждение.

Ноги у нее, насколько Доминик мог разглядеть в неверном свете, были длинные, обтянутые джинсами. По плечам разметались волосы. Двигалась она красиво, будто танцевала. Молодой человек слегка расслабился. Вряд ли глупая девица желает его прикончить, так необдуманно подвергая себя риску! А в том, что девица глупа, Доминик не сомневался: разве умный станет так водить машину в горах, а потом еще изображать из себя доброго самаритянина?

– Я здесь, – отозвался он довольно мрачно, делая движение рукой, чтобы привлечь ее внимание.

Девушка едва ли не с облегчением шумно вздохнула и двинулась к нему, стараясь не поскользнуться на мокрых камнях.

– Слава Богу, вы живы, – бормотала она. – Простите меня, пожалуйста! Я совершенно не привыкла к таким дорогам, да еще этот туман... Надеюсь, вы не ранены? – Голос у нее был красивый, звучный, но по-французски девушка говорила с легким акцентом, который Доминик с удивлением распознал как английский.

Девушка приблизилась, и в этот миг луна снова выглянула из-за облаков, озарив ее голубоватым светом. Это было как вспышка молнии: Доминик увидел ее всю целиком, а через мгновение снова остался лишь туман и темнота да две длинные дорожки света от фар наверху. Но то, что молодой человек успел разглядеть, напоминало... видение.

Доминик был фотографом, точнее фотохудожником, и воспринимал мир как череду ярких картин, сменяющих одна другую. Он привык искать в происходящем неожиданные ракурсы. Даже когда катился по каменистому склону, успел подметить: потрясающие получились бы кадры – мешанина света и тьмы, летящий вниз мотоцикл со все еще горящей фарой, прочерчивающей туманный воздух... Но что там туманный воздух, что там драматичная игра светотени, когда девушка, приближающаяся к нему, словно сошла с обложки роскошного журнала.

Она была высокая – почти такая же высокая, как он сам. Обычно Доминик предпочитал миниатюрных женщин. Но эта при своих метре восьмидесяти казалась сказочно хрупкой – с тонкими руками, открытыми до локтя, изящной шеей, виднеющейся в распахнутом вороте белой блузки, с пышными локонами, поблескивающими от капель дождя. По телу Доминика пробежала дрожь. Он не знал, что тому причиной: воздух, пропитанный влагой, или пережитый шок.

Тряхнув головой, Доминик прогнал наваждение.

– Я-то не ранен, – ответил он резко, даже резче, чем намеревался. – Но мог бы, между прочим, свернуть себе шею, если бы мне меньше повезло. А мотоцикл, я полагаю, пострадал куда больше моего, и все по вашей милости. Кто учил вас, мадемуазель, водить автомобиль? Передайте ему, что такую ученицу нужно было сразу гнать из автошколы.

Доминик говорил и удивлялся, что это на него нашло. Никогда еще он так грубо не обращался к женщине – даже если учесть, что из-за нее он только что попал в автокатастрофу. В конце концов не так уж она и виновата: будь он повнимательнее и смотри не только под колеса мотоцикла, смог бы притормозить вовремя и пропустить ее вперед. Нельзя так увлекаться размышлениями и не замечать ничего вокруг! Некогда он следовал этой заповеди. Некогда, это в бытность свою полицейским...

– Простите, – снова сказала девушка, покаянно опустив голову, и Доминику мгновенно стало стыдно за свою резкость. – Я, видите ли, не привыкла к горным дорогам. Это моя первая встреча с ними. Я слегка заблудилась и осознала ошибку, только когда дорога вывела меня к каким-то развалинам на вершине. Хорошо еще, что там оказалось достаточно места, чтобы развернуться в темноте!

– Вы впервые в горах, – сварливо произнес Доминик, поражаясь себе, – и при этом пускаетесь в дорогу на ночь глядя в такой туман? Ни один нормальный человек не станет так поступать.

– Однако я так поступила. – В ее голосе послышался вызов. – Дело в том, что меня ожидает работодатель к определенному сроку. Я не хочу его подвести.

Работодатель. Значит, она едет устраиваться на работу. А Доминик принял было ее за взбалмошную туристку, которые так любят проводить отпуск в зеленых Пиренеях.

Тем временем девушка напряженно вглядывалась в лицо собеседника. Хотя уже стемнело, она различила, что у того буйные светлые волосы, свежая царапина на щеке... и весьма широкие плечи. И как бы там ни было, ночной незнакомец не казался дружелюбным.

Она поскользнулась на мокрой траве и едва не упала. Доминик рефлекторно протянул руку ее поддержать, но девушка устояла, удержавшись за куст. Однако Доминик слегка задел ее пальцами за локоть – и снова по его телу как будто пробежала электрическая искра. Может быть, приближается гроза и воздух наэлектризован, подумал он, отдергивая руку как от огня. А может быть... Впрочем, неважно.

– Пойдемте со мной, – предложила девушка, отступая на шаг. Доминику показалось на миг, что она так же дернулась от его прикосновения, как он – от ее. Еще бы, страшно все-таки даже такой храброй девице оказаться в темных горах один на один со злым исцарапанным типом, которому она только что разбила мотоцикл! – Пойдемте наверх, я отвезу вас куда-нибудь. Не ночевать же вам здесь в самом деле! Тем более что я виновата перед вами, значит, должна искупать вину... по мере сил.

Она что, предлагает поехать в ее машине? Доминик сморгнул, думая, что ослышался. Ну и девушки бывают на свете! Только вот от этой Доминик не собирался принимать никакой помощи.

– Не думаю, что это хорошая идея, – огрызнулся он.

Доминик словно разделился на двух человек: один раздражался и нарочно грубил, второй изумленно взирал со стороны на первого, не понимая причин такого его поведения. И этому второму, похоже, очень хотелось оказаться в теплом и сухом автомобиле... в компании загадочной красотки. Однако первый Доминик продолжал стоять на своем, хотя даже у него мелькнула мысль, что он злится вовсе не на нее. А на кого же? На себя? И за что тогда? Неужели за странное, совершенно неуместное влечение, то и дело пронизывающее его огнем?

– Езжайте своей дорогой, мадемуазель, и будьте впредь осторожнее на дорогах. Я как-нибудь позабочусь о себе сам... А заодно и о своем мотоцикле. Когда научитесь водить машину как следует, тогда и приглашайте попутчиков, а мне дорога жизнь, которой я из-за вас едва не лишился.

И Доминик, демонстративно повернувшись к ней спиной, направился к мотоциклу. Уже с двух шагов стало видно, что машине пришел конец: руль погнут, одно из колес повернуто под неестественным углом. Склонившись над ней, Доминик досадливо присвистнул.

Девушка мучительно нахмурилась. Должно быть, ей было обидно – еще бы нет! Она хотела поступить как можно правильнее, остановилась помочь – и ее помощь грубо отвергли. Гордость говорила ей, что нужно махнуть рукой и уехать, оставив грубияна под ночным дождем. Пусть мокнет хоть до утра, если ему так этого хочется. Но что-то не давало ей сдвинуться с места. И это было не только чувство вины.

– Перестаньте злиться и подумайте хорошенько, – умоляюще попросила она. – Уже совсем стемнело, вряд ли вы встретите другую машину, готовую вас подвезти. Какой смысл ждать до утра под дождем? А мотоцикл можно оставить здесь и завтра вернуться за ним в фургоне с тросом и подъемником. Все равно в одиночку вы не докатите его до ближайшей деревни. Давайте я помогу вам спрятать его в кустах. Вы запомните место и завтра сможете забрать свою машину и сдать в ремонт.

Девушка говорила вполне разумные вещи, и именно поэтому Доминик злился все больше и больше. У него не находилось ни одной объективной причины отвергать ее помощь. Тем постыднее и невозможнее было для него ее принять.

– С таким водителем, как вы, – ответил он, даже не разгибаясь, – я скорее попаду на тот свет, чем домой. Езжайте по своим делам да не сверните себе шею, а по приезде попросите своего работодателя нанять вам шофера.

Она еще с минуту потопталась за его спиной, потом прерывисто вздохнула. Всякому терпению есть предел.

– Ладно, я пошла. Извините еще раз... И за попытку помочь тоже.

Шаги ее зашуршали по камням – она карабкалась вверх, умудряясь делать столь прозаическое дело с непринужденной фацией танцовщицы. Доминик обвел языком губы. Две половинки его «я» продолжали ожесточенный бой за его волю, и второй Доминик обзывал первого дураком. «Останови ее! Останови сейчас же! – взывал он. – Что за глупость ты делаешь? Гордыня обуяла, Доминик Бертье?»

Наконец второй Доминик победил. Молодой человек резко повернулся и произнес в спину удаляющейся фигурке:

– Нет, это вы извините.

От удивления девушка споткнулась и едва не съехала вниз по склону. Обувь у нее была совсем неподходящая для лазания по горам – легкие сандалии, переплетение кожаных ремешков.

– Что вы сказали?

– Я прошу у вас прошения за грубость, – пояснил Доминик, делая шаг в ее направлении. – Я повел себя как идиот. Не так уж вы и виноваты в аварии. Я сам должен был следить за дорогой. И с вашей стороны очень любезно будет меня подвезти.

Девушка откинула со лба мокрые волосы и улыбнулась. Она сама не знала, отчего почувствовала такое облегчение.

– Тогда давайте спрячем ваш мотоцикл, – заторопилась она. – Я вам помогу. Мы закидаем его ветками, тут есть подходящие. А завтра вы заберете машину, и все будет в порядке.

Она подошла совсем близко. Дождь лил не переставая, и Доминик видел, как намокшие пряди волос налипли ей на лоб. Поборов неожиданное желание откинуть с ее виска мокрую прядь, он усмехнулся, стесняясь своего внезапного порыва.

– И как это вы не боитесь предлагать незнакомому мужчине его подвезти? Да еще в горах, где нет ни души. А вдруг я серийный убийца или опасный маньяк?

– Я привыкла предлагать людям помощь. – Девушка повела плечом. – Кроме того, я очень любопытна, меня интересуют маньяки и серийные убийцы. Вы, должно быть, оглушаете свои жертвы ударом камня по голове, а потом душите их голыми руками?

Доминик только тут сообразил, что в левой руке до сих пор сжимает камень, которым собирался отбиваться от неведомого противника. Рассмеявшись, он бросил камень в кусты, и тот с шумом покатился вниз, увлекая за собой более мелкие камешки.

– Да нет, это не мой обычный прием. Я всякий раз расправляюсь с жертвой по-новому. Так куда интересней.

На этот раз засмеялась девушка. От ее серебристого смеха Доминика пробрала дрожь. Неодолимое желание к ней прикоснуться испугало его самого.

– Мне показалось, что вы хромаете. Уверены, что с вами все в порядке? – спросила она, кончив смеяться.

Доминик невольно вздрогнул.

«Все в порядке?» И эта странная жажда прикосновения... Ощущение зависимости, уязвимости... и одновременно тепла. Он испытывал это в последние месяцы жизни матери.

Она уже не вставала с постели, и старший брат старался не подпускать Доминика к ее кровати, считая, что ей нельзя волноваться. Но могла ли мать не волноваться при виде десятилетнего сына, которого покидала, не успев довести до порога взросления?.. Доминик не показывал матери своего горя и смятения. В те редкие часы, которые ему удавалось провести рядом с ней, он старался улыбаться. «Ма, все в порядке?» Чаще всего она отвечала кивком и слабо улыбалась... А Доминик крепился изо всех сил, чтобы не заплакать.

Именно тогда он научился контролировать эмоции, дав себе зарок, что ни за что не покажет матери своей боли. Больше всего ему хотелось взять ее за руку, уткнуться в теплое плечо и вволю поплакать, но мальчик не мог себе этого позволить, не желая усугублять страдания матери. Когда же она умерла, Доминик дал у ее гроба еще один зарок: ни к кому не привязываться так же сильно. Потому что никто не вечен, а терять тех, кого любишь, слишком больно. Ему не хотелось больше испытать подобной боли.

Должно быть, поэтому он нигде и не задерживался подолгу, избегая привязанностей. И ни разу в своей жизни не оставался с женщиной дольше, чем на одну ночь. И всегда уезжал до рассвета...

– Ну вот, – произнесла странная девушка, распрямляясь. – По-моему, так хорошо. С дороги мотоцикла не будет видно. Можно идти.

Дождь полил сильнее, и по шее Доминика потекли ручейки воды. А девушка и вовсе промокла в своей тоненькой блузке и джинсах. Доминик предложил ей куртку, чтобы накинуть на плечи, но она отказалась.

– Мне уже нечего терять, – сообщила она. – Вот доеду до места, там и высушусь.

Они выкарабкались на дорогу один за другим. Если бы Доминик был впереди, он непременно протянул бы девушке руку, чтобы помочь вылезти, но она, легкая и тоненькая, опередила его и первая оказалась возле машины. Возможно, дело было в тяжеленной сумке с камерами, которую он тащил на плече.

Доминик разглядел автомобиль доброй самаритянки – ярко-красный «опель», заднее сиденье которого было завалено какими-то вещами. Черт! Значит, ему всю дорогу придется сидеть рядом с ней, может быть даже соприкасаясь бедрами.

Девушка открыла дверцу и села за руль, с сомнением взглянув на спутника, будто он мог возразить против того, чтобы она заняла место водителя. Доминику стало стыдно. На самом деле на горных дорогах любой может попасть в беду, не только молодая девица, привыкшая к ровным равнинным шоссе. Наверняка она не так уж плохо водит машину.

Желая скрыть смущение, он шумно уселся на соседнее сиденье, устраивая на коленях сумку с камерами, повозился, снимая потяжелевшую от влаги куртку. И только после этого поднял глаза и наконец увидел свою новую знакомую при нормальном освещении.

Волосы ее, сейчас намокшие и выпрямившиеся, оказались чудесного золотисто-каштанового оттенка. Большие зеленые глаза, какие бывают только у шатенов, доказывали, что цвет волос натуральный, медный оттенок даровала им природа, а не дорогая краска. Однако ее чуть загорелая, золотистая кожа была без малейшего намека на свойственные рыжим людям веснушки. По щекам девушки разливался нежный румянец.

Она подняла руки, такие же золотистые, и собрала волосы в хвост. Ногти ее оказались идеальными – безупречной формы и без всякого лака, а Доминика всегда раздражали накрашенные ногти. Длинные тонкие пальцы, казалось, были созданы для игры на музыкальных инструментах. Кто же она? Может, действительно музыкантша? Но двигается она как танцовщица... И обладает независимым характером и недюжинной отвагой, раз разъезжает в одиночку по ночам... И этот английский акцент... Что занесло ее сюда, ведь всем известно, что французы – ужасные снобы и не терпят чужестранцев... Однако для этой девушки Доминик уже готов был сделать исключение.

Она на миг встретилась с ним взглядом. Ресницы ее, длинные и темные, удивленно дрогнули, на лице появилось нечто вроде узнавания. Но она поспешно отвела глаза и положила руки на руль.

– Ну что, поехали? Или вы все еще сомневаетесь в моих способностях водителя?

В горле Доминика внезапно пересохло. Не в силах выдавить ни звука, он кивнул.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Энн Лесли невольно вспомнила свои слова, только вчера сказанные Пьеру: «Я сразу узнаю своего единственного мужчину, как только его увижу. Но пока он мне еще не попадался».

Насмешка судьбы?.. Может быть. Потому что, когда Энн увидела грубияна мотоциклиста, стоящего под дождем, с камнем, зажатым в руке, сердце ее на миг замерло.

Никогда еще с мисс Лесли, известной фотомоделью, не происходило ничего подобного. Она видела в своей жизни много мужчин, в том числе и самых красивых мужчин Европы, но воспринимала их только как окружение, неизбежное при ее профессии. Вот и Пьер то же самое говорил...

Энн припарковала свою красную машину и вошла в парижский ресторанчик, как всегда притягивая к себе взгляды мужской части посетителей. Сразу несколько голов повернулись, и Энн чувствовала, как заинтересованные взгляды ощупывают ее стройную фигуру, обтянутые джинсами ноги, пышную грудь под белой блузкой. Вечером в пятницу люди особенно остро реагируют на женскую красоту, она уже давно это заметила.

Впрочем ей было все равно. К мужским взглядам она привыкла – и к зачарованным, и к откровенно вожделеющим. Хотя даже бармен и официанты как по команде обернулись, будто их ресторан посетила кинозвезда, Энн и бровью не повела. Она искала Пьера, который по уговору уже должен был ждать ее за столиком и заказать напитки.

Пьер был одним из немногих мужчин, с которыми Энн подружилась за время совместной работы. Может быть, потому, что он никогда не воспринимал ее как объект домогательств и поддерживал чисто деловые отношения, воспринимая фотомодель как творческого человека и коллегу, а не как «ночную бабочку» дорогого пошиба. Девушка даже не заметила, когда их сотрудничество переросло в дружбу.

Рядом с Пьером Энн чувствовала себя спокойно, с радостью принимала его подарки и сама никогда не забывала поздравить его с Рождеством или с именинами. С ним она соглашалась отобедать, не опасаясь, что после он попытается затащить ее в постель. Пьер Бертье, возглавляющий модельное агентство «Рандеву», слыл на редкость порядочным человеком для своей профессии. Кроме того, при первом взгляде на него мысль о домогательстве тут же пропадала – настолько по-домашнему уютно и безопасно он выглядел. Маленький, полноватый, с лысиной, в больших роговых очках... Кто бы мог подумать, что месье Бертье – самый ловкий и успешный сват во всей северной части Франции!

Количество браков, заключенных при его посредничестве, могло бы войти в Книгу рекордов Гиннесса. Закоренелый холостяк, Пьер принимал деятельнейшее участие в личной жизни всех своих родственников, друзей и знакомых. И те из них, кто действительно хотел встретить свою вторую половинку, бывали впоследствии ему очень благодарны. Беда в том, что не у всех знакомых Бертье имелась склонность к семейной жизни. И Энн относилась именно к ним...

– Энн! Я здесь!

Официант с подносом посторонился, давая девушке пробраться в укромный уголок у окна, где за накрытым столиком сидел Пьер Бертье и махал ей рукой. Перед ним стояли салаты и запотевшая бутылка красного вина – должно быть, превосходного. Пьер всегда отличался вкусом в выборе вин.

Энн присела за столик, и Пьер взялся за бутылку. Девушка со смехом остановила его руку, едва уровень жидкости достиг середины бокала.

– Довольно, довольно! Ты забыл: я ведь за рулем.

– За рулем? Ты все-таки уезжаешь сегодня? Энн кивнула.

– Я-то надеялся, что ты подождешь хотя бы до завтра. – Пьер выглядел разочарованным. – Ну что же, тем более нужно выпить немного – на прощание с Парижем. Ты же знаешь, это лучшее вино в этом ресторане... И в паре-тройке окрестных, думаю, тоже.

Энн благодарно пригубила вино. Оно и в самом деле оказалось превосходным.

– Ну, до свидания, Париж! – провозгласила она, и Пьер поднял бокал вслед за ней. – И тебе, Пьер, тоже до свидания. Надеюсь, мы вскоре встретимся. Не в Париже, так еще где-нибудь.

– Я забыл, куда ты уезжаешь? – спросил Бертье, пододвигая тарелку с салатом. – В Испанию, кажется, если я ничего не путаю?

– Путаешь. Всего-навсего ближе к Испании, на юг Франции. В Перпиньян.

– Не сидится тебе на месте, дорогая моя Энн, – проворчал ее работодатель. – Мне кажется, ты только что приехала и вот опять спешишь куда-то. Разве плохо нам работалось вместе? От чего ты все время убегаешь?

– Не от чего, – быстро ответила Энн, – а к чему. Я люблю перемены. Мир так велик, нужно успеть увидеть его весь. Или хотя бы постараться.

– Ты хоть представляешь, что такое это «все»?

Девушка на миг задумалась, потом ответила:

– В первую очередь, все – это моя работа. Новые творческие возможности. Здесь я уже все видела и, как мне кажется, выжала из Парижа все, что можно. В нем мне больше не фантазируется. Захотелось гор в поисках вдохновения. К тому же в Перпиньяне мне, возможно, предложат взяться за крупный проект... Не надоевший «спортивный стиль» и непременно в паре с каким-нибудь мускулистым блондином, который вместо того, чтобы думать о работе, строит мне глазки. Я – фотомодель, а не какая-нибудь манекенщица, которая годится только для дефиле.

– Вижу, у тебя, моя девочка, большие амбиции. – Пьер добродушно рассмеялся. – И почему ты так ополчилась на мускулистых блондинов? Среди них попадаются весьма интересные личности, ты уж мне поверь.

Энн пожала плечами.

– Да нет, блондины ничем не хуже брюнетов или шатенов. Просто, скажу тебе по секрету, они мне надоели. Для большинства мужчин, занимающихся модельным бизнесом, понятия нравственности просто не существует. Сначала их менталитетом можно забавляться, но на втором году это начинает утомлять.

Пьер сдвинул брови домиком.

– Вот, значит, какого ты о нас мнения, – произнес он с наигранным трагизмом.

Энн по-дружески похлопала его по руке.

– Тебя я не имела в виду, старина! Ты в этом деле – редкая птица, потому я с тобой и подружилась. Кроме того, мне нравится, что ты менее всего похож на мускулистого блондина. Или брюнета. Словом, на любого из этих рекламных красавцев.

Пьер, улыбаясь, потер лысину.

– Ты, возможно, не поверишь, но, когда у меня еще росли волосы, они были вполне блондинистыми. Впрочем, мускулатурой я никогда не отличался, так что тебе бы понравился в любом случае.

Они еще посмеялись, потягивая вино. Внезапно Пьер посерьезнел, и Энн внутренне напряглась: она уже предчувствовала разговор на столь нелюбимую ею тему.

– Смех смехом, девочка, но скажи мне, как ты планируешь свое будущее? Неужели так и собираешься разъезжать по всему свету в своей красной машине и каждые год-полтора менять место работы? Разве ты никогда не представляла себя женой и матерью, хозяйкой собственного дома?

– Нет. – Девушка нетерпеливо повела плечом. – Меня устраивает положение свободной женщины. Почему большинство мужчин думают, что мечта любой из нас – это свить гнездо и превратиться в почтенную матрону? Меня такая судьба скорее пугает, чем привлекает.

– Ты просто настоящий вызов моим способностям сводника! – Пьер усмехнулся. – Притом что такая красавица, как ты, могла бы найти мужчину по своему вкусу, такого, который не мешал бы творчеству и свободе, но научился бы их с тобою разделять. Ты встречаешься с огромным количеством мужчин. Неужели еще не нашла никого подходящего?

– Они все мне подходят, – засмеялась Энн. – Но только в качестве деловых партнеров. Пожалуйста, Пьер, не суди меня по примеру большинства! Я знаю, что множество женщин готовы пожертвовать чем угодно, лишь бы найти стоящего мужа и к нему прилепиться. Я не из их числа. Я люблю самостоятельность и не нуждаюсь в опоре.

– Энн, но погляди хотя бы на своих сестер! Разве они не счастливы?

– Они говорят, что да. Но я с раннего детства знала, что не похожа на сестер. Им никогда не нравилось путешествовать. Они не любили риска. Им, в конце концов, не нравились автомобили. А я – другая. Для меня вершиной счастья было гонять по неизвестным дорогам на моем автомобильчике, прыгать с парашютом, заниматься альпинизмом... Мои сестры вышли замуж и пустили корни, они до сих пор не были нигде за пределами Англии: как родились в Ливерпуле, так и не выезжали за его окрестности. И это притом, что обе старше меня! Они говорят, что счастливы и довольны... Моя мать тоже так говорит.

Почему же ты сомневаешься в ее словах?

– Потому что у нее никогда не было собственной жизни. Она вышла замуж за моего отца в возрасте восемнадцати лет и с тех пор превратилась в некий придаток к нему. У нее никогда не было друзей и подруг. Она сопровождала мужа на светские приемы, принимала в доме его гостей. Ничего своего – работа мужа, друзья мужа, его бизнес... А теперь радуется, когда мои сестры рожают ей внуков, потому что может нянчиться с ними и снова чувствовать себя нужной.

Энн поняла, что начинает не на шутку заводиться, и одернула себя.

– Впрочем, может быть, она и права по-своему. Большинство женщин считают, что счастье – это быть кому-то нужной. Просто я не похожа на большинство и считаю, что счастье – это быть самой собой.

– Вижу, ты не веришь в счастливый брак, – вздохнул Пьер, как доктор, взволнованный состоянием пациентки. – Но ведь каждый человек в своей жизни хоть раз да влюбляется. Неужели ты думаешь, что никогда никого не полюбишь?

– Может, и полюблю. – Энн отодвинула бокал. – Только своей свободой жертвовать я не собираюсь.

– Ты хотя бы знаешь, кого именно ждешь? – тихо спросил Пьер.

– Вообще-то я об этом не задумывалась, – призналась она. – Но полагаю, что сразу узнаю своего единственного мужчину, как только встречу его. Пока же он мне еще не попадался. И пока меня устраивает моя жизнь как есть. Ты лучше скажи, почему ты, такой ярый поборник брака, до сих пор холост?

Пьер вздохнул и принялся растерянно протирать очки.

– Многие меня об этом спрашивают. И я, как ни смешно, знаю ответ. Я не создан для брака именно потому, что слишком серьезно отношусь к нему Мое дело – помогать счастью других. Не подумай, что я дурно отношусь к женщинам. Просто у меня очень высокие стандарты.

Энн удивленно смотрела на маленького лысоватого человечка перед собой, который, оказывается, до сорока пяти лет ждал прекрасной принцессы.

– Каждому свое, – сказала она наконец. – Видишь, у тебя высокие стандарты в отношении возможной супруги. А у меня – слишком большая тяга к свободе. И недостаточный интерес к мужчинам.

Пьер засмеялся и перевел разговор на более безобидную тему.

– Слышала бы ты, что про тебя говорили наши фотомодели! Я имею в виду мужчин-моделей, конечно, тех, с которыми ты работала над спортивным каталогом. Они все, как один, заявляли, что ты настоящая женщина-вамп и наверняка меняешь любовников как перчатки.

Энн задорно тряхнула кудрями. Она знала, что порой производит на людей такое впечатление. Отчасти даже делала это намеренно. Образ похитительницы мужских сердец, избалованной вниманием противоположного пола, часто спасал ее от нежелательных домогательств. В большинстве случаев поклонники просто боялись к ней подступиться, считая, что циничная красотка наверняка уже «занята» другим мужчиной. Почему-то никому не приходило в голову, что женщина может любить спать в своей постели в одиночестве.