Текст книги "Литература. Высоцкий в школе: Материалы к урокам и внеклассной работе. 5-11 классы"

Две близкие друг другу тематически, хотя и разные по поэтической манере, песни Высоцкого («Бал-маскарад» и «Маски»), явно созвучные известным произведениям Лермонтова, позволяют вспомнить о них на уроках, посвященных творчеству Лермонтова.

О том, что «маскарад» был для Высоцкого именно «лермонтовской» темой, свидетельствует вариант названия второй песни – «Лермонтов на маскараде» (1, 1, 611). «Маски» перекликаются с лермонтовским «Как часто, пестрою толпою окружен...» и сюжетом, и основной мыслью.

Стихотворение Лермонтова, вспомним, начинается с картины маскарада, отвратительного своей фальшью. Кругом мелькают маски, прикрывающие бездушие:

 
При диком шепоте затверженных речей,
Мелькают образы бездушные людей,
Приличьем стянутые маски...
 

Лирическому герою Лермонтова нужны силы, чтобы противостоять пустому и холодному обществу, чтобы не стать частью его и не погибнуть духовно. Среди шумного бала-маскарада он уносится мечтою в чистый мир детства, где царят гармония, красота, искренность, сознание значительности жизни.

У Высоцкого мы видим ту же картину пестрого и бессмысленного маскарада:

 
Все в масках, в париках – все как один, —
Кто – сказочен, а кто – литературен...
Сосед мой слева – грустный арлекин,
Другой – палач, а каждый третий – дурень. (1, 1, 338)
 

Для героя Высоцкого спасение от мира лжи, лицемерия, притворства в поиске истинного лица каждого человека:

 
Что делать мне – бежать, да поскорей?
А может, вместе с ними веселиться?..
Надеюсь я – под масками зверей
Бывают человеческие лица.
 

Кстати, подтверждение этой мысли Высоцкого было и в строфах, не вошедших в окончательную редакцию:

 
За масками гоняюсь по пятам, —
Но ни одну не попрошу открыться:
Что, если маски сброшены, а там —
Все те же полумаски-полулица?!
Смеются злые маски надо мной,
Веселые – те начинают злиться,
За маской пряча, словно за стеной,
Свои людские, подлинные лица. (1, 1, 611)
 

Таким образом, сошлемся на вывод одного из исследователей творчества поэта, «смысловой итог стихотворения не совпадает с лермонтовским и даже противостоит ему. У Лермонтова маска незыблема, она – данность враждебной поэту силы. У Высоцкого же она – нечто внешнее, наносное, поэт верит в человека, в его «нормальное лицо». (17,90)

В 9 классе знакомство с Высоцким как с поэтом и замечательным драматическим актером закономерно продолжается при изучении трагедии В. Шекспира «Гамлет».

Предварительное прочтение трагедии и осмысление произведения на школьных занятиях, дополненное прослушиванием монолога Гамлета «Быть или не быть...» в исполнении Высоцкого, стихотворения Пастернака «Гамлет» и стихотворения Высоцкого «Мой Гамлет», готовит учеников к серьезной работе на уроке, которым можно завершить изучение трагедии.

Роль Гамлета в спектакле Театра на Таганке (1971 г.) стала центральным событием всей творческой биографии поэта-актера. «Я играл много ролей в нашем театре, – признавался Высоцкий, – но самая большая моя роль, и я думаю, что выше ролей нет, – я сыграл Гамлета...».(7, 4)

Роль Гамлета стала в жизни Высоцкого исключительно важной вехой. По замечанию критика Н. Крымовой, «Гамлет Высоцкому нужен был даже не как «роль», а как тот хаос вопросов о себе и жизни, который не может быть ничем окончательно упорядочен».

Перед таганковским Гамлетом (режиссер – Ю. Любимов) не стоит вопрос: быть или не быть. Ему оставлен один, трагический, финал, но предложено определить нюанс, очень конкретный: какой он предпочтет исход – достойный или жалкий.

Путь Гамлета (Высоцкого) – из безобразия к красоте, из мышеловки к дуэли. Он ведет борьбу не на жизнь, а на смерть. Он готов умереть. Об этом Высоцкий сказал так: «В прологе я исполняю песню на стихотворение Пастернака «Гамлет», в котором ключ ко всему спектаклю: «Но продуман распорядок действий, и неотвратим конец пути». Гамлету не уйти от рокового конца. Он ясно понимает, что происходит с ним, с его страной. Время жестокое, сложное. Принца готовили на трон, а его место занял цареубийца. Гамлет помышляет только о мести. Хотя он против убийства. И это его страшно мучает». (7, 4) Знаменитый монолог «Быть или не быть» в исполнении Высоцкого (Я 29) становится доминантой спектакля, раскрывает глубину раздумий Гамлета о несчастьях вокруг него.

Работа в классе начинается с прослушивания монолога Гамлета. После чего учащимся можно предложить ответить на вопрос:

• каким человеком предстает перед нами Гамлет в исполнении Высоцкого, какой путь он выбирает?

Затем уместно послушать стихотворение Пастернака «Гамлет», которое исполнялось Высоцким под гитару в начале спектакля как своеобразная прелюдия к действию:

 
Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске,
Что случится на моем веку...
 

Голос Высоцкого, на это следует обратить внимание учащихся, задает тон всему спектаклю, в котором звучат пастернаковские стихи. В его голосе звучит решительная и беззащитная естественность, делающая понятными внутренние мотивы поведения героя. «Я один, все тонет в фарисействе», – в отчаянии поет Высоцкий. И заканчивает горестно-спокойно: «Жизнь прожить – не поле перейти».

«Жизнь прожить» в Эльсиноре – значит жить у опасной черты: здесь легко быть убитым и еще легче самому стать убийцей. Роль особо драматична потому, что Гамлет Высоцкого – очень юный Гамлет. Высоцкий играет юношу на войне, драму юности, принесенной в жертву. Этот обаятельный молодой человек создан для песен, для любви, а должен отражать и наносить удары. Смертельные удары получает он от близких людей.

Стихотворение Пастернака как бы подготавливает зрителя к трагедии человека, обреченного жить и умереть в мире зла и обмана.

И, наконец, звучит стихотворение «Мой Гамлет» в авторском исполнении. В нем Высоцкий дает оригинальную трактовку «вечного образа». Написанное в 1972 году, вскоре после премьеры «Гамлета», оно стало программным стихотворением в ряду философской лирики Высоцкого начала 70-х годов. Здесь поэт обращается к «вечным» вопросам бытия: о смысле жизни, о внутренних поисках художника, о выборе жизненного пути, о невозможности получить ответы на «каверзные вопросы». Лирический сюжет «Моего Гамлета» можно условно разделить на три части. В первой, занимающей семь четверостиший, перед нами предстает уверенный в себе «наследный принц крови»:

 
Я знал – все будет так, как я хочу,
Я не бывал внакладе и в уроне,
Мои друзья по школе и мечу
Служили мне, как их отцы – короне. (1, 2, 64)
 

Но уже в пятой строфе возникает ощущение какого-то неблагополучия жизни. Затем приходит горькое прозрение, и в результате, прозрев, Гамлет ужасается: среди кого он живет?.. А опомнившись от удара, он начинает выворачивать подлые душонки наизнанку, открывая всем их сущность:

 
Я видел – наши игры с каждым днем
Все больше походили на бесчинства, —
В проточных водах по ночам, тайком
Я отмывался от дневного свинства.
 

Герою Высоцкого открывается новая правда жизни: оказывается, не власть, не сила должны двигать ею. Ценности прежней жизни наследным принцем переосмысляются:

 
Но отказался я от дележа
Наград, добычи, славы, привилегий...
 

С этого четверостишия начинается вторая часть, которая обнаруживает попытку героя вырваться из замкнутого круга. «Я прозревал, глупея с каждым днем», – говорит Гамлет о себе. Свое новое отношение к миру Гамлет определяет словами:

 
Не нравился мне век, и люди в нем
Не нравились, – и я зарылся в книги.
 

Но ни чтение, ни дружба не спасают; в итоге герой остается один на один со своим знаменитым гамлетовским вопросом: «Быть или не быть?» Необходимость отомстить за смерть отца приводит Гамлета в новый тупик: не будет ли воспринят акт возмездия как проявление борьбы за власть, на деле ему совершенно чуждой:

 
Я Гамлет, я насилье презирал,
Я наплевал на датскую корону, —
Но в их глазах – за трон я глотку рвал
И убивал соперника по трону.
 

Герой вновь в тупике – ответа нет:

 
Я бился над словами «быть, не быть»,
Как над неразрешимою дилеммой.
 

Финальные пять строк обнаруживают новую – и тоже безуспешную – попытку героя вырваться из замкнутого круга сложного и парадоксального мира:

 
Но гениальный всплеск похож на бред,
В рожденье смерть проглядывает косо.
А мы все ставим каверзный ответ
И не находим нужного вопроса.
 

Актриса А. Демидова, участница спектакля на Таганке, вспоминая совместную работу с Высоцким, позже писала: «Закончил же он эту роль мудрым философом, с душевной болью, с неразрешимыми вопросами и глубокой ответственностью перед временем и людьми...» (15, 87)

Даже не углубляясь в рассмотрение гамлетовской темы в творчестве Высоцкого, хотелось бы процитировать здесь суждение А. Кулагина, который писал: «Мой Гамлет», естественно, отталкивается от своего классического источника: в стихотворении Высоцкого обыграны образы и мотивы шекспировской пьесы («Йорик», «Офелия» и т. д.). Но Высоцкий дает свою поэтическую трактовку гамлетовской темы: ведущим здесь оказывается мотив отказа от насилия и острое ощущение разлада героя с миром из-за того, что мир не понимает и не принимает этого отказа...» (17, 126)

11 класс

Открытие новых граней поэтического и актерского мастерства Высоцкого учащимися выпускного класса возможно при изучении творчества Блока, Есенина, Маяковского.

Изучение ранней лирики Блока дает возможность использовать на уроке фрагменты радиоспектакля «Незнакомка» (1977 г.), в записи которого принимал участие Высоцкий. Работа над блоковской «Незнакомкой» положила начало тому звучащему театру, в котором произошла встреча Высоцкого с А. Эфросом.

Драматургия Блока («Незнакомка», «Балаганщик», «Роза и Крест») наполнена символами, аллегориями, ускользающими образами, собственно поэтому она так редко встречается на сценах театров. Но именно такой Блок оказался близким и нервной ткани утонченного психологического искусства А. Эфроса-режиссера, и интонационному строю Высоцкого-актера.

В лирической драме «Незнакомка» Высоцкий играет Поэта – персонажа, который готов раскрыть свою душу первому встречному Поэтическая тоска, мерцающая мечта о Незнакомке в шелестящих шелках, чей сияющий лик едва просвечивает сквозь темную вуаль, контрастны наступающей со всех сторон пьяной пошлости, но в то же время как бы порождены ею. Томительная мелодия грозы вплетается в грубые кабацкие выкрики, затрапезный Человек в пальто предлагает Поэту дивную камею, все плывет в дыму, стены расступаются, и потолок открывает небо – зимнее, холодное, синее.

Поэт в чтении Высоцкого предстает страдающим человеком, утратившим свою мечту. Чудесная встреча Поэта с Незнакомкой возрождает в душе Поэта чудесную надежду на счастье. Кажется, что все вокруг чудесно преобразилось и возвысилось, сбылось самое невозможное. Поэт словно живет в каком-то ином мире, где его окружает бессмертная красота.

Однако суровая проза жизни возвращает Поэта в реальность. Незнакомку подхватывает и уводит идущий мимо Господин – похотливый франт. Плачет на мосту Звездочет – оплакивает падшую звезду. Плачет Поэт, очнувшийся от пьяного сна и понимающий, что упустил свою мечту.

Проходит время, и Поэт вновь встречает Незнакомку, только на этот раз он не узнает ее. Звездочет спрашивает Поэта, удалось ли ему догнать исчезнувшее видение. «Поиски мои безрезультатны», – холодно отвечает Поэт. В глазах его «мрак и пустота. Он все забыл».

Использование фрагментов радиоспектакля «Незнакомка» позволяет учителю показать возможную вариативность прочтения блоковского произведения. Важно подчеркнуть, что как при традиционном прочтении Поэту, спустившемуся с заоблачных высот, не с кем говорить на равных, так и «обычному», совершенно земному Поэту, каким он предстает в эфросовском спектакле, оказывается, тоже говорить не с кем. Но это еще страшнее. Спокойно и горько звучит в финале голос Поэта – Высоцкого:

 
Вы послушайте только —
Бродить по улицам,
Ловить обрывки незнакомых слов...
Потом – прийти вот сюда
И рассказать свою душу
подставному лицу...
 

Упоминание о «кабацких мотивах» в лирике Высоцкого будет совершенно оправданным «ходом» учителя в момент, когда он приступит к изучению стихотворного цикла Есенина «Москва кабацкая».

Эта тема довольно широко распространена в творчестве Высоцкого – достаточно упомянуть такие его тексты, как «Я был душой дурного общества», «Я в деле», «Моя цыганская», «Жил я славно в первой трети...», «Лежит камень в степи» и др.

Кабак как поэтический образ являлся для Высоцкого символом, отражающим трагедийность человеческого существования.

 
Во хмелю слегка
Лесом правил я.
Не устал пока, —
Пел за здравие. (1, 1, 461)
 

Этот песенный зачин созвучен настроению известных строк поэта «ветер пью, туман глотаю», вполне может рассматриваться как некое начало песенной биографии Высоцкого и соотносим с его прощальными словами «Пропадаю, пропадаю...».

Трагическое мироощущение Высоцкого, его тяготение к «смертному», пограничному, «кабацкому» близко есенинскому мироощущению, в котором, если судить по стихотворениям «Москвы кабацкой», есть и упадничество, и опустошенность, и одиночество, и отчаяние, есть и стремление преодолеть эти настроения, вырваться из плена неприкаянности и тоски:

 
Не хрипи, запоздалая тройка!
Наша жизнь пронеслась без следа.
Может, завтра больничная койка
Успокоит меня навсегда.
 

У Высоцкого в стихотворении «Кони привередливые» мы находим строки, перекликающиеся с есенинскими:

 
Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краю
Я коней своих нагайкою стегаю, погоняю...
Что-то воздуху мне мало – ветер пью, туман глотаю, —
Чую с гибельным восторгом: пропадаю, пропадаю! (1, 1, 378)
 

По справедливому замечанию Н. Крыловой: «Фольклорная, глубоко традиционная природа «кабацких» мотивов у Высоцкого уясняется особо очевидно при соотнесении его текстов с «кабацкими» поэтическими циклами С. Есенина – элитарного авангардного поэта, также избравшего сознательно имидж хулигана, скандалиста, пропойцы и бродяги. Есенинский антигерой также противостоит вовсе не идеальной человеческой личности, а тем, кто «грабил лесом»; «уличный повеса, улыбающийся встречным лицам», бросает вызов тем, кто «расстреливал несчастных по темницам!» (27, 113)

Звучащий голос Высоцкого (два монолога Хлопуши из поэмы – пятая часть «Уральский каторжник») на уроке, посвященном поэме Есенина «Пугачев», позволит ярче и образней представить образ Хлопуши. Запись этой сцены из спектакля «Пугачев» в Театре на Таганке, ставшей в силу дарования актера кульминационной, дает возможность почувствовать силу, мощь голоса, артистический темперамент Высоцкого-актера, который дал основе труднейшей роли свою звуковую палитру. От зубного скрежета к страдальческой песенной протяженности, от дикого рыка, хрипа к призывному, трубному звуку – таковы краски этой палитры.

Первый монолог Хлопуши начинается словами: «Сумасшедшая, бешеная кровавая муть!» В нем он, беглый каторжник, рвется к мужицкому царю, веря и не веря в то, что нашелся на русской земле защитник для простого народа:

 
Чернь его любит за буйство и удаль.
 

Он пытается прорваться сквозь цепи пугачевской охраны:

 
Проведите, проведите меня к нему,
Я хочу видеть этого человека.
 

Не столько сами слова, сколько то, что было скрыто за ними, передает внутреннее напряжение и силу чувств, переполнивших душу героя.

Во втором монологе «Где он? Неужели его нет?» поражает драматизм ситуации, когда губернатор Рейнсдорп пытается подкупить Хлопушу, чтобы тот расправился с Пугачевым:

 
Ты, конечно, сумеешь всадить в него нож?
(Так он сказал, так он сказал мне.)
Вот за эту услугу ты свободу найдешь,
И в карманах зазвякает серебро, а не камни.
 

Чтение Высоцкого со смысловыми и интонационными акцентами помогает увидеть человека, потрясенного гнусным предложением убить бунтаря и заступника Емельяна Пугачева. Три раза повторяются слова: «Так он сказал», и каждый раз Высоцкий находит новые интонационные оттенки.

Чтобы понять, как тщательно работал Высоцкий над ролью Хлопуши, можно предложить учащимся послушать студийную запись голоса Есенина, сделанную в 1924 году. Из сравнения двух исполнений становится понятней та близость, которую ощущал Высоцкий, читая Есенина. В этом есенинском монологе, казалось, уже не Хлопуша, а он сам пел-полукричал речитативом рвущиеся из нутра громоздкие, неожиданные образы:

 
Оренбургская заря красношерстной верблюдицей
Рассветное роняла мне в рот молоко.
 

И на самой неистовой ноте в спектакль врывался вопль беглого каторжника:

 
Проведите, проведите меня к нему,
Я хочу видеть этого человека...
 

По признанию товарищей по сцене, Высоцкий, интуитивно подхватив звуковой и образно-ритмический ряд есенинского чтения, стал своеобразным камертоном всего спектакля. Он, как бы читая «под Есенина», вкладывал в него, естественно, немалую долю собственного воображения и таланта.

Всматриваясь вместе с учащимися в лирические ощущения двух больших русских поэтов, несомненно родственные в своих проявлениях, учителю важно донести до школьников, что присущие Высоцкому и «кабацкие мотивы», и та любовь-тоска по родине, которая не покидала и за рубежом, и даже дома, рождали в Высоцком своего «черного человека» и свою «уходящую Русь», нежность к слову и надрыв, внутреннюю песенность стиха и – временами – неизлечимую, ничем не заливаемую тоску, конечно же, отличные, но чем-то схожие с есенинскими.

Рассматривая традиции Маяковского в современной поэзии, учитель вправе обратиться к имени Высоцкого, потому что эффект присутствия Маяковского в поэзии Высоцкого прослеживается на протяжении всего его творчества и в общих мотивах, и в близости поэтики, и в глобальности и историзме поэтического мышления.

Участие Высоцкого в поэтическом спектакле по стихам Маяковского «Послушайте!» в Театре на Таганке особенно ценно для нас, так как дает возможность услышать в исполнении Высоцкого фрагмент из спектакля – отрывок из стихотворения Маяковского «Юбилейное»: «Мне бы памятник при жизни полагается по чину...»

Обращаясь к работе Высоцкого над этим спектаклем, К. Рудницкий писал: «Высоцкий в теме Маяковского подчеркивал то, что роднило его с Маяковским, – агрессивный наступательный дух, ярую ненависть к мещанину, горькую иронию и бескомпромиссную веру в скорое преображение бытия. Особенно – незабываемо хорошо – читал он «Юбилейное», фамильярно и дружественно сближая Маяковского с Пушкиным». (25, 28)

Финал стихотворения в чтении Высоцкого насыщен экспрессией и патетикой:

 
Мне бы
памятник при жизни
полагается по чину.
Заложил бы
динамиту
– ну-ка,
дрызнь!
Ненавижу
всяческую мертвечину!
Обожаю всяческую жизнь!
 

Стихотворение «Юбилейное», в котором Маяковский, исповедуясь Пушкину в самых сокровенных своих мыслях и чувствах, всерьез задумывается о подведении жизненных итогов, многое сближает с «Памятником» Высоцкого.

Мотив предопределенности судьбы, краткости жизни, не позволяющей реализовать заложенные в человеке возможности, который, вспомним, звучит в поэме «Про это», во многом близок и Высоцкому с его трагическим мироощущением жизни.

И у Маяковского образ лирического героя поэмы:

 
Я свое, земное, не дожил,
на земле
свое не долюбил
 

нес в себе реальные черты самого поэта, и во многих стихотворениях Высоцкого мы встречаем тот же мотив незавершенности человеческой жизни. Например, в стихотворении «Кони привередливые» – «И дожить не успел, мне допеть не успеть».

А в песне «Прерванный полет» тревожная мысль о несовершенстве своей жизни доведена до гиперболизированного, безысходного отчаяния:

 
Кто-то высмотрел плод, что неспел, —
Потрусили за ствол – он упал...
Вот вам песня о том, что не спел
И что голос имел – не узнал...
Смешно, не правда ли, смешно!
А он спешил – недоспешил, —
Осталось недорешено
Все то, что он недорешил... (1, 2, 245)
 

У Высоцкого, как у Маяковского, в поэзии ярко выражены две важные темы: «Люблю» и «Ненавижу». В финале стихотворения «Люблю» Маяковский открыто заявлял о том, что составляет смысл его жизни:

 
Не смоют любовь
ни ссоры,
ни версты.
Продумана,
выверена,
проверена.
Подъемля торжественно стих строкоперстый,
клянусь —
люблю
неизменно и верно!
 

А в песне Высоцкого «Я не люблю» прямо и афористично выражены нравственные принципы лирического героя, не знающего компромиссов, умеющего сильно любить и ненавидеть:

 
Я не люблю холодного цинизма,
В восторженность не верю, и еще —
Когда чужой мои читает письма,
Заглядывая мне через плечо... (1, 1, 250)
 

Говоря о несомненном родстве поэтических миров двух поэтов, важно показать учащимся, как Высоцкого с Маяковским объединяет характерное проявление одновременно нежности и грубости, патетики и иронии, фантастики и быта, романтического полета души и опьянения земными радостями, доверительности и призывности их поэтических строк.

По замечанию И. Неждановой: «Имена В. Маяковского и В. Высоцкого сближаются в исторической перспективе. Каждый из них судьбой своей и творчеством наиболее полно отражает свою эпоху, того и другого можно назвать символами своего времени. Оба – вершины, по которым будет сверять чистоту звучащего слова не одно поколение поэтов». (19, 1-2, 219)