Текст книги "Как убить свою семью"

Вернувшись в Лондон, я выбрала экзамены для сдачи: английский, французский и экономика. Джимми провел немало времени, перебирая университетские направления со своими родителями и обсуждая достоинства разных колледжей Оксбриджа[31]31
  Оксфордский и Кембриджский университеты, в состав которых входят различные колледжи.


[Закрыть] за ужином, в то время как мы с Аннабель сидели, закатывая глаза и громко вздыхая. Я не собиралась в университет, к большому разочарованию Джона и Софи, которые, казалось, не понимали, что есть какой-то другой вариант. В их глазах окончание образования в восемнадцать лет – прямой билет к работе упаковщицей коробок на складах, беременности, наркотикам или, что хуже всего, в захолустье подальше от Лондона, где вы не сможете наслаждаться домашним сыром. Но я не собиралась тратить еще три года на обучение, залезать в долги и убивать время на других студентов, болтающих о зонах комфорта и организации бесполезных маршей в дождливые дни. У меня были дела поважнее.

Глава седьмая

Неудивительно, что большинство тюремных мероприятий являются обязательными. Некоторые из них устроены так, словно у вас может быть выбор: «Сегодня вечером в телевизионной комнате будет викторина. Вы, дамы, играете в парах!» Но когда вы вежливо отказываетесь, охранник натянуто улыбается и говорит: «В шесть вечера, Грейс, жду тебя с напарницей». А потом Келли схватит меня за руку и громко объявит, что мы будем играть вместе, а я безуспешно попытаюсь покинуть тело. Сегодня необязательная лекция о том, как быть боссом. Все утро Келли напевала Who run the world? Girls![32]32
  Кто правит миром? Девочки! (англ.) – строчка из песни Бейонсе.


[Закрыть] во всю глотку, как будто семинар – это первый шаг на пути к управлению многомилионной компанией, а не отработка избитых фраз, лишь бы поставить галочку где надо. «Вдохновите этих женщин, – сказал какой-то молодой чудак в рубашке с короткими рукавами, – мы должны подталкивать их к тому, чтобы они направляли свои особые навыки на новые карьерные возможности!» Как будто Келли и всем другим женщинам в моем крыле покажут, как применять шантаж, воровство, мошенничество и остальные виды преступления более респектабельно. В другой жизни некоторые из этих женщин стали бы отличными банкирами. Но даже среди банкиров соучастие в убийстве порицается. У меня есть несколько часов до ужасного разговора, так что я вернусь к рассказу.

Бросив школу и отказавшись поступать в университет, расстроив тем самым Джона и Софи, я устроилась на работу в магазин «Дерзкая девчонка» в Кэмдене. Вы думаете: «Очевидная сюжетная линия для нашей героини», понимаю. Но мне было восемнадцать, нужно было с чего-то начинать, и я наивно полагала, что работа в одном из предприятий Саймона даст мне преимущество. Я начала со склада, распаковывая поставки и расклеивая ценники, и вскоре после этого перешла к кассам. Дни тянулись долго, сводя меня с ума. Товар не задерживался на полках. В то время бренд точно знал, как привлечь подростков, продавая все, что носили самые горячие знаменитости каких-то пару дней назад. Это было для меня загадкой – дизайнеры, должно быть, постоянно держали руку на пульсе, чтобы их одежда полностью соответствовала последним подиумным трендам. Реальность открылась позже: у Артемис Холдингс были женщины с мрачными лицами в центральном офисе, которые незначительно перекраивали эти самые подиумные модели и проводили правки мимо юридического отдела. Получив одобрение, они шили одежду из любой синтетики, которая была у них наготове. Подросткам было наплевать. Блестящие джинсовые шорты, как у любимой певицы, за пятнадцать фунтов, – заверните! И кого волнует, что они слегка пахнут резиной?

Я сама удивляюсь тому, как наслаждалась тем временем в магазине. У меня не было ни минуты, чтобы остановиться и подумать, я просто очень усердно работала и делала все, что от меня требовали. Складывала испачканный и смятый полиэстер после того, как его выбросили в раздевалке, – это на всю жизнь отбило желание покупать дешевую одежду. Мое усердие привлекло внимание начальницы, худощавой женщины, которую я считала древней, но ей было не больше тридцати. Она вписала меня в программу Артемисов по обучению менеджеров – грандиозный титул, который просто означал, что мне можно доверить ведение дневной прибыли. В девятнадцать я была штатным работником с бейджиком, пропуском и правом руководить новыми сотрудниками.

Джимми уехал в университет вместе с большей частью одноклассников. Было несколько человек, которые попали в Оксбридж, но в основном они стекались в Сассекс, – столицу наркотиков и вечеринок, по их словам, – и в Манчестер, что навело избалованных детей из Северного Лондона на бредовую мысль, что им действительно тяжело. Софи, благослови ее господь, сумела преподнести отказ Джимми от Оксфорда как своего рода моральный триумф.

– Ну, на самом деле в Оксбридже просто слишком душно, в Сассексе такой оживленный кампус и такие прогрессивные настроения. Дети действительно узнают о мире гораздо больше, чем мы узнали в колледже Святой Хильды. Счастливчик Джим!

Я оставалась в доме Латимеров восемь месяцев, что было весьма неловко для всех, кроме Аннабель, которой нравилось, когда в доме был кто-то, помимо родственников. С уходом Джимми и осознанием Софи того, что от опустевшего гнезда ее отделяет один ребенок, ее потребность холить и лелеять стала еще более невыносимой. Каждый день она готовила Аннабель льняной смузи на завтрак («Моя девочка, она же почти прозрачная, ей до сих пор даже лифчик не нужен!»). Софи зациклилась на том, чтобы при каждой возможности заставлять свою дочь медитировать вместе с ней. Для психотерапевта она была удивительно глупа в понимании проблем своей дочери-невротички. Но, может, дети других терапевтов сказали бы, что это вполне нормально.

Всем нам было ясно – непростая сделка, которую мы заключили, когда семья взяла меня к себе, долго не протянет. Я пришла в их дом слишком поздно, чтобы действительно стать одной из них, и Джимми был тем кусочком пазла, который удерживал нас вместе. Без него наше общение быстро сошло на нет, и я стала проводить больше времени вне дома или в своей комнате. Впервые заработав деньги, я почувствовала, что уже могу не так строго следовать негласным правилам Софи. Отказалась от домашней еды ради «Макдоналдса», сделала каре, которое даже я считаю ошибкой. Линия подбородка неудачная. Если я не ужинала с семьей вечером, Софи говорила, что беспокоится обо мне. Она никогда не сердилась, только беспокоилась. О моих волосах, о моих амбициях, о том, что у меня нет друзей. Насчет последнего она была права. Джимми и тут был связующим звеном. Мне всегда было трудно наладить близкие отношения: я не обладала навыком душевного разговора, да и сама решила, что подростки ужасны. Я хотела перескочить сразу во взрослую жизнь, где могу быть сама по себе столько, сколько пожелаю. Мне нравится быть одной, и я никогда не понимала, что за слабость кроется в людях, которые все время жаждут компании других. Возможно, поэтому мы с Софи никогда по-настоящему не общались. Джон был похож на меня, он мог засесть в своем кабинете или работать допоздна всю неделю. Но она хотела, чтобы все вокруг воспринимали ее как успешного человека с семьей, которая видит в ней жизненно важную опору.

Поэтому я съехала. Они были против. Обе стороны поняли это как банальное проявление вежливости, а затем Джон дал денег, чтобы я наняла фургон и купила матрас. Они также погасили часть моей арендной платы, что поначалу вызвало неловкость, но постепенно я смирилась. В конце концов, такие люди, как Джон и Софи, должны искупить свою вину. Содержание ребенка, которого вы никогда не встретите, в другой стране – это средний уровень. Воспитание (полу)сироты – высшая лига. Я сыграла свою роль, так почему бы не позволить им помочь в долгосрочной перспективе? Я нашла однушку в Хорнси, всего в пятнадцати минутах ходьбы от чердачной комнаты, которую мы делили с Мари, и в последний раз поужинала с Латимерами. Джимми ради этого приехал из университета – Софи настояла – и после поедания невкусной мусаки (эта женщина никогда не готовила не экзотическое) поехал со мной в мою новую квартиру и достал бутылку вина, контрабандой вывезенную из семейного дома. В ту ночь мы переспали, что было странным, но неизбежным событием. Секс интересовал все больше и больше по мере того, как мы становились старше и ближе друг другу. Это был способ еще сильнее нас объединить – то, на что никто другой не мог претендовать. Возможно, с моей стороны это был элемент контроля: открыть ему часть меня, зная, что он будет ценить эти отношения. Это был не просто хороший расчет. Я много лет металась между сестринской любовью к Джиму и сексуальным влечением. Иногда он был просто жилеткой, которую я воспринимала как должное. Но он – единственный человек, способный разбить мне сердце. Это все действительно очень запутанно – я то отталкивала его, то притягивала к себе. Неудивительно, что я не позволила ему остаться в ту ночь. Я не хотела просыпаться в новом доме и в первую очередь видеть его. Это место должно быть моим, и только моим. Но в то утро я все равно открыла глаза, ожидая найти его рядом со мной.

Я работала и бегала, а иногда встречалась со школьным другом, который приезжал домой из университета на несколько дней. Много готовила, чего раньше никогда по-настоящему не делала. Изучала книги о том, как добиться успеха в розничной торговле, – самые скучные мысли, когда-либо изложенные на бумаге. Но они были полезны, хотя бы потому что используемый ими жаргон дал мне язык, который помогает и по сей день. Если вы введете несколько отборных фраз в свой лексикон, вас сочтут компетентным. «Задумывающийся о ценах клиент будет доволен сделкой», – говорит о том, что менеджер розничной торговли понимает, что значит разбирающийся в ценах клиент, и вот вы уже на крючке.

Я ходила в дом Артемисов почти каждую неделю только для того, чтобы напомнить себе о своей главной цели. Мне показалось, эта цель становится все ближе, когда главный офис попросил меня подать заявку на работу в отдел маркетинга. Я работала в магазине «Дерзкая девчонка» около года, и в центральном офисе не появлялась, хотя постоянно приставала к своему менеджеру с вопросами об открытых офисных вакансиях. Ей стало меня жалко – она порекомендовала меня за усердную работу и интерес к изучению бренда, а также похвалила за витрины, которые, видимо, повлияли на ситуацию. Кто знал, что наряжать манекены в куртки из искусственной кожи и добавлять яркие поясные сумки, – опыт работы? Это была нижняя ступенька карьерной лестницы, но это была ступенька на гребаной лестнице. И это означало, что я буду работать в том же здании, что и Саймон. Пускай между нами пять мраморных этажей, но все же это для меня много значило.

Я продержалась ровно тринадцать месяцев. Работа была одновременно отупляющей и постыдной. Я не интересовалась «проявлением своего творческого таланта» во время круглых столов, где мы обсуждали витрины магазинов, и, услышав о «мерче, от которого клиент обмочится», почувствовала, что нахожусь в паршивой симуляции жизни. Из этого опыта я извлекла три хорошие вещи. Во-первых, заработала большие деньги для двадцатилетней девочки и копила их как сумасшедшая. Во-вторых, мне довелось побывать в доме Саймона, когда он устроил свою ежегодную вечеринку для сотрудников центрального офиса. Я бы отдала все, что у меня было, чтобы хоть мельком взглянуть на этот особняк на холме, и вот он здесь, приветствует меня. Пресловутая гадюка, проскользнувшая в лоно семьи.

Мы получили приглашения случайно. Говорили, они звали людей, каждый год вытаскивая имена из шляпы, чтобы не отдавать предпочтение кому-либо. Видимо, это было чистым совпадением, что на вечеринке оказалось полно высшего руководства и симпатичных молодых девушек, занимающих гораздо более низкую должность. Гэри, тучный веб-дизайнер, сидевший через три стола от меня, никогда не был одним из счастливчиков. С другой стороны, его внешность и неопределенная аура «поставил крест на своей жизни» даже на мою вечеринку не попали бы. Он ел суп быстрого приготовления одной и той же пластиковой ложкой каждый день в течение года. На общей кухне было много других ложек. Непонятно.

Вечеринка сотрудников была довольно вялым двухчасовым мероприятием в саду с канапе и теплым игристым вином, которое разносили скучающие студенты. Рядом с мини-лабиринтом был установлен аппарат для изготовления сахарной ваты, и несколько человек совершили ошибку, согласившись на цветочные венки на голову, сплетенные невзрачной на вид женщиной, которая совершенно не вписывалась в этот дворец алчности. Оказывается, слегка вспотевший мужчина в сером костюме, небрежно нацепивший цветочный венок, – это живое воплощение потери достоинства. Даже с учетом предлагаемых унылых мероприятий вы могли понять, что эта вечеринка устроена просто для галочки – поддерживайте боевой настрой персонала, притворяясь, что достаточно их цените, чтобы впустить в свой дом. Однако нас не ценили настолько, чтобы разрешить воспользоваться их туалетом. Сурового вида экономка стояла на лестнице, если кому-нибудь придет в голову подняться наверх из любопытства. Но для меня это было особенно интересно. Этот дом, под ворота которого привела меня Мари, в глубине души зная, что меня никогда туда не пригласят. Я была здесь. Меня встретили с бокалом и теплой улыбкой. Я потратила добрых двадцать минут, наблюдая, как горничная незаметно идет за людьми и дезинфицирует все, к чему они прикасались. Не могла оторваться.

Бриони явно хватило ума не смешиваться с сотрудниками, и ее нигде не было видно. Саймон стоял в углу с мужчинами из высшего руководства, а сигарный дым образовал вокруг них купол. Насколько я могла судить, Саймон ни разу не поговорил со своей женой. Время от времени подзывали молодую сотрудницу, и по лужайке проносился оглушительный хохот. Можно было только осмелиться предположить, сколько кадровых правонарушений было совершено «в шутку» группой мужчин в коричневых лоферах и рубашках с открытым воротом. Я побродила по комнате с бокалом в одной руке, как будто кого-то разыскивая, и направилась через французские двери в гостиную. Джанин появилась секундой позже. Ее волосы были зачесаны и напоминали шлем, золотые украшения висели бронежилетом и звенели. Она была в полной боевой готовности – одна мысль о том, что кто-то может украсть ее дорогие безделушки, купленные на аукционе, слишком сильно действовала ей на нервы.

Я отвернулась и притворилась, что рассматриваю безвкусную картину с танцорами фламенко, и она прошла мимо меня на кухню, сопровождаемая встревоженной женщиной в фартуке и белых перчатках. Очевидно, она меня не видела; у таких, как Джанин, плохое зрение. Они слепы к «лишним» людям, – и я восхищаюсь этим талантом. Зачем тратить время на кого-то, кто не представляет никакой ценности? Коридор был пуст, поэтому я дошла до широкой винтовой лестницы, ведущей в их личные комнаты, и задумалась, что произойдет, если меня поймают, пока я буду рыться в супружеской спальне. Меня вышвырнут из дома и уволят? Будут ли они проверять мое прошлое? Вероятно, не стоило рисковать, каким бы сильным ни был соблазн.

Вместо этого я непроизвольно толкнула дверь справа от лестницы и вошла в комнату, которая явно была кабинетом. Вдоль стен тянулись книжные полки, заставленные томами в кожаных переплетах, купленными для подчеркивания статуса. Сомневаюсь, что кто-нибудь в этой семье читал Диккенса, не говоря уже о Деррида. О боже, они были в алфавитном порядке. На столе из красного дерева лежала авторучка, стопка плотной кремовой бумаги и большое серебряное украшение в виде сердца, в котором я узнала классику «Тиффани». Там были две позолоченные рамки с фотографиями: на одной – Бриони на ее крестинах; вторая, поновее, с Букингемским дворцом и Артемисами на вечеринке в королевском саду. Огромная шляпа Джанин почти полностью заслоняла здание позади них. Они, должно быть, выжали все из того момента по максимуму, как будто это была частная встреча друзей, а не собрание из тысячи человек, которых королевская семья сочла бы отвратительными, если б они могли говорить откровенно и пренебрегать своими обязанностями. Я взяла фотографию в рамке и бросила на пол. Толстый кремовый ковер, конечно, смягчил падение. Поэтому я наступила на нее каблуком, пока не услышала тихий треск, а затем положила ее обратно на стол. Фрагмент разбитого стекла отлетел, и я воспользовалась им, чтобы слегка поцарапать лицо Саймона. Затем осторожно прокралась обратно в коридор.

Мне не хотелось спешить на улицу, поэтому я осталась в гостиной с бокалом в руке. Джанин вернулась из кухни, и я почувствовала, что готова посмотреть ей в глаза. Ее выражение лица было таким кислым – постоянное недовольство богатой леди, застывшее на коже. Но она явно терзалась сомнениями, стоит ли подойти, или, возможно, просто хотела убедиться, что я не пытаюсь стащить серебро. Когда она приблизилась ко мне, меня на мгновение охватила паника. Софи часто говорила, будто мое лицо не выдает никаких эмоций. Она выглядела почти оскорбленной моим нежеланием демонстрировать личные переживания. Но в ту долю секунды я представила, что Джанин может понять мои намерения по моему выражению лица. Поэтому начала говорить о ее доме, используя прилагательные для описания стиля, при этом не давая понять, что мне он нравится. У нас был короткий разговор о ее каминной полке – единственное, на чем я смогла сосредоточиться. Она немного расслабилась, когда я задавала вопросы о многообразии мрамора в гостиной, но ее улыбка все еще была натянутой. Джанин рассказала, как непросто обустроить дом такого размера, и упомянула, что большая часть ее коллекции хранилась в Монако, как будто я могу понять, каково это – потерять след того, где находятся мои лучшие позолоченные подсвечники.

– Вы всегда здесь жили? – я провела пальцами по каминной полке, намеренно оставляя нечеткие отпечатки. Ее рука дернулась. Джанин потребовалась вся сила воли и выдержка, чтобы не оттолкнуть меня.

– Да, мы переехали сюда незадолго до рождения Бриони, так как знали, что нам понадобится больше места для детей.

Было странно слышать, как она говорит о детях во множественном числе. Она не имела в виду незаконнорожденных отпрысков Саймона, которых могло быть очень много. Значит, они планировали завести больше детей. Я взвесила все за и против вопроса об этом с перспективой того, что меня вышвырнет из дома один из многочисленных здоровенных охранников, и решила придержать язык.

– Что ж, было так приятно познакомиться с вами. Уверена, детям Саймона повезло, что у них есть отец, способный их всем обеспечить, – я прошла мимо нее, вернулась в сад и услышала, как она зовет экономку, еще до того, как дошла до французских дверей.

Я ушла с той вечеринки с чувством, что наконец-то чего-то добилась. Я была среди них. Это больше не далекий сон. До сих пор мое общение с Саймоном сводилось к нулю, если не считать моих жалких поездок мимо его ворот и того единственного раза, когда я видела его в вестибюле офиса. Как бы мне ни хотелось спешить, это нельзя было назвать настоящими встречами.

Третьим преимуществом работы в Артемис Холдингс была моя любимая информаторша Тина. Любимая – не совсем подходящее слово, так как я бы никогда не уделила ей ни секунды своего времени, если б ей нечего было мне предложить, кроме дружбы. Я ценила ее за информацию, и она была для меня важнее любой подружки. Тина работала помощницей заместителя генерального директора Грэма Линтона, близкого друга и приспешника Саймона. Этот мужчина носил серые костюмы с легким блеском, как в тех магазинах, где круглый год распродажа. Через несколько месяцев в головном офисе я случайно разговорилась с Тиной во время перекура. Администратор очень строго журил людей, которые дымили рядом со входом. На четвертом этаже была специальная терраса для важных шишек, и сигарный дым в течение нескольких часов распространялся по кабинетам, когда Грэм, Саймон или его брат Ли решали побаловаться, но всем остальным приходилось обходить здание и идти к месту выгрузки товаров. Однажды Тина сделала мне комплимент – ей понравился мой шарф, – и я робко улыбнулась, чего было достаточно, чтобы она подошла и села рядом со мной. Тина была самой дружелюбной женщиной, которую я когда-либо встречала, поэтому я решила бросить курить и держаться подальше от того места. Так бы все и было, если б она не упомянула, на кого работает, как раз в тот момент, когда я торопливо тушила сигарету. Неловко давать заднюю, если понимаешь, что можешь от кого-то что-то получить. Внезапно приходится льстить потенциальному донору, весь вечер пялившемуся на вас, или смеяться над шутками парня, который заплатит за выпивку. Скверное ощущение. Но на самом деле все в жизни – это обмен. Тина могла рассказать мне об Артемисах такое, чего я сама никогда бы не узнала, поэтому пришлось смириться и вести себя мило. Очень мило: угощать кофе, обмениваться с ней веселыми приветствиями в офисном чате, обедать и соглашаться, что она похудела. Хороший получился обмен. Тина была преданным сотрудником, когда дело касалось Грэма (которого женщины в офисе часто называли придурком, и не только потому, что он носил крайне дешевый парик). Она заливалась трелью, когда дело касалось семьи Артемис. Ничего из ее рассказов не стало серебряной пулей в моем арсенале, но узнавать больше об этих людях, за которыми я так долго наблюдала издалека, было невероятно увлекательно. Все, о чем она говорила, представляло их только в наихудшем свете. Это подтверждало, что я не на ровном месте изобразила их монстрами. Да, Тина была подарком судьбы, пусть мне и приходилось портить легкие, чтобы провести с ней время.

Работа в Артемис Холдингс на самом деле не приблизила меня к отцу, несмотря на мои наивные ожидания. Я каким-то образом планировала в течение нескольких лет стать его ближайшей помощницей, втереться ему в доверие, проникнуть в его жизнь, прежде чем совершить драматическое разоблачение и убить, пока он осознает предательство. Но у этого человека работали тысячи людей, и он не собирался приглашать меня в свое святилище, равно как и не планировал читать что-то помимо бизнес-литературы. Поэтому, получив предложение от другой компании в модной индустрии, я ушла. Не то чтоб я была уверена в правильности этого решения, но я бы зарабатывала почти вдвое больше своей прежней зарплаты, и, что более важно, поняла, что убийство целой семьи служащей их же фирмы – не самый разумный шаг. По молодости я не понимала, что двигаюсь не в том направлении.

И тогда туман в моей жизни рассеялся. Все было под контролем, я смотрела в будущее более пристально – в каком-то смысле я замедлилась и начала познавать искусство терпения. С тех пор я работала в одной и той же компании и жила в квартире, которую до сих пор снимаю у старого турка этажом выше, не изменяющего арендную плату с первого дня, к большому огорчению его сына. Я копила деньги, держалась в тени и жила скромно, выжидая, когда смогу осуществить план и начать новую главу. Это не то время, о котором будут написаны великие истории, но именно так живут многие люди и вообще не собираются что-то менять. Они довольствуются своей никчемной и унылой жизнью, удовлетворяют базовые потребности и время от времени восклицают: «О, бутылка хорошего просекко». Так что ничего странного или разочаровывающего в моей жизни не было. Говорят, лучшие годы – время тусовок и выпивки, вспышкой озаряющие начало третьего десятка. У меня все было иначе: в двадцать с небольшим я начала вынашивать свой план, и вот теперь его осуществила – лучше годы, самые захватывающие и яркие, как раз впереди.

Я, конечно, не жила как пуританка. Время от времени позволяла себе небольшую роскошь. Кажется, я и правда ценю приятные вещи – это у меня, наверное, и от матери, и от отца с их склонностью к органическим винам и невообразимым интерьерам. Поэтому в моей маленькой квартирке одна стена посвящена обуви – самому примитивному женскому наркотику. Когда я стала немного старше, то одна ездила в отпуск в такие места, которые даже представить не могла во время жизни с Мари. И каждый раз за бокальчиком вина где-нибудь на террасе я думала о том, что, возможно, все сложилось лучше, чем могло, если б Мари была жива. Само собой, я пережила огромную травму в связи с потерей матери, и Латимеры никогда не были моей семьей, но мгновенное вхождение в богатый средний класс и затаившаяся злоба сыграли мне на руку. От этой мысли я старалась избавиться.

Снова сработала сигнализация. Наверное, опять та странная девушка через три камеры от меня никак не перестает кричать. Нужно на построение. Продолжу позже.