Текст книги "Светская дурь"

Новый Скотленд-Ярд

Коммандер Леман впервые оказался в кабинете лондонского начальника полиции, самого высокого полицейского чина страны. Это был пик, самая высокая точка, до которой может дорасти полицейский офицер, – олимпийская высота, с которой тебе могут надавать по шапке.

Коммандеру Леману присесть не предложили.

– Мне не нравятся охотники за славой, Леман, – сказал начальник полиции без приветствия и даже не подняв голову от лежавших на столе бумаг. Он швырял свои реплики прямо на стопку разложенных перед ним аннотированных протоколов. – Я полагаю, что полицейский, независимо от ранга, является всего лишь частью команды. Конечно, он должен проявлять инициативу и думать независимо внутри группы, но снаружи он должен быть абсолютно анонимен. Особенно для средств массовой информации. Мой отец говорил, что имя джентльмена должно появляться в газетах три раза за жизнь. В день рождения, день свадьбы и день смерти.

– Я согласен, сэр.

– Правда? Неужели? Тогда откуда же, интересно мне знать, половина нации знает ваше имя, а, коммандер? Почему же я только сегодня утром получил полсотни запросов из СМИ по одному только вашему делу?

– Я расследовал случаи взяточничества в отделе по борьбе с наркотиками, сэр.

– Вы трясли грязным бельем столичной полиции перед народом, коммандер.

– Нет, сэр. Я не называл имен и не делал никаких особых предположений, и не буду этого делать до тех пор, пока не получу доказательства, а как мне кажется, я, возможно, никогда их не получу. Единственное, что я сделал, – обнародовал очевидный факт, что небольшое число офицеров полиции были подкуплены огромными суммами, полученными от торговли наркотиками…

– Вы сказали, что у вас нет доказательств. Как что-либо может быть очевидным без доказательств?

– У меня нет доказательств, что невидимая сила притягивает меня к земле, сэр. И всё же я считаю, что существование гравитации очевидно, иначе я бы просто отсюда улетел.

Леман знал, что говорить такую дерзость – просто безумие, но он никогда не терпел напыщенности, с которой держались власть имущие.

– Вы позорите имя столичной полиции. Более того, вы излагаете свое личное мнение по вопросам политики перед кем попало.

– Я отвечал на запросы члена парламента своего избирательного округа по вопросу национальной важности. Что я мог ему сказать, кроме правды?

– Ваше мнение не обязательно является правдой, коммандер.

– Вы отрицаете, что в отделе по борьбе с наркотиками существует коррупция, сэр?

Начальник полиции не ответил. Он задумался, словно поглощенный чем-то, что вычитал в лежащем на столе протоколе.

Леман воспользовался этим шансом.

– Сэр! Нынешняя ситуация – это безумие. Полиция не должна молчать. Если мы не скажем, то кто же? Мы находимся на передовой. Если завтра правительство решит объявить войну всему миру, я уверен, что профессиональные солдаты будут считать своим долгом прямо высказываться о непрактичности такой политики. Вы понимаете, что нас просят преследовать все население страны, и я считаю, что это не менее дико. Британия – это криминальное общество! Преступная нация! Как и любая страна.

– Не стоит оттачивать на мне свою эффектную риторику, коммандер. Я читал ваш сайт в Интернете.

– Тогда вы, конечно, согласитесь, сэр, что мы, полицейские, абсолютно не в состоянии выполнять то, что обещали делать под присягой, – защищать закон. Мы не в состоянии этого делать! Единственные офицеры полиции, которые выигрывают в войне против наркотиков, – это продажные полицейские.

– У вас нет никаких доказательств!

– У меня есть доказательства в виде здравого смысла и человеческой природы, сэр! Вся власть коррумпирована. Если история чему-нибудь нас и учит, то именно этому…

– Я не потерплю лекций в моем собственном кабинете, коммандер!

– Извините, сэр, но вся власть коррумпирована, и абсолютная власть коррумпирована абсолютно. Ничего не попишешь: возможность не соблюдать законы – это самое большее, что дает власть. Торжество закона – это основа основ цивилизованного общества, и все же закон попирается на каждой улице страны! Теневая экономика омывается триллионами фунтов легких денег, и просто безумие полагать, что это не оказывает разрушительного влияния на полицию. Мы вынуждены сидеть и наблюдать, как преступники, которых мы не в силах достать, богатеют день ото дня. Мы вынуждены сидеть и наблюдать, как оружие наводняет улицы и на них хозяйничают банды. Рано или поздно, если ваша сторона проигрывает войну, практичный человек присоединяется к победителям.

Наступила тишина. Начальник полиции не любил разглагольствований. С другой стороны, он был разумным человеком.

– Я буду защищать вас, пока смогу, коммандер, но, каковы бы ни были ваши личные убеждения, я бы вам посоветовал сдерживать свое красноречие перед народом. Если человек прав, это не означает, что он пользуется популярностью, и в вашем случае это как раз так и есть. Вы непопулярны, Леман. Ни в СМИ, ни в полиции. И те и другие – сильные враги.

Дом Леманов, Далстон

Когда коммандер Леман вышел из машины, из темноты показалась фигура. Леман почувствовал, что за ней следует еще один человек. Он знал, что, возможно, они пришли убить его. Окажись это правдой, эти мысли были бы последними. В голове вдруг возникли лица жены и дочери.

– Коммандер Леман? Он узнал голос.

– Сержант Арчер?

Повисла тишина. Фигура в тени не ожидала, что ее так быстро распознают.

– С чего вы это взяли?

– Потому что я слышал ваш голос несколько раз.

– Запись телефонных разговоров. Отвратительно. Незаконно.

– Возможно, вскоре у меня будет достаточно оснований, чтобы потребовать ордер на арест.

У него за спиной заговорила вторая фигура:

– И возможно, скоро твоя женушка получит возможность нарядиться в черное.

Коммандер Леман не обернулся.

– Можете убить меня, если хотите. Это сделать несложно. Но знайте вот что: всё, что я накопал, содержится в папке, которая спрятана у моего коллеги и предназначена начальнику полиции.

– Если бы у тебя были доказательства, ты бы их уже давно отослал.

– Да, вы правы. Но если меня убьют, очевидно, начальник полиции проявит гораздо больший интерес к моим подозрениям и собранным мною косвенным доказательствам. Я написал письмо, в котором уточняется, кто именно может желать мне смерти. Ваше имя как раз в этом списке, сержант Арчер… И ваше тоже, сержант Шарп. – Сказав это, Леман обернулся.

– Мы не собираемся убивать тебя, Леман. Доносчики и стукачи вроде тебя не стоят пули. Но твоя жена может надеть траур и по другой причине. Да и ты тоже.

– Разве твоя женушка не рассказала тебе о телефонных звонках? В которых говорится о твоей дочери. О маленькой миленькой Анне. Сладенькой пятнадцатилеточке.

Коммандер Леман изо всех сил постарался, чтобы его ответ прозвучал так же убедительно, как и всё, что он сказал до этого.

– Если с членами моей семьи что-нибудь случится, я убью вас обоих.

– Ой-ой-ой! – ухмыльнулся Арчер. – Я сейчас в штаны наложу от страха. Спокойной ночи, коммандер Леман, и не забудь: безопасность малышки Анны в твоих руках.

Квартира Саманты, Ислингтон

Питеру Педжету в жизни не было так хорошо. Удивительно: даже постоянное, камнем лежащее в желудке чувство вины исчезло, и исчезло без предупреждения. Ему всё на свете было нипочем. Всё было прекрасно. И еще он испытывал глубокое потрясение от невероятных свойств воды.

– Поверить не могу, что прожил сорок три года на этой планете и не понимал воду до такой степени… Нет, в смысле, не чувствовал ее. Ты понимаешь, о чем я, Саманта?

– Это прекрасно.

– Просто идеально, Сэмми, идеальный мир для идеальной вещи. Вода – само совершенство.

Ступни Сэмми лежали на плечах Питера Педжета, его собственные были под ее руками. Ванна на самом деле не была рассчитана на двух человек, и всё же для них она подходила идеально; казалось, она настолько естественно приняла нужную для их тел форму, словно была возведена вокруг них.

– Я люблю тебя, Сэмми, ты самый прекрасный на свете человек. Нет, я серьезно. Ты абсолютно, совершенно и изумительно прекрасна.

– И ты тоже, Питер. Ты так прекрасен. Я восторгаюсь тобой до восхищения – ты словно переродился и стал совершенством.

Наконец они вылезли из ванны и обтерли друг друга при свете многочисленных свечей. Полотенца на ощупь были словно вата. Линолеум, на котором они стояли, ласкал их ступни, твердый и восхитительно гладкий. Они нежно вытирали друг друга, кажется, целую вечность, вечность, проведенную в раю.

– У нас весь вечер впереди, прекрасная Сэмми, прекрасная, прекрасная, прекрасная Са-ман-та. – Он произнес каждый слог отдельно и чувственно, ощущая их вкус на языке, чувствуя их вес, их форму. Чувствуя прелесть ее имени. – В палате сегодня заседание допоздна. Анджела знает, что звонить не надо.

– Твоя жена – прелесть. Она очень, очень красивая.

– Да, очень, очень, очень красивая.

– Я думаю, если бы она чувствовала то же, что чувствуем сейчас мы, она бы поняла.

– Да, она бы поняла.

Он и правда в это верил. Анджела – просто прелесть, и любит его, всё в порядке.

Не одеваясь, они прошли из ванной в гостиную Саманты, освещенную лишь насыщенным, кровавым, бархатистым светом электрического камина. Они выпили из кувшинов чистейшей, сверкающей водопроводной воды. Легкий цитрусовый привкус, навеянный лимонными дольками, был просто великолепен, Питер Педжет никогда ничего подобного не испытывал.

На столе Саманты лежала маленькая открытая коробочка из-под лекарств. Внутри остались две таблетки экстази, в центре каждой был выбит силуэт голубя.

– Эта штука просто потрясающая. Она превосходна, нет слов. Почему я так долго ждал?

– Не надо сожалений, любовь моя.

Она подняла коробочку. Рядом с экстази лежало несколько маленьких голубых таблеток в форме бриллианта. Она положила одну на язык и предложила другую Питеру.

– Это виагра.

– Виагра?

– Конечно, все это делают. Я люблю заниматься любовью после экстази, но иногда это сложно, слишком большое напряжение, слишком много всего, так что лучше будет принять это, поесть немного фруктов, включить музыку, немного остыть, и через час мы с тобой достучимся до небес.

Помещение при церкви Святой Хильды, Сохо

– Слушайте, я знаю, это долгая история, но это же лечение, так? Я должен рассказать всю историю по-своему, или ничего не получится. В общем, это хорошая история, пресса за нее кучу бабок заплатила бы, а вы, ребята, слышите ее только потому, что вы алкоголики. Годится? Короче, о чем это я? А, да, о Наградах. Парни, вы ни за что не догадаетесь, что случилось дальше, вам и в голову не может прийти, кто постучался ко мне в гримерную, когда девка того парня из «администрации и персонала» пыталась стереть кусочки киви со своей жопы…

Чертов коп, ни больше ни меньше! Коммандер полиции ее величества! Нет, вы только подумайте! За кулисами Наград! Это как если исламский, мать его, джихад припрется вдруг на концерт Барбры Стрейзанд! Коп на Наградах! Держите меня шестеро, если бы у него была ищейка, я думаю, про попсу можно было бы забыть на десять лет, пока мы все не вышли бы из тюрьмы. Я чуть в штаны не наложил, блин. Сначала я подумал, что этот урод приперся, чтобы взять меня за то, что я выкинул Эмили из лимузина. Я подумал, что ее папашка, его лордство, решил меня арестовать и отрубить мне голову, или типа того, но вдруг оказалось, что у него назначена встреча!. Старший из четырех менеджеров подходит ко мне и говорит, что я согласился встретиться с каким-то копом и мелким членом парламента, которые хотели поговорить о наркозависимости. Нет, каково? Я сижу обдолбанный, экстази только из ушей не прет, у меня полуголая девка, вымазанная во фруктах, тоже в невменозе, целый пакет дури на столе, а мой менеджер хочет, чтобы я разговаривал с копом и членом парламента!

Британские Награды, Доклендс-арена

Питер Педжет, член парламента, покровительственно улыбался Томми. Он чувствовал, что артисты, певцы – это люди его типа. Он и сам ведь был важной фигурой, политиком часа, человеком, о котором все говорили. Он имел право находиться в гардеробной Томми Хансена. Единственное, за что ему было неловко, – это что он не смог убедить менеджеров Хансена выписать Саманте пропуск за сцену. Но ему удалось достать ей место на церемонии, и она была вне себя от счастья. Ей ведь было всего двадцать три года. Там был ее мир.

– Я так благодарен, что вы согласились со мной встретиться, мистер Хансен, или, возможно, я могу называть вас Томми? Меня зовут Пит.

– Ну… Ладно. Да. Не важно.

– Я убежден, что вы разделяете мои взгляды на наркотики, Томми.

– Да, бессмнения, а как же.

– А именно – защищать детей и молодых людей от последствий употребления наркотиков.

С наигранной легкостью Томми Хансен присел на краешек стола, как раз между двумя своими посетителями и открытым пакетом кокаина.

– Да, ну конечно. Именно, я полностью за. Не, в смысле, нужно деток от наркотиков отучать, это и правда очень-очень важно. Да, просто скажи – нет, вот о чем я…

За его спиной Корки надела наконец топ и сложила всё в сумочку, в которую помещались только связка ключей, пачка «Мальборо-лайтс», пакетик кокаина и пара экстази. Томми изо всех сил играл роль хозяина, но ни в коем случае не мог покинуть свою оборонительную позицию на столе.

– Это… извини, я забыл, как тебя зовут, детка.

– Корки.

– Корки, да, конечно, ну вот. Ладно, Корки, увидимся.

– Увидимся, Томми, ты просто отпад.

– Да, да… У тебя в волосах кусок карамболы застрял.

– И половинка киви в трусиках. Удачи сегодня, я за тебя болею.

– Спасибо. Ну, пока…

Корки ушла. Томми снова повернулся к своим нежданным гостям.

– Милашка. Старая подруга. Такая… Так о чем мы говорили?

– О молодежи и наркотиках.

– Да, конечно, мы должны обя-за-тель-но снять их с этой дряни. Я оч'сильно верю в это, чесслово. Эта дрянь – яд, и бьет по мозгам от души.

Питер Педжет снисходительно улыбнулся. Неужели этому парню действительно удалось не заметить скандала в прессе, который учинил его законопроект?

– Томми, друг мой, я не пытаюсь отучить детей от наркотиков.

– Нет?

– Ни за что. Это ведь совершенно невозможно, так?

– Разве? Я думал, что в этом всё и дело… В смысле, разве не это мы все пытаемся… Слушайте, о чем мы говорим?

– Мистер Хансен, – впервые заговорил полицейский, – мы верим, что пришло время признать тот факт, что молодые люди принимают наркотики, а также то, что самые серьезные последствия приема наркотиков – это связь молодежи с преступниками. Мы все знаем, каковы настоящие побочные эффекты от наркотиков.

Томми покачивался, хватаясь руками за край стола, на котором сидел, на лице его была написана беспомощная, безнадежная сосредоточенность.

– Да, конечно, ну разумеется, мы это… на хавку пробивает, да?

– Я имею в виду социальные последствия.

– Ну а я это самое и сказал, да? Пытаешься найти что-то в пять часов утра в этой идиотской стране. Едешь, едешь, и единственное, что найдешь, – это кебабы на паршивых заправках. В Штатах можно хоть авто купить двадцать четыре часа в сутки. И даже дом, мать его так, если захочется.

– Я говорю о связях с преступниками, мистер Хансен. Даже те, кто принимают наркотики только по выходным для расслабления, каждый раз оказываются в прямой финансовой связи очень сомнительного характера с дилерами и наркоторговцами. Эти люди зачастую агрессивны, они устанавливают непомерные цены за в общем-то очень подозрительный по качеству товар. Конечно, любой здравомыслящий человек согласится, что именно от этого аспекта употребления наркотиков нужно защищать молодежь.

– Ну, этта вы правильно сказали. Не могу передать, сколько раз меня… В смысле, людей, которых я знаю, разводили на такое бабло…

– Это еще не самое страшное. Несчастное меньшинство, которое становится наркозависимым, вынуждено вести преступный образ жизни, чтобы поддерживать свою преступную привычку.

Питер Педжет ерзал на стуле, ему не терпелось снова вступить в разговор.

– Некоторые становятся героиновыми шлюхами. Выражение «героиновая шлюха» он услышал совсем недавно. Точнее, его услышала Саманта в американском фильме, и Питер решил, что в нем содержится огромная сила.

– Да, ну, точно. Правильно. Слушайте… Извините, и всё такое, но куда вы вообще-то клоните? В смысле, я чё, тупой, или как?

– Мы выступаем сторонниками того, мистер Хансен, – продолжил полицейский, – чтобы легализовать наркотики.

– Держите меня шестеро. А я думал, что ты коп.

– Он самый. Коп, которому бы хотелось поганой метлой вымести огромное количество криминала из этой страны с помощью изменения одного-единственного закона.

– Молодца. Честно играешь, надо сказать.

– Но большинство людей предпочитают игнорировать проблему, делать вид, что ее не существует. Мы хотим, чтобы люди осознали масштаб употребления наркотиков в этой стране. Мы хотим сказать, что закон превращает в преступников целое поколение и заставляет нас всех страдать от совершаемых ими злодеяний. Нужен кто-то, кто-нибудь молодой, очень высокого полета, герой, образ, с которым будет ассоциироваться наше дело, кто бы вышел и признался в собственном постоянном употреблении наркотиков и сказал, что его друзья делают то же самое. Кто-то абсолютно честный, кто прорвет эту дерьмовую оболочку лжи, кто объяснит, что он вращается в кругах, где употребление наркотиков является неотъемлемой частью жизни. Нам нужно, чтобы кто-нибудь говорил о том, как употреблял наркотики в школе, на тусовках и на рок-концертах. Кто-то, кто разожжет национальные дебаты.

Помещение при церкви Святой Хильды, Сохо

– Да, прямо как сделал Ноэль Галлахер, когда заявил, что слопать экстази – это всё равно что выпить чашку чаю. Единственными чертовыми дебатами, которые он разжег, было то, что вся пресса, политики и копы, и вообще все начали срать ему на голову с очень большой высоты. Его выставили просто безответственным уродом за то, что признал и без того всем известный факт, а именно – что челы в моем кругу считают экстази просто новым лагером. Но дело в том, что я даже и не думал о дерьме, в которое бы вляпался, согласись я стать первопроходцем для этого тупого придурка. Дело в том – поймите меня правильно, – что я не поверил ни одному его слову. Я был настолько накачан наркотиками, что поимел хорошо известный «побочный эффект», как его назвал коп, а именно – я вдруг впал в полную и абсолютную паранойю.

Чесслово, если принять достаточную дозу кокаина – и любой наркоша скажет, что достаточно никогда не бывает, – можно поверить, что родная мать ненавидит тебя до смерти и думает, что твоя музыка – дерьмо. Так что, естественно, будучи закоренелым наркошей, я вдруг уверовал, что это подстава. Ловушка, типа того. Я подумал, что, если я сейчас скажу: «Да, конечно, я уже много лет на кокаине, и все мои старые дружки тоже были бы наркоманами, если бы у них были бабки, но вместо этого они принимают дерьмовый спид», – полсотни головорезов из отдела по борьбе с наркотиками выпрыгнут из холодильника с пивом и навсегда меня закроют.

Так что позвольте уверить вас, что я проигнорировал ублюдка из парламента и ответил прямо копу. И при этом очень тщательно сформулировал свою мысль.

Британские Награды, Доклендс-арена

– Я не знаю, о чем ты говоришь, приятель. Я никогда не принимал наркотики ни в каком виде, и я могу сказать молодым людям только одно: «Просто скажи – нет».

Питер Педжет попытался было что-то сказать, но многоопытный Леман, знаток человеческих характеров, понимал, что не стоит впустую сотрясать воздух.

– Что ж, в этом случае я могу только поблагодарить вас, что уделили нам время, мистер Хансен, и пожелать удачи на сегодняшней церемонии… Один совет: на вашем месте я бы перед выходом вытер верхнюю губу.

Помещение при церкви Святой Хильды, Сохо

– Он встал и свалил, а я поднялся, подошел к зеркалу и чуть не обделался. У меня было столько холерного порошка на лице, что я выглядел как Дед, мать его, Мороз. Вот только у Деда Мороза обычно кровь из обеих ноздрей не капает.

Женский следственный изолятор, Бангкок

Мужчина из консульства с большим облегчением увидел, что Соня была в этот раз намного спокойнее.

– Скажите, как к вам относится тюремная администрация?

– В нашей комнате восемнадцать человек… Я единственная англичанка… Все остальные тайки. Я не понимаю, что они говорят, поэтому всегда жду неприятностей. Я болею, мне не нравицца еда, мы никада не моемся. Иногда мне сницца, что я снова в Бирмингеме, иду за покупками в «Булл-Ринг» или ем «Кентакки фрайд чикен» с друзьями, а потом я просыпаюсь и так хочу покончить с собой, что начинаю блевать, и тогда другие девушки зляцца не на шутку. Я дважды пыталась это сделать, но нам не дают ничё опасного, даже шнурков. Я пила хрень, которой моют пол, но меня тока стошнило кровью немного, и врач заставил меня выпить очень много молока, и потом мне досталось еще больше от других девушек… Пжлста, вы должны заставить их понять, мне здесь не место, я совершила одну ошибку, я не убийца, не насильник, ничё такого. Я просто встретила одного парня на тусняке… Он пообещал каникулы в Таиланде и тыщу фунтов, и… Он сказал, что никого никада не ловят. Я поверить не могу в то, что это случилось, это неправда, этого не может быть… У меня жизнь в Англии… мои друзья, моя спальня, моя мама, они все еще там, а меня нет… Я просто встретила одного парня на тусняке…