Текст книги "Светская дурь"

Палата общин, Вестминстер

Объекту этого девичьего восхищения было жарко в зале. Питер хотел снять пиджак, но он знал, что под мышками у него на рубашке мокрые круги. Жаль, что он не надел рубашку посветлее. Он был достаточно опытным политиком, чтобы знать, что потные подмышки могут смыть впечатление от всей речи, обеспечив себе больший обзор в прессе, чем обсуждаемые вопросы. Хотя в данном случае речь Питера была такова, что, разденься он догола, это показалось бы мелочью по сравнению с его словами. Он был возбужден накалом страстей в палате, которого не видели здесь с безумных дней миссис Тэтчер.

– Я не одинок в своих мыслях, госпожа спикер. Я вижу среди собравшихся достопочтенных членов парламента тех, кто видит всё так же, как и я, хотя они и боятся признать это. И позвольте сказать вам следующее: сам начальник полиции моего избирательного округа, коммандер Барри Леман, согласен с каждым произнесенным мною здесь словом. Он был моим доверенным советником во время подготовки моего законопроекта и с радостью выступил бы перед парламентским комитетом, чтобы представить точку зрения полиции.

Госпожа спикер заметила, что никакие полицейские офицеры, высшего или низшего чина, не могут выступать на парламентском комитете. Госпожа спикер поинтересовалась, означало ли это, что коммандер Леман представляет официальную точку зрения лондонской полиции.

– Нет, госпожа спикер, я подозреваю, что это не так, равно как мои взгляды не представляют официальной политики моей собственной партии. И всё же коммандер Леман и я абсолютно уверены, что именно закон убивает офицеров в войне против наркотиков! Потому что закон отказывается признавать абсолютно очевидный факт, что война проиграна! Да, проиграна, госпожа спикер! Неужели эта палата будет вечно довольствоваться самообманом? В этой стране и, несомненно, во всем мире достаточно людей употребляют наркотики, чтобы сделать жизнь еще более жалкой. Но исключительно, госпожа спикер, исключительно потому, что они должны покупать их у преступников! Мы проиграли войну! Мы живем сейчас под игом победоносной армии оккупантов! Армии наркобаронов, гангстеров, «толкачей», торговцев, убийц, мелких воришек, проституток, грабителей, коррумпированных представителей власти и всех низших представителей криминальной экономики, огромной мировой торговли, существующей вне рамок закона. Разве не можем мы, сидящие в этой палате, в палате – матери всех парламентов, гордой колыбели демократии современного мира, разве мы не можем снова повести мир за собой? Набраться храбрости и сделать невероятное! Сделать то, что в один момент выдернет ковер из-под ног девяноста девяти процентов преступников этой планеты? Разве мы не можем легализовать, легализовать, обратите внимание, а не декриминализировать все наркотики?

Когда всё закончилось, Питер Педжет стоял в холле палаты, моргая в лучах своей мгновенной славы. Это был один из самых великих парламентских дебютов, потому что, несмотря на семнадцать лет службы, это был дебют со всех точек зрения. Отличная, зажигательная речь, какой собравшиеся в холле истомленные ожиданием журналисты не могли припомнить на своем веку. К концу своего выступления, как отметил сам Питер, он, без сомнения, начал производить благоприятное впечатление на многих своих коллег, и количество одобрительных хлопков по спине не уступало количеству злобно оскаленных физиономий. Это не означало, что половина членов парламента собирается проголосовать за полную легализацию, но многие были благодарны Питеру за то, что он набрался храбрости и вынес вопрос на обсуждение. Особенно потому, что все были уверены: его законопроект – это профессиональное самоубийство. Никто в последние годы не разжигал столь мощных и яростных дебатов. Питер Педжет моргал в свете вспышек и, улыбнувшись при виде своей восхищенной ассистентки, понял, что наконец привлек всеобщее внимание.

Дом Леманов, Далстон

Через десять минут после того, как коммандер Барри Леман вышел из дома, зазвонил телефон.

– Дом Леманов, слушаю.

– Миссис Леман?

– Да. Кто говорит?

– Я бы хотел поговорить с вашим мужем.

– Как вас представить?

– Друг.

– Я знаю всех его друзей. Полагаю, у вас есть имя?

– Пожалуйста, передайте трубку мужу, миссис Леман. Это в его интересах.

Кристина Леман нажала кнопку записи на автоответчике, подсоединенном к плинту телефона. «Интересно, слышал ли звонящий щелчок», – подумала она.

– Извините, но мы не разговариваем с людьми, которые отказываются назвать свое имя.

– В таком случае можете передать ему сообщение?

– Конечно.

– Скажите, чтобы отказался от поддержки законопроекта Питера Педжета.

– А, понятно…

– И скажите, чтобы прекратил интересоваться коррупцией отдела по борьбе с наркотиками.

– Если у вас есть что сказать по любому из этих вопросов, вы можете отправить сообщение в полицейское управление Далстона или на электронный адрес моего мужа в лондонской полиции, можете…

– Скажите, чтобы закончил заниматься тем, чем он занимается, или мы прикончим его. Вы слышали, миссис Леман? Вы меня понимаете?

– Я записываю наш разговор.

– Можете записывать что вам угодно, миссис Леман. И раз вы уж всё записали, дайте-ка это послушать своей дочери. Которая посещает кингсвудскую школу для девочек. Которая одна ходит по утрам каждую субботу на занятия драматического кружка. Которая ходит в баскетбольную секцию по понедельникам с шести до восьми вечера, откуда ее подбрасывают до угла Джексон-роуд, и которая идет домой напрямик через задние дворы. Вы поняли, миссис Леман?

Палата общин, Вестминстер

Министр внутренних дел теневого кабинета яростно смотрел по очереди на спикера и на Питера Педжета.

– Госпожа спикер, за все годы, что я являюсь членом этой палаты, а это не меньше пяти парламентских сроков, я никогда не испытывал такого отвращения, как сегодня от комментариев, представленных моим достопочтенным коллегой, членом от Северо-Западного Далстона. У меня в голове не укладывается, что такой безответственный человек со столь опасными и анархическими воззрениями может оставаться членом парламента ее величества. В равной степени меня поражает, что полицейский офицер высокого ранга, на чью поддержку он ссылался, коммандер Барри Леман, открыто поддерживает употребление наркотиков и остается при этом сотрудником лондонской полиции. Если и существует точка, в которой могут сойтись во мнении все вменяемые и здравомыслящие люди в этой стране, так это то, что людей, особенно молодых людей, особенно детей, необходимо защищать от наркотиков! Я думаю, этот основополагающий принцип важнее партийной принадлежности. И всё же нам пришлось сидеть и слушать, как член этой палаты, рядовой член парламента, предлагает нам легализовать эти смертельно опасные вещества. Предлагает предоставить их любому заскучавшему подростку, который вдруг вообразит, что хочет попробовать, что это такое. Мне противна сама мысль об этом. Неужели премьер-министр немедленно не вразумит заблуждающегося коллегу? Неужели он не снимет законопроект с обсуждения? Не изгонит его из своей партии, из партии, которая, при всех своих многочисленных ошибках, никогда не предоставляла убежища поборникам преступников и сторонникам анархии!

Премьер-министру это было не нужно. Ему и без того надо было протолкнуть обширный пакет законопроектов. И без того уже слишком много парламентского времени (и, без сомнения, каждый заголовок завтрашних газет) уже похищено членом парламента от Северо-Западного Далстона. Он встал, чтобы ответить:

– Госпожа спикер, как прекрасно известно моему достопочтенному коллеге, министру внутренних дел теневого кабинета, член от Северо-Западного Далстона представил свой законопроект, что является его привилегией. Его мнения не являются частью правительственной политики, и я, как и мой достопочтенный коллега, полностью их отвергаю. Мы продолжим наши осторожные шаги по декриминализации марихуаны, одновременно ужесточив политику касательно наркотиков класса А.

Он сел под уважительные аплодисменты, но всё же на лицах членов парламента было смятение. Педжет зажег огонек сомнений, он сказал невысказанное, выпустил джинна из бутылки. Все знали, что война против наркотиков если не проиграна, то, по крайней мере, не может быть выиграна, и, если Педжет продолжит свой крестовый поход с яростью, с которой начал его, страусиная политика, отличавшая дебаты по поводу наркотиков столько десятилетий, перестанет работать.

Помещение при церкви Святой Хильды, Сохо

Утреннее собрание анонимных алкоголиков в Сохо обычно заканчивалось к восьми часам. Многие из посещавших его были деловыми людьми, которые торопились на работу. Нынешнее заседание уже затянулось, но никто, казалось, не хотел уходить.

– За кулисами на Наградах царила обычная херня. Они дали мне вторую по размеру гардеробную после Элтона Джона, так что я сразу понял, что Эмили была права насчет янки – они снова не появились. Ублюдки. Не знаю, что более обидно: что им настолько насрать на нас или то, что нам настолько не насрать на это, когда они так поступают… На самом деле, думаю, самое грустное здесь то, что им насрать даже на то, что нам не насрать на то, что им насрать. Они и пальцем не пошевелят, что бы мы там ни думали. С таким же успехом мы могли бы быть какими-нибудь гребаными белорусами или исландцами. А ведь мы создали битлов! Но теперь это всё быльем поросло. Янки вернулись к власти, и всё так вот и останется. Все хотят успеха в Штатах. Только там, и нигде больше. Я получил семь «Британских Наград» и обменял бы их все на одну «Грэмми». Я возглавляю список Европейских музыкальных наград MTV вот уже три года, но с радостью оказался бы в самом низу списка, если бы они убрали это маленькое проклятое слово «европейские». Настоящие Награды MTV ведь не называются «MTV USA», так? Не называются, потому что все и так знают, что они америкосные. Нам приходится добавлять «точка ю-кей» в конце названий наших сайтов, а им не надо, ведь все и так знают, где они живут. Уроды.

Я могу туда попасть. Я пытаюсь. Я правда думал, что мне удалось, когда несколько месяцев назад я попал в вечернее шоу Джея Лено на Эн-би-си. Лено дружески обнял меня и назвал звездой. Но потом вошла Пэмми Андерсон, и я понял, что для Джея Лено я был звездой только до тех пор, пока не появилась настоящая звезда.

Кстати, не врубаюсь я в эту Пэмми Андерсон. Ну, я имею в виду эти ее буфера – это же просто глупо. Эта телка в глубину больше, чем в высоту. Думаю, у нее соски были на барной стойке еще до того, как жопа вошла в дверь. У меня на это не то что эрекции – улыбки не возникает.

Томми наслаждался смехом собравшихся выздоравливающих алкоголиков. Для него любая аудитория была аудиторией. Не важно, будь то десять тысяч фанатов в Национальном выставочном центре Бирмингема или кучка недоумков в обществе Святой Хильды. Томми всегда был падок на зрителей.

– В общем, хорошо было то, что в ту ночь без янки и без «U2» я был, без сомнения, второй по величине звездой, после Элтона. На самом деле я обскакал его на наших последних альбомах пятьдесят к одному, но ведь это вопрос долговечности. Уважу-ха и всё такое. Он королева Англии, этот Элтон. Все это знают. Они соорудили искусственный садик с частоколом вокруг его гримерной, и в моем тогдашнем обдолбанном состоянии мне показалось, что это самая забавная штука, которую я когда-либо видел, особенно когда я нассал под одно дерево. Я видел, что ребята из «Manic Street Preachers» до жути разнервничались, что первыми до этого не додумались. Так им и надо. Если бы они обоссали дерево Элтона, это было бы своего рода политическим протестом. А мне это было просто по приколу.

За кулисами все было как обычно: бетонный ангар, временные гримерные, «Хард-рок-кафе» в середине и бесплатный бар, что означало, разумеется, что пиво там – отстой. Приличное пиво никогда не спонсирует мелкие закулисные бары, потому что им это не нужно. Возьмем, к примеру, «Стеллу» или «Боддингтон». Вы когда-нибудь видели, чтобы они рекламировали свое пиво? И что же я увидел в баре? Ну еще бы, обычная херня, стандартное пойло – «Будвайзер»! Пиво с лучшей рекламой и худшим вкусом в мире. Холерное америкосное пиво! Нет, чесслово, я не вру. Холерное америкосное пиво. Ну какого дьявола оно такое сладкое? Потому что всё, что жрут и пьют америкосы, должно быть сладким, вот почему. Я был в Диснейленде, ребята. Прикиньте, они «эм-энд-эмс» на «коко-попс» наваливают!

Ладно, короче, я сидел в своей гримерной и до одури хотел, чтобы мне принесли приличного пива, мне было невероятно скучно, а дело в том, что, когда мне скучно, меня начинает нести. Ну а вас что, не несет, что ли? Более того, после случая на светофоре на главной улице Брикстона я был снова официально одинок. И самое главное, я только что нализался экстази, которое дали мне ребята из администрации. Они думали, что это просто уссаться как смешно, – экстази из администрации! А я им говорю. – «Да пошли вы, администрация-хуяция!»

В общем, повторяю, я вдруг почувствовал, что меня несет на всех парах, и, хотя вокруг было полно цыпочек, я решил, что хочу докопаться до Лулу. Мне всегда нравилось, как она поет, и, на мой взгляд, она и сейчас выглядит на все сто, хотя ей ведь полтос с гаком, и вообще она прикольная чувиха. Не зря же ее позвали в этот сериал, «Абсолютно легендарные», верно? Наверное, она пришла на церемонию с Элтоном или вообще одна, или, может, получала награду за то, что у нее такая классная задница – для бабки… Не знаю. Дело в том, что на ней были обалденные обтягивающие кожаные штаны, поэтому я подошел прямо к ней и сказал, что она прошла кастинг.

Квартира Саманты, Ислингтон

– Привет, дорогая. Ты меня слышишь? Я с мобильника.

Питер Педжет чувствовал ужасную тошноту в желудке. Что он делает? Что он делает?

Это просто безумие. Абсолютный кошмар. И всё же… всё же… Он не мог отказаться от этого. Питер был готов на все, лишь бы не обманывать жену, почти на все, почти. Ложь наваливала на него такой груз вины, что иногда ему казалось, что он не сможет утром встать с кровати, и знал, что тошнота в желудке лишит его аппетита на весь день. Да, был готов на все, лишь бы не обманывать Анджелу, почти на все… Но пойти на то, чтобы отказаться от причины своей лжи?

– Да, у нас перерыв. Было довольно трудно, я просто поверить не мог в такую враждебность. Ты смотрела по парламентскому каналу?… Конечно, я был уверен, что ты будешь смотреть… Значит, ты думаешь, я молодец?… Ну, не могу отрицать, я тоже был доволен… Если повезет, в новостях будет большой репортаж За стенами зала творился настоящий бедлам. Журналисты меня чуть не затоптали. Невероятно. Никогда раньше не чувствовал себя звездой, странно, но… что ж, приятно… Но ты не поверишь, какие они задавали наивные вопросы, послушать их, так мы с Барри Леманом хотим раздавать героин на игровых площадках школ. Люди до того напуганы. Они могут мириться с разговорами о легализации наркотиков, но, как только начинаешь использовать такие слова, как «крэк» или «героин», они в ужасе разбегаются.

Купаясь в счастливых воспоминаниях о той вдохновляющей схватке с журналистами, Питер почти забыл о тошноте в желудке. Он гордился собой, он молодец. Ему нравилось использовать наркоманский жаргон. Такие словечки звучали жестко, абсолютно реалистично. Во время речи он хотел было рискнуть и назвать героин «герычем», но потом передумал. Анджела Педжет очень тонко чувствовала фальшь и сразу бы засекла его позерство. Когда-то Питер был членом избирательного комитета и посетил военную базу, где принял предложение облачиться в мундир и берет на время всего визита. Позже Анджела постоянно напоминала ему о фотографии, которая появилась в местной газете. Он улыбнулся этому воспоминанию.

Он должен быть дома. Он должен ехать домой. Это их день. Анджела фактически написала половину его речи. Это был первый день за многие годы, когда они могли с полным правом вдвоем отпраздновать успешную карьеру Питера. Как они сделали это в тот прекрасный первый вечер, когда его избрали в парламент. Это должен быть их вечер. Он должен ехать домой.

– Премьер пригласил меня в свой кабинет завтра с объяснениями, как будто насчет моей речи могут быть сомнения… Я уверен, что генеральный секретарь партии будет настаивать на моем увольнении, ну и что с того? Чертова партия так и так в жизни бы меня не продвинула. У меня столько же шансов воздействовать снаружи, что и изнутри. Даже больше, если честно. Они не понимают того, что я верю, действительно верю в то, что пытаюсь сделать. На самом деле они просто не могут понять этого… Я думаю, что вне парламента мне сейчас было бы намного лучше.

В другом конце комнаты помощница Питера Педжета сняла джемпер и обнажила бледно-голубой бюстгальтер. Педжет моментально потерял нить рассуждений.

– Извини, дорогая. Не расслышал, чертова связь… Телефонные звонки с угрозами? О чем ты? Тебе? Леманам? Но, милая, не вижу причины ехать домой из-за этого…

И снова боль. Его жена волнуется. Он ей нужен. Она всегда была рядом, когда была нужна ему. Он должен ехать к ней. Сейчас же…

Но что это изменит? Это ведь всего лишь звонок. На самом деле звонок даже не им, а другим людям. Лично им никто не угрожал. Он ей не нужен. Если бы он действительно был ей нужен, подумал Питер, он бы поехал домой.

Покачивая бедрами, его ассистентка стянула нарядную мини-юбку в тонкую полоску, заодно прихватив и колготки. Какая у нее гладкая, безупречная кожа.

Какая молодая.

Это продолжалось уже около двух месяцев, семь недель испытания неверностью и безумной страстью. Питер знал, что может продолжать обманывать жену, но не себя. Это не было моментом безумия, как не было это и потенциально простительным глупым животным инстинктом. Это были отношения. Роман. Настоящий, продолжительный, тривиальный роман.

– Что ж, конечно, жаль, если Кристина Леман получила звонок с угрозами, но я уверен, что это просто угрозы, Анджела. В большинстве случаев это так и бывает. Какой-то придурок не выносит Барри и хочет испортить ему жизнь… Боже мой, ты подумай, он же занимается расследованием коррупции в полиции… Я действительно не думаю, что есть повод для страха… Послушай, я не могу сейчас бросить всё, я приеду домой в ту же минуту, как освобожусь, хорошо? Обещаю…

Крошечный треугольник стрингов Саманты смотрелся восхитительно на ее идеально эпилированном лобке. Этот тончайший кусочек был того же дорогого материала и цвета, что и ее бюстгальтер. Она улыбнулась Питеру и провела большими пальцами под кружевным поясом. Никто никогда раньше не покупал ей такого дорогого белья. На самом деле ей вообще раньше не покупали белья. Ей было всего лишь двадцать три. Ее мальчики в университете тратили деньги на пиво. А фантазии насчет эротического белья не заходили дальше того, чтобы нарядить ее в свой свитер для регби. Питер напомнил себе, что должен уничтожить чек. Он уже давненько не покупал белья миссис Педжет. Но он его купит, правда. Уже скоро.

– …Просто столько всего нужно сделать с этим законопроектом. Я постараюсь освободиться пораньше. Саманта согласилась остаться и помочь, очень мило с ее стороны, потому что это неоплачиваемая работа, но она верит в это так же, как и я. Так же, как и мы. Это решающий момент, дорогая, я зажег факел. Я должен быть здесь и смотреть, как идут дела. Да, да, я знал, что ты поймешь. Спасибо, дорогая.

Питер Педжет нажал кнопку отбоя.

Саманта пристроилась рядом с ним на кровати.

– Ты сегодня был словно лев, дорогой. Я так возбудилась. У меня от тебя внутри всё загорелось.

Он закрыл глаза, и она поцеловала его. Анджела не узнает. От поцелуев у него голова пошла кругом. Или, возможно, это произошло от скорости, с которой менялась его жизнь. Всего несколько месяцев назад он был так подавлен, его карьера никуда не продвигалась, и брак был счастливый, но тускнел день ото дня. Его обещания не оправдались, все надежды остались в прошлом, а впереди была унылая перспектива долго-долго стареть и смотреть, как дочери вырастут и уйдут из дома и жена тоже состарится.

И вдруг всё изменилось. Он желал Саманту с того самого момента, как она пришла к нему на работу. Желал страстно. Она полностью затмила все его мысли, желание обладать ею пронзало каждую минуту его существования.

Дело не в том, что он не любил Анджелу. Он любил ее, правда. Но хотел он Саманту. Это было наваждение.

И всё же Питер Педжет никогда не думал, что его брак окажется под угрозой. Он знал, что его союз с Анджелой крепок. Конечно, а как же иначе. Зачем прекрасной двадцатитрехлетней женщине, на которую оборачивались все головы в коридоре, где бы она ни шла, вообще смотреть в сторону уставшего, начинающего лысеть мужчины почти в два раза старше себя? Глупость. Возможно, его разум полностью порабощен, но, по крайней мере, его брак защищен.

Но Питер Педжет ошибался. Его брак тоже был под угрозой. Оказалось, что Саманта хочет его так же, как он хочет ее. Он не знал почему, но она хотела его и однажды сказала об этом.

– Ты так на меня смотришь, Питер, – произнесла она, когда они были одни в его офисе, – что мне кажется, ты представляешь меня обнаженной.

Питер был слишком ошеломлен, чтобы ответить. Но в ответе не было необходимости.

– Зачем всего лишь представлять…

И с этого момента начался их безумный роман, который он ненавидел и любил почти в равной степени. Почти.

И вместе с этим неожиданным и невероятным безумием пришел его великий шанс. Возможность избавиться от ограничений своей нереализованной карьеры и сделать мир лучше. Он прекрасно выступил в парламенте, был на обложках «Ивнинг стандарт» и, несомненно, будет на первых полосах всех остальных газет на следующее утро. Его идеи обсуждались в каждом ток-шоу на радио, его имя проклинали и обожествляли по очереди все звонившие в эфир, и у него роман с прекрасной, умной молодой женщиной, которая считает его богом и с гордостью раздевается перед ним.

Питер чувствовал себя обновленным, возрожденным мужчиной. Он ответил на поцелуи Саманты. Наслаждайся. Ты это заслужил.