Текст книги "Слепая вера"

7

Должность Траффорда называлась «старший администратор-аналитик». На его этаже все были старшими администраторами-аналитиками. Несмотря на то, что служебная иерархия в государственных учреждениях была сведена к минимуму, немногие оставшиеся должности в целях стимулирования позитивности и высокой самооценки имели весьма звучные, солидные названия. Быть старшим администратором-аналитиком считалось очень почетным: человек, занимающий эту должность, находился на целую ступень выше тех своих коллег, которые именовались просто «старшими» и ниже которых не было уже никого. В свободные минуты – а их у Траффорда бывало сколько угодно – он нашел в компьютерном словаре все слова, из которых складывалось название его должности, и потому знал, что на самом деле он не является ни старшим, ни администратором, ни аналитиком. Полистав энциклопедию, Траффорд выяснил, что по сути он обыкновенный клерк, и с тех пор мысленно называл себя именно так.

Траффорд работал в Изразе – отделе Госбанда, который занимался изучением различий между социальными группами. Говоря точнее, задача этого отдела состояла в том, чтобы устанавливать и регистрировать соотношения между каждым конкретным человеком, каждым из остальных людей и всем, что происходило на свете, сколь бы малозначительными ни казались эти соотношения на первый взгляд.

Как и многим тысячам его коллег, Траффорду было поручено отыскивать новые показатели, на базе которых можно было бы количественно оценивать параллели между различными группами населения. Например, компьютеры Израза уже давным-давно были запрограммированы на автоматический поиск соответствий между группой тех, кто смотрит определенное телешоу, и группой тех, кто предпочитает определенный ионизирующий энергетический напиток с пониженным содержанием солей, но пока еще отсутствовала специальная программа, которая позволила бы выделить группу тех, кто пьет данный энергетический напиток во время просмотра данного телевизионного шоу. Траффорд участвовал в написании таких программ.

Недавно в отделе Траффорда с удивлением обнаружили, что компьютеры Израза не связывают выбор полуфабрикатов с родительскими знаками зодиака, в результате чего то обстоятельство, что индивидуумы, имеющие хотя бы одного родителя-Тельца, в среднем едят лазанью чуть чаще, нежели люди, произведенные на свет двумя Стрельцами, до сих пор оставалось совершенно никому не известным.

Как только удавалось открыть новую связь, возникала необходимость установить ее перекрестные связи со всеми остальными связями. Где, например, любят проводить выходные дети Тельцов, употребляющие в пищу размороженную лазанью? Компьютеры Израза знали ответ и, хотя никому никогда не пришло бы в голову задать этот вопрос, были готовы предоставить нужную информацию по первому требованию.

На последних общенациональных выборах премьер-министр с гордостью заявил, что количество информации, хранящейся в цифровых архивах Госбанда, удваивается почти ежедневно и что количество накопленных фактов, имеющих отношение к каждому отдельному гражданину, давно превысило количество атомов во Вселенной. Оппозиция заметила на это, что приведенная статистика, конечно, обнадеживает, однако делается все равно недостаточно, а то немногое, что все же делается, следовало бы сделать гораздо раньше.

Траффорд трудился в поте лица, сочиняя программу, которая установила бы связь между выбором лака для ногтей и количеством согласных в имени дедушки той, кто его выбирал, когда у него за спиной раздался мужской голос.

– Может, перекусим вместе? Так сказать, спрыснем ребеночка?

Траффорд узнал голос – он принадлежал Кассию, самому старшему из всех служащих на их этаже. Кассию не поручали никакой работы: его наняли только ради того, чтобы ни у кого не нашлось повода упрекнуть правительство в дискриминации по возрастному признаку. От него требовалось лишь сидеть в углу, рядом с женщиной-инвалидом в кресле-каталке, и быть старым. Вообще-то они вовсе не относились к разряду недееспособных. Оба были умными людьми С высокой компьютерной грамотностью, да и вся работа в Госбанде была до примитивности простой и абсолютно бессмысленной, так что скорость ее выполнения не имела никакого значения. Просто ввод данных не входил в круг их обязанностей. У них была только одна обязанность – демонстрировать всеобщее равноправие.

– Перекусим? – отозвался Траффорд без особенного энтузиазма, поскольку раньше никогда не разговаривал с Кассием. – Даже не знаю…

– Или вы не хотите лишний раз отметить это событие, дружище? – спросил Кассий, и Траффорду почудился в его взгляде какой-то скрытый намек. – В конце концов, каждый второй ребенок умирает, не дожив до пяти лет. Так что тут отмечать?

Кассий говорил тихо. Детская смертность была неподходящей темой для досужей болтовни, тем паче в обществе новоиспеченного родителя, и многие другие отцы на месте Траффорда угостили бы Кассия хорошей оплеухой.

– Ладно, – ответил Траффорд, вставая. – Пойдемте.

Он сам не знал, почему согласился пойти – разве что потому, что Кассий высказал вслух его собственные тайные мысли. Каждый второй. Действительно, что тут отмечать? Может, лучше подождать с весельем по крайней мере до тех пор, пока ребенку не исполнится пять лет.

К удивлению Траффорда, Кассий не повел его к ближайшему буфету с гамбургерами, который находился в дальнем конце их офиса. Не остановился он и у другого буфета, рядом с лифтом, и у третьего, в главном вестибюле.

– Надо малость размяться, – громко объяснил Кассий, когда они проходили мимо камер наружного наблюдения у центрального входа. – Старею. Правда, жаловаться грех – как-никак, это моя работа.

В итоге Кассий привел Траффорда в маленькую закусочную на грязной полузатопленной улочке. Если верить вывеске, здесь подавали не гамбургеры, а фалафель.

Траффорд остановился на дощатом настиле перед входом в это сомнительное заведение.

– Вы хотите есть здесь? – спросил он.

– А вы не любите фалафель? – осведомился Кассий.

– Нет… но…

– Вас смущает, что это не «Фалафель-хаус».

Он был совершенно прав. Неприглядная закусочная, перед которой они стояли, явно не входила в могущественную сеть «Фалафель-хаус»; не принадлежала она и чуть менее популярному «конкуренту» этой сети под названием «Фалафель-ланч» (которым на самом деле владел все тот же «Фалафель-хаус»). Это было независимое предприятие, обслуживающее местную бедноту, по преимуществу иммигрантов. Его посещали разве что нелегалы да полицейские. Траффорд знал, чем появление в подобном месте чревато для респектабельного обывателя. Отказываясь демонстрировать солидарность с миллионами своих сограждан, сделавших выбор в пользу «Фалафель-хауса», такой человек проявлял несогласие с мнением народа по поводу того, где лучше есть фалафель. Причина для этого могла быть только одна: он считал себя выше «Фалафель-хауса», брезговал посещать даже «Фалафель-ланч», а всякий, кто имел наглость противопоставлять себя народу, считался высокомерным снобом и должен был понимать, что его могут хорошенько осадить в любой момент.

– Пожалуйста, я угощаю, – сказал Кассий. – Мне очень нравится настоящий фалафель домашнего приготовления.

Удивленный дерзостью своего нового товарища, Траффорд позволил увлечь себя в здание. Первый этаж был залит водой; они поднялись но лестнице на второй и вошли в крохотный зал с тремя столиками, ни за одним из которых не было посетителей. Кассий выбрал место и жестом пригласил Траффорда сесть. Траффорд послушался, предварительно оглядевшись и подвинув свой стул так, чтобы оказаться спиной к камере наблюдения.

– Знаете, – небрежным дружеским тоном произнес Кассий, – я считаю, что если кто-то хочет быть незаметным, ему не стоит стараться быть незаметным.

– Я не… – но Траффорд понимал, что отпираться бесполезно: его маневр был слишком очевиден.

Кассий улыбнулся.

– Уж мы-то в нашем отделе знаем, что практически вся информация, которую собирают власти, так и остается неизученной. Да и как ее можно изучить? Мы все находимся под постоянным наблюдением. Для просмотра всего накопленного материала на каждого отдельного человека понадобился бы свой полицейский, и этому полицейскому некогда было бы даже выкроить часок для сна. Такую информацию подвергают проверке, только если к ней почему-либо привлечено внимание. Следовательно, лучший способ избежать проверки состоит в том, чтобы не привлекать внимания к своей персоне.

– Мы сидим в независимом кафе, дружище, – кисло откликнулся Траффорд. Он не любил, когда его учили жизни.

– Это не запрещено.

– Да, но в такие места ходят только нелегалы.

– Мы можем быть любопытствующими или репортерами в поисках материала для документального фильма. Да что там, даже полицейскими, которые ищут насильников, приехавших к нам из-за рубежа! Главное – сидеть спокойно и с достоинством. А вот если мы откровенно стремимся спрятать свои лица от камеры, тогда ясно, что у нас дурные намерения.

– Гораздо проще было бы пойти на ланч в «Фалафель-хаус», – сухо заметил Траффорд. Однако он слегка выпрямил спину и постарался выглядеть более непринужденно.

Кассий заказал две порции фалафеля с салатом.

– Вкусно? – поинтересовался он, когда Траффорд отведал принесенного блюда. Тот сморщился.

– Нет. Горько.

– Не горько, а своеобразно.

– А мне кажется, горько.

– Погодите, распробуете.

Траффорд отважился на вторую попытку, и теперь, когда его вкусовые сосочки немного адаптировались, нашел, что есть несладкую снедь непривычно, но вовсе не так уж противно.

– Да, – признал он, – вкус… любопытный.

– Без кукурузного сиропа, – пояснил Кассий. – Привыкаешь не сразу, но дело, по-моему, того стоит. Они готовят его сами – только турецкий горох и приправы. Здесь не считают, что фалафель должен быть сладким.

Траффорд снова тревожно огляделся по сторонам.

– Все должно быть сладким, – сказал он с излишним нажимом, словно рядом с ними находился кто-то третий. – Это же очевидно. Сладкое доставляет удовольствие. Значит, чем еда слаще, тем больше она нам нравится.

– Никто нас не слушает, Траффорд, – сказал Кассий. – Боже мой, вы ведь сами работаете в Государственном банке данных, ваша профессия – совать нос в чужие дела. Наверно, вы загрузили в свой компьютер уже миллиарды часов видеосъемок. Разве вы когда-нибудь просматривали или прослушивали эти материалы?

Траффорд улыбнулся. Тут Кассий был прав.

– Нет.

– Конечно, нет. И никто этого не делает. У нас не тысяча девятьсот восемьдесят четвертый.

– Восемьдесят четвертый? О чем вы говорите?

– Был такой год в Допотопную эру.

– Знаю.

– А еще это название книги.

Траффорд прищурился. Неужели его пытаются заманить в ловушку? О таких провокациях знали все. Новости были переполнены ими: юноши-полицейские, слонявшиеся по берегам канала живой приманкой для содомитов, наркодельцы, которые на поверку оказывались агентами по борьбе с наркотиками, и, разумеется, интернет-сайты обезьянолюдей – на них якобы приводились доказательства того, что жизнь на Земле существует уже много миллионов лет, но на самом деле все это спонсировалось Храмом и служило капканами для легковерных.

– Вы имеете в виду художественную… то есть, выдумку? – осторожно спросил он.

– Да, «Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый» – это история про общество, в котором…

– Мне плевать, дружище, – оборвал его Траффорд. – Я и знать не хочу! Писать романы – кощунство, а выдумывать – грех, потому что людей не могут создавать им подобные. Я человек верующий и знаю, что это под силу только Творцу.

– Боже святый, – сказал Кассий, – вы говорите прямо как на проповеди… Я что, паства, которую нужно просвещать? Или вы думаете, что я из полиции?

– Ничего я не думаю, – уклончиво ответил Траффорд.

Он хотел, чтобы его позиция была запечатлена на видео как можно яснее. Все знали, что главной растлительницей умов в Допотопную эру была именно художественная литература. Исповедник Бейли напоминал об этом каждую вторую неделю. Он живописал те ужасные времена, когда общество было порабощено выдуманными людьми. Когда телевизионные каналы изобиловали героями, которые лишь притворялись настоящими! Эти люди были творениями других людей, так называемыми вымышленными персонажами. То была эпоха книг, причем отнюдь не таких, какие читались и теперь, в Просвещенную эру, – не полезных книг о вере, об индивидуальном просвещении, о честолюбивых стремлениях и самосовершенствовании, не тех, что объясняли вам, как стать богатым, завести много друзей, получить максимум удовольствия от секса и сделаться лидером в своей социальной группе. Нет – тогда популярностью пользовались романы, истории, тысячи которых громоздились на книжных полках. И весь народ был отравлен неправдой, заражен иллюзией, что созданное человеком может быть прекраснее и интереснее того, что создал Бог. К счастью, потом – еще в конце Допотопной эры – наступила пора, когда люди стали понемногу отказываться от историй в пользу реальности. Пора, когда появилось благословенное новое поколение, любящее только себя, с восторгом наблюдающее за собой по телевизору, читающее только о себе в книгах и журналах и тем самым превозносящее реальность созданного Богом.

– Поверьте мне, Траффорд, – сказал Кассий, – я не полицейский. Зачем полицейскому годами сидеть в вашем офисе, пытаясь подловить вас? Вы что, более важная персона, чем я полагал?

– Да нет, конечно, – отозвался Траффорд с легким смущением. – Но вы упомянули о тысяча девятьсот восемьдесят четвертом. Сказали, что это…

– История?

– Ради Любви, замолчите!

– Я не считаю, что выдумывать истории грешно, – сказал Кассий.

– Но это так!

– Почему?

– Сами знаете почему. Все знают почему. Потому что, когда человек начал выдумывать истории, его гордыня и самомнение выросли настолько, что он решил, будто может написать историю самой жизни, – так и был совершен самый великий грех, когда человек написал историю Земли, а Бога оставил в стороне!

– Ой-ой-ой, – откликнулся Кассий, презрительно покачав головой. – Наверное, и школе закон Божий был вашим любимым предметом. Неужто вы и правда верите во всю эту чушь?

Траффорд встал, готовый уйти. Пускай идиоты, желающие сесть в тюрьму за богохульство, отправляются туда без него.

– До свиданья, Кассий, – громко сказал он. – Спасибо за ланч, но вряд ли я соглашусь прийти сюда еще. Если захотите со мной побеседовать, можно сделать это в офисе.

– Каждый второй, – тихо сказал Кассий. – Умирает каждый второй, Траффорд.

Траффорд застыл на месте. В конце концов, именно эта зловещая статистика подтолкнула его к тому, чтобы принять предложение Кассия.

– Хватит твердить одно и то же! – огрызнулся он. – Вам что, нравятся эти цифры? Вы случаем не извращенец? Следите за тем, что говорите, не то я расскажу про вас на своем блоге!

– Сядьте и перестаньте кричать, – скомандовал Кассий. – Если вы на меня донесете, вас в первую очередь спросят, зачем вы вообще отправились со мной в кафе. Почему вы позволили отвести себя в такое подозрительное место? Вас обвинят за компанию, а от этого так просто не отмоешься. Вы превратитесь в человека с запятнанной репутацией, и Принцесса Любомила сожрет нас живьем.

Поколебавшись, Траффорд молча опустился на стул.

– И ради бога, перестаньте изображать истинно верующего, – продолжал Кассий, – Это очень скучно.

– Я и есть истинно верующий, – возразил Траффорд. Но он и сам понимал, что его слова звучат неубедительно.

– Как вам будет угодно, – сказал Кассий.

– Зачем вы меня сюда позвали?

– Хотел познакомиться с вами поближе. Мне показалось, что вы немножко… отличаетесь от других, вот и все.

– Мы все отличаемся от других; каждый из нас личность, сильная и прекрасная, уникальная и неповторимая.

– Да-да… но я не об этом, – ответил Кассий, и Траффорду впервые послышалось в его голосе легкое беспокойство. – Я имел в виду, по-настоящему отличаетесь. Я подумал, что у вас есть… секреты.

Траффорд сразу понял, что лицо его выдало.

– Пожалуйста, не волнуйтесь, – поспешил добавить Кассий. – Вы не единственный. У меня тоже есть секреты. Причем один из них – очень важный и интересный.

Траффорд пожал плечами, показывая, что готов слушать, но сам ничего не признаёт.

– Вы обвинили меня в том, что мне нравится показатель детской смертности, – продолжал Кассий.

– Да, обвинил.

Вдруг глаза Кассия вспыхнули гневом.

– А вам не кажется, что он нравится не мне, и правительству и Храму? Что они им вполне довольны? Что они не желают ничего менять?

– Я стараюсь вовсе об этом не думать.

– Черт побери, Траффорд! Пришла пора немного задуматься! – яростно воскликнул Каспий. – А еще вам пришла пора спросить себя, что можете изменить вы сами!

– О чем вы говорите? Что я могу изменить? Я буду молиться, и мы капнем ей на подушку лавандового масла, а еще…

– Молиться? Он будет молиться!

Траффорд был поражен. Никогда за всю свою жизнь он не слышал, чтобы это слово произносили с презрением.

– А знаете ли вы, – продолжал Кассий, – что болезни, которые убивают детей, можно предотвратить?

Траффорд знал одно: что ему надо немедленно уйти, поскольку разговор становится все более опасным и чреватым самыми печальными последствиями. Но он не ушел.

– Я… я знаю, что когда-то люди в это верили, – сказал он. – Но теперь нам известно, что то неправда.

– Это правда, – ответил Кассий.

– Откуда вы знаете?

Кассий заказал кофе.

– Эспрессо, – громко сказал он. – Без молока, без пенки, без сахара, и самое главное – никаких взбитых сливок и сладкого желе.

Им принесли две крошечные чашечки. Траффорд никогда не видел, чтобы в такие наливали кофе – его умещалось там не больше, чем в наперстке, – а сами чашечки были фарфоровые. Траффорд привык к тому, что кофе подают в литровых картонных стаканах.

– Ваше здоровье, – сказал Кассий, подняв свою чашечку с напряженной улыбкой, и добавил: – Если бы я был полицейским и по какому-то невероятному совпадению сейчас наблюдал за нами, я никогда бы не поверил, что человек, который собирается рискнуть жизнью, начав беседу на богохульственную тему, способен на такой неординарный поступок – заказать эспрессо, да еще безо всяких сладостей.

Траффорд мысленно признал его правоту и тоже поднял чашку. Затем, попробовав ее горькое содержимое, невольно скривился.

– Привыкнете, – уверил его Кассий.

У Траффорда не было настроения обсуждать кофе.

– Откуда вы знаете, что было время, когда дети умирали не так часто?

– Я знаю это, – ответил Кассий, – потому что я вакцинатор.

8

Конечно, Траффорд слышал о вакцинаторах. Это была зловещая тайная секта, практикующая темные искусства, корни которой уходили глубоко в Допотопную эру. Члены этого нечестивого братства калечили детей во имя древней и давно уже дискредитировавшей себя «науки».

– Вы колете детей отравленными иглами? – и ужасе прошептал Траффорд.

– Я предпочел бы слово «прививать». Да, именно это я и делаю, когда могу. Если возникает такая возможность и если у меня есть вакцина. Много больших здоровых семей, члены которых возносят хвалу Господу, на самом деле обязаны своим счастьем мне и моим товарищам. Мы выискиваем тех, кто, на наш взгляд, способен мыслить самостоятельно и у кого должно хватить решимости помочь своим детям выжить. Вот для чего и обратился к вам.

– Но почему… почему ко мне?

– Я некоторое время наблюдал за вами, – ответил Кассий. – Как я уже говорил, мне показалось, что у вас есть секреты.

Траффорд промолчал.

– Вы ведь потеряли ребенка, верно? – продолжал Кассий. – Ласковую Голубку. Ее сгубил столбняк?

– Да. А кто из нас не терял ребенка?

– Вы очень трогательно об этом писали. Я читал архив вашего блога. Это прекрасно, подумал я, хоть и горько. Полагаю, у вас нет желания вновь пережить такой удар.

– Вы хотите сделать прививку моему ребенку?

– Это мой долг. Я поклялся спасать детей. Эту торжественную клятву приносят все вакцинаторы.

– Я обязан донести на вас в полицию, – сказал Траффорд.

Каждый знал, что вакцинация – не более и не менее чем посягательство человека на исключительное право Бога вершить судьбы. Храм разрешал лечить болезни, поскольку это было всего лишь реакцией на Божье соизволение, но в основе вакцинации лежала идея о том, что можно предвидеть Божьи планы и изменить их. Предотвратить то, что предопределено. Конечно, это была самая настоящая черная магия. Только Бог мог знать будущее и только он мог творить будущее. Иммунизация же детей, равно как и взрослых, была очевидной попыткой ограничить Бога в его выборе, обмануть его, а потому не могла не считаться кощунственной. Для последователей этого культа Храм приберегал свои самые пламенные обвинительные речи.

– Вы будете не первым, – грустно сказал Кассий. – Многие мои братья и сестры навсегда исчезли в подвалах инквизиции, потому что об их деятельности сообщили те самые родители, которым они пытались помочь. Некоторых растерзала или сожгла толпа. С точки зрения общества, вакцинаторы – враги веры, а значит, именно так с ними и следует поступать. Любопытно, не правда ли?

– Любопытно?

– Видите ли, очень похожие научные методы вполне законным образом применяются в том, что осталось от медицинской практики. Особенно в имплантационной хирургии. Что такое лекарства, препятствующие отторжению чужеродной ткани, если не своего рода иммунизация организма? Разве косметическая медицина – не попытка переиначить божественные планы? Однако бьютификация, как вам известно, есть моральный долг каждого существа женского пола.

Траффорд пожал плечами. Он привык к изобилию противоречий в учении Храма.

– Разумеется, все это обычное лицемерие, – продолжал Кассий. – Лично я убежден, что старейшины из Верховного совета пользуются вакцинацией, чтобы предохранить от болезней членов своих семей. И до них в истории было полно деспотов, которые втихомолку наслаждались вещами, запретными для их подданных.

– Но вакцинация не дает никакого результата, и никогда не давала, – запротестовал Траффорд. – Я знаю это, потому что изучил вопрос достаточно хорошо.

– Так значит, вы ею интересовались?

– Я ее прогуглил. Признаю. Еще в Допотопную эру люди начали сознавать, что вакцинация детей порождает больше проблем, чем призвана решить.

– Согласен, так действительно думали.

– Я читал статьи об этом. Чего она только не вызывала, от аутизма до ожирения. Так что от этой практики отказались еще до Просвещения. До основания Храма.

– Верно. В ту счастливую пору, когда детской смертности почти не существовало, люди и впрямь были настолько развращены, что по своей лени и тупости отвернулись от вакцинации. Накануне Потопа и прихода так называемого Просвещения даже умные люди полагали, что в ней есть нечто подозрительное. Конечно, они были абсолютно неправы.

– Да почем вы знаете?

– Просто чувствую, – с улыбкой ответил Кассий. – Такова моя вера.

Ответить на это было нечего. Чувства всегда признавались законными. Даже во время этой чрезвычайно опасной беседы социальные инстинкты Траффорда не позволяли ему оскорбить Кассия, выразив сомнение в правомочности его чувств.

– Я спасаю детей, Траффорд, – сказал Кассий твердым, ясным голосом. – И почти наверняка могу спасти вашего ребенка. В то время, когда вакцинация была принята повсеместно, в период ее рдсцвета в третьей четверти двадцатого столетия Допотопной эры, все общество признавало ее необходимость, и в младенчестве умирало не больше одного ребенка из тысячи.

– Это ложь!

– Теперь их умирает пятьсот.

– Это ложь. Я видел цифры, статистику. Я отыскал их в сети. Они записаны, эта информация дошла до нас, и она говорит, что в эпоху обезьянолюдей детская смертность была не меньше нынешней.

– Я тоже видел статистику.

– Вы хотите сказать, что она неверна?

– Нет.

– Я сам никогда в жизни не заносил в компьютер неверных цифр. И ни один руководитель отдела не просил меня это делать.

– Когда имеешь дело с цифрами, не обязательно лгать, чтобы заставить их говорить то, что тебе хочется услышать. Надо только интерпретировать их нужным образом. Пойдемте, – сказал Кассий, поднимаясь из-за стола. – Мы уже долго пропадаем, пора возвращаться на работу. Даже тому, чья профессия – быть стариком, иногда приходится изображать служебное рвение.