Текст книги "Секрет лабрадора. Невероятный путь от собаки северных рыбаков к самой популярной породе в мире"

– Хотите посмотреть псарни? – предложила Кейт, и мы направились на улицу.

Мимо меня прошел актер Нэйт Паркер. Режиссер в банальной кожаной куртке и темных очках-авиаторах отдавал приказы сотням пеших солдат. В поместье вовсю шли съемки сериала «Изгой».

Пустое, заброшенное здание псарни располагалось совсем рядом с домом.

– Вот старые псарни, – улыбнулся Генри. – Смотреть здесь особо не на что. Мы больше не пользуемся ими.

Как и в Херне, псарни поместья Манден оказались забытым и заброшенным кусочком истории лабрадора.

Перед отъездом Майкл немного рассказал мне о своем прадеде:

– Мой прадед был очень интересным человеком. Он возглавлял клуб лабрадоров-ретриверов и должен был выступить после окончания полевых испытаний в Идсворте в 1935 году. Он произнес речь, сел на свое место с бокалом в руке, потерял сознание и умер. Его вынесли из клуба в гробу, но все были согласны с тем, что это самая счастливая смерть.

Напоследок я спросил Генри о происхождении лабрадоров, живущих в Мандене сейчас.

– Нашему лабрадору двенадцать лет. Моя жена приобрела его у одного заводчика, собаками которого она всегда восхищалась. Памятуя о фамильной истории, мы сказали, что нам хотелось бы найти щенка из линии Манден. «Это очень просто, – рассмеялся заводчик. – Почти все лабрадоры происходят из линии Манден». Мы думали, что ищем нечто особое, но оказалось, что манденские собаки – это Адам и Ева мира лабрадоров!

Генри и Кейт обратились к заводчице Сьюзи Уайлс, с которой я тоже планировал встретиться.

* * *

На другом берегу Атлантики достоинства лабрадоров тоже нашли своих почитателей, но американский Кеннел-клуб признал лабрадоров-ретриверов отдельной породой лишь в конце 20-х годов ХХ века.

Впервые лабрадоры были зарегистрированы АКС в 1917 году, а в начале 20-х годов американская ветвь лабрадоров начала формироваться под влиянием притока британских собак.

Аристократические семьи Лонг-Айленда стали выставлять лабрадоров на выставках и полевых испытаниях, но эта порода была здесь довольно редкой. В 1928 году в журнале American Kennel Gazette появилась статья «Знакомьтесь: лабрадор-ретривер». Автор восторженно отзывался о рабочих качествах породы – удивительном чутье и способности работать в воде. До появления этой статьи американский Кеннел-клуб зарегистрировал всего 23 лабрадора.

К 30-м годам «собака Сент-Джонса» стала редкостью на Ньюфаундленде. В 1933–1934 годах только шестому герцогу Баклю удалось приобрести нескольких собак для дальнейшего разведения.

Самым печальным образом сказалась на собаководстве Вторая мировая война, начавшаяся в 1939 году. Шесть лет были очень тяжелыми. В стране не хватало продуктов питания, все распределялось по карточкам. Очень часто животных приходилось кормить мясом, непригодным для употребления людьми. Вскоре после войны разразилась эпидемия чумки, от которой погибло много собак. Большинство из выживших страдали хореей – это тяжелое заболевание нервной системы называют еще «пляской святого Витта». И все же заводчикам удалось сохранить определенное количество первоклассных лабрадоров. За последующие сорок лет их количество увеличилось на 300 процентов. После войны особую популярность приобрели палевые лабрадоры, а в 1960 году впервые чемпионский титул получил шоколадный лабрадор.

Характер и многогранные способности лабрадоров сделали их идеально подходящими для выполнения самых разных задач. В 1952 году они получали призы как водяные собаки, затем как ретриверы водоплавающей дичи, и вскоре подружейные собаки стали всеобщими домашними любимцами. В книге «Подружейные собаки: Дрессировка и полевые испытания» П.Р.А. Моксон пишет:

«Лабрадор-ретривер – это, несомненно, общепризнанная в наши дни порода ретриверов, обладающая великолепными рабочими и выставочными качествами. Относительно «новая» порода получила признание у охотников благодаря своим выдающимся способностям. Лабрадоры легко поддаются дрессировке, отлично находят дичь, могут быть компаньонами и охранниками. Лабрадоры обладают скоростью и стилем. В воде они несравненно хороши, а по «дрессируемости» намного превосходят другие породы. Преданность хозяину или хозяйке делает их идеальными компаньонами. Гладкая короткая шерсть имеет массу преимуществ, которые по достоинству оценят домохозяйки и владельцы машин. Рабочие собаки очень легко привыкают к выстрелам и на охоте чувствуют себя прекрасно».

В статье о неизвестных годах лабрадора Уилсон Стивенс отмечает:

«Разнообразие ролей лабрадоров проистекает из флегматичности темперамента. Эти собаки не отличаются возбудимостью и нервностью. При этом они от природы готовы делать то, чего от них ожидают. Их предки по приказу с готовностью прыгали в бурное ледяное море. Это врожденное качество сегодня позволяет собакам справляться со множеством других функций».

Разнообразие способностей лабрадоров делает их идеальными поводырями для слепых. Они прекрасно разыскивают наркотики на таможне. В полиции и армии они полезны для поисков мин и взрывных устройств. Лабрадоры работают спасателями, охранниками и экспертами по контрафакту. Эти собаки сегодня используются для определения ряда болезней на ранних стадиях. И все свои обязанности они выполняют спокойно и достойно. «Лабрадоры задают тон всем ситуациям, в которых оказываются. Их присутствие сразу говорит о серьезности происходящего. Не верится, что эти вездесущие собаки, без которых невозможно представить себе британскую жизнь, появились в сумрачной Северной Атлантике», – пишет Стивенс.

Мне нравится серьезность лабрадоров. В них нет ни капли высокомерия, как в некоторых других породах. Это достойные и скромные собаки. Они гордо держат голову, уверенные в своих способностях и преданности. Возможно, поэтому лабрадор-ретривер признавался самой популярной породой в США на протяжении двадцати четырех лет. Более шестидесяти лет лабрадоры выполняют самые разные задачи, что делает их популярнейшей породой собак не только в Соединенных Штатах, но и в Австралии, Канаде, Новой Зеландии, Соединенном Королевстве и Израиле.

Глава 4
Потерпевшие кораблекрушение

Инка, Инка-пинка, Инкала-пинкала, Пинк, Пинки, Стинк, Стинкалот, Инкапотамус, Стинкапотамус, Инка-базинка, Инк, Инки… Как и у большинства собак, у Инки было много имен.

Когда она только появилась, я хотел назвать ее Тэтти, но все же остановился на имени Инка. Я вспомнил другую Инку, огромную черную дворнягу, с которой я познакомился во время учебы в Коста-Рике. Собака принадлежала английской семье, занимавшейся выращиванием орехов макадамия.

Выбор имен для собак – это забавное занятие. Может быть, мы даем имя, подсознательно почувствовав что-то в собаке? Или имя начинает влиять на собачье поведение и характер? А может быть, мы проецируем на собаку какие-то собственные идеи и представления? Мне всегда смешно видеть собак с человеческими именами, всех этих Джерри, Чарли и Кевинов. В этом есть нечто комичное.

В моем представлении она всегда была настоящей Инкой. В университете я изучал историю Латинской Америки и лучшую часть трех лет учебы провел в Центральной и Южной Америке. Мне было приятно иметь рядом напоминание о своих путешествиях.

Официальное имя моей собаки – Камилла, но она НИКОГДА не была Камиллой. Это имя было слишком женственным для Инки. Она была настоящим сорванцом – и в ее облике, и в характере явственно просматривались мужские черты. С самого раннего детства она обожала таскать что-нибудь на спине – она хватала плюшевого медвежонка за ухо, закидывала на спину и таскала часами. Точно так же она комкала полотенца и коврики и целый день носила их на спине.

Несмотря на довольно мужественную фигуру, Инка имела очаровательную морду. По центру носа у нее проходила тонкая полоска, где встречались шерстинки, росшие в противоположных направлениях. Образовывалась симпатичная волна. Я называл эту волну «полоской честности». И эта полоска определяла ее внешность. Если у вас нет собаки и вы удивляетесь тому, как хозяева ухитряются отличать свою собаку от других, то знайте: все дело в таких мелочах. Я всегда узнавал Инку по ее «полоске честности» – и по ее упитанным бедрам.

У Инки были самые крупные лапы на свете, напоминавшие львиные. Непропорционально большие для ее тела. А еще у нее были длинные пучки шерсти между подушечками на лапах. Если бы вы увидели ее отпечатки на мокром песке или грязной дорожке, то решили бы, что здесь прошла большая кошка.

В детстве Инка была стройной и подтянутой, с блестящей черной шерстью. Но с годами и фигура, и шерсть собаки изменились. Под стать львиным лапам шерсть Инки начала напоминать львиную гриву. Она стала жесткой и вьющейся – причем настолько, что люди часто ошибочно принимали моего лабрадора за собаку другой породы.

Инка была и остается самой смешной собакой, какую мне только доводилось видеть. Она могла заставить меня хохотать, просто посмотрев на меня. Может быть, все дело было в тех нюансах, о которых я уже говорил. А может быть, я просто очень хорошо ее знал. Как бы то ни было, она могла рассмешить меня простым морганием или движением лап.

Собаки оказывают на людей особое влияние. Они проникают нам под кожу. Мы живем ими, дышим ими и пахнем ими.

Мы становимся не хозяевами, а круглосуточными сиделками. Мы отвечаем за них 24 часа в сутки, 7 дней в неделю. Собаки зависят от нас во всем. Мы их кормим, гуляем с ними, согреваем их, любим и становимся им друзьями. И благодаря этому мы начинаем замечать все забавные мелочи и особенности. Мы узнаем запах и цвет их кала. Мы издалека узнаем их походку и лай. Мы начинаем замечать то, что не замечает никто другой.

И из этой привычки начинает разгораться яркое, мощное пламя любви.

И с этого начинается антропоморфизация – мы даем нашим собакам и другим домашним любимцам голос. Сначала все начинается с детского лепета, но когда вы узнаете свою собаку лучше, она обретает характер, становится личностью – и получает собственный голос.

Я всегда считал, что Инка обладает глубоким, раскатистым голосом. Наверное, это не совсем справедливо, но, пожалуй, довольно точно. В моем представлении она говорила неким усредненным голосом кавалерственной дамы Эдны и королевы. Когда рядом никого не было, я вел с Инкой задушевные разговоры и слышал ее ответы, произнесенные этим, слегка нелепым голосом. Хотел бы я знать, что думала об этих странных, необычных разговорах сама Инка.

* * *

Отец предложил подождать несколько месяцев, прежде чем отправляться с Инкой на остров. Ей следовало привыкнуть к городской жизни до погружения в дикую природу. Так ей легче было бы вернуться назад в город, когда проект закончится. И я начал ездить с ней в автобусах и метро, ходить с ней в пабы и даже на работу. Я все еще трудился в журнале Tatler и брал собаку с собой в офис каждый день. Удивительно, но это сделало меня весьма популярным у девушек! В офисе были еще несколько пекинесов, принадлежавших двум авторам, и Инка присоединилась к ним. Помню, как она спала на моем столе, сплошь заваленном бумагами.

И вот, на второй день Рождества, родители отвезли нас на автовокзал Виктория, откуда нам с Инкой предстояло отправиться в путешествие нашей жизни. Помню, как они махали нам, когда автобус тронулся. Мама утирала слезы. Но я не грустил. На этот раз, расставшись с родителями, я остался не в одиночестве.

Прибыв на остров Тарансей, мы с Инкой оказались предоставленными самим себе – а потом это ощущение еще больше усилилось. Не знаю, справился ли бы я с этой задачей, если бы не Инка. Собака давала мне повод – и оправдание – уходить и исследовать остров. Мы даже окрестили один из холмов Инка Ра, потому что проводили на нем много времени. Нам с ней выделили крохотную холодную комнатку в одном из экодомов, в которых обитали участники. Каждая комната обогревалась маленькой и совершенно неэффективной печью: ее размеры позволяли сжигать в ней только тонкие сучки. На окнах намерзал лед – даже изнутри. Я построил Инке небольшую лежанку на ножках, чтобы ей не приходилось лежать на промерзшей земле.

Все участники проекта «Потерпевший кораблекрушение» были очарованы Инкой с самого начала. Очень скоро она стала неотъемлемой частью нашего общества. Впрочем, не стоит думать, что все было так гладко. Всего через неделю ее пришлось на вертолете отправлять к местному ветеринару в Сторноуэй – она наступила на стекло и распорола себе лапу. Через несколько месяцев мы застали ее в пикантном положении с приблудной овчаркой, и нам снова пришлось отправлять ее на вертолете к ветеринару, чтобы не возникло нежелательных последствий.

Вначале Инку свободно допускали в помещение, где мы собирались все вместе, но после ожесточенных споров о жизни собак на острове ее оттуда изгнали. Собаки стали серьезной проблемой на Тарансее, разделившей участников эксперимента. Впервые в жизни я оказался рядом с людьми, которым не нравились эти животные. Собаки окружали меня всю жизнь, и я представить не мог, что кто-то может их не любить. Но количество таких людей на острове резко возросло после непредвиденного события…

Среди нас была Триш Пратер, мать двоих детей. Они привезли на остров двух колли, Фран и ее сестру. Триш не знала, что Фран была беременна. Через девять недель после нашего приезда на остров она родила щенков. Это обрадовало не всех – особенно когда двое из «потерпевших кораблекрушение» решили оставить щенков себе. Количество собак в нашем небольшом обществе неожиданно выросло с четырех до шести, и это весьма раздражало тех, кто не любил животных.

Вспоминаю одно очень шумное и неприятное собрание, когда врач пригрозил выйти из проекта вместе с семьей, если все собаки останутся на острове. Его беспокоило не только увеличение количества собачьего помета, но и безопасность детей.

Хотя я знал, что недовольство доктора направлено не на Инку, но все равно чувствовал себя виноватым – ведь я был ее хозяином. И мы с моим лабрадором стали избегать общих собраний.

А потом мы нашли овцу, на которую напал хищник. Овца была вся в крови. Я увидел глубокие раны. Кроме горностаев, на острове не было хищников. Вполне естественно было предположить, что на овцу напала одна из собак. Но кто? Я готов был собственной жизнью поклясться, что это была не моя тихая и пассивная Инка. Тем не менее подозрение падало на всех собак.

Каждый раз, когда случались какие-то происшествия с собаками, нам с Инкой приходилось присутствовать на собраниях и оправдываться. Это было довольно утомительно. Честно говоря, я слегка обижался на других собак. Инка прибыла на остров в качестве выбранного мной предмета роскоши – и то лишь после долгого обсуждения, какую пользу она может принести нашему островному сообществу. В то время как два новых щенка стали безбилетниками, которые вносили разлад в жизнь нашей группы и только усиливали напряженность, а не снимали ее.

В течение года мы должны были вести видеодневники, фиксируя все, что чувствовали и что с нами происходило. Для этой цели на острове существовала специальная комната. В ней находилась камера на штативе, перед которой стоял стул. Однажды я подумал, что будет забавно, если запись в дневнике оставит Инка. Я усадил ее на стул, убедился, что ее морда хорошо видна, встал за камерой и начал говорить за нее. Я даже захватил с собой хлеб, чтобы заставить собаку в нужные моменты двигать головой! Это был взгляд Инки на островную жизнь, и зрителям он очень понравился.

Мы с Инкой целый год провели на острове, ютясь в нашей холодной комнатке. Мы согревали друг друга морозными ночами или часами бродили по острову. Мы узнали этот островок лучше всех участников проекта. Мы знали каждый болотистый уголок, каждый пролом в ограде и каждое озерцо. Мы бродили, бродили и бродили. Когда началось лето, Инка стала купаться в лазурных волнах. Тюлени приплывали, чтобы посмотреть на нее. Я часто думал, считают ли они ее одной из них или дивятся на невиданное чудо.

Закрывая глаза, я и сейчас чувствую запах соленого морского воздуха. Я вижу черную Инку, которая носится по острову, подпрыгивая, словно маленький ягненок. И я всегда улыбаюсь при этих воспоминаниях. Это был один из самых счастливых моментов моей жизни. Только я и Инка. И больше никого.

Я надевал дождевик и сапоги, и мы с ней отправлялись в наши любимые места. Таких мест было много, но больше всего мне нравилась северо-западная часть острова. Здесь мы валялись на мягкой траве, я прижимался к Инке, и мы целыми часами смотрели на бескрайний океан. Никогда не забуду эту красоту. Она одновременно вызывала и страх, и счастье, и подавленность, и надежду, и восторг – океан был полон контрастов. Эта бескрайняя вода окружала меня на продуваемом всеми ветрами острове, в то же время открывая путь в неизведанное.

Я смотрел на горизонт и думал, куда же завела нас моя судьба.

Передо мной и моей маленькой черной собакой открывалась целая огромная жизнь. Эта мысль наполняла меня одновременно и страхом, и восторгом.

Вечное обжорство Инки началось на этом острове. Лабрадоры вообще любят поесть, но Инка обожала еду. Это могла быть даже не еда, а просто что-то съедобное – и даже съедобное условно. Овечий помет и водоросли даже не обсуждались, но самое большое влияние на Инку оказала компостная куча. Однажды Инка исчезла и появилась лишь через час, толстая, словно бочка. Нет, она не напоминала бочку – она выглядела так, словно проглотила бочку! Все черты собаки остались абсолютно пропорциональными – но живот безумно раздулся, а сзади располагался ожесточенно виляющий хвост.

Я не мог понять, где она нашла столько съестного. На следующий день все повторилось. Потом опять. Я начал серьезно беспокоиться. Даже собирался просить руководителей проекта отослать собаку с острова – я боялся, что она обожрется до смерти. Источник пищи оставался для меня загадкой, пока я не заметил, как Инка жует чайный пакетик. По чайному следу я дошел до огромной компостной кучи, куда мы сваливали все объедки. Пищи там хватало – ведь на острове жили 36 человек.

Впрочем, вскоре компостная куча стала для Инки далеким воспоминанием, как становится воспоминанием приятный подарок от незнакомого человека, который сначала поглощает все наше внимание, а потом забывается. Мы с Инкой даже не догадывались, что на материке нам уделяется такое внимание. Впервые мы узнали об этом, когда привезли почту (почту нам доставляли раз в месяц). В мешке было множество писем от совершенно незнакомых людей – и все они писали мне и Инке. Надо сказать, что порой Инка получала больше писем от поклонников, чем я. Ей присылали косточки и игрушки. Кто-то даже связал маленькие ботиночки, чтобы защитить ее лапы. И конечно же владельцы собак присылали десятки фотографий своих питомцев.

В одной из посылок оказалась игрушка-пищалка в виде лимона. Мы назвали ее Мистером Лимоном, и Инка ее просто обожала. Она повсюду таскала игрушку с собой. Если я замечал где-то Мистера Лимона, то точно знал, что Инка неподалеку.

Впрочем, оснований для беспокойства у меня не было. Инка никогда не уходила далеко. До одной субботы, когда она исчезла. Я искал Инку во всех ее любимых местах – на кухне, на складе, у компостной кучи, на бойне… Я искал везде. Инки нигде не было.

Поначалу я не паниковал. Но прошел час, а собака так и не появилась. Никто из участников проекта ее не видел. Еще через час я начал беспокоиться. Инки нигде не было, поэтому я организовал небольшую поисковую экспедицию. Мы отправились прочесывать остров.

– ИНКА! – кричал я со все нарастающим беспокойством.

Это было совершенно на нее не похоже. Она никогда не уходила далеко. Да, мы были на острове, но я серьезно заволновался. А вдруг она упала в овраг? Вдруг ее унесло в море?

Вечерело. Начало темнеть. Приближалась ночь. Инки не было уже несколько часов, и я понятия не имел, где она может быть. Я все дальше и дальше уходил от нашего маленького поселения. Никаких следов. В моей душе стала зарождаться паника. Впервые я понял, что означает для меня эта небольшая собака. Она была для меня всем.

– ИНКА! – кричал я.

В ответ тишина.

Остров окутала темнота. Я оказался возле старой хижины, расположенной в получасе ходьбы от места нашего жительства. Такие маленькие каменные домики можно увидеть по всей Шотландии. Обычно они располагаются в красивых уединенных местах, чтобы туристы или просто прохожие могли укрыться от непогоды и переночевать. В окне я увидел мерцающий свет свечи. Внутри кто-то был, но все участники проекта уже отправились домой. Значит, на остров кто-то прибыл.

Я подошел к двери и осторожно постучал.

– Есть кто-нибудь?

Я толкнул дверь и услышал тихий разговор. В углу в очаге потрескивал огонь, а в середине комнаты я увидел силуэт собаки. Инка! И ее кормили итальянской ветчиной!

Инка повернулась ко мне и тут же снова отвернулась к руке, которая ее кормила.

Я познакомился с теми, кто остановился в хижине. Объяснил, что эта обжора – моя собака. Гости рассказали, что, придя в хижину, сразу же увидели желтый лимон-пищалку. Наверное, Инка оставила игрушку здесь когда-то раньше, а потом вспомнила и вернулась, чтобы забрать Мистера Лимона. Но тут она познакомилась с пармской ветчиной и решила остаться.

Я уже не знал, сердиться мне на то, что она сбежала, или радоваться, что я нашел ее в полной безопасности, живой и здоровой. Собаки умеют влиять на наши эмоции. Я решил быть строгим с ней, потому что она заставила меня так волноваться. Но я был настолько счастлив, что нашел свою Инку, что мгновенно забыл все ее прегрешения.

И все из-за Мистера Лимона!

В конце концов он пропал в океане, однако на этом история не закончилась.

После возвращения в Лондон мы поселились в небольшой квартире вместе с сестрой. Мы уже прожили там какое-то время, когда утром Инка появилась возле моей постели, отчаянно виляя хвостом. В ее пасти я увидел знакомую желтую игрушку… Мистер Лимон!

Я был поражен – как он попал в наш дом? Я знал, что мы потеряли его давным-давно, еще на острове. Как же он мог оказаться здесь, в квартире в самом центре Лондона? Это было невероятно. И тем не менее вот он, Мистер Лимон, прямо в пасти Инки.

Я изо всех сил пытался понять, что же держит моя собака. Только когда мне удалось заставить ее бросить игрушку и как следует рассмотреть желтый предмет, я понял, что произошло.

Одна из «потерпевших кораблекрушение», Таня, знала, что Инка потеряла любимую игрушку. Вернувшись в цивилизованный мир, она пошла за покупками и в магазине увидела пресловутого Мистера Лимона. Она купила игрушку, запаковала в конверт и отправила мне. Инка обнаружила почту первой. К своему удовольствию, она нашла желтый лимон и совершенно разумно предположила, что это подарок для нее!

Можно с уверенностью сказать, что Инка задавала тон телевизионного проекта. Оказавшись на необитаемом острове в противоположной от своих предков части Северной Атлантики, она сразу почувствовала себя в своей среде и стала вести себя здесь как дома. Суровый океан был для нее родным. Сама же она стала моим якорем на этом острове, моей поддержкой и опорой. Жизнь на острове была нелегкой, но со мной была Инка, в которой я так нуждался.

Проект «Потерпевшие кораблекрушение» привлек ко мне общественное внимание и лишил меня анонимности. Совершенно неожиданно для себя я стал известным человеком. Но я был не одинок. На всех моих фотографиях того удивительного года рядом со мной находилась Инка. Она вообще редко со мной расставалась. Она стала моим верным и преданным спутником.

До сих пор помню, как тяжело мне было покинуть Тарансей. Меня мучило не только чувство утраты, но и страх неизвестности. Я не знал, как Инка привыкнет к жизни вне острова. Мне больно было думать, что придется вырвать ее из этого собачьего рая и вернуть назад в город.

Первый год жизни она провела в чудесном месте. Ей никогда не приходилось носить ошейник и ходить на поводке. Она не помнила, что такое машины и каково это – жить в доме с центральным отоплением. Она прекрасно приспособилась к жизни на острове. Ее лапы загрубели от камней и мха, шерсть напоминала мех белого медведя – густая и кучерявая, она прекрасно защищала собаку от холодного ветра. Инка стала собакой Гебридов, а не Лондона.

У меня сохранилась фотография, помещенная на первой странице Times, когда мы покидали Тарансей. Эта фотография висит в нашей ванной. На ней изображен я с тремя другими участниками проекта и Инкой. Я открываю бутылку шампанского. На заднем плане парит вертолет. В тот день Инке впервые пришлось надеть ошейник и поводок, и она была этим страшно недовольна. На снимке видно, что поводок тянет ее за шею, – очень грустное фото.

На следующий день после возвращения с острова случилось забавное происшествие. Напуганный странным новым миром, в котором я оказался, я разбудил Инку посреди ночи, погрузил ее в «Лендровер-дефендер», который обслуживал наш отъезд с острова, и мы сбежали.

Не знаю, что произошло. Не знаю, почему я это сделал. Я напугал многих, и это событие даже попало в выпуски новостей. Меня выследил журналист News of the World. Я ничего не помнил о нескольких прошедших днях. Все это время мы с Инкой просто колесили по шотландским нагорьям.

После нашего возвращения начался настоящий бум интервью и телевизионных выступлений. Инка участвовала во всем. Она даже приняла участие в модной фотосессии для журнала Vogue. Когда меня пригласили в ток-шоу Грэма Нортона, то сразу попросили взять с собой Инку. Я сдержал обещание и пришел с собакой, но тут оказалось, что другой гость шоу, знаменитая актриса Софи Лорен, безумно боится собак. Поэтому Инке пришлось посидеть в собственной гримерке.

Инка с удовольствием снималась для журналов, таких как Heat и Hello. Она прекрасно себя чувствовала в этом необычном новом мире. Год выдался для нее нелегким, но она прошла со мной всю вторую часть нашего путешествия.

Мы с ней были не просто человеком и собакой. Мы были командой.

Вскоре после возвращения в Лондон я нашел себе агента, потому что сам уже не мог справляться со всеми поступающими запросами. Небольшое агентство располагалось в Ковент-Гарден. На все встречи я, естественно, приходил с Инкой.

– Это и есть знаменитая Инка? – как-то раз спросила меня очаровательная женщина, державшая за руку малыша. – Можно познакомить ее с моей дочкой?

– Разумеется, – улыбнулся я.

И только потом агент сказал мне, что Инка только что играла с Кейт Уинслетт и ее малышкой. Неплохая карьера для собаки из «Потерпевших кораблекрушение».

Вскоре после этого я встретился с тогдашним руководителем ВВС, Лорейн Хеггесси, и она пригласила меня на ланч.

– У вас есть собака, – сказала она, – и, похоже, вы любите животных. Не хотите сделать для нас несколько программ о животных?

Это было предложение, от которого я не мог отказаться. Я понял, что Инка помогла мне найти работу. Потом я часто думал, заметили бы меня в «Потерпевших кораблекрушение», если бы не Инка. Очень сомневаюсь, что моя карьера без нее пошла бы именно так, как это произошло.

Прошел месяц после нашего возвращения. Инку запаковали в ящик и самолетом отправили в Южную Ирландию, где она помогала мне снимать шоу «Отпуск» для ВВС. Выпуск был посвящен ловле форели на мушку. Вместе с Инкой мы исследовали все побережье Коннемара. Эти съемки послужили началом нашей совместной карьеры. Инка стала одной из самых часто и комфортно путешествующих собак в Соединенном Королевстве. Она ездила со мной в Уитби на съемки фильма о Дракуле, где ей досталась главная роль дикой черной собаки, вбегающей по лестнице в церковь. Она снималась в Шотландии в программах о ездовых собаках и лох-несском чудовище. Вместе со мной Инка ходила под парусом у побережья Корнуолла и присутствовала на чемпионате мира по поеданию жгучей крапивы.

Через год после возвращения с Тарансея мне предложили сделать программу об этом острове для ВВС. Я постоянно принимал участие в разных проектах, и Инка всегда была неотъемлемой их частью.

На нашем старом «Лендровер-дефендере» мы отправились в Инвернесс, а оттуда на вертолете вылетели на остров. Не в первый раз Инка сидела, зажатая между моими коленями. Мы летели над великолепными шотландскими нагорьями. Мы возвращались на остров.

Часто говорят, что не стоит возвращаться в прежние места – обычно они не оправдывают ожиданий и воспоминаний. Мы с Инкой почувствовали, что вернулись в город-призрак. Домики, в которых мы жили, разобрали, и остался лишь остов деревни, где некогда кипела жизнь. Но самым мучительным было то, с какой легкостью Инка вернулась к островной жизни. Она помнила каждую дыру в ограде, каждые ворота и двери. Она чувствовала себя не просто комфортно – она была счастлива. Ее хвост яростно вилял из стороны в сторону, когда она бежала туда, где когда-то находилась столь желанная компостная куча. Мне было безумно стыдно, что я вырвал ее из этого собачьего рая и заключил в бетонных джунглях, где вся ее жизнь ограничивалась маленьким садиком и парком. Конечно, я понимал, что такое представление о жизни городской собаки слишком упрощенно и несправедливо. Но, глядя, как Инка носится по просторам Тарансея, я не мог избавиться от подобных мыслей.

Мы провели на острове несколько дней. Когда настало время возвращаться, мы с Инкой решили остаться. Я не представлял, как мы вернемся в Инвернесс, у нас было очень мало еды, но я не хотел уезжать. Здесь я чувствовал себя дома – только я, Инка и наш остров. Мы провели на острове неделю, а потом еда кончилась, и мы отправились в долгое путешествие домой через всю Шотландию.

В Лондоне у меня была маленькая квартирка с крохотным садиком, но я все больше и больше времени проводил в разъездах, поэтому это было не важно. Тогда я работал над документальным сериалом «Парк животных», посвященным сафари-парку Лонглит в Уилтшире. Вместе с моей коллегой Кейт Хамбл мы жили в маленьком коттедже на территории парка. Это было идеальное место для Инки. Она целыми днями бродила по лесам и изучала окрестности. Телевизионщики расположились в небольшом деревянном домике рядом с лабиринтом Лонглит. Дом был окружен оградой. Тут Инка и проводила свои дни, валяясь на газоне, пока мы снимали в парке разных животных.

Отсюда она слышала голоса волков и львов, но ничто не могло сравниться с теми запахами, которые я приносил на себе. Одно из самых ярких моих воспоминаний того времени – мы возвращаемся в наш «офис», а Инка сидит на газоне и поджидает нас, как верный и преданный друг.

Конечно, как и любая собака, Инка причиняла мне немало неприятностей, но это ничего не значило. Она стала моей тенью, частью меня самого. В моей жизни происходили разные перемены, я жил в состоянии полной неопределенности. И только Инка оставалась постоянной. Преданной и верной.