Текст книги "Susan Sontag. Женщина, которая изменила культуру XX века"

Глава 6
Успехи на бисексуальном фронте

«Меня интересуют только люди, вовлеченные в проект самотрансформации»[220]220
  Зонтаг. «Сознание, прикованное к плоти», 315, 11.04.1971.


[Закрыть], – писала Зонтаг в 1971 году. Если желание трансформации исходит из недостаточного положительного самоудовлетворения, оно также является противником самоудовлетворения. В «Паломничестве» Зонтаг писала о «модели снисхождения о представлении времени, как чего-то, что и будет лучше в будущем, чем в настоящем».

ЕСЛИ МАТЬ, ВСЮ ЖИЗНЬ МЕЧТАВШАЯ, ЧТОБЫ ЕЕ ОБСЛУЖИВАЛИ КИТАЙСКИЕ ЛАКЕИ, БЫЛА ОБРАЩЕНА В ПРОШЛОЕ, ТО СЬЮЗЕН БЫЛА ОБРАЩЕНА В БУДУЩЕЕ.

«Я хочу писать – Хочу жить в интеллектуальной атмосфере – Хочу жить в культурном центре, где можно слышать много музыки»[221]221
  Зонтаг. «Заново рожденная», 14.02.1949.


[Закрыть]. Ей было всего 14, когда директор школы в Северном Голливуде сообщил Милдред и Нату о том, что Сьюзен прочитала больше книг, чем ее учительница по английскому языку[222]222
  Gene Hunter, “Susan Sontag, a Very Special Daughter,” Honolulu Advertiser, July 12, 1971.


[Закрыть]. Вскоре Сьюзен узнала, где именно она может найти интеллектуально стимулирующую атмосферу, к которой стремилась.

В журнале Collier’s она вычитала, что в Чикагском университете «нет футбольной команды, и единственное, чем там занимаются студенты, – это учеба, разговоры о Платоне, Аристотеле и Фоме Аквинском. Ну, подумала я тогда, это мне подходит»[223]223
  David Bernstein, “Sontag’s U. of C.”, Chicago Magazine, June 2005.


[Закрыть]. Милдред была категорически против. Летом 1948-го семья поехала на машине на другое побережье, и Сьюзен впервые за пять лет снова попала в Нью-Йорк. По пути они останавливались в Чикаго: «Судя по всему, отель Plaisance, расположенный напротив Университета, останется максимальным приближением к тому, чтобы попасть в это высшее учебное заведение! – с тоской писала Сьюзен в июне. – Проклятье, все мои аргументы разбиваются, как о стену»[224]224
  Sontag Papers, June 18, 1948.


[Закрыть].

Позднее сама Милдред поведала совсем другую версию событий. «Я думала, что любой умный человек может учиться там, где ему, черт возьми, заблагорассудится»[225]225
  Hunter, “Susan Sontag, a Very Special Daughter”.


[Закрыть], – заявила она репортеру. «В ее голосе были радостные распевные нотки, – говорил сосед, – когда она сообщила, что Сьюзен пошла на конфликт с Натом» – который, по этой версии, запретил падчерице уезжать – «и поехала учиться в Чикагский университет»[226]226
  Author’s interview with Terri Zucker.


[Закрыть]. Однако в тот период времени отношения Милдред и Ната были очень шаткими. Сьюзен писала, что «существует большая вероятность развода и того, что мать вернется в Нью-Йорк». Одной из причин их разногласий был вопрос о разрешении Сьюзен уехать учиться в колледж[227]227
  Sontag Papers, Notebook № 11, May 28, 1948–May 29, 1948.


[Закрыть]. К сентябрю Сьюзен при поддержке Ната удалось уговорить мать. «Слезное объяснение с Милдред (черт подери!). Она сказала: «Тебе очень повезло, что я вышла замуж за Ната. Ты бы никогда в жизни не уехала в Чикаго, вот будь в этом уверена! У меня просто нет слов, чтобы выразить то, как я всем этим недовольна»[228]228
  Зонтаг. «Заново рожденная», 02.09.1948.


[Закрыть].

«Паломничество» вышло через год после смерти Милдред в 1986 году. В этом произведении Сьюзен совершенно без симпатии изобразила свою мать «худой и мрачной» и подчеркнула, как ей хотелось уехать из дома. Несмотря на то что Сьюзен чувствовала, что мать ее подавляет, и стремилась найти свой путь в жизни, она понимала, что мать наделила ее «магическими силами», без которых, как ей четко дали понять, Милдред умрет. И дочери, и матери оказалось непросто разорвать сложившуюся связь. «Я знаю, что должна уехать из дома, – писала Зонтаг в мае, – несмотря на то, что мне нравится Лос-Анджелес, и при стечении других обстоятельств я бы не возражала. Обещание купить мне машину, конечно, интересно, но явно недостаточно для того, чтобы я продолжала заниматься этой проституцией»[229]229
  Sontag Papers, Notebook № 11, May 28, 1948–May 29, 1948.


[Закрыть].

Ей было всего пятнадцать, и весь предшествующий колледжу год она сомневалась и колебалась. Принять решение об обучении в колледже в другом городе молодому человеку не так-то просто, кроме того, Сьюзен было сложно выйти из привычной ситуации статус-кво. «Как мне хочется сдаться! Как легко было бы убедить себя в правильности жизни родителей! Сдалась бы я и оставила свои планы, если бы в течение года виделась только с ними и с их друзьями?…Я колеблюсь и сомневаюсь, иногда мне даже кажется, что надо остаться и учиться здесь».

Сомнения Сьюзен объясняются тесной и страстной связью, сложившейся у нее с матерью. Милдред говорила, что только Сьюзен, и совсем не Нат, в состоянии ей помочь. Только Сьюзен может помочь своей матери. И дочь всегда ей верила.

«Я в состоянии думать только о матери, о том, какая она красивая, какая гладкая у нее кожа и как она меня любит. Как она тряслась, когда плакала недавно ночью. Она не хотела, чтобы папа, спавший в соседней комнате, ее услышал, поэтому каждый новый приступ подавленных рыданий звучал, как громкая икота»[230]230
  Зонтаг. «Заново рожденная», 19.08.1948.


[Закрыть].

В конце 1948 года Сьюзен окончила школу в Северном Голливуде. К тому времени она отказалась от планов обучения в Чикаго и решила поступать в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе, расположенный на противоположной стороне холмов от Шерман-Оукс. Но потом появилась мысль о том, что можно учиться в Беркли, крупнейшем вузе Калифорнии. Он располагался не так уж и далеко, но и не слишком близко от дома. «Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе против Калифорнийского университета, – писала она спустя несколько месяцев. – Калифорнийский университет означает, что я должна сняться с места, переехать в новый город, жить в новой среде, видеть новых людей. И это возможность уехать из дома. С точки зрения эмоций я хотела бы остаться. Ум подсказывал, что мне лучше уехать. Мне, как всегда, нравилось доводить себя до исступления»[231]231
  Ibid., 13, 11.02.1949.


[Закрыть].

В дальнейшем в наиболее значимых сексуальных связях Сьюзен большое значение будет иметь мазохизм. Впервые эта тенденция проявилась в ее отношениях с матерью. В слегка приукрашенных мемуарах Зонтаг вспоминает о том, как «отчаянно хотела вырасти» и мечтала «о большей любви своей молчаливой, темнокожей и красивой матери». Материнская любовь проявлялась только тогда, когда Милдред вскоре должна была потерять дочь, чувствовалось это «в неожиданно проснувшемся потоке материнской любви и зависимости». Именно это и подтолкнуло Зонтаг к отъезду[232]232
  Sontag Papers, Chicago.


[Закрыть].

Она уезжала в другой город не без чувства вины, включая вину перед сестрой, которую предложила матери в качестве компенсации за свое отсутствие. Спустя более 10 лет после этого она извинилась. «Ты знаешь, что я постоянно ощущала свою вину за то, что уехала из дома, – писала она сестре. – В моем-то возрасте! И после стольких лет! Но я главным образом подсознательно рассуждала так – Джуди остается, Джуди будет держать оборону. Поэтому я отдала тебя в жертву – не думала о том, что могло бы быть хорошо для тебя – своему чувству вины перед ней… У тебя есть все основания, чтобы мне совсем не верить или меня недолюбливать»[233]233
  Sontag to Judith Cohen, June 6, [1960], Sontag Papers.


[Закрыть].

Спустя 37 лет после того, как Сьюзен уехала из дома, незадолго до смерти Милдред она все еще винила себя за то, что не смогла наладить отношений с матерью. «Я всегда ощущала вину за то, что уехала из дома от М. Поэтому у нее было полное право относиться ко мне холодно и не щедро»[234]234
  Sontag Papers, December 30, 1986, Paris.


[Закрыть].

Чувство вины буквально тучей нависало над ней в первые несколько недель в Беркли. «Ну, вот я и здесь, – вздыхала Сьюзен в своем дневнике. – Здесь все так же, как дома. Мне кажется, что суть вопроса была не в том, чтобы найти более благоприятную окружающую среду, а в том, чтобы найти себя – обрести самоуважение и целостность. Я не чувствую себя счастливей, чем дома»[235]235
  Зонтаг. «Заново рожденная», 19.02.1949.


[Закрыть]. Цель – «обрести самоуважение и целостность» – никогда не менялась. В университете те же дисциплины, что и в школе, а именно литература и музыка. Однако в Беркли ее ждали совершенно другие развлечения, и вскоре учеба отошла на второй план.

В первые месяцы она читала так же много, как и раньше. Она писала о том, что ее разочаровал роман Томаса Манна «Доктор Фаустус», укоряла себя за то, что слишком по-снобски относится к творчеству Роберта Браунинга, цитировала отрывки стихов Кристофера Марло, была недовольна «детской наивностью замысла» Германа Гессе, а также планировала летом «засесть за Аристотеля, Йейтса, Харди и Генри Джеймса»[236]236
  Ibid., 20, 17.05.1949.


[Закрыть]. Она также грустила по поводу того, что некая Ирэн Лионс не отвечала взаимностью на ее чувства и вступала в половые связи с мужчинами, чтобы «по крайней мере, доказать, что я бисексуал», правда, признавалась, что чувствовала «лишь унижение и деградацию при одной мысли о физической связи с мужчиной»[237]237
  Ibid., 15, 06.04.1949.


[Закрыть].

В апреле она прочитала роман Джуны Барнс «Ночной лес». Это произведение вышло в 1936 году и являлось одним из немногих достойных внимания литературных произведений той эпохи, в котором писали о жизни гомосексуалистов. (Для мужчин существовали дневники Андре Жида, которые Сьюзен и Меррилл уже читали, а также новелла «Смерть в Венеции», которой можно в некоторой степени объяснить теплые чувства Зонтаг к ее автору Томасу Манну.) Предисловие к роману Барнс написал Элиот, высоко оценивший «блестящие юмор и характеры персонажей, а также качество ужаса и обреченности, напоминающие елизаветинскую трагедию». Многие читатели восприняли эту книгу как стимулирующую в художественном и сексуальном смысле – «не просто хорошее чтиво, а настоящее очарование»[238]238
  Author’s interview with Don Levine; Djuna Barnes, Nightwood, preface by T. S. Eliot (New York: New Directions, 1937).


[Закрыть].

В этом романе есть фальшивые бароны, люди с именами, наподобие фрау Манн и герцогини Бродбэк, непревзойденные предложения в стиле рококо: «Как картина таможенника Руссо, она, казалось, была, как джунгли, пойманные в ловушку гостиной»[239]239
  Barnes, Nightwood, 35.


[Закрыть]. Если издания Partisan Review показали Сьюзен пример интеллектуального стиля, то «Ночной лес» дал ей язык эротических устремлений. Иногда предложения настолько витиеваты, что их смысл с трудом угадывается. «Ночная ведьма-потаскушка, плачущая на шипе, гниль на корню, плесень на зерне»[240]240
  Ibid., 90.


[Закрыть] – просто шедевр тайнописи. В основе этой книги лежит представление Уайльда, Гюисманса и декадентов XIX века о том, что гомосексуалисты являются аристократией общества. Действие романа Барнс проходит на Левом берегу (в весьма традиционном для такого мира месте), а повествование характеризуется эмоциональными и сексуальными откровениями («в старые добрые времена я, возможно, была бы девушкой из Марселя, трахающей док вместе с матросом») и протестует против чувств буржуазной пристойности. Основной идеей романа является мысль о том, что гомосексуалисты не способны, да и не хотят жить как обычные люди. «Когда ты сам изобрел свою жизнь, то она становится твоей и только твоей»[241]241
  Ibid., 118.


[Закрыть], – писала Барнс. Вполне возможно, что эта мысль понравилась Сьюзен.

Однако в романе есть и описания того, насколько гомосексуалисты больны и как сходят с ума от непотребной похоти: «Посмотрите на «девочек» [пассивных гомосексуалистов, стоящих на коленях в ночных туалетах, как во время великой тайной исповеди, плачущих и преданных анафеме»[242]242
  Barnes, Nightwood, 95.


[Закрыть]. Жизнь лесбиянок, по мнению Барнс, тоже не сахар. Вот какое брутальное сравнение она нашла: «Словно несчастные олени, умершие от того, что сцепились рогами, их головы распухают от знания друг друга, которое они никогда не стремились получить, оленей, которые смотрят друг другу в глаза до самой смерти»[243]243
  Ibid., 100.


[Закрыть].

«ТЫ ЧИТАЛА «НОЧНОЙ ЛЕС»? – СПРОСИЛА ХАРРИЕТ СОМЕРС «УДИВИТЕЛЬНО КРАСИВУЮ» И «ШИКАРНУЮ» 16-ЛЕТНЮЮ СЬЮЗЕН ЗОНТАГ, РАССМАТРИВАВШУЮ ИЗДАНИЯ В КНИЖНОМ В БЕРКЛИ.

Семестр подходил к концу. Харриет родилась в Нью-Йорке и училась на третьем курсе. Она болтала с продавцом книжного – геем, который заметил, что его собеседница положила глаз на девушку – «красотку» и «очаровашку», как потом вспоминала Харриет.

– Иди с ней познакомься, – предложил он[244]244
  Author’s interview with Harriet Sohmers Zwerling.


[Закрыть].

Харриет была на пять лет старше Сьюзен. Два года она проучилась в Нью-Йоркском университете и прошла летний курс в экспериментальном Маунтин-колледже в Северной Каролине, где, кроме прочих, познакомилась с авангардистами Джоном Кейджем и Мерсом Каннингемом. Кроме этого, она познакомилась с Пегги Толк-Уоткинс, которая позднее стала «королевой лесбиянок» Сан-Франциско (где у нее был лесбийский бар Tin Angel на набережной Эмбаркадеро). Пегги стала первой любовницей Харриет, после чего показала ей злачные места для лиц нетрадиционной сексуальной ориентации. Позднее Харриет выступила гидом для Сьюзен.

Их отношения, то затухая, то активизируясь, продолжались около десяти лет. Первые три недели были крайне важными для будущего Сьюзен, о чем она прекрасно знала. 23 мая 1949 года она написала, что эти три недели были, «возможно, самым важным периодом, который я пережила (важным в смысле того, стану ли я цельным человеком)». На титульной странице своего дневника она написала: «Я РОДИЛАСЬ ЗАНОВО В ПЕРИОД, ОПИСАННЫЙ В ЭТОМ ДНЕВНИКЕ»[245]245
  Зонтаг. «Заново рожденная», 18; Sontag Papers, written on the cover of the notebook dated 5/7/49–5/31/49.


[Закрыть]. Родилась заново, ибо со страстью юности открыла для себя любовь и секс, родилась заново, потому что увидела в этом открытии решение всю жизнь волновавшего ее вопроса – «мое величайшее несчастье, противоречие между телом и умом»[246]246
  Зонтаг. «Заново рожденная», 23.05.1949.


[Закрыть]. Она думала, что Харриет поможет ей разобраться с этим противоречием. Сьюзен надеялась, что тело может быть не только угнетающей реальностью, от которой надо убегать и прятаться в собственном уме. Она надеялась на то, что тело поможет ей обрести самоуважение.

В последние недели семестра Зонтаг получала удовольствие, веселилась и расслабилась. Она открывала мир баров в Сан-Франциско и тщательно описывала его в своих дневниках. «Певица была высокой и красивой блондинкой в вечернем платье без бретелек на плечах, – писала она. – Я сказала, что у нее очень сильный голос, Харриет улыбнулась и заметила, что это мужчина». «С. купила пистолет и грозилась тем, что застрелит их обоих… Это была пара: Флоренс и Рома… У Харриет был в свое время роман с Флоренс… С. начала смеяться и спросила нас, понимаем ли мы, что все это сплошная пародия на «Ночной лес».

Потом в жизни Сьюзен неоднократно случалось то, что, открывая для себя новый язык, она веселилась и получала удовольствие. Мартин Иден составлял списки незнакомых ему слов, и Сьюзен на протяжении всей своей жизни делала то же самое. Судя по этим записям, ей пришлось многому научиться:

«Гомосексуалист = гей

Гетеросексуал = натурал (Западное побережье), стрэйт (Восточное)»[247]247
  Ibid., 36, 06.06.1949.


[Закрыть].

В ее дневниках записано много выражений, которые использовали в гей-субкультуре Сан-Франциско:

«86, «он меня от 86-ил», «я ему 86»: (выбросить, выгнать)

Шелестеть, «сегодня я буду шелестеть» (вести себя крайне женственно)

Я фрукт – Я люблю…

Очко – туалет

ПД – полное дерьмо

Гей-торговля, торговля = случайная связь, секс на одну ночь

Коммерция = секс за деньги

Келдыш встал = эрекция

Чиппи = женщина на одну ночь, не берущая денег

Упасть с крыши = менструировать»[248]248
  Ibid., 42, 03.08.1949.


[Закрыть].

Эти списки легли в основу списка 48 тезисов в «Заметках о кэмпе», опубликованных спустя почти 15 лет. Этот составленный с антропологической тщательностью документ о жизни и чувствах гомосексуалистов, наблюдение над которыми она начала в Беркли, стал первым серьезным произведением о секс-меньшинствах, предназначенным для широкой гетеросексуальной аудитории. Зонтаг признавалась, что все, что связано с этой жизнью, ее периодически привлекало и отталкивало. Однозначно лишь то, что во времена студенчества в Беркли она пережила сильный подъем чувств. Мечты о лесбийском сексе чуть было не свели ее в могилу, «формируя чувство вины за то, что я – лесбиянка, отчего я сама себе была не мила, но сейчас я знаю правду, знаю, что любить – это хорошо и правильно»[249]249
  Ibid., 33, 31.05.1949. Женщину звали Ирин Лайонс.


[Закрыть].

Зонтаг пережила эротическое откровение. Незадолго до встречи с Харриет она пошла на свидание с мужчиной, во время которого они обсуждали вопросы в сфере классических интересов Зонтаг: «начиная от кантат Баха и «Доктора Фаустуса» Манна и заканчивая гиперболическими функциями, профтехобразованием в Калифорнии и теорией искривления пространства по Эйнштейну». Во время этого свидания Сьюзен поняла, что она «отвергала гораздо большее по сравнению с тем, что имела: тотальность лени и мечтаний, солнца и секса, еды, сна и музыки». Осознание и признание собственной сексуальности дало ей наконец возможность привести в состояние баланса пытливый ум и жадное до ласк тело.

«Я НАЧНУ ПРАВИЛЬНО, НАЙДУ ЧЕЛОВЕКА, ПОЛУЧУ СВОЙ ОПЫТ, НЕ ДОЖИДАЯСЬ ТОГО, КОГДА ОН ПРИДЕТ КО МНЕ САМ. СЕЙЧАС Я ЭТО МОГУ, ПОТОМУ ЧТО ВЕЛИКИЙ БАРЬЕР – ЧУВСТВО СВЯТОСТИ МОЕГО ТЕЛА – ИСЧЕЗ. МЕНЯ ВСЕГДА ПЕРЕПОЛНЯЛА ПОХОТЬ ЖЕЛАНИЯ»[250]250
  Ibid., 34, 30.05.1949.


[Закрыть].

Беркли стал для нее «признанием самой себя, радостью от своего собственного тела. Очень важно ничего не отвергать с лету. Подумать только, что я еще сомневалась в том, стоит ли мне здесь учиться, что этот опыт мог обойти меня стороной!»[251]251
  Ibid., 33, 31.05.1949.


[Закрыть]

Однако, когда Зонтаг писала эти строки, она уже собиралась уезжать. Она, как и прежде, хотела учиться в Чикагском университете и 28 мая узнала о том, что ее приняли в этот вуз со стипендией в 765 долларов.

Идиллический период обучения в Беркли подошел к концу. Она чувствовала себя заново родившейся, но Харриет, вернувшись в Нью-Йорк, сомневалась, что Сьюзен окончательно и бесповоротно изменилась. «В смысле секса, – говорила Харриет, – она была полным нулем. Она была красивой, но не сексуальной. Между этими понятиями есть большая разница». В отношениях с Харриет у Сьюзен сложился стереотип поведения, который позже неоднократно повторялся. Сьюзен воспринимала Харриет как человека, у которого надо научиться всему, что возможно. «Мне всегда казалось, что, с одной стороны, она слишком большая интеллектуалка, а с другой – слишком зависима, – говорила Харриет о сложностях связи с Сьюзен. – Если мы шли в кино, она ждала моей оценки. Если мне кино не нравилось, то оно не нравилось и ей».

Сьюзен все еще ощущала неуверенность, с которой стремилась совладать во время обучения в Беркли. «Она слабак, – заявила Харриет о Сьюзен в первые недели их романа. – Она слишком впечатлительна, и ее очень легко запугать. Она не уверена в себе. Все, что произошло позднее, можно назвать убийством ребенка, которым она была, а она была совершенно не уверена в том, кем она является и кто она такая». Несмотря на это, Харриет понимала, что Сьюзен – личность совершенно исключительная. «Помню, как мы ехали с ней на поезде из Сан-Франциско в Саусалито, и я сказала ей: «Тебя ждут великие дела»[252]252
  Author’s interview with Harriet Sohmers Zwerling.


[Закрыть].

ВСКОРЕ ПОСЛЕ ПЕРЕЖИТОЙ В БЕРКЛИ СЕКСУАЛЬНОЙ РЕВОЛЮЦИИ УМ СЬЮЗЕН СНОВА ВОЗОБЛАДАЛ НАД ЖЕЛАНИЯМИ ЕЕ ТЕЛА.

Она вернулась на лето в Лос-Анджелес и нанялась регистратором в компанию Republic Indemnity Company of America. Она снова начала общаться с Мерриллом Родином, который был на три года ее старше и за год до этого, следуя ее настоятельному совету, начал учиться в Чикагском университете. «В интеллектуальном смысле это было самое грандиозное прозрение всей моей жизни», – говорил он.

«Сначала робко» она поведала ему «о том, что пережила в Беркли, и о том, что никогда не сможет рассказать родителям», которые «будут в шоке и ужасе, если когда-нибудь узнают»[253]253
  Author’s interview with Merrill Rodin.


[Закрыть]. Все лето они провели, «исследуя жизнь геев, андерграунд и все, что имеет отношение к этой жизни в Лос-Анджелесе. Это было поразительное время». В мире, в котором они выросли, геев показывали на потеху туристам, как карликов в цирке. Мать Меррилла рассказала сыну о том, что они с его отцом однажды пошли «в Flamingo Club посмотреть педиков». «Именно тогда я впервые услышал о педиках», – признался Меррилл.

Расположенный на Ла Брее Flamingo Club днем по воскресеньям был закрыт для посещения туристов. В это время в нем собирались настоящие геи, туда же приходили Сьюзен и Меррилл. По словам Меррилла, в огромном городе было три тусовочных места для гомосексуалистов: Flamingo Club, расположенный в Оушен-Парк, Tropic Village, а также заведение рядом с пляжем в Санта-Монике. «Это был совершенно иной мир, параллельный обычному и полностью от него скрытый».

В этом скрытом мире Сьюзен, к своему счастью, обнаружила мощную авангардную культуру. В кинотеатре Coronet на бульваре Ла Сиенга они смотрели фильмы Майи Дерен, которая с 1943 года снимала в Лос-Анджелесе экспериментальное кино. В том же самом кинотеатре они увидели гомоэротическую короткометражку «Фейерверки» Кеннета Энгера (в которой герой видит сон о том, что видит сон. Эта тема позднее неоднократно появлялась в текстах Сьюзен). Энгер был всего на несколько лет старше Сьюзен и Меррилла, и на его творчество сильное влияние оказали картины Дерен. Фильм «Фейерверки» продолжительностью 14 минут запретили к показу из-за обвинений в непристойности. Кеннет подавал апелляции в суды вышестоящих инстанций, и в конце концов Верховный суд Калифорнии разрешил картину к показу. Тем не менее разразившийся вокруг скандал дает нам представление о том, что геям-художникам было сложно пробиться даже в таком мегаполисе, как Лос-Анджелес.

Точно так же как и в романе «Ночной лес», обитатели этого параллельного мира были культурной элитой, что Сьюзен совершенно четко и с гордостью осознавала. При этом гомосексуалисты постоянно находились в опасности. Молодые люди рисковали тем, что их семьи «будут в шоке и в ужасе», если узнают, где те проводят время, а творческие личности, такие как Кеннет Энгер, подвергались нападкам и остракизму. Кроме того, как вспоминал Меррилл, «в этих местах часто проходили рейды полиции, наши встречи были нелегальными. Находиться там было рискованно».

Даже без влияния матери, считавшей секс чем-то грязным и опасным, неудивительно, что Сьюзен, которую изначально окрылили события в Беркли, начала ощущать некоторые сомнения. Харриет исчезла с ее горизонта, и Сьюзен сомневалась в том, стоит ли ей без нее вливаться в новое сообщество. В Тусоне она «поняла разницу между внешним и внутренним», и причастность к секс-меньшинствам была практически равнозначна внешнему. В школе Северного Голливуда Сьюзен стала популярной, и поэтому ее тянуло снова присоединиться к большинству человечества, чтобы быть популярной именно там.

Лучший друг Меррилла Джин Марум (который и позвонил Томасу Манну) большую часть лета провел вместе с Сьюзен и своим другом. Джин был «натуралом», но весьма любопытным. Он украл для Сьюзен издание дневников Андре Жида и дал ей один практический совет: «Если ты не хочешь быть лесбиянкой, тебе придется сделать следующее. Ты должна заставить себя встречаться с мужчинами и сосать их пенисы. Это будет непросто, но это единственный способ перестать быть лесбиянкой»[254]254
  Author’s interviews with Gene Marum and Merrill Rodin.


[Закрыть].

Этот совет был словно зерна, упавшие в плодородную почву. Сьюзен в детстве не чувствовала себя счастливой, и пережить этот период ей помогла вера в то, что человек способен изменить себя. Начиная с того лета в Лос-Анджелесе Сьюзен, которая всего несколькими месяцами ранее признавалась, что ощущает «лишь унижение и деградацию при одной мысли о физической связи с мужчиной», вдруг начала называть себя бисексуалом. Более того, с завидными последовательностью и упорством, которые помогли ей добиться успеха в мире культуры, стала следовать совету Джина.

Сохранился удивительный документ тех времен. Это лист бумаги с заголовком «Бисексуальные успехи», на котором перечислены все сексуальные связи Сьюзен, начиная с «Рождества 1947 (14 лет) до 28.08.1950 (17 лет)». Этот список представляет интерес по следующим причинам. Во-первых, поражает число людей, с которыми она умудрилась переспать к началу второго курса колледжа[255]255
  Sontag Papers.


[Закрыть]. Во-вторых, число единичных связей с людьми, обозначенными именами: Ивонн, Фил и даже слегка тревожными – «бабушка». Но самым интересным в этом списке является скрупулезный подход, с которым Сьюзен последовала совету Джина и пыталась научить себя быть гетеросексуальной, увеличивая число связей с мужчинами. Наверное, она считала, что гетеросексуальность можно постичь как иностранный язык, зазубривая новые слова.

Не будем утверждать, что эта попытка Сьюзен увенчалась успехом. Однажды Сьюзен, Джин и Меррилл решили «доказать, что совершенно без предрассудков относятся к сексу, и устроили оргию». Они сняли комнату в мотеле Normandie Village на Сансет Стрип, выпили пива и разделись. Рассматривая голые тела друг друга, они не очень понимали, что им надо делать. Крайняя плоть на пенисе Меррилла была обрезанной, Джину обрезание не делали. По словам Меррилл, Сьюзен все это заинтересовало «с научной, но не эротической точки зрения». Джин вспоминал, что это было просто «омерзительно».

Впрочем, секс в данном случае оказался не самым важным. «Все было по-взрослому, очень «продвинуто» и отрицало условности, – говорил Меррилл. – Именно этого мы и хотели добиться, понять условности и открыть для себя лицемерие мира взрослых, повседневного мира нормальности, чтобы открыть скрытый за этим новый мир».

Эта «оргия» была совершенно не похожа на физическое перерождение, которое Сьюзен пережила в Беркли. Отражая научные цели этой «экспедиции», в начале того лета она написала в дневнике цитату Китса: «О, жизнь не мыслей, а чувств» / O for a life of sensations rather than of thoughts[256]256
  Зонтаг. «Заново рожденная», 29.06.1949.


[Закрыть]. И вновь Сьюзен ощущала голову как что-то отдельное от тела. По словам Меррилла, она «заставляла себя заниматься сексом с мужчинами. И это был один из основных ее проектов после поступления в Чикагский университет».