Текст книги "Университет"

Бентли Литтл
Университет

Bentley Little

University

© Петухов А.С., перевод на русский язык, 2019

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

* * *

Моим бабушкам, Фэй Добрынин и Херме Литтл

Глава 1

I

Казалось, что Калифорния осталась где-то за много тысяч километров.

Джим Паркер нажал на тормоз культиватора и выключил мотор. Спина болела просто непереносимо – тупая пульсирующая боль начиналась прямо от пояса. Он потянулся, прижав обе руки к пояснице, затем наклонился сначала влево, а потом вправо. Сегодня вечером ему придется сполна заплатить за эти упражнения. Вот уже много лет он не работал так много физически, и тело попросту отвыкло от таких нагрузок.

И тем не менее, в боли было что-то успокаивающее. Она говорила о том, что ему удалось совершить нечто настоящее и стоящее.

Он намеренно откладывал работы в саду на потом, проведя бóльшую часть лета в походах и развлечениях с друзьями. Ма не возражала. Она только сказала ему в июне, когда он приехал, чтобы избавился от толокнянки и освободил место под кукурузу и кабачки, которые она собиралась посадить на следующий год – в этом году посевная уже закончилась, и она дала понять, что никакой спешки нет.

Хотя время летело стремительно. Лето проходило гораздо быстрее, чем он ожидал, – казалось, что дни и недели пронеслись с небывалой скоростью, и до конца каникул оставалась всего неделя. Джим уже получил по почте информацию о том, в каком общежитии будет жить, и необходимые регистрационные материалы; в письме также указывалось время, когда он должен лично явиться для регистрации. Поэтому, проснувшись сегодня утром, Джим решил, что пора приступать к работе.

Он вытер пот со лба тыльной стороной руки и, облокотившись на поднятую ручку культиватора, взглянул на низкий горизонт Уильямса – туда, где маячил хребет Сан-Франциско-Пикс. На таком расстоянии горные пики над Флагстаффом казались багровыми – их темный цвет грязноватого оттенка резко контрастировал с голубым цветом безоблачного неба и зеленью сосен.

Возвращаться в университет не хотелось.

Осознавать это было странно, но это была чистая правда. Джим провел весь выпускной год в школе, надрывая задницу, чтобы получить приличные оценки, следуя совету Фрэнка Заппы[1]1
  Фрэнк Заппа (1940–1993) – американский композитор, певец, мультиинструменталист, продюсер, автор песен, музыкант-экспериментатор, а также звуко– и кинорежиссер.


[Закрыть], на обложке одного из старых альбомов которого было написано: «Забудьте о том, чему вас учили в школе, идите в библиотеку и займитесь самообразованием, если у вас хватит на это духу». Альбом он обнаружил в куче старого отцовского барахла, валявшегося в сарае, и, хотя и не стал забывать о том, чему его учили в школе, нашел в себе достаточно мотивации, чтобы пойти в библиотеку и серьезно погрузиться в книги, посвященные предметам, выходящим за рамки стандартной программы городской средней школы, что впоследствии здорово помогло ему при прохождении теста на проверку академических способностей. А когда он получил стипендию в университетском колледже Бреи[2]2
  Брея – город в Калифорнии, в округе Ориндж, к юго-западу от Лос-Анджелеса.


[Закрыть], то ему показалось, что сбылись его самые заветные мечты.

Жизнь в колледже оказалась не такой замечательной, какой он ее себе представлял. Хотя нельзя сказать, что с ним случилось что-то ужасное. Его не исключили за неуспеваемость, и он не обнаружил, совершенно неожиданно, что учеба ему не по силам. Как раз напротив. Оценки у него были вполне приличные. Кроме того, за прошедшие четыре семестра Джим дошел до поста редактора студенческой газеты. И завел себе друзей.

Ему просто… не нравился университетский колледж Бреи.

Именно так. Ему не нравилось его учебное заведение. Ничего конкретного, что Джим мог бы описать словами. Просто некий дискомфорт, который он испытывал, находясь там, этакое ощущение смутного ужаса, которое появлялось, не успевал он подумать об этом месте. И дело было не в преподавателях, которые ему не нравились, не в расписании, не в студентах и не в самом кампусе. Совсем нет. Это было связано со всем сразу.

И ни с чем по отдельности.

Джим знал, что в его ощущениях нет никакой логики. Черт, он не мог объяснить их даже самому себе. В этом семестре он начнет трудиться редактором еженедельной студенческой газеты. Три года он потратил на то, чтобы получить этот пост, который должен стать кульминацией его академической карьеры и, кроме этого, превратиться в важный пункт в профессиональной биографии Джима, практически гарантировавший ему получение работы после окончания колледжа. Может быть, университетский колледж Бреи и нельзя сравнить с Колумбийским университетом, но в области журналистики его диплом ценился достаточно высоко, и один из редакторов тамошней студенческой газеты стал одним из лучших репортеров в «Лос-Анджелес таймс».

И все-таки ему хотелось послать все это к черту и остаться здесь, в Уильямсе, вместе с мамой. Получить работу в «Тру-Вэлью»[3]3
  «Тру-Вэлью» – крупная сеть супермаркетов, торгующая инструментами и садовым инвентарем.


[Закрыть] и забыть о колледже.

С ним явно что-то не так…

Над головой пролетел самолет, и его след протянулся до самого горизонта, где смешался с облаками.

Джим выпрямился, подвигал туловищем в разные стороны и наклонился, чтобы завести мотор культиватора. Хватит заниматься самокопанием. Об этом можно подумать позже, и, может быть, даже обсудить с ма. А сейчас надо делать дело.

Он дернул за шнур, мотор вернулся к жизни. Джим отпустил тормоз и двинул культиватор по каменистой почве прочь от сарая.

* * *

Разговор Джим начал за обедом.

Ма приготовила стейк и яблочный пирог, чтобы наградить его за труды праведные, и они вдвоем устроились на диване в гостиной перед телевизором. Пока показывали рекламу слабительного, Джим сделал большой глоток молока и прочистил горло.

– Я вот все думаю – может, мне остаться?

– Что? – ма нахмурилась.

– Понимаешь, я не уверен, что в этом семестре мне хочется вернуться. Может быть, лучше подождать какое-то время, поработать здесь, понять, чего я хочу в этой жизни…

– Это что, шутка такая?

Джим покачал головой.

Мать медленно поставила тарелку на кофейный столик и повернулась к нему лицом.

– Прямо-таки хочется надрать тебе задницу, – сказала она дрожащим голосом. – Все последние годы в школе ты говорил лишь о том, как поступишь в колледж. Ты в него поступил, тебе остался год до выпуска, ты получаешь хорошие оценки, стал редактором студенческой газеты – и вдруг решил все это бросить? Не для этого мы растили тебя с твоим отцом. Ты знаешь, что больше всего на свете отец хотел, чтобы ты получил образование. И ты получил шанс, которого у него не было, а теперь хочешь сунуть этот шанс псу под хвост?

– Потом я вернусь. Мне кажется, что мне надо какое-то время на…

– Если ты остановишься сейчас, то уже никогда не вернешься. Вспомни отца. Ты что, думаешь, целью всей его жизни было стать механиком? Ты что, думаешь, он не хотел заняться чем-то еще? Но у него не было шансов. А у тебя они есть. Образование даст тебе возможность выбора, возможность стать тем, кем ты хочешь, а не тем, кем будешь вынужден стать под давлением обстоятельств. Ты сможешь выбирать профессию, а не хвататься за то, что подвернется под руку.

– Знаю, ма. Я просто…

– Что «просто»?

Джим отвернулся, не в силах ответить и не в силах встретиться с ней глазами. Он вдруг понял, что она разозлилась. Действительно разозлилась. Больше даже, чем тогда, когда он, сдавая задом, врезался в какой-то пикап и повредил ее «Бьюик». Это было давно, когда он еще учился в школе. До сего момента Джим даже не задумывался о том, насколько ма рассчитывала на его высшее образование и как много оно для нее значило. Она с ним об этом никогда не говорила, а ему это и в голову не приходило; но сейчас он понял, насколько она гордилась его успехами, и это, даже в нынешней ситуации, согрело его. И заставило почувствовать стыд за то, что он решил соскочить.

Но как объяснить ей это… это ощущение ужаса, это тяжелое, безымянное чувство, переполнявшее его? Он и себе-то его объяснить не мог. И тут на ум ему пришел Хови. Друг обещал приехать в Аризону на целую неделю, но отменил поездку в самый последний момент. Потом было несколько телефонных разговоров и коротких открыток, но не видел он Хови с самого мая.

И это его беспокоило.

Наверное, вот что было основной причиной.

И в то же время Джим знал, что ма права. Бросить все сейчас – глупо и безответственно. Это была бы пощечина памяти об отце.

Кроме того, хотя это и звучало избито и заезженно, Джим знал, что образование – его билет в лучшую жизнь; и, несмотря на свои чувства и рассуждения, он не мог бросить колледж – так же, как и совершить самоубийство.

Но возвращаться в колледж все-таки не хотел.

– Так я тебя слушаю, – раздался требовательный голос матери.

– Вкусно. – Он попытался улыбнуться.

– Джим?

– Я пошутил. – Он вздохнул. – Это была шутка. Прости.

– Но ты же сказал, что это не шутка.

– Нет, шутка.

Ма пристально посмотрела на него. Джим понял: она понимает, что он врет. Но, к счастью, мать решила не продолжать. Взяв тарелку, она вернулась к еде, попросив:

– Переключи программу. Сейчас начнется «Развлечения сегодня вечером»[4]4
  Ежедневная передача, посвященная новостям шоу-бизнеса, которая идет на канале CBS вот уже 26 лет.


[Закрыть].

Голос ее был бесцветным, и в нем все еще слышалась злость, но Джим знал, что больше она об этом не заговорит.

II

Фэйт[5]5
  Имя может быть переведено с английского как «судьба».


[Закрыть] Пуллен направила свой «Фольксваген» чуть левее, чтобы дать больше места бездомной женщине с магазинной тележкой, перебиравшейся через канаву. Левое переднее колесо «жука» попало в глубокую колею, и машину мгновенно отбросило в соседний ряд – рулевое колесо дернулось так резко и с такой силой, что ей пришлось приложить максимум усилий, чтобы выровнять «Фольксваген». Раздался громкий и долгий сигнал ехавшей сзади машины, и, посмотрев в заднее зеркало, она увидела красный автомобиль с очень низкой посадкой и тонированными стеклами, объезжавший ее справа. Фэйт притормозила, надеясь, что машина ее обгонит, и с облегчением вздохнула, увидев, как та свернула с Семнадцатой и направилась направо, в сторону Гранд.

Включив поворотник, она вернулась в правый ряд.

Наступили сумерки; прямо перед ней, над домами и строениями, висел оранжевый солнечный шар, чья обычная яркость была ослаблена смогом, накрывшим Южную Калифорнию. Фэйт взглянула на солнце и тут же отвела глаза. Она так и не выяснила, безопасно ли смотреть на солнце таким образом. Людей предупреждают, что не стоит смотреть на него во время затмений, хотя оно и выглядит вполне безопасно. А сейчас разве не то же самое? Фэйт сомневалась в этом, но продолжала бросать быстрые взгляды на затянутый смогом шар, снедаемая любопытством и в то же время боящаяся испортить глаза.

Казалось, что красный сигнал светофора на Мейн будет длиться до бесконечности. Потом Фэйт проехала мимо мясной лавки Бада, полноразмерное чучело оленя на крыше которой сейчас превратилось в неуклюжий силуэт. Миновав еще несколько кварталов, оказалась на перекрестке, на котором в прошлом году из проезжавшей машины застрелили Хулио.

После этого Фэйт повернула налево. Теперь, когда она больше не ехала на восток, навстречу солнцу, узкая улица, ведущая в ее район, стала значительно темнее. Фэйт взглянула на часы «Свотч», висевшие на зеркале. Половина седьмого. Половина седьмого, а солнце уже садится…

Отлично.

Она не могла дождаться, когда закончится это лето.

Она не могла дождаться, когда сможет выбраться из этой дыры.

Подъезжая к дому, девушка притормозила. Она ждала начала учебы, но уже не с таким нетерпением, как ждала его последние два года в неполном колледже[6]6
  В них в США получают образование, соответствующее нашему среднему специальному.


[Закрыть]. Наверное, потому, что ощущала себя немного испуганной. Школу Фэйт закончила без всяких усилий, но в школу ходили все – и практически все ее успешно закончили. В колледже было чуть посложнее, но, в общем-то, ничего страшного.

Теперь же она перешла на другой уровень.

Университет, в котором ей предстоит учиться четыре года.

Она благополучно выжила в колледже – этом буфере между высшей лигой и всеми остальными, – но сейчас ей предстояло войти в башню из слоновой кости, вступить в ряды избранных, и, хотя она ни за что никому в этом не признается, перспектива ее пугала. А ведь она знала, что бояться нечего. В средней школе учеба давалась ей легко, но она хорошо помнила, как предки предупреждали ее, что в выпускных классах все будет гораздо труднее. Однако этого не случилось. Потом ма то же самое говорила ей про колледж. И опять ошиблась.

Правда, ее оценок не хватило для того, чтобы получить стипендию, и это, по всей видимости, было причиной ее страха перед университетом.

Но если Брук Шилдс[7]7
  Брук Шилдс (р. 1965) – американская актриса и модель.


[Закрыть] смогла закончить Принстон[8]8
  Один из восьми университетов Лиги плюща.


[Закрыть], то она, Фэйт, наверняка пробьется в университете Бреи.

Подъехав к дому, Фэйт с радостью увидела, что машины матери нет на месте. Она вышла из «жука», перебирая связку ключей до тех пор, пока не нашла ключ от входной двери.

– Кит! – крикнула она, открыв дверь. – Ты дома?

Ответа не последовало. Должно быть, ее братец тоже отсутствует. Фэйт заперла входную дверь и наклонилась, чтобы поднять почту, которую бросили в почтовый ящик.

И увидела его.

Конверт из отдела финансовой помощи университета Бреи.

Фэйт облизала мгновенно высохшие губы. Плохие новости. Она это сразу почувствовала. Хорошие новости не появляются так небрежно и незаметно. Фэйт дотронулась до конверта. Руки ее вспотели, сердце бешено колотилось. Она не думала, что так разволнуется. И не думала, что от этого так много зависит. А зависело действительно очень многое. Грант или заем были для нее единственным способом выбраться из этого дома. Ее заработка едва хватало на оплату обучения и учебников, даже когда она работала полный рабочий день. Только заем мог позволить ей уйти из дома и зажить самостоятельно.

Дрожащими пальцами Фэйт раскрыла конверт.

Официальное письмо было коротким и лаконичным:

«С сожалением сообщаем вам, что ваша просьба о гранте в рамках программы помощи учащимся студентам штата Калифорния отклонена. Доход вашей семьи не отвечает требованиям…»

Фэйт смяла письмо и бросила его на пол. Что же в наше время надо сделать, чтобы получить грант? Стать бездомным? Или отсосать кому-то в Отделе финансовой помощи? Она ведь не милостыню просит. Она просит о займе. О займе, который потом выплатит. Это никому ничего не будет стоить.

– Твою мать… – произнесла Фэйт.

Теперь она навечно привязана к этому дому.

И к своей мамочке.

Девушка оставила письмо валяться на полу, а остальную почту захватила в гостиную, где свалила ее на исцарапанный кофейный столик, и наморщила нос. В комнате стоял тяжелый, резкий запах «травки». Все окна были открыты, комната полнилась ароматом клубничного освежителя воздуха, которым пытались скрыть запах, но он никуда не исчез – этот едкий дух ни с чем нельзя было спутать. Фэйт оглянулась. В пепельнице лежал мундштук для курения марихуаны, а покрывало с единорогом, обычно лежавшее на диване, было сброшено на пол и скомкано.

Мамочка опять привела мужика.

И трахнула его прямо на диване.

Полная омерзения, Фэйт прошла через небольшую столовую на кухню. В поисках чего-нибудь съедобного открыла сначала холодильник, а потом морозильную камеру, но нашла лишь старые макароны и пирог с сыром. Кому-то в этом гребаном доме придется скоро отправиться за провизией, и будь она проклята, если сделает это сама. Не сейчас. И не снова. Развернув пирог, Фэйт засунула его в микроволновку.

Ну, и где теперь искать мамашу?

Хотя знать ей этого не хотелось.

Она прекрасно могла себе это представить.

Фэйт взяла стакан из шкафа и налила себе воды из бутылки, стоявшей рядом с раковиной. На буфете она заметила стопку книг, которые ее брат купил в каком-то букинистическом магазине и намеренно оставил так, чтобы она могла их увидеть: «Козлик Джайлс» Джона Барта, «Радуга тяготения» Томаса Пинчона, «Обед нагишом» Уильяма Берроуза. Фэйт покачала головой. Где-то она даже жалела Кита. Он так старается произвести впечатление, так отчаянно и трогательно хочет доказать миру – и ей в особенности, – что является глубоким и утонченным мыслителем… Если б он хотя бы половину того времени, что тратит на выпендреж, употребил бы на учебу, то смог бы кое-чего добиться в жизни. Но Кит окончательно уверовал в миф о настроенном против всего мира городском интеллектуале. За год, прошедший после окончания школы, он одевался и действовал только в рамках этого персонажа. Ее брат был далеко не дурак, и Фэйт неоднократно говорила, что ему необходимо приподнять свою задницу и, на худой конец, записаться на какие-нибудь курсы при местном колледже, но он высмеял ее веру в традиционные образовательные ценности и процитировал ей старую песню «Пинк Флойд». После этого, с видом полного превосходства, сообщил ей о том, что не собирается заморачиваться подобными земными, материалистическими вопросами.

В конце концов он превратился в одного из этих жалких псевдоинтеллектуалов, осколков богемы, заполнявших супермаркеты Южной Калифорнии, – в одного из продавцов в магазине грампластинок, глядящих сверху вниз на своих покупателей и уверенных, что они умнее и круче всех их вместе взятых. И при этом получающих, в возрасте тридцати пяти лет, самую низкую из возможных зарплат…

Раздался звонок микроволновки, и Фэйт вытащила пирог. Быстро съела его, прислонясь к раковине, а потом бросила остатки в мусорное ведро и прошла к себе в спальню, чтобы посмотреть новости, потому что не хотела оказаться в общих комнатах, когда ее мамочка вернется домой.

Кит вернулся около десяти и сразу же заперся у себя в комнате, а мамаша появилась лишь в начале двенадцатого. Фэйт уже лежала в постели с книгой, когда та вошла в дом, стараясь не шуметь – и создавая при этом невероятный шум.

Фэйт быстро отложила книгу, погасила свет и притворилась спящей.

На улице послышался звук сирены: полиция, пожарные или «Скорая помощь» – она так и не смогла понять. Он приближался, становясь все громче, пока не достиг крещендо, а потом растворился в других звуках города. Где-то в темноте послышались выстрелы, но Фэйт так и не разобралась, был ли это слишком громко работающий телевизор или выстрелы раздались где-то по соседству.

Потом на кухне открылась дверь холодильника. Она знала, что это. Ее мамаша доставала кока-колу.

Еще звуки. Хорошо знакомые: шаги в направлении ванной, закрывающаяся дверь, выдвинутый ящик шкафчика под раковиной.

Шипение.

Тошнотворный звук текущей жидкости.

Боже, какое счастье, что семестр скоро начнется… Тогда она сможет оставаться в университетской библиотеке до тех пор, пока ее мамочка не угомонится.

Фэйт заставила себя крепко зажмурить глаза и дышать ровно и ритмично.

Она заснула под журчание самого популярного в мире прохладительного напитка, которым ее мать вымывала мужское семя из своей вагины.

III

– Мне понадобятся ваши документы.

Вики Солтис устроила целое представление из поисков в своей сумочке. Никаких документов у нее с собой не было, если не считать нагрудную карточку с именем, оставшуюся у нее с прошлого семестра. Она обнаружила это, пока стояла в тридцатиминутной очереди, но, тем не менее, притворилась, что ищет их, тайно надеясь, что ей поможет, если она притворится дурочкой и проявит достаточное упрямство. Вообще-то, во всем этом ее вины не было. К тому моменту, когда Вики поняла, что для того, чтобы у нее приняли регистрационный взнос и плату за парковку, ей понадобятся два документа, подтверждающие ее личность, было слишком поздно бежать за ними домой, потом возвращаться в кампус и вновь вставать в конец очереди. Поэтому она решила никуда не уходить и рискнуть, надеясь на то, что служащие уже слишком устанут и будут настолько хотеть попасть домой после тяжелого трудового дня, чтобы не настаивать на точном исполнении правил.

Вики прекратила свои фиктивные поиски и приготовилась перейти к мольбам о снисхождении.

Женщина-испанка за стойкой улыбнулась.

– У тебя нет никакого удостоверения личности? – спросила она с сильным акцентом.

Вики удрученно покачала головой.

– Только студенческая нагрудная карточка.

Женщина взглянула на часы на стене. Без пяти девять. За Вики в очереди стояло еще как минимум пятнадцать студентов.

– Ладно, – сказала она. – Если по правилам, то я должна отправить тебя домой за документами, а потом ты должна будешь встать в очередь и повторить всю процедуру еще раз. Но сегодня последний день, уже поздно, и я не буду к тебе придираться.

– Спасибо, – поблагодарила ее Вики с искренней улыбкой. – Спасибо. Вы мне жизнь спасли.

– Мы же здесь не монстры какие-то. – Женщина рассмеялась. – Но тебе придется прийти к нам в офис в течение ближайших двух дней и принести документы. Если мы не увидим твои права и хотя бы еще одно действующее удостоверение личности, то не сможем принять твой чек и тебя не зачислят.

– Хорошо.

– Я отложу твой чек в сторону. Если не увидишь меня за кассой, то попроси, чтобы позвали. Меня зовут Мария.

– Спасибо. Огромное спасибо.

– Не стоит благодарностей. – Мария протянула Вики ее регистрационные материалы и студенческий билет и улыбнулась на прощание. – Следующий!

Вики прошла вдоль очереди из студентов, опаздывающих на регистрацию, и вышла из административного здания. Ночь была темная и безлунная, а фонари в кампусе, которые должны были освещать тропинки, выключены… Какая глупость. Они что, не знают, что некоторые все еще не зарегистрировались? Вики посмотрела на длинную дорожку, ведущую к парковке, где ряды блестящих машин освещались тусклыми, горящими вполнакала фонарями.

Она поежилась, словно ей стало холодно.

Об этом стоит написать жалобу. Напрямую президенту. В этом семестре стоимость обучения подняли на сто пятьдесят долларов, за стоянку надо теперь платить на пятнадцать баксов больше, а на нормальное освещение улицы денег все равно не хватает…

Фантик, подхваченный легким ветерком, пролетел возле ее ноги. Ветерок был теплым, но он ее не согрел. Вики оглянулась на освещенные окна административного здания и подумала, не лучше ли будет подождать еще студентов, чтобы пойти с ними вместе. Но потом ей пришло в голову, что все они, скорее всего, пойдут на стоянку. А ей надо было в прямо противоположную сторону – через улицу и к дому.

А кроме того, в наши дни никому нельзя верить.

Даже студентам.

Так что придется пробежаться.

Вики сложила регистрационные материалы, засунула их между страницами расписания занятий, свернула расписание в трубочку и трусцой направилась по бетонной дорожке в сторону справочной будки перед кампусом и фонаря сразу за ней.

Все произошло очень быстро. Слишком быстро, чтобы она сумела среагировать. Настолько быстро, что даже не успела вскрикнуть. Из темного пятна рядом с будкой с быстротой молнии выскочил мужчина, который толкнул ее на тротуар. Толкнул сильно. Прежде чем Вики смогла выставить перед собой руки для защиты, она уже врезалась в землю, и ее материалы разлетелись в разные стороны. Головой она ударилась об асфальт, и ее нос сломался. Мощный поток крови залил лицо. Локтями и коленями она проехала по асфальту и ободрала их.

Затем чужая рука зажала ей рот, голову дернули назад, и из-за крови в носу и горле Вики потеряла возможность дышать. Девушка попыталась бороться, но она была слишком напугана и изранена, чтобы делать это эффективно, – тело не подчинялось ей и отказывалось выполнять приказания мозга.

Рука залезла ей под юбку; грубые, жесткие пальцы ухватили ее за трусики, потянули их вниз, одновременно вырывая волосы из лобка, и Вики поняла, что ее будут насиловать.

Она все еще не могла вздохнуть, не могла сплюнуть кровь или издать хоть звук, а в глазах у нее темнело и контуры окружающего стали расплываться. Потом рука, зажимавшая ей рот, исчезла, голова ее резко наклонилась вперед, – и Вики начало тошнить, тошнить кровью, которую она старалась не сглотнуть, инстинктивно хватая ртом воздух.

Ее ноги грубо раздвинули.

«Прошу тебя, Господи, – подумала Вики, попав щекой в кровавую блевотину, – пусть это будет быстро…»

Но Бог ее не услышал.