Текст книги "Университет"

II

Район, где располагались студенческие братства, оказался настоящими трущобами.

Рон Грегори сидел в машине, глядя в окно. Раньше ему не приходилось бывать здесь, и поэтому он не знал, чего ожидать от этого места. Хотя, возможно, из-за всех этих загорелых белокурых атлетов, красовавшихся на стендах братств в кампусе, он думал, что их штабы располагаются в ухоженных домах, полных хорошо одетых парней и девушек, попивающих белое вино и общающихся на зеленых лужайках.

Ни черта подобного.

Все пять зданий были перестроенными жилыми домами, стоящими рядом друг с другом. На фасаде каждого висели, пришпиленные к осыпающимся стенам, громадные самодельные таблички с безвкусным изображением букв, обозначающих название товарищества. Машины были припаркованы по обеим сторонам улицы, а болтающиеся без дела члены товариществ бродили по неухоженным дворикам, перепрыгивали через невысокие кусты и приставали к немногим не ангажированным девушкам. Полицейская машина с зажженными проблесковыми маячками стояла в середине квартала, и красные и синие отсветы освещали невысокого жилистого парня, писающего в канаву.

Джон Белуши[36]36
  Джон Белуши (1949–1982) – американский комедийный актер, сценарист, певец.


[Закрыть] был бы от всего этого в восторге.

Рон забрал свой блокнот с пассажирского места и выбрался из машины. Похлопав по правому карману, убедился, что не забыл ручку. Когда он говорил с президентом Тета-Мю по телефону, тот сказал ему, что дом товарищества первый на улице. И слава богу, что он ему об этом сказал. На домах не было ни номеров, ни названия улицы, а в греческом алфавите, подумал Рон с усмешкой, он совсем не силен.

Журналист переступил через какого-то тинэйджера, лежавшего на земле в позе зародыша, и постучал в разрисованную дверь дома. Ее открыл дружелюбного вида парень с застарелой щетиной, похожей на его собственную.

– Привет, – поздоровался Рон, – меня зовут Рон Грегори. Я пишу о повышенном интересе к вашему братству для университетской газеты.

– А, ну да. Заходи.

Внутри дом оказался на удивление хорошо обставленным. Студент, заросший щетиной, представился Луисом, сказал, что он специализируется по философии, и провел Рона в гостиную, где на матрасах и диванах сидели, негромко беседуя, небольшие группки людей. Еще одна группа собралась перед телевизором, наблюдая за видео рок-концерта.

– Видео делает сам Мэтт, – объяснил Луис. – Он специализируется по информатике. Как раз сейчас сотрудничает с местной группой, которая называется «Новый мировой порядок». Пытается выбить для них время на одном из местных кабельных каналов.

В дверь опять постучали, и Луис извинился:

– Чувствуй себя как дома. В холодильнике кола и пиво. Угощайся. Я скоро вернусь.

– Спасибо.

Рон осмотрел комнату. Возле телевизора сидела девушка; он пристроился рядом и достал блокнот в надежде получить от нее полезную информацию.

– Привет.

– Привет. – Девушка улыбнулась в ответ.

Они сразу же понравились друг другу. Ее звали Рут, и, как и Луис, она изучала философию. Рут объяснила, что пришла, потому что об этом попросил ее брат.

– Ах вот как, – сказал Рон. – И где же он?

– Конечно, его здесь нет. – Рут снова улыбнулась. – Он умер.

Рон обалдел. «Наверное, это шутка, – подумал он. – Другого и быть не может». Корреспондент продолжал глупо улыбаться.

– Он сказал, что с ним можно будет поговорить через Мать-Наставницу, – пояснила Рут. – Сатана позволяет им говорить только через Мать-Наставницу. – Она покачала головой. – Одному Богу известно, как я по нему скучаю.

Рон, улыбаясь, кивал, как идиот. Что за хрень? Этот любитель снимать видео что, делает что-то похожее на «Скрытую камеру»? Это что, такая местная шутка или ритуал инициации?

– Хочешь что-нибудь выпить? – неожиданно спросила девушка. – Я так просто умираю от жажды.

– Конечно. – Рон попытался встать.

Она придержала его за плечо и заставила остаться на месте.

– Я принесу. Тебе что? Пиво?

– Просто колу. – Он покачал головой.

– Хорошо. Вернусь через минуту.

Рут вышла на кухню, а Рон стал судорожно оглядываться, тщетно пытаясь найти Луиса или кого-то еще, с кем можно было бы поговорить. Может быть, старушка Рути не в себе, может быть…

И тут он услышал.

– Мать-Наставница велела сделать это в пятницу. У нас был выбор между пятницей и средой, но она выбрала пятницу.

Рон обернулся. За его спиной на диване разговаривали два парня.

– …так сказала Мать-Наставница, – донеслось спереди. Разговаривали четверо. – Это способ достучаться до Сатаны.

Неожиданно его бросило в дрожь. Они были везде.

– Вот, – вернувшаяся Рут протянула ему холодную банку кока-колы.

– Спасибо, – поблагодарил Рон и взглянул на нее. – А кто такая эта Мать-Наставница?

– А ты что, не знаешь? – Рут рассмеялась.

Рон отрицательно покачал головой.

– Мать-Наставница – это… Мать-Наставница. Я не знаю, как это объяснить по-другому. Ну вот, например, в вашей газете есть какой-то советник? Так вот, это то же самое. Члены братства управляют им, а она за этим наблюдает и дает советы. Они спрашивают ее мнение по разным спорным вопросам, а она вроде как наставляет их на путь истинный.

Рон не сдержался, чтобы не нагрубить.

– Это что же, Мать-Наставница Теты-Мю – ясновидящая?

Он увидел на лице девушки шок.

– А ты что, не веришь?

– Нет, – журналист покачал головой.

– Тогда зачем ты здесь?

– Зачем я здесь? Чтобы написать о повышенном интересе к братству в газету. Бесплатно прорекламировать Тета-Мю. А не затем, чтобы болтать о Матери-Наставнице, Сатане и общении с мертвыми братьями.

Рон вдруг понял, что все смотрят на него. В комнате установилась тишина. Единственный звук шел от телевизора, на экране которого все еще мелькали рок-группы. Наверное, Рон говорил громче, чем хотел. Он осмотрел комнату. На лицах, окружавших его, не было ни ненависти, ни оживления – одно лишь легкое любопытство.

В комнату вошел Луис. Он посмотрел сначала на Рона, потом на всех остальных и наконец остановил взгляд на Рут.

– Что здесь происходит?

Все молчали.

– Ну, хорошо. – Луис пожал плечами. – Мать-Наставница ждет.

Мать-Наставница ждет.

Внутренний голос подсказал Рону, что надо уходить, сваливать из этого дома к чертовой матери и никогда не возвращаться. Но, неожиданно для самого себя, он последовал за всеми на кухню. Луис провел их мимо старой газовой плиты, мимо холодильника прямо к встроенному шкафу возле стойки для завтраков.

Но это был вовсе не встроенный шкаф.

Луис открыл дверь, и перед Роном оказались узкие деревянные ступеньки, спускавшиеся в подвал. Прошли первые четверо или пятеро. Рон и Рут последовали за ними. Следом начали спускаться еще человек двенадцать.

Спустившись до конца, все они остановились.

Мать-Наставница сидела в противоположном конце пустого подвала. И хотя помещение было темным, на нее было направлено несколько лучей света, так что Рон видел ее идеально.

Он зажмурил глаза, а потом вновь открыл их.

Она никуда не исчезла.

Рон не мигая смотрел на нее, не в силах отвести глаза. Мать-Наставница была древней и отвратительной – старая кожа, туго натянутая на череп. Жизнь уже давно высосала из нее мускулы, жир и жизненные соки, так что ее высохшее и сморщенное тело опиралось на два скрещенных деревянных шеста, установленных в том, что больше всего походило на самодельную гробницу. Стена за ее спиной была покрыта сухими коричневыми пальмовыми листьями; к ней были прибиты несколько целлулоидных кукол и фетишей, вырезанных из кукурузных початков, которые выглядели как непристойный нимб вокруг ее головы. Оранжевый луч света был направлен ей прямо в лицо, и Рон видел ее улыбку, похожую на гримасу, натянутую сухую, мертвую кожу и слишком большие зубы.

Отвернувшись, он посмотрел на Луиса. Лицо лидера братства изменилось; на нем расцвело выражение, которое можно было охарактеризовать только одним словом – ВОСТОРГ. Луис с гордостью взглянул на Рона.

– Кланяйся, – велел он. – Продемонстрируй свое уважение Матери.

Вокруг Рона все стали опускаться на колени, и журналист последовал их примеру, испугавшись ослушаться.

Оставшийся на ногах Луис прошел прямо к Матери-Наставнице.

– Мать-Наставница, – сказал он, склонив голову, – мы благодарим тебя за этот поток новичков в этом году.

Мумифицированная фигура не пошевелилась, но из пергаментных губ раздался свистящий голос:

– НЕ СТОИТ БЛАГОДАРНОСТИ.

Неожиданно в комнате похолодало, и Рон увидел, даже в темноте и даже будучи вне себя от страха, что все взгляды теперь были обращены на Мать-Наставницу и все присутствовавшие улыбались.

– Ты – наша защитница, – продолжал Луис. – Ты – наша связь. Мы сможем поговорить сегодня с Сатаной?

– ДА, – раздался все тот же шепот.

И тут что-то изменилось.

Рон глубоко вздохнул. Воздух стал тяжелым, густым и грубым. Дышать стало тяжело, а еще тяжелее стало видеть. Казалось, на темноту подвала опустился новый мрак.

Голова Матери-Наставницы медленно повернулась направо, при этом раздался звук мнущегося целлофана. Громко хрустнула кость. Мертвые губы поднялись над гнилыми зубами.

– ПРОСИТЕ.

Голос, раздавшийся из этой сморщенной фигуры, был громким, глубоким, громыхающим.

– ПРОСИТЕ, ДА ОБРЯЩЕТЕ.

После жутких раскатов голоса в комнате повисла тишина.

Вперед медленно выполз молодой человек.

– Мне в этом семестре нужны «А»[37]37
  В США в качестве оценок используют буквы, а не цифры. «А» соответствует нашей «5».


[Закрыть] по всем предметам. – У него был булькающий голос, полный отчаяния. – Я и так уже на испытательном сроке, и мой старик сказал, что если я…

– ТЫ ВСЕ ПОЛУЧИШЬ.

Молодой человек плакал, не стесняясь.

– Спасибо. Спасибо.

Вперед выбрался еще один студент.

– Я тренировался все лето и очень старался попасть в футбольную команду, но вот сижу на скамейке запасных…

Просьбы произносились быстро и с неистовством. Рон, оставаясь на коленях, следил за этим спектаклем, не решаясь отвести взгляд, как будто оцепенел в каком-то трансе. Каждый новый проситель оглашал свое желание, и Сатана обещал удовлетворить их все.

Рон пожалел, что не захватил магнитофон.

Наконец впереди оказалась Рут.

– Я хочу поговорить со своим братом Джейсоном, – сказала она. У нее был робкий и неуверенный голос.

– Приветик! Как дела?

– Джейсон! – Она как будто выдохнула все свои опасения, ее лицо расслабилось, напряжение в теле исчезло. Рут улыбнулась. – Как ты там?

Рон с ужасом наблюдал, как она минут пять общалась со своим братом, обращаясь при этом к сморщенной оболочке старухи, поддерживаемой шестами, а этот труп отвечал ей голосом мальчика-тинэйджера.

После того как Рут и Джейсон попрощались, Луис повернулся к Рону.

– Твой черед, – сказал он.

– Что? – Вконец запутавшийся и испуганный Рон поднял на него глаза. – Мне… мне просить нечего.

– Все неофиты должны что-то попросить у Сатаны.

– Иди ты в задницу, – ответил Рон, вставая. – Я не ваш неофит, и я ни о чем не прошу. Я ухожу. – И с этими словами он взбежал по ступенькам.

Ничего подобного.

Он хотел, но не смог.

Вместо этого медленно, на коленях, выполз вперед, не поднимая глаз и стараясь не смотреть во ввалившиеся глазницы Матери-Наставницы, и чувствуя при этом, что глаза всех присутствующих сфокусированы на нем. Голова была совсем пустой, ни единой мысли, но Рон чувствовал, как на него давят члены братства и другие студенты. А еще он чувствовал любопытство, исходившее от Сатаны.

– ПРОСИ, ДА ОБРЯЩЕШЬ.

Но ему не о чем просить!

– ПРОСИ.

– Хо… хочу, чтобы у меня появилась девушка, – пробормотал Рон.

– СДЕЛАНО.

И комната изменилась.

После жуткой напряженности общения с Сатаной Мать-Наставница казалась теперь просто душкой. Луис с несколькими старшими членами братства еще какое-то время общались с ней тихими, уважительными голосами, а она отвечала ломающимся пергаментным шепотом, после чего всем разрешили встать и выйти.

Оказавшись в безопасности наверху, Рон пролетел через кухню, гостиную, мимо все еще работающего телевизора и выскочил из дома братства. Из других домов доносились шум, крики, смех и мелодии с тяжелыми басами. Появилась еще одна полицейская машина; четверо придурков, расставив ноги, опирались руками на автомобили под присмотром двух полицейских.

Грудь Рона сдавило, голова кружилась, а крохотная, но ответственная частичка его мозга напоминала ему о том, что никакой информации он так и не собрал.

Сквозь весь этот хаос журналист добрался до своей машины. Забравшись внутрь, бросил блокнот на пассажирское сиденье, включил зажигание и отъехал.

Домой он вернулся в полной тишине и, прежде чем заснуть, сложил руки на груди и помолился. Первый раз за десять лет.

Но он знал, что никто его не услышит.

Утром его разбудил телефонный звонок.

Звонила Рут с предложением встретиться.

Глава 7

Из материалов номера «Брея газетт» от 29 сентября:

Самопровозглашенный комитет «сердитых местных жителей» в понедельник обратился в городской совет с петицией с требованием запретить свободную парковку в жилых районах возле Университета. По словам Бретта Самуэльса, председателя другого неназванного специального комитета горожан, за период, прошедший с момента начала осеннего семестра 11 сентября, значительно увеличилось количество граффити, актов вандализма и других повреждений частной собственности. Во всем этом Самуэльс обвиняет студентов Университета.

– У них отсутствует всякое уважение к частной жизни и собственности, – сказал он. – Одна из жительниц застала молодого человека, справлявшего нужду на лужайке перед ее домом. Когда же она стала его ругать, он непристойно оскорбил ее. Дело зашло так далеко, что некоторые матери боятся отпускать детей гулять в собственных дворах.

Представитель Университета заявил, что в подобных обвинениях нет ничего нового и что подобные претензии появляются у жителей каждый год.

– Конечно, в семье не без урода, – заметил Клифф Муди, представитель по связям с общественностью Университета, – но это же относится и к противоположной стороне конфликта. И студенты – не главная причина подобных жалоб. Некоторые из случаев слишком раздуты, а некоторые – плоды фантазии слишком активных соседей, у которых слишком много свободного времени и которым в принципе не нравится, когда на их улице паркуются чужие.

И хотя Самуэльс согласился, что в прошлом трения между владельцами домов и членами братств тоже существовали, он отметил, что в этом семестре дело приняло другой оборот.

– У этих ребят появился новый подход, – сказал председатель комитета жителей. – Подход, который можно охарактеризовать следующим образом: «Мы-будем-делать-все-что-захотим-и-вы-нам-не-указ». Так вот, они ошибаются. Мы можем их остановить, и мы сделаем все, что необходимо для того, чтобы улицы Бреи существовали для жителей Бреи.

На следующую среду городской совет назначил публичные слушания относительно парковок в жилых районах. Жителей города приглашают высказаться.

Глава 8

I

Когда она вернулась домой, Кит и ее мать ругались на кухне. Это была сокрушительная стычка, во время которой они орали друг на друга во всю силу своих легких. Фэйт подумала, не развернуться ли ей и не уехать или не проскользнуть ли тайком в спальню и спрятаться там, – но вместо этого заставила себя пройти через гостиную и столовую на кухню.

Они стояли лицом друг к другу: Кит в дверях, ведущих на задний двор, а мамаша напротив него, возле раковины, опираясь на крышку буфета, чтобы не упасть. Глаза у нее были красные, к лицу прилила кровь. В кухне сильно пахло текилой.

– А мне наплевать, что ты моя мать! – орал Кит. – И я не собираюсь тебя слушать! Ты и со своей-то жизнью никак не разберешься!

Мать прищурила глаза.

– А я тебя никогда и не хотела, – сказала она. – Ты вообще гребаная ошибка, и после твоего рождения все понеслось в тартарары.

Кит мгновение смотрел на нее, перевел взгляд на Фэйт, а потом захлопнул за собой дверь и, обежав вокруг дома, выскочил на улицу.

– Не надо было этого говорить. – Фэйт стала с матерью лицом к лицу. – Ты что, до сих пор не поняла, что можно говорить, а что нельзя?

– Переживет, – та пожала плечами.

– А может быть, и нет.

Мать пренебрежительно махнула рукой.

– Дела говорят громче слов, – сказала она.

Но Фэйт знала, что это верно не всегда. Иногда слова говорили громче дел.

А иногда между ними не было никакой разницы.

Зазвонил телефон, и мать бросилась к трубке, висевшей на стене возле холодильника.

– Слушаю? – Она молчала несколько мгновений, а потом протянула трубку Фэйт. – Тебя. Харт.

Харт? Опять? Они расстались почти год назад, а он все еще продолжал звонить ей – хотя бы раз в месяц. До него что, не доходит?

– Скажи, что меня нет. Что я на свидании.

– Сама скажи, – и уже в трубку: – Сейчас даю.

Фэйт взяла трубку у матери, грохнула ее на аппарат и, повернувшись, вышла из комнаты.

– А что ему сказать, если он перезвонит? – засмеялась ей вслед мамочка.

«Можешь трахнуть его сама, сука», – чуть не сказала Фэйт, но сдержалась. Она прошла в спальню и закрыла за собой дверь.

Что, черт побери, происходит с ее матерью?

И с Хартом, который продолжает звонить ей после всего этого времени… Фэйт вспомнила их самое первое свидание, вечером того дня, когда она встретила его на занятиях по американистике в колледже Санта-Ана. Он тогда привел ее в секс-шоп. То есть это был не совсем секс-шоп. Это было то, что называется «магазин игрушек для взрослых», и существовал он для тех самых псевдомодных «новых мужчин», которые поголовно были тайными шовинистами и для которых «Плейбой» являлся верхом утонченности. Харт хотел произвести на нее впечатление широтой взглядов и интеллектуальной смелостью. Десять минут он рассматривал силиконовые сиськи красивой обнаженной женщины, а потом надулся на весь оставшийся вечер, потому что Фэйт отомстила ему той же монетой. Когда они уже выходили, он обратил ее внимание на гигантских размеров резиновый член.

– Нравится?

– А то, – ответила тогда Фэйт и, округлив губы, с вожделением облизала их.

И вот тогда он надулся.

Не было смысла говорить ему о том, что идея куска резины, засунутого в вагину, ее совсем не возбуждает, или объяснять, что при ее росте эта штука была длиннее, чем требовалось, почти на целый фут и достала бы ей до самых легких. Его гордость была ущемлена, а мужское самолюбие поставлено под угрозу, так что ее шутку Харт воспринял как личное оскорбление.

Фэйт надо было бы сразу понять, что у них ничего не получится.

Но они ходили вместе почти целый семестр, прежде чем наконец расстались после жутко язвительной ссоры в «Мэйн-млейс молл», за которой наблюдала целая толпа зрителей.

И он продолжает ей звонить.

В этом есть что-то ненормальное.

Она глянула на будильник на туалетном столике. Уже поздно. Пора одеваться. Фэйт открыла шкаф и стала перебирать висящую одежду. Она не совсем врала, когда просила мать сказать Харту, что ушла на свидание.

У нее действительно сегодня вечером было назначено свидание, хотя она и не была от этого в восторге.

И в этом не было вины ее партнера. Они встретились днем в библиотеке. Фэйт расставляла книги по полкам; он искал какую-то книгу и попросил ее о помощи. Первое, что пришло ей в голову, хоть это и было мелко и преждевременно, это то, что он – «лакомый кусочек». Так вполне могла бы подумать ее мать, и Фэйт мгновенно почувствовала вину за то, что допустила подобную мысль. Но мысль никуда не делась, они разговорились, и все кончилось тем, что он пригласил ее на свидание.

Звали его Джон. Джон Тейлор. Он был первокурсником на факультете истории. Выглядел вполне милым и интеллигентным, был очень привлекателен и когда пригласил ее, она не смогла сказать «нет».

И мгновенно пожалела об этом. Все это было очень странно, но ей показалось, что она предает Джима. Конечно, это была полная ерунда. Он ведь не дал ей никакого повода думать, что они могут быть больше чем просто знакомыми или соучениками, хотя и пригласил ее перекусить после того, как она рассказала ему о том, что произошло на занятиях по ботанике, а это, в свою очередь, могло означать, что он ею заинтересовался.

Могло.

Но этого точно было достаточно, чтобы она почувствовала вину, встречаясь с кем-то еще.

Фэйт выбрала пару дизайнерских джинсов и сняла их с вешалки.

Ее курс по ботанике.

Мысль о нем все еще волновала ее. Она уже решила, что откажется от него, но еще не сделала этого, так как надо было получить подпись лектора на заявлении.

А она боялась встретиться с ним в кабинете один на один.

Даже когда Фэйт просто думала об этом, ее охватывала дрожь.

Завтра она пойдет на лекцию и заставит его подписать форму в присутствии других студентов. Тогда он ничего не сможет с ней сделать.

А почему он вообще должен с ней что-то сделать?

Этого она не знала. Но сама мысль о встрече с ним с глазу на глаз ей не нравилась.

К джинсам Фэйт выбрала белую блузку. Изысканная, но достаточно консервативная, она подчеркнет ее достоинства и в то же время покажет, что ее хозяйка не собирается сразу же раздвигать ноги. Посмотрим, как все будет развиваться. Фэйт не исключала вероятности того, что события могут развиваться и по этому сценарию, и в то же время хорошо понимала, что Джон – это ее второй выбор и так начинать отношения, скорее всего, не стоит.

Она мудро сказала ему, что встретится с ним в универе, в студенческом центре. Он жил в кампусе, и они предварительно договорились сходить на «Дьяволов» на фестивале студенческой киноассоциации. Фэйт объяснила, что это будет слишком долго и неудобно, если он сначала приедет за ней в Санта-Ану, потом они поедут в Брею смотреть кино, а потом ему вновь придется ехать в Санта-Ану и после этого опять возвращаться в Брею. И это было правдой. Но только частью общей причины, по которой Фэйт не хотела, чтобы он узнал ее адрес.

Она стыдилась того места, где жила.

И еще боялась, что он может встретиться с ее мамочкой.

И именно это было теми причинами, по которым она не хотела, чтобы Джон забрал ее. Так что сейчас, когда Фэйт вспомнила мать, опирающуюся на раковину и выкрикивающую непристойности вслед ее брату, она была рада, что приняла такое решение.

Девушка приняла душ, вымыла голову, накрасилась и оделась. Ее мать на кухне громко болтала по телефону с каким-то мужиком, так что Фэйт воспользовалась этим, чтобы проскользнуть через гостиную и выбраться из дома.

На мгновение она задумалась о том, где сейчас может быть Кит, но успокоилась, будучи уверенной, что он сам о себе позаботится. Скорее всего, останется у кого-то из друзей. Или подождет, пока их мамаша отключится на диване, и тогда вернется домой.

Год назад, даже еще в прошлом семестре, она сказала бы матери, куда идет и когда вернется. Но теперь Фэйт поняла, что мать совершенно не интересует, где она проводит время и чем занимается, так что сейчас она не оставила ей даже записки.

Это к разговору о неблагополучных семьях.

Когда Фэйт приехала, Джон сидел на одном из диванов в лобби студенческого центра, и она вновь не могла не заметить, насколько он был хорош. Джон рассказал ей, что по выходным дням он работает в радиомагазине, продавая стереосистемы и получая за это комиссию, но Фэйт подумала, что он мог бы легко получить работу в качестве исполнителя экзотических танцев, если б захотел.

Она опять думает, как ее мать…

Фэйт провела языком по зубам, чтобы на них не осталось следов помады, и с улыбкой подошла.

– Привет, – сказала она.

Джон одобрительно оглядел ее с ног до головы.

– Привет.

Что-то с этим свиданием было не так с самого начала. Она не знала, что именно, как и то, откуда она об этом знает, но Фэйт это знала, чувствовала и, если б могла отменить встречу или закончить ее, сделала бы это после первых десяти минут разговора.

В библиотеке все было хорошо. Джон был дружелюбен и мил, и ей понравилось говорить с ним. Но что-то изменилось. Пока они шли в кинотеатр, говорил он практически без умолку, так что ей не пришлось поддерживать беседу; но между ними появилась какая-то подспудная неловкость, и ей с ним было не по себе.

Кроме того, Фэйт определенно не понравилось, что во время фильма, в тот момент, когда монашки на экране зашлись в сексуальном неистовстве, рука Джона, обнимавшая Фэйт за плечо, опустилась на ее правую грудь.

Вежливо, но твердо она вернула ее на плечо.

После просмотра Джон предложил перекусить в «Лининг тауэр», ближайшей к кампусу пиццерии. И хоть ей этого и не хотелось, Фэйт согласилась, и он повез их в ресторан, восхищаясь по дороге фильмом и рассуждая о тех исторических событиях, которые легли в его основу. Ехал он очень быстро, а она лишь кивала, улыбалась и практически ничего не говорила.

Пиццерия была полна, и в ней было очень шумно. В одном углу группа придурков следила по ящику за футбольным матчем, под пиво рассуждая о методах тренировки команд и громко радуясь, когда их команда забивала, или еще громче ругаясь, когда она пропускала. В самой задней части темного помещения группа из пяти-шести школьников старших классов резалась в видеоигры, наполняя воздух взрывами, электронными звуками и шумом, когда герои этих игр пробивались сквозь неземные ландшафты. Музыка, громкая танцевальная музыка раздавалась со всех сторон, и посетителям ресторана приходилось громко кричать, чтобы перекрыть весь этот шум.

Но Фэйт была рада этому шуму, рада, что в ресторане так много народа.

Она не хотела говорить с ним.

Она не хотела оставаться с ним наедине.

Фэйт вдруг подумала о Джиме, о том, что он может сейчас делать, и о том, каким было бы это свидание, если б вместо Джона рядом оказался бы он.

Боже, пора заканчивать с этими тинэйджерскими романтическими заморочками…

Все места были заняты, но группа дружков Джона держала один из столиков возле ящика, так что они с Джоном уселись вместе с ними. У него были неприятные друзья, и он в их присутствии тоже становился неприятным, но Фэйт была благодарна за то, что они не остались вдвоем.

Прошло около часа; игра закончилась, и посетители стали расходиться. Сама она все это время тянула один бокал пива, а Джон не отставал от своих дружков и уговорил не меньше четырех или пяти. Она не чувствовала себя спокойно, когда позволила ему отвезти ее в универ, но почувствовала в нем какую-то агрессивность, когда он вел ее через парковку, крепко держа за руку. Поэтому Фэйт решила, что лучше будет не возражать ему, а как можно быстрее добраться до кампуса и так же быстро свалить оттуда домой.

Они доехали до универа, и она показала, где припарковала машину. Джон остановился рядом с «жуком» и выключил двигатель.

После чего подвинулся к ней поближе.

У Фэйт неожиданно пересохло во рту. Она не ожидала ничего такого и думала, что сможет закончить вечер без необходимости разбираться с подобными подкатами, но, увы и ах, пришлось.

– Мне все очень понравилось, – соврала Фэйт. – Спасибо тебе. – Она открыла замок и нажала на ручку двери, но Джон просунул правую руку у нее за спиной и положил ее ей на плечо. Фэйт повернулась к нему лицом. Он придвинулся ближе – изо рта у него несло пивным перегаром.

– Мне тоже, – сказал он.

И наклонился вперед.

Она позволила ему быстрый поцелуй без языка, а потом опять попыталась взяться за ручку, но его рука на плече сильно ее прижала, затем двинулась вниз, к ее груди, и стала тискать ее, одновременно прижимая спину Фэйт к спинке сиденья.

Другая его рука пролезла у нее между ног и стала тереть сквозь джинсы. Фэйт напряглась и запаниковала, не понимая, как она позволила ситуации зайти так далеко, и не зная, как из нее выбираться.

Девушка чувствовала себя так, будто впервые в жизни оказалась в подобном положении, хотя, встреть она Джона месяц назад или даже неделю назад, подобное окончание первого свидания показалось бы ей просто идеальным.

Но что-то в его напоре, в намеке на грубость, ощущаемом под его настойчивостью, испугало Фэйт и заставило ее пожалеть, что она не закончила свидание сразу же после фильма, как и хотела.

Джон сильнее надавил на ее промежность, и ей стало больно. Фэйт попыталась сжать ноги, попыталась отодвинуть его руку, но он продолжал тереть ее там, двигая рукой по шву джинсов и все сильнее нажимая на то место, где, как он знал, находилось ее отверстие.

– Ну давай же, – приговаривал Джон. – Тебе же самой хочется.

– Нет, – ответила Фэйт. – Я не хочу. Я хочу домой. – Она старалась говорить твердым и сильным голосом, голосом человека, контролирующего ситуацию, но чувствовала, что голос звучал слабо и умоляюще, как у жертвы, просящей хищника об одолжении.

Она схватила его за кисть, но Джон был сильнее, и его рука двинулась к ее ремню. Она сжала ее изо всех сил, попыталась остановить, но он засмеялся, легко пересилил ее, и его пальцы сжали пряжку ремня.

– Немедленно прекрати! – приказала Фэйт.

Пуговица на джинсах расстегнулась, и рука проникла внутрь, под джинсы и трусики; грубые пальцы стали тереть ее лобок. Фэйт сопротивлялась, стучала по руке, которая прижимала ее к сиденью, царапала другую ногтями.

– Ты же знаешь, что тебе понравится, – сказал Джон.

Фэйт совсем не возбудилась – она была испугана, и влагалище у нее было совсем сухим. Девушка вскрикнула от боли, когда Джон засунул в него свой палец.

Она впилась зубами в его руку. Он мгновенно отдернул ее и закричал. Только увидев следы своих зубов и кровь, Фэйт поняла, насколько сильно укусила его.

Хотя ее это совсем не волновало – она просто была благодарна за это открывшееся окно возможности. Мгновенно распахнула дверь и неловко выбралась из машины.

– Сука фригидная! – крикнул Джон ей вслед. – Гребаная фригидная сука!

Ей захотелось ответить ему, плюнуть в него, ударить по его гребаным яйцам, но она как можно быстрее вытащила ключи, дрожащими руками открыла машину и, забравшись внутрь, заперла все двери. И не стала смотреть, преследует ли он ее, а завела машину и отъехала.

Спустя полчаса, добравшись до дому и остановив машину, Фэйт все еще тряслась.