Текст книги "Лютая охота"

Бернар Миньер
Лютая охота

Только беспощадная ясность наедине с самим собой может дать право судить других.

Криста Вольф

© Егорова О.И., перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление ООО «Издательство «Эксмо», 2022

От автора

Несомненно, читательницам и читателям покажется, что семь нападений с ножом за одни выходные в самом центре Тулузы – всего лишь плод неуемной фантазии автора. Ничего подобного. Эти семь нападений, никак друг с другом не связанных, действительно произошли в течение сорока восьми часов. Я просто перенес их во времени; они случились в июне, а не в октябре 2020 года. То же с «охотничьей луной»: она есть, но те, кто увлечен этим феноменом, заметят, что я сдвинул его на недельку в интересах повествования. И наконец, множество фактов и рассказов относительно ситуации в пригородах и в полиции подсказаны реальными событиями и подлинными свидетельскими показаниями, только я их немного изменил в тех же интересах повествования, а также из уважения к тем, кто к этим событиям причастен. Зато главная история – история «охоты» – выдумана мною от начала до конца. Такова уж миссия автора художественной литературы: выдумывать истории, более правдивые, чем сама реальность. Следовательно, «любое сходство с ныне живущими людьми и с теми, кто жил когда-то»… ну и так далее.

Он не кричал. Просто спокойно дышал открытым ртом. Дождь поливал его, стекая по глазам, по затылку, вдоль спины, стекая под военную форму. Он чувствовал тысячи порезов от острых шипов, которые вошли в его тело и раздирали его миллиметр за миллиметром.

Колючая проволока впилась ему в шею, в щеки, в руки и в грудь, не выпуская и не давая пошевелиться. Сердце билось прямо под колючкой, которая упиралась в сонную артерию.

Плетеная сетка из колючей проволоки – тюрьма надежная.

Не шевелясь, он смотрел, как они спускаются с холма. Идут к нему. Мысли его в этот момент были на удивление ясными. Как когда-то в Афганистане или в конголезском лесу, когда его отряд попадал в окружение к более многочисленному, накачанному наркотиками и готовому умереть неприятелю. Те же, кто приближался к нему сейчас, не были накачаны наркотиками и не собирались умирать. Умирала их цивилизация. Та самая, которую он защищал всю жизнь.

Теперь он оказался не на том берегу истории, но сейчас это не имело для него значения. Он держал в руках собственную судьбу – и настал момент это сказать. Он чувствовал, что колючки доставали до легких и кровь сочилась каплями. Чтобы все кончилось, достаточно будет одного резкого движения. О чем он думал в этот миг? О том, что оказался не в своей эпохе, как ни крути…

Полная луна

Полная луна. Совсем как в тех фильмах категории Z[1]1
  Это неформальное обозначение подчеркивает, что такие фильмы по качеству еще хуже, чем стандартные низкобюджетники (категория B).


[Закрыть], которые он обожал. Истории про зомби и вампиров. Однако здесь не было никаких вампиров. И зомби тоже. Но было кое-что похуже. Где-то там, в лесу, у него за спиной.

С проволокой, впившейся в кожу, дышалось тяжело.

Он успел разглядеть их лица, когда его вытащили из багажника машины, и он отчаянно хлопал глазами, ослепленный пламенем факелов и фарами. Всего на какую-то долю секунды, не больше. Но ему хватило, чтобы все понять. Свет, горевший у них в глазах, сразу сказал ему, что это не игра. А если все-таки игра, то смертельная…

Казалось, они дали ему крошечную фору. Тьма окутала лес. И он сказал себе, что у него еще есть шанс. Ага, как же…

Он не имел ни малейшего представления, где находится. Его держали взаперти в каком-то помещении. Где воняло лошадиным пометом, скотиной и кожей, а за дверью слышались звон металла, лошадиное ржание и стук копыт по утоптанной земле. Эти звуки он раньше слышал только из телевизора. Он и лошади-то ни одной не видел за всю жизнь.

Потом его засунули в багажник какого-то большого автомобиля, который благоухал новизной, и куда-то довольно долго везли – может, час, может, два – прежде чем выгрузить посреди леса. Лес покрывал холмы, ночь покрывала лес, а все его мысли покрывал страх. У страха был свой звук – его собственное прерывистое дыхание и отчаянное биение сердца, свой запах – его пота и той вонючей гадости, которая сидела у него на голове, – и свой цвет. Черный. Черным был лес, черными были души тех людей, черной была его кожа.

Бежать… прыгать, карабкаться наверх, падать и снова бежать…

С трудом переводя дух, цепляясь на ходу за ветки, переходя вброд ручьи, журчащие под листьями, спотыкаясь о корни и камни. Удивительно, что не вывихнул себе лодыжку, но эта беда не заставила себя ждать. Штуковина, которую ему надели на голову, его душила, но он не мог ее снять: мешал плотный, застегнутый под подбородком ремень. В этой чертовой конструкции не было даже дырки напротив рта, а внутри воняло диким зверем и рвотой. Он постоянно моргал, стряхивая с ресниц капли пота, которые жгли глаза. Ноги его постепенно тяжелели, в боку кололо, и внутри, под ребрами, все сжималось от боли. Много бегать он не привык, тем более по густому лесу. Он знал только свой город, лестничные клетки, длинные коридоры и сделки по продажам. К тому же он был абсолютно голый, и яйца болтались у него между ног, пока он бежал, все более и более неуклюже загребая ногами. Его ступни и колени были изрезаны острыми камнями. В эту холодную ночь в конце октября он должен был замерзнуть, но от бега и страха кровь внутри бурлила, и в пепельном свете луны от странного сооружения на голове поднимались облачка пара.

Вдруг он увидел сквозь дырки в кожаной изнанке своей маски, как наверху, между черными стенами высоких деревьев, разгорается ослепительный свет и появляется огромная сияющая сфера, окутанная дымкой. Она горит в ночном небе, как гигантский прожектор. Это переливчатое сияние поведет его… У него появилась надежда. Безрассудная надежда. Дом… Там кто-то был. Там была помощь…

* * *

2:30 ночи. Он ехал по дороге, которая постепенно сужалась на спусках и подъемах холмов Арьежа, лежащих к югу от Тулузы. Дорога то углублялась в лес, то выныривала на луга с редкими фермами, стоящими особняком. А потом снова исчезала в лесу.

Ночь стояла темная. Рассветет только через несколько часов.

Он возвращался домой после дежурства в больнице. Когда доедет, жена и сыновья уже будут спать, а когда проснутся, то уже он будет спать сном праведника. Праведника? Это еще как посмотреть. Не отрывая рук от руля, он вдохнул запах, исходящий от воротничка рубашки. Он подарил ей те же духи, что и жене, но она явно переборщила.

Ночная тьма и высокие деревья бежали на каждом вираже за окном автомобиля, черные, как грех. На дороге он был один. Темнота леса и бесконечные повороты дороги в свете фар действовали на него завораживающе.

Ему очень хотелось поскорее вернуться домой. Глаза уже начинали слипаться. Еще минут пятнадцать – и ты окажешься в своей постели. Он широко раскрыл глаза, тряхнул головой, пошевелил челюстью и прибавил звук приемника. Его дом отделяли от дома Кристины всего двадцать километровых столбов, но ему пришлось включить музыку, чтобы не заснуть. В салон полились знакомые звуки. Группа «Traveling Wilburys»: Боб Дилан, Джордж Харрисон, Том Петти, Рой Орбисон и Джефф Линн. Как все хорошо звучало, пока не началось поветрие электроники и неопытных мальчишек-диджеев.

Дежурство в больнице было долгим, но два последних часа, проведенных в объятиях Кристины, возродили его и наполнили изнуряющим блаженством.

С Кристиной он познакомился в «Тиндере». Платформа позволяла ему не раз назначать свидания, но взамен вызывала ощущение вины и нечистоты. Что это было, с чем это можно сравнить? И каков смысл всех этих «свайпов»[2]2
  Свайп – в «Тиндере» способ отметить или проигнорировать чей-то аккаунт.


[Закрыть] или «мэтчей»[3]3
  Мэтч – в «Тиндере» совпадение интересов, позволяющее начать общение.


[Закрыть]? У него внутри завелся маленький критический голосок, который говорил, что все эти порно и сайты знакомств превращали любовные отношения – а он без этого не мог – просто в ярмарку домашней скотины.

«Теперь мы уже не просто пользователи, мы стали продуктом, которым пользуются, – думал он. – Нами можно попользоваться и выбросить».

Он знал, что такого рода размышления, как и размышления о музыке, просто-напросто означают, что он стареет. Ему всего сорок, а он рассуждает как старик, и его родители – мир их праху – еще до него думали точно так же. И его жена, и дети не устают ему это повторять. Только Кристина льстила его самолюбию и говорила, что у него тело юноши…

Да что за черт!.. Из лесу только что кто-то выскочил на дорогу прямо перед ним.

– Олень! Гребаный олень! – выругался он.

Он слишком поздно заметил в свете фар величавые рога животного, буквально вылетевшего на шоссе. Он ударил по тормозам, привстав на сиденье, но избежать удара не смог. В последнее мгновение перед тем, как его сбила машина, олень обернулся к нему, и в ярком свете фар он увидел полные ужаса, почти человеческие глаза зверя.

Столкновение было ужасным.

В тот момент, когда ему удалось наконец остановить машину, ее сильно тряхнуло, раздался визг тормозов и шин об асфальт, и тело огромного животного упало сначала на капот, а потом рухнуло на дорогу перед самым бампером.

Он тут же открыл дверцу, выскочил из машины и обошел ее спереди. Скользнув взглядом по смятому капоту, он увидел на асфальте распростертое тело, освещенное ярким светом фар. От него на дорогу падала длинная черная тень.

И в тот же момент задохнулся и открыл рот. Зрачки его расширились… Он никогда не забудет того, что увидел.

На асфальте распростерся никакой не олень. Это был человек.

Понедельник

Ночь. Лес. Фары. Сверху луна. Деревья в свете фар. Деревьев очень много. А домов – всего ничего. Время от времени виднеется какая-нибудь одиноко стоящая ферма. Группу подняли с постели в 4 часа утра.

– Как здесь сыро, – заметила Самира.

Других комментариев не последовало. Сервас вынырнул из кошмара, в котором он обедал в компании всех мертвецов, встреченных им за долгую полицейскую службу, когда на ночном столике зазвонил телефон. Это был Шабрийяк, новый начальник уголовной полиции. Прокурор Фуа позвонил среди ночи постоянному представителю прокуратуры Тулузы, а тот поднял на ноги уголовную полицию по случаю подозрительной гибели человека на одной из дорог Арьежа. Около 2:30 ночи неизвестный молодой человек был сбит машиной. По всей видимости, он выскочил из леса прямо под колеса, и водитель ничего не смог сделать.

– Дорожное происшествие? – удивленно переспросил Сервас, еще не проснувшись, и посмотрел на часы.

– На нем была маска: голова оленя… Он был ранен, и у нас есть основания предполагать, что… гм… он от чего-то убегал… Или от кого-то…

Сервас сразу проснулся окончательно.

– Дорожное происшествие? – с недоверием повторила Самира, когда он позвонил ей пятью минутами позже.

– Авария? – шепотом сказал чуть позже Венсан, стараясь не разбудить Шарлен.

Самира Чэн и Венсан Эсперандье были лучшими в его следственной группе. Поначалу он не хотел их принимать. Самира походила на нервозную девицу из готов, а Венсан – на подозрительно манерного парня. Как только они появились, сразу начались перешептывания, сплетни и всяческие намеки, более или менее человеконенавистнического и пренебрежительного толка. Сервас положил этому конец. Он начал доверять обоим все более ответственную работу, а приглядевшись к ним, сумел распознать в обоих блестящих следователей. Вот уже двенадцать лет, как Самира и Венсан работают в его группе. С тех пор много воды утекло. Он взял термос с кофе, который протянула ему сидящая сзади Самира, и налил себе стакан. Опустив стекло и сдвинув вниз маску, он отпил глоток. Машину вел Венсан. Он нагнулся и сквозь лобовое стекло посмотрел в ночное небо. Их с улыбкой сопровождала круглая луна.

Они сбросили скорость, увидев метрах в ста впереди яркий свет вращающихся фонарей, который словно стекал по стволам высоких деревьев. Венсан затормозил. Сервас удивился, увидев такое количество автомобилей. За оградительными желтыми лентами сновали силуэты людей. Ярким светом был освещен навес над местом происшествия. Он вносил в ночной полумрак более светлую нотку. Они остановились на травянистой обочине.

– О, да мы здесь не первые, – констатировал Эсперандье, не снимая рук с руля, – говорили, что нынче жандармский слет.

– Что они там делают? – спросила Самира, просунувшись между передними сиденьями. – Собираются нам помогать или спихнуть это дело на жандармерию?

– В любом случае, я никогда не видел, чтобы столько народу собралось на обычное дорожное происшествие, – заметил Венсан.

Когда они вышли из машины, небо снова заволокло облаками, и луна исчезла. Их ослепил свет вращающихся прожекторов, и они, прикрываясь ладонями, двинулись к желтой ленте заграждения. Сервас подумал, что и жизнь похожа на такой прожектор: свет между двумя вечными ночами. Он светит только короткий миг, а потом гаснет. И единственное, что остается, – это воспоминание о свете. Но и оно постепенно угасает.

Он заметил, что приехавшие до них жандармы поработали быстро и серьезно. Они разделили место происшествия на три зоны, и невидимые границы этих зон определялись по профессиональному признаку. Зона № 1 относилась непосредственно к самой аварии, и там стоял автомобиль, вокруг которого еще хлопотали техники в белых комбинезонах, похожие на космонавтов. Зона № 2 располагалась в лесу, в том месте, откуда выскочил парень, и еще одна бригада «космонавтов» прочесывала ее сантиметр за сантиметром. А в третьей зоне стояли в сторонке должностные лица и остальной личный состав.

Сервас подумал, что зону № 1 наверняка затоптали ребята из службы спасения и из «Скорой помощи». С другой стороны, вряд ли ее вообще можно считать местом преступления. Самое главное было в другом месте: в лесу… Там, где на парня устроили облаву, где за ним гнались, если это действительно так.

Как бы там ни было, пакет с тентом и прожекторами… Он ощутил, как по венам побежал адреналин, а любопытство быстро нарастало: похоже, здесь произошло что-то серьезное. Стольких людей не поднимают среди ночи просто так, без причины.

Подходя к группе жандармов и магистратов, он узнал среди силуэтов, мелькающих на фоне прожектора, нового прокурора Тулузы, Гийома Дрекура, который раньше служил в Безансоне. Он недавно заявил одному из местных журналистов, что в молодости перед ним стоял выбор: продолжать учебу на юридическом или стать спортивным тренером. И что он обладает командным духом. Оставалось только посмотреть, проявится ли этот командный дух в полиции.

Прокурор, в свою очередь, с любопытством разглядывал подходящего Серваса, даже не пытаясь это любопытство скрыть. Серые проницательные глаза, поверх маски круглые очки.

– Майор, – произнес он.

– Господин прокурор.

– Господин прокурор, – сказал стоявший рядом офицер жандармерии, – там уже начали составлять протокол, ждут вашего решения…

Прокурор взглянул на жандарма, потом на Серваса.

– Майор, – сказал он, – я наслышан о вас и вашей группе.

– Вот капитан Эсперандье и лейтенант Чэн, – отвечал Сервас. – А можно попросить план места происшествия?

Они обернулись к жандармскому офицеру, и тот указал на обочину возле разбитой машины.

– Парень выскочил из леса вон там, – пояснил он сквозь маску. – И у водителя, – он указал на человека, который сидел на складном стуле и пил горячий кофе под освещенным тентом, – не было возможности остановиться. Он его ударил, и парень отлетел на асфальт. У него была… голова оленя, с молнией на затылке и ремешком под подбородком.

Сервас вздрогнул.

– Голова оленя? А где она? – поинтересовался он.

– Ребята из «Скорой помощи» сняли ее, когда пытались его реанимировать. Ну и, конечно, запачкали ее по той же причине. Ее опечатали, и она лежит там, под тентом. И еще спасатели порядком затоптали первую зону.

«Настоящий склад, а может, стройплощадка», – подумал Сервас, в очередной раз удивляясь организованной работе сил порядка. Они, конечно, взяли пробы ДНК у сотрудников «Скорой помощи», чтобы потом сравнить их с теми, что остались на месте аварии в зонах 1 и 2.

– Когда парень внезапно появился в свете фар, водитель сначала решил, что это настоящий олень, и находился в состоянии шока, – продолжал офицер.

– А что он делал на дороге в такой час?

– Он медбрат. У него было ночное дежурство в больнице, и он возвращался домой…

– Мне сказали, что парень от кого-то убегал… Кто его преследовал, известно?

– Вы сами увидите… – замялся жандарм, – скорее всего, это м-м-м… вопрос деликатный.

– Вот как? А почему?

– Сами увидите… – повторил офицер.

Сервас представил себе эту сцену. Ночь. Свет фар. Лес. Силуэт с оленьей головой выскакивает перед автомобилем, как какой-нибудь мифический персонаж. Водитель не успевает вовремя затормозить. Он не только изумлен, он заворожен и парализован этим зрелищем. Сервас вздрогнул. Ему вдруг ужасно захотелось закурить. Он достал из кармана пачку сигарет и вдруг вспомнил, что на нем маска. Чертов вирус. Наказующий, убивающий и очищающий, он нашел свой символ: маску. Ее надевают, как намордник, как знак обреченного и затравленного общества, которому полагается сидеть тихо и соблюдать гигиену…

– Господин прокурор, что нам надлежит делать? – не унимался представитель жандармерии. – Время идет. Моя бригада готова…

– Поскольку вы приехали раньше всех и уже получили показания водителя, то я поручаю вам расследование самой аварии как таковой, – ответил прокурор. – А группе майора Серваса я официально поручаю расследование всего, что относится к ее причинам: была ли она случайной, был ли пострадавший похищен и нет ли случайных свидетелей похищения, незаконного лишения свободы, пыток и попыток убить этого парня. Разумеется, сначала его надо идентифицировать. Я жду информацию и рассчитываю на то, что вы поведете это дело с умом.

Сервас заметил, каким жестким стал взгляд офицера жандармерии.

– Венсан, – обратился он к Эсперандье, – свяжись-ка со Службой судебной идентификации и проверь, получили ли они фото от Службы безопасности во всех необходимых ракурсах. Самира, а тебе предстоит побыть крючкотвором: собрать все печати, составить альбом из фотографий с места преступления и убедиться, что протоколы осмотра безупречны и неоспоримы.

– Будут и безупречны, и неоспоримы, – огрызнулся офицер жандармерии. – Мои люди не имеют привычки халтурить с протоколами.

– Я в этом не сомневаюсь, – дипломатично ответил Сервас.

Он внимательно посмотрел на изуродованную машину. Рядом с ней кто-то сидел согнувшись. И этого кого-то он знал: это была Фатия Джеллали, эксперт судебно-медицинского объединения при полицейском управлении Тулузы. Профессионал до кончиков ногтей. Знает свое дело и предана ему. Это хорошая новость.

Сервас поднял воротник пальто. Температура упала ниже нуля. Скоро ноябрь, месяц смертей и хризантем. Начало сезонной депрессии.

Прежде чем войти в зону 1 и подойти к судмедэксперту, он заставил себя надеть комбинезон, перчатки и бахилы. Фары автомобиля были постоянно включены и слепили глаза, вынуждая жмуриться, но постепенно он начал различать детали. Голое тело лежало боком на асфальте. Возле него на корточках сидела доктор Джеллали и осматривала его спину с помощью прибора, который Сервас сумел узнать, ибо не раз видел, как работают судебные медики. Это был плунжер, приспособление очень мощное, работающее автономно. И вдруг он понял, почему жандарм назвал это дело деликатным. Парень был чернокожим, и вовсе не из-за игры света и тени.

* * *

– Привет, – сказал он.

– Привет, Мартен.

Она даже головы не подняла, настолько углубилась в работу. Был момент, когда они чуть не начали встречаться, до того как Сервас познакомился с Леа. Он тогда колебался. Фатия Джеллали была женщина очень привлекательная и милая. Но в то же время не зря многие следователи называли ее Богиней Мертвых. Как и он, она жила только работой, как и он, хорошо зарабатывала. Но он не был уверен, что жизнь с этой женщиной поможет ему справляться со своими призраками и держать их на расстоянии. А потом в его жизнь вошла Леа, с ее веселым нравом, энергией, человечностью и прямотой, и привела весь мир в согласие[4]4
  См. романы «Сестры» и «Долина».


[Закрыть].

– Что ты об этом думаешь? – спросил он.

– Не забегая вперед, я бы сказала, что его убил сильный удар о землю. Но перед этим его еще ударил автомобиль: на капоте и ветровом стекле есть следы крови. И у него изранены ступни: видимо, он долго бежал по лесу.

Посмотрев на ярко горящие фары, Сервас снова сощурился. Потом переключил внимание на руки погибшего, вокруг которых судмедэксперт разложила прозрачные полиэтиленовые пакеты.

– Кто-нибудь снял у него отпечатки пальцев?

Она помотала головой:

– Еще нет. Не может быть и речи, чтобы производить изъятие или любые манипуляции, способные случайно загрязнить кожу, пока я не взяла пробы с пальцев и из-под ногтей.

Ее строгость и непримиримость в таких вопросах он знал хорошо.

– Нам очень нужны отпечатки пальцев, чтобы его идентифицировать, потому что ни одежды, ни документов не нашли, – возразил он. – Можно воспользоваться «щадящей» техникой, к примеру, порошками, которые не действуют на ДНК. А можно просто сфотографировать…

– Мартен, при теперешнем положении вещей никто, кроме меня, к телу не притронется, – отрезала она. – И никто не притронется к его рукам, пока я не изучу пальцы и ногти. Это ясно? Я вставала так рано не для того, чтобы заниматься пустяками.

Как это похоже на Фатию Джеллали! У нее был свой собственный протокол, и никто не смел его нарушать. Таких скрупулезных судмедэкспертов он больше не знал. Пришлось подавить вздох. Вообще-то, он всегда радовался, что она являет собой пример высокого профессионализма, но в этот раз он бы предпочел выиграть время.

– Полнолуние, – сказала она вдруг.

– Да, я заметил, – отозвался он, подняв глаза к ночному небу.

– Охотничья луна…

Сервас вздрогнул:

– Что?

– Полную луну в эту ночь называют охотничьей луной, – объяснила она. – Полную луну в октябре, потому что когда-то давно она облегчала ночную охоту на перелетных птиц. Она следует за полной луной сбора урожая в сентябре. Если не считать того, что две тысячи двадцатый – год исключительный со всех точек зрения: в нем тринадцать полнолуний вместо двенадцати. В октябре сразу два. Тринадцатая и есть охотничья луна, – повторила она.

Сервас вспомнил, что в греческой мифологии Артемида, богиня охоты, тоже ассоциировалась с луной, и по телу у него пробежала дрожь.

– Думаешь, это совпадение? – спросил он.

– Не мое дело об этом рассуждать. Скорее ваше.

– Судя по тому, что я слышал, он убегал от чего-то или от кого-то… Вообще-то говоря, на него… охотились. Знаешь, откуда взялась эта гипотеза?

Она покачала головой:

– Смотри.

Она направила луч фонарика на лопатку погибшего. На левом плече, ниже ключицы виднелась рана, и из нее, поблескивая в ярком свете, торчал острый металлический шип. Сервас тоже присел на корточки.

– Что это? Стрела?

– Арбалетная.

Он ощутил, как волосы на затылке встали дыбом.

– Необычно, а? – продолжала она. – Но это еще не все…

Она положила фонарик на землю и взяла тело за плечи.

– Помоги-ка.

Он помог медленно и осторожно перевернуть тело на спину, на брезент, расстеленный прямо на щебенке и асфальте.

Первым делом она направила луч фонарика на его лицо, хотя его и освещали фары.

Сервас застыл. Мертвые глаза. Глаза того, кто едва увидел жизнь и сразу ее покинул: юноше было не больше двадцати. Фатия Джеллали скользнула лучом по подбородку и выступающим ребрам: мальчик был худой.

Сказать, что Сервас удивился, значило бы ничего не сказать. Он был ошеломлен, но старался не думать, не строить гипотез на этой стадии и не делать поспешных заключений.

На груди юноши кто-то выжег слово

ПРАВОСУДИЕ